Александр Курс. О чем рассказал и о чем умолчал архив
Причудливы и зачастую трагичны судьбы людей, чьи жизнь и творчество пришлись на 30-е годы минувшего века. Александр Курс и Адриан Топоров... Оба литератора вошли в историю культуры Советского Союза... То неразлучные друзья... То смертельные враги... Кто из нас без греха, пускай бросит в них камень.
Александр Львович Курс родился в 1892 году на территории современной Беларуси - то ли в Брест-Литовске, то ли в Гродно. Точных сведений об этом не сохранилось, но известно, что учился он в брестской гимназии, поскольку в крепости этого города служил военным фельдшером его отец. Здесь же он увлекся революционными идеями. Дальнейшая жизнь этого незаурядного человека пестрит названиями более экзотических мест: ссылка в Сибири, эмиграция в Лондон, Одесса времен интервенции, фронты Гражданской войны, Москва...
В столице молодой Советской России он проявил себя журналистом ярчайшего таланта, стал основателем популярнейшего журнала «Экран» (будущий «Советский экран»), вошел в историю кино и как автор сценариев фильмов режиссера-классика Л. Кулешова «Ваша знакомая» и «Великий утешитель». А в Сибирь он поехал вслед за своим старшим другом и крупным партийным деятелем С. Сырцовым (будущим Председателем СНК РСФСР) - строить новую жизнь.
Впечатляет круг людей, с которыми был знаком и дружил А. Курс: Я. Свердлов, К. Паустовский, Э. Багрицкий, И. Бабель, В. Шкловский, М. Кольцов, В. Инбер, Л. Рейснер, И. Эренбург и др. В. Маяковский называл Александра Львовича «газетчиком от бога»[1] и посвятил ему свои поэтические строки: «Хорошо идешь! Курси вперед!»[2]
Жизнь А. Курса трагически оборвалась в самом расцвете сил. Возглавляя газету «Советская Сибирь», он увлекся идеями авангардизма и ЛЕФа в литературе, вступил в неравную борьбу с А.М. Горьким, в 1930 году был исключен из партии, уехал в Москву, где сначала перестал быть востребованным, как художник, а в 1937 году был арестован по несправедливому обвинению и расстрелян.
Адриан Митрофанович Топоров - известный просветитель и писатель (1891-1984). Один из создателей знаменитой алтайской коммуны «Майское утро» (1920), автор легендарной книги «Крестьяне о писателях» (1930).
О ней следует сказать особо: здесь он собрал отзывы мужиков и баб из алтайской коммуны «Майское утро» на произведения мировой классики и советских писателей, продекламированные им в помещении местной школы с 1920 по 1932 гг. В свое время А.М. Горький писал из Сорренто, что читал эту книгу, «захлёбываясь от восторга».[3] Чуть позже из Лозанны прислал растроганное письмо известный русский библиограф, руководитель Международного библиотечного института Н. Рубакин.[4] Среди почитателей таланта автора можно также назвать имена В. Вересаева, К. Чуковского, А. Твардовского, М. Исаковского, В. Сухомлинского, А. Луначарского, С. Залыгина, В. Зазубрина, Е. Пермитина, Г. Вяткина и др. Добавим, что «Крестьяне о писателях» вызвали значительный интерес у читающей публики в США, Польше, Австралии, Швейцарии, Германии и в ряде других стран.
Нашлись у автора книги и всемогущие враги. В результате по ложному обвинению он в 1937 году был осужден по печально знаменитой 58-й статье, прошел 6 пересыльных тюрем и 2 исправительно-трудовых лагеря ГУЛАГа, а его главное произведение было включено Главлитом в «Аннотированные списки политически вредных книг, подлежащих изъятию из библиотек и книготорговой сети».[5]
Судьбы Курса и Топорова перехлестнулись в Сибири. Будучи практически ровесниками, они близко сошлись. А. Курс несколько раз жил у А. Топорова в его скромном учительском доме в коммуне «Майское утро», покровительствовал начинающему писателю, передавал А. Топорову свои литературные труды для обсуждения их коммунарами. В определенном смысле был даже крестным отцом книги «Крестьяне о писателях», за что удостоился от ее автора искренних благодарственных слов в ее первом издании.[6]
В дальнейшем жизнь, литературная борьба, неистовый темперамент обоих - всё это развело их по разные стороны баррикад. Недружественные действия и категорично негативные оценки общественной и литературной деятельности А. Топорова со стороны А. Курса положили начало его травле, вынудили к отъезду из Сибири. Еще более трагичной, как мы уже знаем, была судьба самого Александра Львовича. Мир праху обоих! Не суди, да не судим будешь!
А вниманию читателя предлагаются отрывок из мемуаров А. Топорова, хорошо иллюстрирующий житейские и литературные нравы тех времен, а также глава из его книги «Крестьяне о писателях» с разбором рассказа А. Курса «Американский костюм». Оба этих документа хранятся в личном фонде А.М. Топорова в Государственном архиве Николаевской области и ранее не публиковались.
Книга Топорова А. М. Крестьяне о писателях, 1930
Адриан Топоров
Из воспоминаний
В начале 1928 года в Новосибирске уже закипали бои между талантливыми советскими писателями с одной стороны и ультралевыми литературными компрачикосами – с другой. В столице Сибири набирал силу Александр Курс, прожжённая бестия, беспринципный авантюрист, но не бесталанный журналист. Он втёрся в фавориты к секретарю крайкома С.И. Сырцову и нахрапом лез в литературные генералы. А. Курс организовал свою литературную группу «Настоящее», которая провозгласила сумасбродный девиз: «Искусство – опиум для народа». Начал выходить и журнал «Настоящее», редакция которого гордо заявила, что подлинная литература – литература факта. Все прочие жанры, по её мнению, - вредны.
Опираясь на забияшных юнцов А. Панкрушина, О. Барабаша и других крикунов, А. Курс и открыл поход против В.Я. Зазубрина и «Сибирских огней», обвиняя их в контрреволюционном уклоне.
Проживая в далёкой деревне, я и сном–духом не ведал, о чем «гремели столичные витии», какие каверзы готовили они В.Я. Зазубрину и «Сибирским огням». Посмотрев мои очерки в №6 «Сибирских огней», А. Курс немедленно прислал мне панегирик о них и просил дать ему для «Настоящего» такой же фактический материал, так как он–де точно соответствовал задачам этого журнала.
В простоте душевной я рассуждал так: «Сибирские огни» и «Настоящее» - советские издания. Их редактируют коммунисты, члены одной и той же партии, идейные братья. У меня заготовлен ворох крестьянских отзывов о художественной сочинениях. Его хватит на 5-10 журналов. Пошлю стопку отзывов и «Настоящему». Пусть печатает.
Узнав об оригинальном опыте, редакции центральных журналов тоже просили у меня отзывы. Я неожиданно оказался в положении богатой невесты, к которой враз накатило много выгодных женихов, и она не знала, кому же отдать руку. Но «Сибирские огни» - моя первая любовь. Изменить ей я не мог. Однако подбирал я отзывы и для «Настоящего». Но, обременённый текущими служебными делами, я не смог быстро отослать очерки по назначению. А тем временем вышел в свет №1 «Сибирских огней» за 1928 год. И случись же такой грех: в этот номер угодили пространные и похвальные высказывания коммунаров о «Двух мирах».
А. Курс разъярился. Не получив от меня ничего, он подумал, что я игнорирую его любимое чадо. И разработал коварный план войны. Чтобы свергнуть В.Я. Зазубрина, он направил тяжелую артиллерию сначала на меня. Расчёт был понятен. А. Курс хотел опозорить меня, а потом поднять бучу: смотрите, люди советские, вот какие контрреволюционеры поют дифирамбы Зазубрину! Ату его!!
Он не сомневался, что Зазубрину будет капут. Для осуществления планы борьба А. Курс посылает в «Майское утро» своего верноподданного инкогнито – О. Барабаша (псевдоним – О. Бар). Соглядатай тайно пробирается вечером в класс школы, наполненный моими слушателями. В те дни в коммуне работали межколхозные курсы механизаторов. Вечер проходил обычным порядком: политинформация, очередная читка художественного произведения, беседа, оркестр.
А спустя неделю, в «Советской Сибири» от 21 марта 1928 года, как из чистого неба, грянул гром. Почти всю вторую полосу газеты заполнила безудержная клеветническая статья О. Бара под зазывной шапкой: «Как учитель Топоров разъясняет крестьянам-коммунарам китайскую революцию и современную литературу».
А ниже, в фигурной рамке, дано содержание статьи в виде названия глав:
«О «бескровных» методах английской буржуазии и французских варягах. – Гражданская война или резня? – Что такое червизм? – Рыбацкий шалаш на острове Ханян. – Человечество, которое надо пожалеть. – Христос и Ленин. – Ленинские «сказки» и дела гуманистов. – Бунин в роли человеколюбца. – Как Есенин попал в любимые поэты советской деревни».
А ещё ниже выстроились основные «тезисы» статьи:
«Семь лет ведет Топоров свою культработу в коммуне «Майское утро». Много ли у нас есть коммунистов-культурников, способных также закопать себя в деревне и вместо «топоровщины» нести в крестьянскую массу подлинное коммунистическое просвещение?».
Мне очень больно чрезмерно злоупотреблять вашим терпением, читатель. Посему и отказываюсь от мысли воспроизвести полностью эту статью, неопровержимо доказывающую, что О. Бар – это попросту беспардонный кляузник, извратитель фактов и демагог. Он слишком переборщил в выполнении задания А. Курса, сделал меня не только врагом советской власти, но хуже того – безнадежным сумасшедшим, а коммунаров – недавних партизан - превратил в бессмысленных олухов царя небесного, смиренно выслушивавших хохот и глумление «матерого контрреволюционера» над всем святым для советских людей.
Со статьей О. Бара я встретился в Барнауле, направляясь в Новосибирск, куда меня вызвали для участия в методическом совещании при Сибоно. Заодно пригласили и на Сибирский краевой съезд писателей, чтобы сделать доклад об опыте крестьянской критики художественной литературы. Но оба мои запланированные выступления сорвались. Всё же я доехал до Новосибирска. Посоветовавшись с В.Я. Зазубриным, спешно вернулся в коммуну – отбивать атаку.
Стратегический план А. Курса потерпел крах. Положение сложилось по пословице: «Чем нелепее, тем лепше». Лепше – для меня. Фантастическая несуразица в пасквиле О. Бара лезла всем в глаза. Опровержение её не требовало особенных усилий.
Пока я ездил в Новосибирск и обратно, в «Майское утро» и тоже инкогнито заглянул корреспондент «Известий» Абрам Давидович Аграновский. К месту «чрезвычайного происшествия» его погнала шумная статья О. Бара. Что разведал в коммуне А. Д. Аграновский, - об этом он написал в очерке «Генрих Гейне и Глафира» («Известия» от 7 ноября 1928 года). Скажу только, что в последствии эта статья составной частью входила во все послевоенные издания моей книги «Крестьяне о писателях», поскольку в ней высокопрофессионально и в высшей степени доброжелательно был оценен мой скромный опыт культурно-просветительной работы в селе, а с сыном Абрама Давидовича - Анатолием Абрамовичем, известным писателем и журналистом, – я дружу и по сей день.
Ложь О. Бара возмутила также и коммунаров «Майского утра», и всех приезжих курсантов, слушавших мои беседы и читки. Они написали в редакцию «Советской Сибири» опровержение клеветы. В коммуну наехала следственная комиссия из 11 членов во главе с представителем крайкома Б.А. Каврайским., секретарем Барнаульского окружкома И.С. Нусиновым и начальником окружного ГПУ И.А. Кадушиным. Семь суток эта комиссия расследовала всю подноготную о моей «диверсионной» работе. На заключительном собрании председатель комиссии И.С. Нусинов доложил:
- Политическая, хозяйственная и культурная жизнь коммуны идет по правильному, здоровому пути. Организация процветает во всех отношениях. В этом главная заслуга партийного руководства и Совета коммуны. Но во всех достижениях коммунаров видна положительная роль учителя Топорова. Его опыт культурно-просветительной деятельности достоин изучения и подражания. О. Бар незаслуженно опозорил образцового советского учителя… совсем недавно, в №3 журнала «Настоящее», тот же О. Бар писал, что «Майское утро» - лучшая коммуна в Барнаульском округе и т.д., и т.п.
Прослушав игру струнного оркестра, И.С. Нусинов подбежал к сцене и, пожимая мне руку, воскликнул:
- Товарищ Топоров! Да вы же творите чудеса! Оркестр ваш играет классические вещи! Где ещё это видано в глухой сибирской деревне?! Нигде!..
А И.А. Кадушин добавил:
- Приезжай ко мне в Барнаул, товарищ Топоров… Подарю коммуне пианино – за твою работу…
Я пишу об этом не для мальчишеского бахвальства. Барнаульский окружком партии оправдал меня. И.С. Нусинов напечатал в «Советской Сибири» статью «Об учителе Топорове, «топоровщине» и проницательности тов. Бара» (№134, 1928 г.). Она разгромила лжеца. В том же номере борзописец признал свою «ошибку».
Ради истины не могу не сказать, что И.С. Нусинов и Б.А. Каврайский числились в ядре группы «Настоящее». Тем не менее, они честно пошли против А. Курса в моём деле. Это были благородные, высокоинтеллигентные советские литераторы, о которых я храню самые тёплые чувства признательности…
Поход А. Курса на меня совпал с пребыванием в барнаульской ссылке известнейшего советского публициста Льва Семеновича Сосновского, попавшего в опалу у гения зла. Этот правдолюбец, заступник десятков и сотен несправедливо обиженных и оскорбленных, читал раньше о моей культурно-просветительной работе в коммуне. По собственной инициативе он ополчился на О. Бара, поместив в номерах 136 и 138 «Красного Алтая» (1928 г.) статью-фельетон «Барнаульская гидра». Не могу удержаться от искушения воспроизвести её почти целиком:
«1. ШТЫКОМ В ГЛАЗ.
Город Николаев (на Украине) раз десять переходил из рук в руки за годы гражданской войны. При всех сменяющихся властях отсиживался бывший городской голова Леонтович, создатель первоклассного аквариума, равного которому нет в СССР. В его аквариуме представлено было всё подводное царство от диковинной рыбёшки до крокодила. Как ни трудно было уберечь в такие времена аквариум, он все же уберёг. Кое-какая рыбешка, однако, подохла, а крокодил потерял один глаз. Вышло это так. Какой-то красноармеец решил, что это и есть та самая «гидра контрреволюции», о которой горячо говорят митинговые ораторы и которую рисуют на плакатах. Он и ткнул «гидру» штыком. Шкуру пробить не мог, а глаз выколол.
Можно себе представить, с какой гордостью бравый красноармеец рассказывал в родной деревне, как он «собственной рукой» поразил подлую «гидру» в самый глаз.
И смешно, и грустно было смотреть на окривевшего крокодила, ставшего инвалидом гражданской войны.
Да и откуда было в сущности знать этому хлопцу, что гидра сама по себе, а крокодил – сам по себе.
Гораздо печальнее видеть, что в нынешнем году сотрудник «Советской Сибири» О. Бар нашел самую настоящую контрреволюционную «гидру» в Барнаульском округе.
«Гидрой» этой оказался учитель Топоров, работающий в коммуне «Майское утро», Косихинского района.
Ну, как же не гидра?! Подумайте только:
Бывший эсер.
Активно боролся против нас.
Сознательно закопался в землю на 7 лет для вредительской работы.
Ежедневно и беспрепятственно ведет среди коммунаров открытую контрреволюционную пропаганду.
Вы не верите? Помилуйте, сам О. Бар собственными ушами слышал.
Вышеозначенная гидра – он же учитель Топоров – читает каждый вечер вслух газеты, журналы, книги. Читает да от себя поясняет. Но как поясняет?
Зайдет речь о Китайской революции, и «гидра» злорадствует:
- Ха-ха! Вот тебе и революция, вот тебе и советы в Китае!
Сообщается ли о стачечной борьбе горняков в Англии, «гидра» опять злорадствует:
- Ха-ха! Тоже вздумали бунтовать! Нет, английская буржуазия умная, с ней не сладишь. Она и крови не прольет, а раздавит.
И так каждый день, и так семь лет подряд.
Положим, О. Бар пробыл в коммуне «Майское утро» не все семь лет полностью, а несколько меньше. Вечерком приехал, а утречком уехал. Но «гидру» обнаружил сразу. Приехав в Новосибирск, О. Бар наскреб почти целую страницу большой газеты и украсил её следующими страничными заголовками:
«Гидра» обнаружена. Остается наступить подлой «гидре» на хвост и отсечь ей голову: вот тебе, гадина!..
Но кое-кого сомнение взяло. Да подлинно ли «гидра» скрывается в коммуне «Майское утро». Давай-ка исследуем открытие О. Бара поближе.
И исследовали. Первым отправился в экспедицию сотрудник «Известий» ЦИК СССР А. Аграновский.
Приехал, докладывает партийному комитету:
- Никакой «гидры» не обнаружил. Коммуна неплохая, учитель неплохой, работу ведёт хорошо. Кого не спрашивал о нём – ничего плохого не слыхать. А коммунары вполне им довольны, как подлинно советским, культурным работником.
И эсером Топоров никогда не был.
И активно никогда против Советской власти не боролся. Наоборот: помогал партизанам своего района. И над Китайской революцией не глумился, и над горняками Англии не злорадствовал.
После Аграновского в коммуну выезжала комиссия из представителей окружного комитета партии. Никакой «гидры» не оказалось. А что же оказалось в натуре?
2. ШЁЛ В КОМНАТУ – ПОПАЛ В ДРУГУЮ.
А было в коммуне «Майское утро» вот что.
Единственная в округе – если не в Сибири – коммуна эта ликвидировала неграмотность своих членов. …Неграмотность в стране стабилизировалась. Это значит, что на каком-то проценте неграмотность закрепилась и дальше не отступает под натиском советского государства. Отступит, конечно, но пока не отступает. В коммуне же «Майское утро» к приезду О. Бара неграмотных совсем не осталось. Учитель Топоров боролся с более осязательной «гидрой» - неграмотностью и победил её в пределах коммуны…
Что же делать человеку с грамотой в этакой притаёжной глухомани? Мы кое-что знаем о времяпрепровождении грамотных жителей столицы и других культурных центров. Жестокое пьянство, переполненные пивные, всякие лото, картишки и прочее. Каждый праздник Мамаево побоище. За Троицу в одном Новосибирске 43 кровавых происшествия по пьяной лавочке. Людям нечем заняться. Никто не позаботился организовать их досуг разумно и культурно. Ленинградская молодежь заполняет устроенные частниками школы танцев, где её обучают фокстроту и прочим «великим» достижениям буржуазного Запада. Там рабочая молодежь общается с нэпманскими сынками и дочками и перенимает у них тонкие манеры светского обращения. Почему тянется молодежь в эти вертепы? Почему не заполняет она библиотек, музеев, клубов, концертов, театров, выставок, лекций, диспутов? Потому что мы все ещё болтаем о культурной революции, а организовать досуга молодежи всё ещё не умеем. И это – в Ленинграде!..
Так вот как раз в коммуне «Майское утро» О. Бар мог, если бы захотел, - найти маленькие всходы культурного посева. Там успешно организован досуг коммунаров – от старого до малого.
Почти без пропуска – каждый вечер собираются коммунары в школу и там проводят часы досуга. Там им читают вслух газеты и поясняют новости. Там читают статьи из агрономических и кооперативных журналов. А после этого каждый раз читается что-нибудь из художественной литературы – русской и иностранной, современной или старой. А после прочтения коммунары начинают критический разбор прочитанного. Все их суждения записываются Топоровым. Записи опубликованы уже в «Сибирских огнях».
…Коммунары перечитали – точнее – переслушали всех классиков русской и отчасти мировой литературы. Даже девочка 12 лет слышала имена Ибсена и Гейне. Так проходят часы досуга в коммуне.
Из молодёжи Топоров организовал струнный оркестр. Пусть не симфонический, но все же оркестр, играющий по нотам и простые народные песни, и кое-что из более серьёзной музыки. Много ли у нас в деревнях оркестров?
Он же организовал драматический кружок, который обслуживает коммуну и ближайшее окрестное население. В репертуаре – классики и современный революционный репертуар. Хотите посмотреть «Любовь Яровую» в крестьянском исполнении – поезжайте в коммуну «Майское утро».
Это ещё не культурная революция, но это уже маленькие для неё предпосылки. Во всяком случае – тут не слышно и не видно признаков хулиганства, бандитизма, дикого пьянства, бессмысленного озорства от нечего делать.
По постановке культурной работы, коммуна «Майское утро» признана первой в округе. И в этом заслуга Топорова, создавшего при поддержке более активных коммунаров культурный уголок.
Ничего этого не заметил О. Бар. Нечего и говорить, что он не заметил и селькоровской работы Топорова, сотрудника «Красного Алтая», «Советской Сибири» и других изданий. Не заметил он выдающейся общественно-педагогической работы Топорова, расширившейся до краевого масштаба.
Мерещится О. Бару «гидра» - и шабаш. Взобрался он, на манер Георгия Победоносца, на коня и целится пером в глаз гидре. И стал наш «Победоносец» героем (или жертвой) печальнейшего недоразумения. Шёл в комнату – попал в другую. Заехал в лучшую коммуну округа с наилучше поставленной культурной работой, с энергичным учителем-общественником. Померещилось ему совсем другое…
Нет, надобно же так изловчиться! Не заметить того, чем может гордиться коммуна, и подробно описать то, чего не было.
А следовало бы поделикатнее обходиться с первыми ростками культуры в сибирской деревне, не топтать их сапожищами, как попало. Не в том разделение труда, чтобы Топоров строил семь лет, а О. Бар в один час разрушил созданное.
Хорошо, что всё обошлось более или менее благополучно, и «Советская Сибирь» теперь развеяла вымыслы О. Бара. Могло быть и хуже...
С Е Е В».
Копию статьи «Барнаульская гидра» недавно, по моей просьбе, прислал мне Алтайский краевой госархив, «С Е Е В» - это от «АЛЕКСЕЕВ» - прежнего псевдонима Льва Семеновича Сосновского, как объяснил он мне сам…
О. Бар капитулировал, но слетевшее с его пера словцо «Топоровщина» пошло гулять по всесоюзной печати как синоним крайней реакционности в литературе. Оно фигурировало даже в Сибирской Советской Энциклопедии наряду с «Зазубрищиной». Снилось ли мне когда-либо, что я, незаметный, рядовой сельский учитель, буду возведен в ранг «лидера» какого-то литературного течения?! Не смешно ли?! Ан – возвели! Поди ж ты!..
Как раз в то время, когда прихвостень А. Курса О. Бар стряпал фантастический донос на меня, Алексей Максимович Горький, прочитав №1-й «Сибирских огней» за 1928 год, 17 марта того же года писал из Сорренто В.Я. Зазубрину:
«…Пошлите мне Вашу книгу «Два мира», интереснейшую беседу слушателей о ней читал, захлебываясь от удовольствия».[7]
К пятому изданию романа В.Я. Зазубрина А.М. Горький 20 сентября 1928 года написал предисловие, в котором между прочим говорится:
«Эта книга была прочитана в Сибири перед собранием рабочих и крестьян. Суждения, собранные о ней, стенографически записаны были и опубликованы в журнале «Сибирские огни». Это – весьма ценные суждения, это – подлинный «глас народа». И было бы в высшей степени полезно напечатать эту стенограмму как послесловие к ней, как эхо, отозвавшееся на голос автора».
Посылая В.Я. Зазубрину своё предисловие к «Двум мирам», Алексей Максимович напоминал ему:
«А стенограмму обязательно приложите. Она - прекрасное явление. И Вы можете гордиться ею». [8]
Такую оценку давал моему опыту основоположник пролетарской литературы…
Отзывы коммунаров о художественных произведениях находили место в «Сибирских огнях» и после хая, поднятого О. Баром вокруг моего имени (см. №№2 и 5 за 1928 год, №3 за 1929 год). И хотя я был оправдан в «Советской Сибири», но А. Курс успел сорвать отдельное издание книги «Крестьяне о писателях» в Новосибирске. Матрицы уничтожили.
Образовав единый фронт с сибапповцами, главой которой был Анатолий Васильевич Высоцкий, А. Курс добился «низложения» В.Я. Зазубрина и исключения его из партии. Осенью 1928 года автор «Двух миров» перебрался в Москву под защиту А.М. Горького и стал редактором литературно-художественного отдела ГОСИЗДАТа.
Получив отповедь от комиссии, расследовавшей галиматью О. Бара, А. Курс, со свойственной ему беспринципностью, начал засыпать меня письмами, в которых расточал дифирамбы моему опыту, всем моим статьям и очеркам о жизни деревни; просил писать, елико можно чаще для «Советской Сибири» и «Настоящего». И я, отметая дикий вопль «Искусство – опиум для народа», печатался в них, считая, что мои вещи годились для любого советского издания, и не смешивая личностей редакторов с газетами и журналами. Я понимал, что редакторы приходят и уходят, а издания остаются. В «Настоящем», кстати, печатались М. Никитин, Н. Чертова и даже Н. Погодин, впоследствии выдающийся советский драматург, и др. добрые писатели.
Но окончательно я порвал с «Настоящим», когда его заправилы, обнаглев до предельной степени, отважились лить грязь на А.М. Горького, Л.Н. Толстого, М.А. Шолохова, А.А. Фадеева и др. классиков.
А. Курс был виновником долгих и горестных моих переживаний. В припадке негодования я сжёг пачки его писем ко мне. А сейчас жалею о том: в них говорилось о многих фактах и событиях, характеризующих литературную борьбу в Сибири в 20-х годах.
Позже, когда единый фронт настоященцев, пролеткультовцев и сибапповцев дошёл в травле А.М. Горького до хулиганства, ЦК ВКП (б) вынес Постановление «О выступлениях части сибирских литераторов и литературных организаций против Максима Горького».
Песенка А. Курса была спета. Его высадили из обоих кресел: из «Советской Сибири» и из «Настоящего». Впрочем, вскоре тихо почил и новорождённый журнал. С тех пор я нигде не слышал и не видел имени Александра Курса…
Адриан Топоров
Крестьяне о писателях
А. Курс. Американский костюм.
(Читано 17 августа 1928 года)
ТУБОЛЬЦЕВ И.И.
Я девчат не виню, потому что они были молодые. Душевно они глубоко поняли всё наше строительство, перелом жизни. Но медленно всё идет, а молодежь - она скорей всё желает. По себе знаю. Скажет, бывал, кто речь горячую, и у тебя желание всё перекрутить, всё как надо. Девицы не чувствовали себя сильными, чтобы перекрутить жизнь. Не уверены были.
Чувствительное место - письмо слесаря. По этому письму можно добиться, что нужно для человека. Когда делаешь вещи - живешь... А потом еще - спецам много платят. Из-за этого девицы и удавились. Возможно, это повлияло. Учат, говорят, нас, а простыми рабочими суют. Это расхолаживает их к делу. Если человек почерпнул знания, но не применяет их, то на этой почве у него может быть беда...
Рассказ этот ничем не опровержимый и своевременный. То ли я им слишком увлекся - и не заметил художества. Слов мало, но все они хорошие. Могильные типы (т.е. разговаривающие в сцене похорон героинь рассказа. - А. Т.) все видны в общем лике.
ШИТИКОВ Д.С.
Хочу заехать издалека. Возьму Максима Горького. Один его рассказ про убийцу. Говорит он там: нехорошо писать про убийц. А наши писатели больше про убийства пишут. Надо больше писать про воскрешение человека... «Американский костюм» - главное дело, запомнится навек и, одно слово, будет примером. Как случится что с комсомольцем или с кем молодым, то мы скажем - это - «Американский костюм».
Скажи, пожалуйста! Мы обвиняем комсомольцев, что они ходят в коротких платьях и штанах, не слушаются старших и устраивают вечорки. А кто виноват? Вся психия интеллигенции. Самой интеллигенции в городе нужны эти сволочные кины и театры, танцы и бабы. А комсомол фабричный лезет туда же - в кины и танцклассы.
Со всего пример надо брать. Молодой человек, как раз, пошел на легкое дело, то извадится, что кот на молоко. Ежели он побывал два-три раза в кубгане, то потом сам идет туда. Молодой человек из-за старших гадится. Этот рассказ поддергивает всех больших: нужно направлять комсомол. Ведь комсомол требует писне (пенсне. - А. Т.) по непонятию. Девушке писне, как обезьяне очки.
Вот Лапшина (секретарь Косихинского райкома комсомола Барнаульского округа. - А. Т.) - хорошая девка. Не испортится - так куда лучше девка!
На педагогов вины за удавившихся девок я не кладу. Иному педагогу шестьдесят лет, лысый, старый, весь ум не туда направлен. У нас есть политические люди. Они и должны учить комсомол. Не дали девкам никаких директив, они и удавились. В рассказе ясно сказано, что девицы только узнали об американских барышнях, а об Ленине - ничего! Вот и всё. Они не виноваты. Что им дали? Комсомол у нас, как дитё у плохой матери...
Понятность рассказа хорошая. Толпа людей на похоронах видна, но гримасы их не видны. Может или не может Курс обрисовывать точно каждое лицо в рассказе - не знаю. Но пущай актами пишет. Хороший акт потрясает больше, чем какое-либо художество. В рассказе идет устрашительная у сердца. Сразу ошибает он. Девицкай организм совсем не приправлен к физическим, столярным и токарным делам.
По себе понять можно. Природа влияет на половое дело. Не всё - всем. Есть женщина и есть мужчина. Для мужчины - слесарный станок, для женщины - текстильный.
Конечно, не скажешь, какие у описанных людей брови, глаза, волосы, а будешь видеть, что люди в шинелях и с портфелями. Но этот рассказ хорошо поймет лишь политически настроенный человек. А прочти его промежду старых крестьян, впечатление будет, жалковать о девках будут, но политического понятия не приложат...
Хочу еще сказать насчет писне и прочего. Молодые девичьи умы загородили актрисами, романами, очками, писне, роскошью, часиками на руке. Девицы и вообще женская половина имеют стремление пожить на легкой ваканции, чтобы всё им скорым темпом явилось, как будто по щучьему веленью...
Жизнь их была буйная, молодая. Хотели достать, а не могли. Умом содействовать не могли, а мечтания у них были мещанского уклона. У девиц были крепкие души, сердца автоматические такие, что не побоялись смерти. Гляди-ка!..
Физические кости и вообще нерва женщины не соответствуют тяжелому физическому труду. Умоспособность женщины не равна мужской. Я за равноправие, а умоспособность женщины не такая, как у мужчины...
Теперь девки стали носить бессовестные платья, об американских костюмах мечтают, а не знают о рабах Индонезии...
Топоров А. М., рис. Титова С. П., отца космонавта-2
ТИТОВ С.П[9]
По-моему девицы взяли себе обратные желания, совсем ненужные. Они не виноваты. С себя пример возьму. Позапрошлый год у меня было много стремлений, хотелось их выполнить, но обстоятельства не давали. Такое у меня было настроение, что так бы казусом и кончил! Ну, теперь рассудил здраво. Из-за некрасивой жизни давиться не стоило.
Я вполне согласен с письмом парня в конце рассказа. Парень говорит: жизнь во всем ее красивом наряде никто нам не даст. Надо положить собственный труд, чтобы ее получить. Я нынче зимой ныл. Иной раз учение на ум не шло. Стонал, вздыхал, всё было противно. И по этому поводу писал упадочные стихи. Но в конце концов увидел: сколько ни ной, сколько ни дребезжи - никто не поможет. Решил - сам с корнями вырву это настроение. Теперь такое правило взял: мне в морду - и я в морду. Понял я: нечего ныть, а что сработаешь, то твое.
Рассказ говорит молодежи: не ной, работай! Если хочешь красивую жизнь, строй ее. По-моему, так и надо. Этим-то рассказ и дорог. Жалко погибших девиц только из-за того, что они стремились к красоте, а есть такие рылы, которые знают одно что-нибудь, карьеру, что ли, или другое, а не касаются всей жизни...
Для меня в рассказе ничего непонятного нет. Философские речи слесаря - часть их - могут не понять в деревне. В глухой деревне весь рассказ без объяснений поймут неточно. Политического смысла не осилят.
ЗАЙЦЕВА А.А. (Новый член коммуны. - А. Т.)
Полагаю, что если много будет таких мечтательниц, как героини рассказа «Американский костюм», если будет много искательниц американских костюмов, то может и появиться мода у молодежи, давиться так же «красиво», как девицы в рассказе.
Теперь слово о причине самоубийства... Причины - сытость, безделье и душевная пустота. Девицы не могли себе найти никакой полезной работы, полезного развлечения - и ударились на разные пустые моды. И потом начитались девицы книжонок, где люди «умирали» так это красиво, так это приятно, - дай себе так умрем!
Подумайте: взяли веревку, повязались чистыми платочками, оделись в чистые платьица и чтобы рожи не исказились, а были приятны и после смерти, чтобы люди восхищались ими, - взяли в зубки жгутики и стиснули их. Это чтобы мертвые были красивы, и публика любовалась бы ими. Комедия!..
Пустота души у девиц была. Это видно сразу по их предсмертным письмам. Автор не одобряет их поступка и вызывает общество на борьбу с такими явлениями, как самоубийство. (Ко мне. - А. Т.) Напиши ты от меня: с жиру избесились девки и задавились. Они задавились от того, что им хорошо жилось. Я не слыхала, чтобы люди давились от нужды. Не знали девки, что им делать. (Иронизирует. - А. Т.) Конечно, ничего полезного они не видали и не слыхали! Им хотелось уехать из серого поселка в Москву, во Владивосток и т.п., носить пенсне, хлыстики, револьверы. Обезьянство! Они взяли пример с пустых людей.
Сейчас молодежь резко делится на кружки: хорошие и пустые. Пустые кружки после этого рассказа скажут: надо было девицам давиться, положение заставило. А здравомыслящие скажут наоборот.
Размышления слесаря сложны и для большинства деревенской публики будут непонятны. Нужно бы автору сократить их и оставить только самые необходимые фразы. Для много читающего человека философия слесаря понятна, и вообще она в рассказе нужна, но для деревенской массы ее не мешало бы сократить или написать проще. А то сейчас она как бы отпадает от рассказа, и остаются от нее только отдельные мысли о делании вещей.
Вот разговор девушек на похоронах интересен. Он прямо показывает, что образовалась мода давиться. Видал! Чтобы их черт побрал! Сволота!.. Вся подлость молодежи идет от жизни и от себя. Обезьянство, распущенность, хулиганство. Вот против чего надо борьбу поднимать. Ишь, чёртово мурло, этот парень Ванька, который политэкономию называет «законом божьим». Так бы и дал ему в морду! Издевается, гад, над наукой.
В рассказе художество есть отчасти. Мне кажется, автор и не стремился дать художество, а больше хотел дать деловую точку. Я это считаю дороже многого художества.
ЛОМАКИН Н.А. (Новый коммунар. Старик, 67 лет. На читках бывает часто. Оценку произведения дает впервые. - А. Т.)
От рысу девки задавились. Собой править не могли. От воли это у них произошло. Не из-за чего задавились. Сами себе не могли никакого примеру дать. Нет, жизнь не виновата, что они сбеленились. Говорят, их в жизни соблазняли. Если я не хочу чего, - хоть как соблазняй, не буду делать этого. (Указывает на курящих мужиков. - А. Т.) Вот они курят, а я сроду не курил и не буду. Не признаю, что жизнь такая плохая, чтобы можно было душиться. Хорошие люди есть. Бери пример. Можно бы и в Королевой мужикам прочесть этот рассказ - послухают. (Королева - глухая деревушка, откуда дед пришел недавно в коммуну «Майское утро». - А. Т.) Желаем такое слухать. Я сильно этим антиресуюсь... Надо было девкам жить, не надо было решать себя. Из своего положенья вышли девки - вот и сдурели. Роскошь у них была, а рысу не хватило. Никто не виноват, а сами девки виноваты, ихнее недоразумение.
БЛИНОВ Е.С.
Трёх человек я вижу в рассказе: двух комсомолок и одного слесаря. Слесарей побольше бы! А таким отряхам, как две комсомолки, я бы пожелал счастливого пути! Всем удавиться! Из-за них и подняли вопрос, что беда с комсомолом. Куда девать таких комсомолок? Заполошные это люди. Чо ты с ними будешь делать? Дали им волю, они и думают: дай им всё! А всего-то можно достичь только через комсомольцев, которые болты делают да гайки для паровозов; которые интересуются жизнью. Сейчас об этом вопросе надо шуметь. Чем ты заинтересуешь тех комсомольцев, которым предоставлено всё, а они давятся. К чёрту их! Не гадьте землю!
БОЧАРОВА А.П.
Настояще всё и правильно описано! Им гластилась хорошая жизнь, чаялось им дюже доброе, а не вышло по-ихнему. Не дорожат жизнью своей антиллигентские люди. Ежели не по-ихнему, ежели думка не придется, то они сигают куда-нибудь, топятся или чо. А мы не считаемся с бедой, мы дорожим жизнью. Как бы жить ни мучиться, а умирать не хочется. Наш брат, хоть сумка трясется и хорохоры (лохмотья. - А. Т.) трепются, - он всё жизнь свою продолжает. А раз у девок так варила голова, то у них так и вышло.
По-нашему, желанья их пустяковые. Наплевать на все ихние двенадцать заповедей! Не надо их! А для чо это написано? Пущай знают люди, какая задача была у всякого народа. Всё это к нашему брату прописано. Мыслями я думаю: никто девкам не причинен. Сегодняшний день - шесть лет, как я хозяина похоронила. Погоревала, поплакала, а потом опять за дело. Куда ж деваться? Надо жить и детей воспитывать. Тем, которые хотят давиться, не стоит запрещать: пусть давятся. Можно жалеть того, кто сам себя жалеет, собою дорожит.
Этот рассказ мне в голову залёг. Пришла домой со чтения - и думала об девках. Чо же это они?.. Бабка Сошиха (коммунарка, 96 лет. - А. Т.) говорит: «Еще бы пожила годика с три. Чо мне не жить? Хоть бы радию этую поглядела раз, да как жисть бы дале-боле переменилась. Много я перемен видала, а еще охота посмотреть». А то молодые и удавились. Дуры!..
ЗУБКОВА В.Ф.
Глупо давиться. Неужели нельзя было иначе поступить? Жизнь - что дале, всё лучше становится. Любопытно поглядеть. Ничего хорошего в желаниях комсомолок я не нашла. Кабы им запрещали театры, игры, читки, рассказы - тогда бы им плохо было. Ихние интересы были никудышные. Политику учить не скучно, ежели не всегда. Раньше учили закон божий - не скучали... О молодежи сейчас говорить стоит. Никто вину девок не оправдает. Так думаю по себе. Многое дурное молодежь делает по науке от старых. Мой Ванька (сын, 12 лет. - А. Т.) обязательно с отца пример берет. Разберешься - так и старшие виноваты в том, что молодняк плох...
БОЧАРОВА О.П.
От старых молодежь берёт завитьё.
ЗУБКОВА В.Ф.
Настя Железникова (девочка, 8 лет. - А. Т.) один раз говорит девчонкам: «Давайте, девчонки, материться. А чо? Старые матерятся, а нам пая чо ли нет?» И берут вот пример.
ЛОМАКИН И.Н.
Не правы те, что задавились, и отцы не виноваты. Шибко сильно разучились девки. В тупик стали. Им путь не закрыт был. Они хотели скорей всё получить, враз, а промедлительного не желали. Нужно бы им ожидать момента, когда они могли бы своего добиться.
В рассказе есть шибко учебные для народа мысли. Например, лучше гайки делать, чем душиться. Нельзя завинить комсомол и школу за смерть девушек. За что их винить? Сами девицы роскошество взяли. Я лучше скажу так: роскошный народ довел девок до петли. А общество тут не причем. Роскошных людей надо непременно осадить. Власть должна это усмотреть
ТИТОВА А.С.
Страшно сурьёзное это дело - уём молодёжи. Испакостится наша детвора, ежели мы бросим догляд за ней иметь. Удавились вот... А пошто? От распущенности. Растеклось по нонешнему народу много распущения. Нету останову... Писатель промолчал о настоящей причине самоубийства комсомолок. Любовь у них беспременно замешалась. Не выходило у них с парнями. А уж если у девки это есть, на ней всё время памороки. А кабы можно ей было взять себе любимого человека, - вся хмурь прошла бы. Удобных бы им человечков, мужичков - всё бы ладно было, остепенились бы девки. Да и то сказать, что опять же и по старому народу ноне распутство пошло. Погляди-ка, как мужики стали жён бросать!..
ШИТИКОВ Д.С.
И бабы мужиков!..
ТИТОВА А.С.
Это все единственно. Чуть чо - развелись! Новую нашел. Месяц прошел - опять разошлись! Только и знают, что записываются и расписываются. Думаете, молодежь на это не глядит? Да еще как! Правительство должно запретить эту собачину!
От последних писем удавлениц - горько, и слеза бежит.
ЗАЙЦЕВА А.А.
А скажут же - где свобода? Как ты, Анисья, скажешь?
ТИТОВА А.С.
Свобода не для того дана, не для распутства. Еще бы водку уничтожить. Говорят: нельзя, нельзя! А как приказали, так у нас в деревне ни у одного ни найдешь ни капельки самогона. Думали, что сроду самогонку не обороть. Обороли! Коли власть захочет, как не оборет?! Родители тоже плохо усматривают за детьми. Надо им получше досматривать.
ШИТИКОВ Д.С.
Школа, комсомол, учителя и родители должны дать молодежи интересную работу и не перекармливать дюже. Нужно лучше поставить досмотр за воспитанием. Тогда девки и парни скучать не будут. Сейчас они разгильдяйничают. Оттого им скучно, оттого они и бесятся.
ЗАЙЦЕВА А.А.
Чтобы оздоровить молодежь и отучить ее от скуки и петли, - давать ей больше работы и держать ее в таком положении, когда человек больше думает не об американском костюме, а о хлебе насущном. Человеку необходимо пострадать, потерпеть, чтобы многое в жизни понять и оценить. Наша молодежь не видела страданий. Это и хорошо, и плохо. Бесчувственная она, грубая.
Второе. Надо всем организациям взяться за беспощадную устную и печатную критику всех безобразий в обществе и у молодежи. Правительство должно это дозволить. Начинать сверху. Ошерстить бы кого следует сверху, тогда и внизу знали бы, как безобразничать и развращать молодежь.
Третье. Вымести из театра скверные, развратные пьесы. На место их дать только хорошие, воспитательные.
Четвертое. То же самое проделать и в кино.
Пятое. Закрыть пивные и рестораны, чтобы они не соблазняли молодой народ.
Шестое. Всюду распространить радио, театры, кино, музыку с хорошим содержанием. И жалованье многим супчикам сократить!
ЗАЙЦЕВА П.И.
Не давать молодежи баловать. Норов она шибко плохой взяла. Небось, нам некогда дурить. Роскоши поменьше им давать.
ШИТИКОВ Д.С.
Ага! Я походил до одиннадцати лет без порток - блажь-то в башку не шла.
СТЕКАЧЕВ И.А.
А по мне, как ты ни ухаживай за молодежью, природа свое возьмет. Трудно природу одолеть. Против кровей не пойдешь. Ребята не так полоумничают, как девки. Запрети им короткие юбки носить, - мысль у них не переменится. Культуру надо увеличивать здоровую, а не развратную. Только тогда можно маленько смягчить развращение. А уничтожить его - кто знает, можно ли? Такой уж человек по натуре.
ЛОМАКИН И.Н.
Э, нет, паря! От костюма и мысли бывают другие. Костюм много важит. Воспитание молодежи нужно подхорошить. Самим себя нам получше надо вести.
ШИТИКОВ Д.С.
Середа (среда людская. - А. Т.) портит или очищает человека, как ни говори. У моей тёщи есть девчонка лет 12-13. Только что недавно приехала в коммуну. Тихонькая, смирненькая и умная. А надысь слышу, тёща ругает её: «Ты нашто платье подрезала?» - «Да в коммуне все девчонки в коротких платьях ходят». Весь подол подрезала. Откуль пример ей дали? С середы. Середа уже испортила её. Так начинается разложение молодняка.
БЛИНОВ Е.С.
Говорят, воспитание. А чо воспитание? Изменит человека? Малость. И временно. Природное завсегда в человеке потянет. Окрась бревно. Пройдет сколько-то времени, краска слезет, а дерево останется. Так и воспитание. Над человеком оно временно действует. Чуть чо - нет его! Вылез настоящий природный человек...
Главное в человеке - половое дело. И мало ты ему насупротивишься. Не надо ни с какими самоубийствами, ни с распущенностью бороться. Всё само собой истечет. Кому надо задавиться - давится. Поудавятся дурные, потом люди будут чище. Через сто лет народ станет настоящим, а сейчас с ними ничо не поделаешь. А девчонок от полового никак не оттянешь.
БОЧАРОВА М.Т.
Надо выдумать какие-нибудь развлечения для молодежи, а то теперь недостатки всякого веселья. Раньше церковь была, а теперь молодые люди церкви касаться не стали и к новому не пристали. Музыки мало и вообще нет решительно ничего. У нас музыка и чтение есть, а в других сёлах нет ничего. У нас недостатки. Это - беда. Кабы всего у нас было больше. Девкам бы разное рукоделье давать, построить бы им разные образцовые портняжные. Учебу надо им... Пьесы надо ставить не развратные, а научные. Я в Новосибирске была в кино Дома В.И. Ленина. (М.Т. Бочарова прошлой весной проходила в Новосибирске курсы по женработе в колхозах. - А. Т.) Показывали убийцу. И нужно было так сделать, чтобы его истребить, а его скрыли. Преступная дама скрыла. Мне стало на нее отвратительно глядеть. Убийца - зверь. Умертвить бы его. Наше кино так, чтобы посмотреть, а не поучиться от него.
В жизни не надо никаких белил и красок. От них обман бывает. Иная - чучело, а накрасится - ничего. Потом человек увидит, какая она есть на самом деле - расходится с ней. Разврат жизни начинается с этого.
Вредит людям и большое жалованье. Оно у человека не на горбу растет. От этого балуются люди. Затворить все пива и водки! Ежели по крупному взять, то нельзя хвалить и молодежь, и старых. Жизнь заставила девок удавиться. Лучшего в жизни им не указывалось.
БОЧАРОВА А.П.
Родители имеют разгул и роскошность над собой держат. Детям дают повадку. В которых сёлах жизнь, как провальная яма - скучная. Базаров не стало, ярмарок тоже. Прежде видишь, бывало, большое сряженье. А теперь приди в деревню - сидят люди под тыном, ровно чучела. Нечем им повеселиться. Нынешняя обнарядка не для стати. Не форменная. С сатаны взяли пример. Смуторно глядеть. С издаля совесть убивает. Не могу голые булдыжки видеть! Так бы и выдернула их!
За детей родители виноваты наперёд всех. Родители должны учить детей, когда они ещё поперёк лавочки лежат, а не вдоль. Родители не нуждаются в детях смальству, не учат их постиху (потихоньку. - А. Т.). А их можно научить.
СТЕКАЧЕВ Т.В.
Рассказ особенно нужен для молодежи. Он пресекает грехи и комсомольцев, и беспартийных молодых людей. Вишь, они прыгают шибко высоко. Американский костюм - это только пример даёт. А он про всё говорит. Но молодёжь не только у нас, но и везде стремится на шик, а не к культуре. Больше стремятся к коротким юбкам, к высоким каблучкам. Они себя считают учёными. Учёность эта по-ихнему, на то, чтобы каблучки иметь. Скажи: на что тебе каблучки? Она: я - учёная. Как же! Учёная - и без каблучков?..
Больше у молодых такая мысль: ученому отец не откажет в наряде... Не знаю, кого винить. Спросишь: почему юбки короткие у девок? Говорят, что Семашко велит. Ведь не Семашко же им велел нагишом ходить?! Роскошь доводит человека до погибели. Человек никогда не бывает доволен. Жизнь менять надо. Высшие органы должны усмотреть. Сейчас судили окроно (Барнаульское дело окроно. - А. Т.)... Судили... Хм... Сперва сами распустили детей, а потом судят. Никто никаких мер с детьми не принимал. Выбил ребенок окно - ему ничего. Сносное наказание надо за нарушение дисциплины. А неисправимых - выдворять из школы - в исправительные дома. Мартыновых (герой из «Правонарушителей» Л.Н. Сейфуллиной. - А. Т.) нам побольше бы! К каждому человеку особый подход нужен.
Самые первые вредители нашей молодёжи - плохие кино и театры. Показывают еще заграничные моды. У молодого народа начинается зависть. И потом он учится широко прыгать. А школа не всех обнимает...
Всем родителям и учителям этот рассказ даёт помогу. А комсомолу он даёт щелчок, что не вникал в дело воспитания молодняка и не начитывали молодёжи лекции напротив американских костюмов...
Сначала в рассказе жалость к девкам. Потом, как до двенадцать заповедей дойдёшь, - и отпанет жалость. А слесарь кругом прав.
ТИТОВА А.И.
Как зачитали девичьи письма - у меня ажно сердце затрепыхалось птицей, и слёзы пошли. Потом всё как-то спадало чувство. Под конец рассказ как-то туманом разъехался. Не писать бы такого к нему конца. Он прикрыл собой хорошее чтенье, которое было сначала и посредине. А весь рассказ такой, что каждой матери и отцу вложит в голову большие, крепкие думки.
ПРИМЕЧАНИЕ. Зимой 1928 года я прочел коммунарам «Американский костюм», в котором сказано о самоубийстве девушек, из-за того, что они не нашли в жизни удовлетворения их сумасбродных прихотей, вроде американского костюма. Очерк вызвал жаркий спор слушателей.
Весной и летом того же года в коммуне читали и разбирали много статей, докладов и художественных произведений об упадочнических настроениях «смены». Эта зараза тронула и коммунарскую молодежь. Родители заволновались и стали просить меня прочесть им снова «Американский костюм». Я прочел его и записал высказывания.
Примечания
[1] Бернштейн А. Время и дела Александра Курса // Киноведческие записки, 2001. - №53.
[2] Глазов В. Неверным курсом шёл товарищ Курс //Брестский курьер, 28.03.2012.
[3] М. Горький и советская печать. Архив М. Горького, т. Х, кн. 2. - М., 1965. - С. 350.
[4] Топоров А. Крестьяне о писателях. — 5-е издание, М.: Книга, 1982. - С. 293.
[5] Аннотир. список № 10.М., 1951. Возвр.: Приказ № 197. 13.02.1958) по следующим причинам: «Книга засорена положительными упоминаниями врагов народа: Аросева, Пильняка, Кольцова. На с. 264—266 приведены положительные отзывы об Орешине и его творчестве». РГАСПИ. Ф.17, оп. 132, д. 319, л.135.
[6] Топоров А. Крестьяне о писателях. — М.: Госиздат, 1930. - С. 30.
[7] Здесь А.М. Горький говорит про отзывы коммунаров «Майского утра». См. архив А.М. Горького, т. Х, кн. 2, стр. 350. «Наука», М., 1965. – А.Т.
[8] «Архив А.М. Горького», т. Х, кн. 2. стр. 363, «Наука», М., 1965 г. - А.Т.
[9] Титов С.П. (1910 - 1993) - любимый ученик А.М. Топорова, известный советский педагог, литератор, эсперантист, отец космонавта-2 Г.С. Титова. - И. Топоров.
Напечатано в «Заметках по еврейской истории» #3(173) январь 2014 berkovich-zametki.com/Zheitk0.php?srce=173
Адрес оригинальной публикации — berkovich-zametki.com/2014/Zametki/Nomer3/Toporov1.php
