Почудится вдруг это невозможное кино [словно читаешь не то Чехова, не то Толстого] – на деревянном перроне старик с едва тлеющим табаком в трубке немигающим взглядом подпирает вечность, падающую на кроны беспокойных осин на горизонте. Трудно удержаться от соблазна закрыть глаза и услышать механическое a cappella – пронзительный паровозный гудок, заглушающий на несколько мгновений металлический перестук колёс и шипение пара.
Благословенна русская глубинка – мир светлых людей, никуда не спешащего времени и непризнанных открытий.
«...На дальней станции сойду» – чуть слышно звенит в уме взрослая песенка из детства, превращая случайное дрожание памяти в живое и поныне воспоминание.
...Разве может не замереть сердце лишь от единственной мысли о дальнем – двухчасовом! – путешествии на поезде? Ты долго, целую неделю, ждёшь этого события. Когда тебе [о чём с гордостью думаешь «про себя» и сообщаешь всем «неверующим»] скоро пять, судьба не может быть не благосклонной к твоим желаниям и переживаниям. И вот… благословенная суббота, ты держишь одной рукой отца, другой маму. Вы, стоя у железнодорожного полотна, ждёте двенадцатичасовой поезд.
– А почему вот эти, – тычешь ты пальчиком в направлении шпал, – грязные? «Очень важный вопрос» сам собой срывается с губ и сразу же забывается от завораживающего зрелища: вдали, дрожа в полуденном мареве, словно мираж из «1000 и одной ночи», появляется тепловоз, тянущий за собой полтора десятка пассажирских вагонов. Плавно покачиваясь, состав приближается. Перрон – огромная масса людей – приходит в движение... А в твоей ладошке (доверили как взрослому!) прямоугольные коричневые билеты из шершавого картона, которые ты с важным видом подаёшь «тёте-проводнику» «общего вагона».
– ...А можно на вторую полку? – смотришь ты с надеждой на отца – такого большого, с добрыми серыми глазами, самого сильного и справедливого в мире мужчину.
«...Трава по пояс» – продолжает петь приятный голос в голове. А за окном мелькают эти самые высокие травы, и нельзя не залюбоваться желтыми, красными и сочно-оранжевыми лилиями.
С верхней полки видно всё-всё. И ты, раскрыв рот, все два часа смотришь на этот неожиданно новый, такой необъятный пёстрый мир.
– Смотри, сынок, – тихо говорит отец, – какие огромные котлованы. Здесь люди открытым способом добывали уголь.
По серым склонам карьеров – сверху донизу – тянутся канавки, проделанные дождевой водой. Воображение рисует шахтёров почему-то в касках с фонариками, держащих в руках лопаты и отбойные молотки. Лица рабочих блестят угольной чернотой...
Прощай, богатая углём Реттиховка. Мы почти приехали. Следующая станция, Вассиановка, – уже известно наверняка – наша. Там, в «васильковой синей тишине», живут мамины дедушка и бабушка – мои, выходит, прадед и прабабушка.
