Стояло дождливое петербургское лето 1864 года.
Когда фельдшер Глеб Звонарёв решился идти через парк – отчасти чтобы сократить путь, отчасти чтобы подышать свежим воздухом – тучи уже набухали, как тесто в квашне, но такого ливня Глеб не ожидал. Впрочем, ему уже всё было едино. Несколько лет назад прибыл он в северную столицу и поступил сперва в железнодорожный институт, затем понял, что это не его стезя и пошёл в военно-медицинскую академию. За год до получения диплома в Иркутске умер отец, и наступила, как выражались студиозусы, карманная чахотка. Глеб сдал экзамен на фельдшера, устроился в одну из питерских лечебниц, но не проработал и года. Фельдшер заметил, что больных худо кормят, и пошёл советоваться с начальством. Те покивали, обещали разобраться. А через пару дней во время Глебова дежурства умер пациент. Глеб думал на сердце, а во рту у покойного обнаружилась кровь, значит, произошло прободение язвы желудка. Глебу велели немедленно увольняться, хотя другим, по слухам, такое сходило с рук…
Ежась от холода и дрожа от ярости на весь Петербург, Глеб не заметил, как сбился с мощёной дорожки и по боковой тропке неожиданно для себя вышёл к деревянной беседке. С крыши уже ливмя лило.
Внутри ажурной конструкции сидела барышня и плакала. Глеб остановился, кашлянул и сказал:
– Сударыня… Вы простынете.
Девушка махнула рукой с таким видом, что, казалось, ей всё равно – простыть или утопиться. Рука у ней была впечатляюще тонкая, да сама она казалась статуэткой – в серо-голубом платье, хрупкая, светлая, воздушная… В точёных ушах незнакомки Глеб заметил серьги – серебряные с бирюзой, а на руке – такое же колечко. Обручального кольца не было.
Глеб присел на скамейку рядом и осведомился:
– Может, я смогу вам помочь? Что произошло?
Девица помотала головкой.
– Нет. У вас не получится.
Барышня говорила с польским акцентом. Фельдшер показал рукой на запад.
– Вы… оттуда?
Девушка кивнула.
– А в Петербурге как оказались?
Незнакомка закрыла лицо руками. Глеб вздрогнул. То, что он знал из газет – и то, поди, в перевранном виде!.. – могло быть для этой женщины ещё не зажившим ожогом.
Может статься, барышня подглядывала сквозь ресницы, потому как, увидев почти испуганное лицо встречного, отняла руки и улыбнулась.
– Вы, кажется, неплохой человек. Но сделать вы ничего не сможете.
– Конечно, не смогу, пока ничего не знаю.
– Да я… Как бы сказать… военная добыча.
– Чья?! – оторопел Глеб.
– Генерала М.
– Это он вас и довёл? – с народно-медицинской прямотой брякнул фельдшер.
Девушка закрыла лицо платком и закивала.
– Он меня дорогим вином поит да икрой кормит… А у меня потом целыми днями горько во рту. Я говорю ему, а он не верит. Говорит, что я кривляюсь, что я избалованная, что он научит меня послушанию… – незнакомка всхлипнула.
– А-а, – протянул Глеб. – У нас же крепостное право было. Отсюда и пошло: кто заболел, тот виноват, тот лентяй, притворяется.
Барышня застенчиво улыбнулась.
– В Польше то же самое.
– Слушайте… Но зачем он вас спаивает?
– Зачем! – саркастически протянула полячка. – Да разве трезвая рабыня обслужит хозяина так, как пьяная!..
…Барбара и сама не знала, почему так откровенно беседует с незнакомцем. Быть может, она слишком долго молчала. Да и… первый раз с момента пленения с нею говорили по-человечески. Неужели она, полуживая, втоптанная в грязь, ещё может кому-то нравиться?..
– Вот скотина! – рявкнул Глеб. Барбару совсем не покоробили его манеры. – У вас печень не в порядке! И желудок задет! Вам надо срочно садиться на диету!..
– Знаю, – всхлипнула барышня, – я была сестрой милосердия… Пытаюсь объяснить что-то хозяину, а у него один ответ: ты невоспитанная, ты донельзя разбалованная, ешь, что дают, надо уметь считаться с другими людьми!..
– Лекаря звали?
– Во-первых, на лекаря нужны деньги, а хозяин не даст. Во-вторых, лекарь скажет – садись на диету, а кто мне диету обеспечит? Проще на улицу выкинуть…
– Да-а, – протянул Глеб. – Крепенько же потоптали этого гада, прежде чем до генерала дополз… Может, вам в костёле помощи попросить?
– Я… стесняюсь, – барышня закрыла лицо руками. – Я же падшая…
– Бросьте маяться блажью, а!..
– Потом… Этого человека и русские-то боятся. А поляки сейчас вообще раздавлены. И ещё… Я не очень-то верующая… Потому что… Если есть Бог… Зачем он… До такого доводит?!..
– То есть для вас просить помощи в костёле значит себя потерять?
– Как вы догадались?
– Сам такой же. Слушайте… Этот человек… стал бы искать вас… в Иркутске?
Девушка широко открыла глаза – огромные, серо-зелёные, как уральский камень змеевик.
– В Сибири?!..
– Да я как раз туда собираюсь. Поехали? Надоел мне Петербург не меньше, чем вам.
– Почему?
Глеб поведал незнакомке свою историю. И присовокупил:
– В Иркутске много ваших земляков. Ежели разбежимся, не пропадёте. А вот как добираться… По мне, так единый выход – венчаться. Иначе взятки начнут вымогать на каждом шагу, а денег у меня негусто. Привяжутся, кто мы, почему вместе едем…
– Слушайте… Как вас зовут?
– Звонарёв Глеб Георгиевич. А вас?
– Барбара. Мы же разных вер!..
– Придётся вам принять Православие. Я в католичество не пойду, сразу говорю.
– Вы не понимаете, Глеб… Это предательство!..
Глеб достал трубку и нервно закурил.
– Варя, вы сами себя послушайте. В костёл идти – себя потерять. Веру менять – то же самое. Вы запутались, вот и всё. У тех, кто сидит наверху, на то и расчёт – запутать людей и натравить друг на друга. Так что – либо вы подчиняетесь, либо я не смогу помочь.
Конечно, Барбара могла ответить – критиковал овин баню, и была бы совершенно права. Но девушка догадывалась, чем сия перепалка может закончиться. Оставалось надеяться, высоким слогом говоря, что за борт её судна зацепился мостик дружбы, а не абордажный багор.
– Но что я скажу своим в Сибири?
– То, что есть. Сибиряки ко всему привычные, в том числе и поляки. И женщин там мало. Не пропадёте.
– Глеб… А мы поедем… Как брат и сестра?
Глеб молчал, курил и глядел на носки своих сапог. Барбара ждала. Если бы ей годом ранее показали эту сцену на экране волшебного фонаря, полячка пришла бы в ужас. А сейчас дракон враждебной религии подлетел вплотную и готовился её проглотить. Сил на сопротивление не было. Езус-Мария!.. Через что проходили её предки – и как мало оказалось надо ей!.. Жестокий хозяин плюс желудочно-печёночная болячка – и готово, пропала личность. Знали бы товарищи по оружию!.. Хотя… Пожалуй, сейчас они, бредущие в кандалах с запада на восток, поедаемые заживо комарами и мошкой, отлично бы её поняли. Одно дело – находиться между жизнью и смертью на войне и совсем другое дело – на каторге. Кандалы да комары ох, как силы высасывают…
«Да против смены религии прелюбодеяние с иноверцем или с кем – вообще птичий грех», – подумала Барбара. Глеб не вызывал у неё ни страха, ни отвращения. Нервный, конечно, крикливый… Не особенно красивый – лопоухий, щекастый… Тёмные волосы на пробор расчёсаны – приказчик приказчиком… Слава Богу, хоть побриться догадался, даром что у русских в моде бородки… Вряд ли он из дворян… Зато хоть понимает, что с ней, с Барбарой, происходит. Похоже, он и в постели останется человеком, а не обратится в скота, как это часто бывает с ханжами. Пожалуй, можно подарить ему себя, а там посмотрим, кто кого…
В конце концов! Кому нужны сорванные, растоптанные цветы? А этот, кажется, всерьёз собрался её спасать… Он явно не из тех, кто попользуется и выгонит. Слишком уж честно себя ведёт…
Правая рука Глеба держала носогрейку, а левая лежала на колене. И Барбаре вдруг захотелось припасть губами к его смуглой шершавой руке, зашивавшей операционные швы и принимавшей роды…
О Езус, это ещё что?!.. Неужели в её честный шляхетский род исподтишка пролезла пара-тройка холопов?.. Или кто-то когда-то дворянство купил?..
Глеб вынул трубку изо рта и заговорил.
– Ох, Варя… Боюсь, из этого мало что выйдет. Я так люблю женщин!..
Барбара уже прикинула, какую будет вести игру. Она пыталась шутить, кокетничать, но голос срывался и предавал её.
– До Иркутска-то довезёте? На полдороге не бросите? А если новую встретите?
– Ну уж! – рявкнул Глеб. – Когда я ставлю себе задачу, я её выполняю!..
– А вы… не попытаетесь… сделать меня матерью… по дороге?
– Я полагаю, это совсем ни к чему, – серьёзно ответил Глеб. – Во-первых, вдруг мы правда доедем до Иркутска и разбежимся. Во-вторых, не знаю, вернётся ли к вам здоровье вообще… Но месяца три вы должны посидеть на диете. Тогда организм худо-бедно оправится. А насчёт детей… разные есть способы…
– Это какие? – вздрогнула Барбара.
– Ну, какие… Прерваться на середине, к примеру…
Барбара облегчённо вздохнула. Да, этот человек правда умел считаться с другими. Мечта генерала М.
Разговор миновал опасный поворот и вошёл в более спокойное русло.
– Варя, вы умеете готовить?
– Нет, – сказала дворянка и всхлипнула.
– А под моим чутким руководством научитесь?
– Наверное, – Барбара улыбнулась сквозь слёзы.
– Вам же особые блюда нужны. Острого, жареного и жирного нельзя. Вина нельзя, водку только по праздникам…
– Наверное, мне вообще пить нельзя, – вздохнула полячка.
– Вот и ладно. По-хорошему, вам бы переодеться… И теплее будет, и найти труднее. Но полностью переодеть вас у меня казны не хватит. Может, плащ купим или шаль?
Девушка кивнула. Как ни странно, предложение убедило её в серьёзных намерениях собеседника.
– Шаль, если можно. И лицо смогу ею закрыть.
– Отлично. А потом на извозчика – и помчим. Может, я на вашу шаль ещё свой сюртук накину. Поди разбери, кто внутри. Или… сейчас вас прикрыть?..
– Если можно, Глеб, – улыбнулась Барбара. Похоже, этот крикливый плебей действительно желал ей добра. Вот только надолго ли его хватит?
– Пока поедем к моим друзьям. К себе я вас не приглашаю – снимаю комнату, хозяйка не позволяет водить гостей. Она и донести может. Потом съезжу за вещами. Идёмте.
Глеб подал Барбаре свой сюртук, затем подал руку и оба быстрым шагом направились к выходу из парка. На проспекте из-за дождя прохожих было негусто, поэтому никого и не удивила спешка промокшей незадачливой парочки...
