В. Щербединский
В БЕСКОНЕЧНОСТИ ОДИНОЧЕСТВА – ПЬЕСА.DOC
В бесконечности одиночества –
жажда творчества и пророчества,
откровения и познания,
и известности, и признания,
думы горькие об отечестве,
о спасении человечества...
жажда власти, денег, величия...
сексуального неприличия.
В бесконечности одиночества –
страх проклятья, злого пророчества,
безызвестности, непризнания,
полунищего прозябания,
боль предательства и жестокости,
немощь старости и убогости...
страх публичного покаяния...
и подавленные желания.
Всё по Фрейду: желания и страхи. Можно сказать, – программное сочинение. В нём – как-то уж так получилось – оказались изложены тезисы всего моего творчества. Через четыре года этот стих стал заглавным в до сих пор неизданной книге «В бесконечности одиночества». Но до него было стихотворение, которое я считаю самым первым настоящим (!) стихотворным сочинением малой формы, написанным «от себя» – 53-х летнего разносчика рекламных газет.
Утро странное,
нереально, как в фильме, застывшее.
Подозрительно
неподвижный пейзаж за окном.
Ощущение,
тишина, всё вокруг умертвившая
странным образом,
отложила меня на потом.
Небо тусклое,
беспросветно и скорбно печальное,
натюрмортные
не роняют деревья листвы,
время замерло,
и невольно мыслишки сакральные
лезут в голову,
а рука быстро чертит кресты,
как положено,
осеняет меня крестным знаменьем,
суеверного...
атеиста, что Бога презрел.
Страх панический
перед карой Творца мироздания,
страх животного
в одночасье меня одолел.
Поразительно,
я откуда-то знаю наверное –
откровение,
может быть, Он его мне внушил, –
ждать спасения –
это глупость людская безмерная,
безнадёжная:
Бог создал мир, но не полюбил.
Вот поэтому
в жизни столько жестокого, пошлого
и бесчестного,
горы боли в ней, море из мук,
потому-то мы
и придумали бога хорошего,
человечного,
что накормит нас манной из рук.
Утро странное
озарилось внезапно и весело.
Время сдвинулось,
и ожил мой пейзаж за окном.
Ощущение,
то ли жизнь, то ли смерть куролесила
странным образом,
отложив мне вердикт на потом.
Вообще-то опыт по написанию стихов у меня к тому времени был уже значительным: 4 пьесы! Однако… Одно дело, когда твой лирический герой – греческий бог, иудейка Юдифь или персонаж мюзикла для подростков, т.е. когда совсем необязательно быть правдивым и искренним, фантазируй и ври, как хочешь, и совсем другое дело, когда ЛГ – это ты сам, уже немолодой, одинокий мужчина, кинувшийся в 47 лет в незнакомый мутный поток за славой, опрометчиво рассчитывая на быстрый успех и возможность зарабатывать «сочинением сюжетов», как говорил когда-то с телеэкрана Эдвард Радзинский.
Правда, «сюжеты» не кормили никак. И вроде бы первая пьеса, в прозе, получилась приличной, была хорошо принята руководством губернского театра, но до постановки дело не доходило. То безуспешно искали режиссёров на стороне (свой казался не очень современным и крутым), то укатила в Москву супружеская пара ведущих артистов, намеченных на главные роли. То в тот незапамятный 2007 год, когда я начал писать стихи в малой форме, в театре поменяли все кресла, и уже не было денег, чтобы платить по договору исполнителю роли героя, числящемуся тогда в ТЮЗе. Был июль, стояла жара, но у меня было ощущение, зябну. Господи, а как колотилось сердчишко, когда я взял в руки приказ об утверждении состава актёров! Казалось бы, всё, вот оно, дождался, свершилось!!.. Не свершилось. Не срослось. Ещё теплилась в душе надежда на следующий год, но… в ночь с 1 на 2 января 2008 года пожар практически полностью уничтожил здание театра… Ужас… Мрак… Катастрофа. И последовавшие потом три года безвременья, которые свели мои шансы в «родном театре» к нулю. Была отправлена на пенсию завлит – главный инициатор постановки, умер худрук, давший добро на неё, превратился (да простит он меня за такое некорректное, но точное сравнение) в божьего одуванчика режиссёр, совершенно охладевший к пьесе за прошедшие годы.
Но всё это случилось несколько позже. А тот 2007 год, так убийственно разочаровавший меня летом, и начался с большой неприятности: лотки, за счёт арендной мзды с которых я мог не работать и заниматься «вольными искусствами» почти семь(!) лет, были полностью снесены городскими властями. Из «доходов» осталась только небольшая месячная лихва от денег, отданных в долг под проценты, жить на которые, впрочем, было уже невозможно. Передо мной встала дилемма: возвращение в профессию, что было абсолютно неинтересно, не имело никакой перспективы для меня, убившего лучшие годы для развития и профессионального совершенствования на всякую мелочь – планчики благоустройства дворовых территорий, малые архитектурные формы, всевозможные павильончики и коттеджики. В лучшем случае, это были предпроектные предложения каких-то более серьёзных объектов, но которые так и оставались на стадии «пред». Или – нужно было искать подходящую в плане наличия свободного времени работу типа «сторож», «вахтёр», «грузчик»… «разносчик газет».
Я вглядываюсь в лица бывших жён.
Мне жаль их, но былого не воротишь.
Ну, как любить, когда уже не хочешь?!..
Засох бурьян любви и не размочишь,
и я засох и больше не влюблён.
На выбор свой по гроб я обречён,
завёт меня бес, голос, бог – не знаю!
Я жён любил, я их не забываю,
по ним тем, прежним, я всегда скучаю,
судьбой быть мужем им был наречён.
Сейчас нуждой и бытом удручён,
уставший и терзаемый сомненьем,
один как перст, гоним за самомненье,
осмеян, дескать, как, великий гений –
и почту прёт язык через плечо!?
Ревнитель – критикует горячо,
в театре – взяли бабий бред ретиво,
редакторы – воротят нос чванливо,
обычно не читая, но учтивы,
кино – пока не ясно, что почём.
Я вслушиваюсь в говор бывших жён.
Как странно, что я ими восхищался,
с мечтами, не колеблясь, распрощался,
так дико вожделел их, изощрялся
в любовных играх, – сон!.. Фрейдистский сон.
Я был в них до безумия влюблён,
греховный «раб брюшка» и сладострастья,
подсел, как наркоман, на морфий счастья,
погибнуть мог, но к счастью иль к несчастью –
покажет время – творчеством спасён...
Конечно, я прекрасно понимаю, чей голос звал меня и зовёт до сих пор настойчиво и призывно. Это голос демона тщеславия!
Час предрассветной тишины...
Как шелест, ход стенных часов...
Не слышно птичьих голосов...
кошачьих воплей... лая псов...
и человечьи – не слышны.
Как жуток пограничный час
рассвета – выхода из тьмы...
озноб в нём мертвенный зимы...
гнёт каземата стен тюрьмы...
пресс взгляда чьих-то хищных глаз.
Незримо некто... демон... див
в бесовском виде наготы
ждёт жадно, как впадаешь ты
в час предрассветной пустоты
в прострацию – ни мёртв, ни жив.
Он алчет душу оседлать,
осеменить фонтаном зла,
чтоб люто сердце злоба жгла,
и тело ненависть рвала,
а зависть не давала спать.
Чтоб, не колеблясь, без стыда,
поставив цель, мог напролом
ломиться к ней хоть с топором!..
подкараулив за углом...
без страха Божьего суда.
Как жуток пограничный час
рассвета – выхода из тьмы,
озноб в нём мертвенный зимы...
боязнь безумья, как чумы!..
И озаренье всякий раз.
Именно жажда славы, всеобщего признания и почитания заставляла меня терпеть лишения, нищету, тяжёлый и тупой физический труд, отчуждение и разрыв с самыми близкими людьми, с самой, как я наивно думал, «верной и преданной» женщиной. Эта одержимость питала мои жизненные силы, помогала обуздывать самолюбие, смирять гордыню, помогла победить зависимость от алкоголя, которую особенно сильно испытал после смерти матери. Два года она мучительно болела – и, наконец, умерла в одиночку за год до окончания двадцатого века. Невыразимые тоска, утрата, чувство вины, предательства и в то же время – ощущение освобождения. Освобождения от тихого упрёка: «Как же ты долго». Освобождения от глаз умирающего человека, пытающегося заглянуть в твою душу тоскливо и с жалостью.
Ночью, под утро, опять снилась мама.
Без замечаний язвительных жёлчных,
слёз и упрёков, без шума и гама
долго смотрела задумчиво... молча.
Бедная мама, бедная мама!..
Ком в горле встал, задыхаюсь аж, слёзы
душат, терзая мне «вечную» душу.
Жизнь бессердечна – брутальная проза –
нас убивает, и планы все рушит!..
мамины планы, мамины грёзы.
Бог – не Любовь, Он – Палач с хлёсткой плетью,
страхом пытает, болезнями, болью
и одиночеством в злой круговерти,
ужасом смерти и нелюбовью!..
маминой хворью... маминой смертью.
Она успела прочесть первый корявый вариант моей первой пьесы. Искренне обрадовалась и благословила меня на эту стезю. Даже прощения попросила за грубость, с какой высказывалась по поводу моих занятий… Одержимость помогла мне одолеть курение, заставляет бороться с невежеством, подталкивает переделывать снова и снова уже, казалось бы, законченные, отработанные тексты. Помогла отказаться даже от футбола! После трагической гибели в аварии моего товарища, платившего мне небольшую зарплату за оргработу с нашей горемычной командой ветеранов, стало очевидным, совмещать футбол с писательством и с проблемой добычи средств на пропитание, вытянувшейся передо мной во весь рост, стало невозможно. Футбол – эта зависимость, уверяю вас, сродни наркотической, алкогольной. Кто играл когда-нибудь хотя бы на первенство района, тот поймёт меня, сможет оценить эту жертву. Мне даже легче было примириться с тем, что «жена!» меня уже «не любит!» и «ходит на свиданки к другому!!»…
Жена. Аж самому странно называть её так.
«Касались мы друг друга...» не крылами,
сливались в потный ком из ног, из рук,
приклеиваясь липкими телами,
присасываясь алчущими ртами,
стеная сладко в ритме странных мук,
без удержу в припадке бесноватом
заталкивая пальцы в стыд и срам,
ремнём лаская кожу, уши – матом,
облизывая тела опиаты,
не брезгуя, подобно диким псам,
дышали перегаром, не туманом,
оргазмов райской боли алкаши,
телесных наслаждений наркоманы,
счастливчики любовного дурмана...
любили страстью плоти и души.
Ведь это лучшее, что было в моей жизни,
не упрекайте в извращённости, в цинизме.
Нда-а, 17(!!!) лет были любовниками и бегали друг к другу на свидания. В отдельные моменты эта страсть достигала такого уровня кипения, что я среди ночи, дождавшись ухода жены… (в смысле, гм, первой жены) на работу в третью смену, мог помчаться в больницу, чтобы хоть чуть-чуть побыть со своей возлюбленной, сделавшей очередной аборт. В два часа ночи, вырвав руками(!) из замочных скважин две двери вестибюля, не зная этажа, номера палаты, каким-то чутьем, как зверь, нашёл её быстро, сразу, сходу, не плутая!.. И, поласкавшись пяток минут, убежал домой счастливым и сумасшедшим… Любовь? Или безумие? Или любовь – безумие?
Любовь, любовь – нелепость слов,
тупая похоть, скудоумье,
инстинкта зверя «вечный зов»,
сигнал гормонов на безумье.
Себе внушаем – перст небес,
благая весть Любви Великой!
И, как языческий бог Зевс,
блудим разнузданно и дико.
Щебечем сладко о любви,
как соловьи, выводим трели,
тестостерон скакнул в крови,
вот мы уже и озверели,
сто вёрст готовы в ночь скакать,
одолевать усталость, муки,
чтоб плоть в беспамятстве лизать
взбесившейся от течки суки...
Всё реже наважденья дым,
всё меньше привлекают сучки,
всё чаще видится, сидим
у речки, держимся за ручки.
Поразительно, ведь первую жену я вожделел сильно, страстно, с надрывом!.. целых одиннадцать лет!!.. Метр 75 сантиметров – рост, с фигурой, как у Софи Лорен, а лицом она была очень похожа на болгарскую актрису Невену Коканову, в которую после «Вольной птицы» в начале семидесятых я был влюблён. В том фильме Невена играла буфетчицу, взрослую женщину, полюбившую нежно и трепетно парня из выпускного класса. Естественно, я втюрился сходу, встретив женщину похожую, даже более красивую, чем болгарка, более породистую внешне, хотя в основе этой «породы» было соединение, условно говоря, генов русских, мордовских и татарских крестьян.
Да, были счастливые одиннадцать лет, однако сейчас, шестидесятилетний я, пожалуй, больше сожалею, что женился, чем умиляюсь от ностальгических воспоминаний. Женился, пренебрёг восьмилетней разницей в возрасте, мольбами матери и бабули, валявшейся у меня в ногах, вцепившись в брюки, умудрившись стащить их с меня до колен!.. Представляете сцену!?.. Она силой пыталась удержать меня от рокового «падения!» – брака «со старой бабой!!»… Прости меня, бабуленька, что не послушал, перешагнул и помчался сломя голову в село!.. расписываться.
Одиннадцать лет. Ровно столько, пока не встретил свою «татарстенькую» с зелёными глазками, «паршивенькую Алиюшечку», «кругленькую», «глисточку», «толстика», «писюличку!». Ой, ха-ха-ха, чего только не выдумает воображение, воспалённое, одержимое страстью!..
Ну, так вот, как известно, всё раньше или позже кончается. После диких бурных сцен выяснения отношений, безобразных драк с попытками оскопить меня при помощи здоровенного кухонного ножа и больших щипцов для держания сковороды закончился разводом мой первый брак.
…Невероятно страдал от разлуки с сыном. Насквозь прожигало нутро чувство вины, ужасающая тоска и отчаяние от бессилия, что никогда уже больше не буду влиять на него, не смогу избавить от в момент приобретённых без отцовского глаза страшных наклонностей: токсикомании, пьянства, бродяжничества, воровства, наркотиков. Уй!.. У меня было ощущение, что сын умер. Я приходил в мастерскую и, в одиночку напиваясь, как бы поминал его, моего «мальчишку», моего «сынка!», умненького, милого, с прекрасной памятью, замечательными способностями к обучению, необыкновенно одарённого в спортивном отношении!..
«-- Мне что-то перестали сниться сны...
-- Ты просто их, проснувшись, забываешь.
-- Четыре года не заходит сын.
Что с ним? Как он?..
------------------------------ Да позвони, узнаешь!..»
Не звонил, не узнавал. Как будто отрёкся, как будто б...похоронил.
Это были девяностые годы, как их сейчас называют, «лихие». Годы невероятного бедствия для большинства трудового народа. Для меня, для нашего маленького «отдела архитектуры», находящегося под крылышком районной администрации ещё со времён «полностью и окончательно победившего социализма» (так в семидесятых годах прошлого века определяли тот период идеологи компартии), они прошли довольно весело, сытно и… пьяно.
Девицы молодые ночью снились,
их было то ли три, то ли четыре,
не помню точно. Помню, мы резвились
в какой-то незнакомой мне квартире,
смеялись, танцевали, целовались,
у нас хороший стол был, ели, пили.
Отлично помню, что не раздевались,
не матерились, травку не курили,
всё мило было и вполне достойно...
пока ещё одна не заявилась.
С её приходом всё переменилось!
Все стали вдруг кривляться непристойно,
кто, полностью раздевшись, кто в исподнем,
и с пылом с жаром, обливаясь потом,
вповалку на ковре блудить всем скопом
бесстыдно, будто нечисть в преисподней,
сопя, кряхтя, со стонами от боли,
десяток рук и ног, и рты и губы
терзать друг друга стали жадно, грубо,
дав похоти своей бесовской волю.
О, господи, какое наслажденье!
Нет слаще ничего на белом свете!!..
Проснулся я, исчезло наважденье...
Девчонки мне не снились больше эти.
Да-а, вынужден признать, забавы – в прошлом,
а нынче – сны, фантазии, мечтанья.
Я счастлив был в той жизни глупой, «пошлой!»,
и дороги о ней воспоминанья.
Ужасно быстро молодость промчалась,
мелькнула, как трусы партнёрши в танце.
По Чехову, теперь мне лишь осталось
петь лазаря и ждать «околеванца».Но летом 1997 года мысль об «околеванце» мне даже в голову не могла придти. За шесть лет я уже «отошёл» от развода, наслаждался своей холостой свободой, искал новых впечатлений, новых удовольствий и наслаждений. Сейчас мне не кажется странным, что я, не колеблясь, выбрал местом проведения отпуска ялтинский пансионат им. Чехова, принадлежавший некогда союзу писателей СССР. Ещё не написав ни строчки, я ехал, как теперь нужно говорить, в Украину, в Крым с намерением познакомиться с каким-нибудь знаменитым писателем… или с писательницей.
Что называется, своё перо впервые было опробовано мной по возвращении из армии, но тогда пришлось очень быстро оставить эту затею: мои пытливые персонажи стали задавать вопросы, на которые молодой сумасброд ещё не знал ответов. Теперь же во мне, сорокачетырёхлетнем прожигателе жизни, желание снова испытать себя в качестве сочинителя, видно, подспудно вызрело окончательно. И я отправился в Ялту, надеясь встретить человека, который сможет наставить, благословить и… подать руку, когда это понадобится.
И встретил. Даже двух. Одну звали Ольга Михайловна, она уже тогда была пожилой женщиной, худощавой, с плохими зубами, скромной, скромно одетой. Я частенько видел её сидящей на крыльце нашего девятиэтажного корпуса. Естественно познакомились. Оказалась переводчицей, прозаиком, бывшей женой бывшего директора (уже тогда покойного) института мировой литературы. Я с жадностью впитывал её рассказы о себе, об известных писателях и поэтах, с которыми ей доводилось сталкиваться, как говорится, в живую. Приняв меня за начинающего драматурга, она сделала мне ряд наставлений, к которым я прислушался, которым я стараюсь – увы, пока безуспешно – следовать и поныне. Она же познакомила меня и с Еленой… Григорьевной, появившейся с семилетней дочкой в нашем пансионате за три дня до моего отъезда домой.
Три дня романтических отношений с последующей перепиской и междугородными переговорами. Карельская поэтесса, драматург, литературовед, переводчица, кандидат (а сейчас уже доктор!) филологических наук, член Союза писателей России – эта женщина произвела на меня сильнейшее впечатление и оказала весьма благотворное влияние. Она вдохновила меня на писательство и, в определённом смысле, благословила.
Сюжет первой пьесы родился в моей голове уже по дороге из Ялты. Он сложился из сюжетных коллизий американской «Верности» с очаровательной Шер в главной роли и, что никого, пожалуй, не может удивить в России, пьесы «С лёгким паром…» Брагинского. Я хотел, я жаждал, я должен был сочинить нечто, что принесло бы мне моментальный успех. И в этом плане Эммануэль Вениаминович Брагинский был лучшим образцом для подражания.
И я обрёл новоё наслаждение, новое упоение, новую страсть – творчество.
Полёт ночного озаренья
сменил дневную тусклость быта.
Души сладчайшее паренье!
Взлетел, паришь – и всё забыто,
нет больше страха, нет сомненья,
уходят боли и печали,
ты властелин в своём именье
величавый.
И нет тоски невыразимой,
нет одиночества стального,
как жуткий ветер, лютый, зимний,
насквозь морозящего, злого,
как постановщик пантомимы,
как кукловод, людьми ты правишь,
хормейстер строгий и любимый,
в жизнь играешь.
Часы ночного вдохновенья,
когда подвластно всё на свете:
народы, страны, войны, время,
мороз и солнце, дождь и ветер.
Влачат покорно роли бремя
не то, что люди, даже боги!..
А эта дрянь ждёт на коленях
у дороги.
Ха-ха-ха, извечная, наивная мечта мужчин, что женщина уступит, сдастся, приползёт на коленях с покаянием. Не-ет, никогда. Искренне, честно – никогда! А уж если вдруг вернулась, кается, – значит, хитрит, значит, обман задумала или даже злодейство. Эти невероятные по своей двойственности женщины могут очень долго терпеть наше пьянство, могут даже прощать нам измены, если чувствуют, что всё равно остаются для нас самыми желанными, самыми любимыми, но никогда, в конечном итоге, не прощают охлаждения к ним, равнодушия… крохоборства. Но как я мог не «кроить», не жмотничать, если, к примеру, летом 2008 года мой доход составлял 3150 рублей!?..
Впрочем, я опять заскочил далеко вперёд.
«Никогда не кончиться детству...», прочитал у одной девицы,
«...Баба с дедой не поседеют, мама с папой не разойдутся...»,
вдруг пробила слеза скупая, вот бы в прошлом впрямь очутиться.
И невольно весь содрогнулся, упаси бог в детство вернуться!
Снова маленьким быть и слабым, снова мыкаться в детском саде,
где какао с пенкою рвотной, каша клёглая и с комками?
Снова каждый день воспиталке педофилке, садистке Аде
говорить «до свиданья» мило и бежать что есть духу к маме?!..
Снова звать дядю Витю папой, от смущенья залившись краской,
привыкать к фамилии новой, чужеродной и неприятной?
Слушать, как мать ночами выла при разводе, шептала сказки,
в темноту обратив глазницы, что-то пела страшно, невнятно?!..
Не хочу вновь в школе томиться, коммунизму учиться снова
и себя под карликом «чистить», злобным гением революций,
не дай бог стоять за крупою по талончикам «от Хрущова»,
каждый праздник смотреть, как гости попоют, нажрутся, напьются...
Не хочу ужасаться видом, наконец, умершей бабули,
сгнившей заживо за полгода!.. Впрочем, это было позднее,
был женат уж, а сыну – десять... и не знал, что нас всех надули,
жил как люди жизнью совковой, ни умнее их, ни трезвее.
Далеко уже детство, юность, мне сейчас пятьдесят четыре.
Лет бы тридцать отбросил смело... и ещё годок – до женитьбы,
непременно б прожил иначе в нашем лживом и пошлом мире!..
Всё – пустые мечты, тут впору год ещё б протянуть. Дожить бы!!..
В 2006 году цены в Пензе на продукты питания были таковы, что можно было жить на 50-60 рублей в день. То есть при наличии моей «лихвы» и зарплаты за футбол, который занимал у меня не более трёх-четырёх часов два раза в неделю, для скромной терпимой жизни, чтобы пропитаться, оплачивать интернет и коммунальные услуги, нужно было «добывать» ещё хотя бы тысчонки полторы, но лучше – две. Разумеется, я поначалу попробовал было работу «лёгкую»: взялся разносить рекламные газеты. Это были три месяца регулярных тайных выбросов под покровом темноты на близлежащие помойки части этого хлама, объёмы которого с каждым месяцем становились всё больше и больше, и больше. Таким образом, занимаясь доставкой «двигателя торговли» до потребителя по четыре-пять часов четыре дня в неделю, я «заработал» в первый месяц аж… 900 (!) рублей… с какой-то мелочью. Потом – 1050. Потом – 1300! Чтобы заработать честно по расценкам того агентства 1300 рублей, не имея при этом грузовой «газели», мне понадобилось бы полтора месяца (без выходных, по четыре-пять-шесть часов ежедневно) тягать горы практически не нужной людям макулатуры. Работа обернулась бессмыслицей, абсурдом. Самое изумительное – но меня просили не увольняться, даже когда я искренне во всём признался. Разве – не бессмыслица? Не абсурд?!..
За три часа – ни строчки... Пустота
зияет чистотой на мониторе,
её, как трёп, пустая простота
в моём мозгу, в душе... и в разговоре...
с самим собой. Но «оппонент» молчит.
Я вопрошаю, он не отвечает.
Он жив... ещё... не болен, не убит...
как я, опустошён... как я, не знает,
что дальше будет, быть или не быть,
как долго можно так сурово жить:
сперва часов двенадцать кнопки жать,
ворота открывая-закрывая,
как призрак, ночь по фабрике блуждать,
от полной безысходности страдая,
минуты бесконечные считая,
урывками, как лошадь, стоя спать,
от холода и сырости дрожать,
рискуя простудиться... околеть, –
и ад весь этот, только чтоб иметь
три дня для сочинительской нирваны...
В башке звучит надрывный голосок
моей давно умершей бедной мамы:
«О, господи, как ты живёшь, сынок!»...
Сынок твой, как и прежде, жалкий раб.
Казалось бы, обрёл себе свободу
от водочки, от курева... от баб,
но стал рабом тщеславию в угоду.
День третий – три десятка строчек есть.
Вот ради них библейские мучения...
Моя Голгофа... Может, это – месть
Всевышнего за Дар, за самомнение?
Ох, как же замерзал я на той фабрике, пока не запустили котельную!.. Будь она проклята, эта чёртова фабрика «Пианино»! Будь проклят её «новый хозяин»! От некогда знаменитого предприятия, выпускающего при Советской власти до трёхсот пианино в год, остался один малюсенький участок для реставрации инструментов, а вся остальная площадь, поделённая на несколько десятков зон, сдаётся в аренду всевозможным кустарям. За пять месяцев моей службы там в мою смену было вывезено одно(!) ширпотребовское пианино, известное с советских времён под названием «Ласточка», собранное из старых заготовок, и ещё одно – отреставрированное.
Кстати, выражение «талант от бога» – всего лишь фразеологизм, расхожая фраза – и не более того. Мысль, что Талант, или Дар – чисто наследственное качество, которое выявляется и развивается воспитанием, средой, где рос ребёнок, людьми, которые влияли на него в период формирования его личности и потом, по достижении зрелости, укрепилась в моей голове именно там, на фабрике, куда я устроился работать контролёром пропускного пункта в ноябре 2008-го. Года – високосного, принесшего мне новые разочарования и бедствия, убившего в аварии моего товарища, моего футбольного работодателя, прямо в день рождения его жены… Года, завершившего окончательно мою беспечную «лёгкую жизнь». Я пересёк её финальную черту. Начался новый этап – этап постоянной борьбы со страхами перед физическими перегрузками, голодом, холодом, всевозможными хворями и болячками, не взирая на которые приходилось работать по двенадцать часов кряду, борьбы со старостью… одиночеством.
В одиночестве есть глубина океанской пучины,
беспросветная бездна, таящая ужас и смерть,
в одиночестве есть высота непокорной вершины,
ты сползаешь без сил, и нет крыльев, винта, чтоб взлететь.
В одиночестве есть и сиротство – и чувство свободы,
и беспомощность, немощь – и жажда и время мечтать
и творить, создавая миры, не взирая на годы,
где ты молод, любим и способен как птица летать.
Мир людей многолик, но бесчестен, жесток и безбожен.
Люди мучат друг друга, калечат, насилуют, жгут,
убивают порой за скуластость, за смуглую кожу,
распинают детей, предают, как товар продают,
наживаются подло, цинично на кризисах, войнах,
на природных ресурсах, страстях и пороках людских,
вынуждая за грош надрываться в забоях и в штольнях,
на заводах и стройках, полях и просторах морских.
В одиночестве есть и вселенская мудрость, и прелесть.
Отстранившись, как Бог, видишь, что суета всё сует,
что людей не спасут ни любовь, ни молитвы, ни ересь,
ведь гуманного Господа не было прежде, и нет.
Мы живём... чтобы жить, и не стоит спешить на «тот свет».
Забыл сказать. В сентябре 2004-го года мой второй брак – ужасное по своей будничности деяние: роспись в загсе без свидетелей, цветов, без колец, фаты, даже без скромного свадебного стола «для своих» – фактически, не начавшись, как до’лжно по терминологии юристов, ведением совместного хозяйства, нанёс нашим угасающим отношениям с «кругликом Алиюшечкой» смертельный удар. Года три, а, может, и четыре продолжалась агония, когда мы ещё перезванивались изредка, иногда встречались и даже порой делали «это», но… но… но…
-- Куда любовь уходит?
--------------------------------- Никуда,
она, как люди, просто умирает.
Удар, апоплексический удар –
всё, паралич, кончина наступает.
-- С женой была любовь и много лет!
-- Но всё ж любовь скончалась?
----------------------------------------------- Я-а... влюбился.
-- Ну вот, сам дал на свой пример ответ,
«старушка» умерла, бес вновь вселился.
-- Бывает же, всю жизнь живут в любви.
Сто лет любви, представь! А?!
--------------------------------------------- Ты рехнулся?!
Сто двадцать лет любимой визави –
с тобой в постели!!
----------------------------- Брр, я ужаснулся...
А как же страсть?
------------------ Что – страсть?
--------------------------------- Пылает, жжёт!
-- Потухнет, даже солнце затухает.
Как искра, страсть погаснет, лишь сверкнёт,
всё в мире раньше, позже угасает...
И вот уже девятый год (девятый!!) формально я пребываю в своём втором браке с гражданкой Г.Х.Д. Смешно?.. Очень смешно. Новая комедия с названием «Ещё один абсурд, или Ирония судьбы». Вспомнилась, по случаю, реплика Джульетты на балконе: «О, горе мне!..»
Была любимая, на ласки падкая,
родней родимого и слаще сладкого,
казалась вечною любовь порочная,
но преходяща жизнь, всё в ней непрочное,
всё мимолётное и скоротечное,
а все влюблённые всегда беспечные,
бескомпромиссные, в любви бесстыдные,
эгоистичные и ненасытные,
порой жестокие и очень злобные,
чуть что – грызутся аж, как псы голодные!..
Теперь не верится, что так безумствовал,
что каждой клеточкой разлуку чувствовал,
как от наркотика, всего корёжило,
а как супружники так и не пожили,
сейчас встречаемся, как два товарища,
убрало время все следы пожарища,
нет вожделения, ни даже – ревности,
мы – две посылочки без всякой ценности...
Зажили вроде бы рубцы сердечные.
Луна со звёздами – и те не вечные.
«Человек одинок всегда и никогда», говорил герой «Триумфальной арки» Ремарка. Если ты часами, изо дня в день, из месяца в месяц, из года в год проводишь время за компьютером, волей-неволей начинаешь «общаться» с ним, как с живым. Что-то обсуждаешь, хвалишь за оперативность или материшь его, когда «зависает» или вырубается, впав в состояние, похожее на… кому.
Кома. Я даже не знал, что у этого слова есть такие интересные значения: газовая оболочка ядра кометы, образующая вместе с ним её голову, явление «ершистости» световой точки в оптическом приборе или в глазу… от слезы, например. Кома – была моя дворовая подростковая кличка.
Во дворе «эмвэдэвского» дома
был для всей ребятни я дворовой
поначалу Комар, позже Кома –
производная от Комаровой,
от фамилии бабушки Вали,
моей славной бабули, кликуха.
Я был бойкий, а Комою звали –
смысл ли Высший, случайность? Проруха?!..
Сплю теперь, как народ коматозный,
вместе в ступоре корчимся жалко,
вымираем позорно, курьёзно,
мусор, хлам исторической свалки,
в духоте своих комнатных клеток
номеров коммунального дома,
изнывая на ложах кушеток,
безучастны, в глазах тоже кома.
Нет, – не сон коматозный – убийца
и не газовый кокон кометы
той, что в Землю снарядом вонзится
и устроит нам всем конец света,
аберрацию глаз сотворили
наши слёзы бессилья и боли
за страну, где недавно мы жили,
хоть и жили-то, вроде, в неволи,
нам казалось, – в счастливой юдоли.
Ту страну мы навек утеряли,
развалили и разворовали,
а ведь жизнь за неё отдавали,
предавали родных, убивали
невинных!!.. Ох, сгноили немало.
Как загадили все идеалы,
а мечтали, что вот-вот «приидет»
наше «светлое завтра» планеты,
пусть не мы, хоть внучата увидят,
что не зря совершалось зло это,
что с лазурных высот небосвода
блеск алмазов для всех засияет,
и всеобщее счастье народа
преступления все оправдает!..
Не желали жить по декалогу,
Ильича не спасли нас заветы...
Поскорее б удар той кометы
всех людей упокоил ей богу.
И мальчишки и девчонки нашего двора – мы все ждали КОММУНИЗМА, новой жизни, новой эры, счастливой, радостной, обеспеченной в материальном плане всем-всем необходимым, справедливой и доброй жизни для всех – без исключения! – людей… Наивные обманутые дети.
Отчий дом.
Здесь я жил много лет под опекой бабули и мамы…
без отца.
Но был отчим формальный, который порой приходил,
даже жил:
день-другой ночевал, по законам классической драмы
делал вид,
что – отец, добрый муж, зять умелец. Меня – не любил,
я – его,
но исправно играли свои отведённые роли.
Жизнь – театр,
где все люди-актёры играют несчастных себя,
режиссёр –
хаос жизни, судьбы, у которого в полной неволе
душу рвём,
выбиваясь из сил, выживая, спасая, любя.
«Отчий двор».
Для большущей оравы ребят он был островом детства,
лучших игр
и общения разных по возрасту странных детей,
как один,
не умеющих жить и любить вне эпохи контекста
той страны,
где росли… А потом развалили её без затей.
Прохожу
мимо окон, двора, мимо «джунглей соседнего дома».
Всё не так,
всё чужое и чуждое, точно английский язык.
Победил
капитал, «буржуин». Как там?.. «Сarry the day»* – идиома.
Кибальчиш…
был разбит и убит!.. Не привыкну никак… Не привык…
*Сarry the day (кэри зэ дэй) – английская идиома, означает – одержать победу, выйти победителем. Наивные обманутые взрослые, которым очень захотелось вкусить буржуинства, зажиточной и свободной жизни. Дурачьё, сразу позабыли, чему нас учили классики марксизма-ленинизма: богатыми становятся только за счёт большинства – эксплуатируемого, обманутого, обобранного.
Везёт же людям: ездят, смотрят мир,
народы, страны, редкостных животных,
катаются на лыжах горных, водных,
пьют в здравницах питательный кефир,
ныряют в воды гейзеров, морей,
глазеют на разваленные замки,
на солнце возлежат в одной панамке,
на палубах круизных кораблей,
снимаются на фоне пирамид
с «мочалками», с верблюдами в обнимку,
хип-хоп с ламбадой пляшут, выгнув спинку,
напялив экзотический прикид...
Иные пишут фальшь и чепуху,
печатают, кино своё снимают,
потом друг другу премии вручают,
всё время на виду и на слуху,
не ведая тяжёлого труда,
народ к патриотизму призывают,
дворянские усадебки скупают,
тусуются, беснуясь без стыда,
живут себе легко как у Христа
за пазухой, безбедно и привольно.
Глядишь на них и думаешь невольно,
кто им зарезервировал места
на этот «праздник жизни», Бог, судьба?
Дед-партработник, олигарх-папаша?
Как вышло так, что всё теперь не наше?!..
А нам остались – труд и ворожба,
мечты, молитвы, постоянный страх
за жизнь свою, детей, родных и близких,
надежды на объедки и огрызки
с бюджетного стола, что наш «монарх»
и впредь за нас радеть усердно будет,
в стране порядок всё же наведёт,
коррупцию, как вошь к ногтю, прижмёт,
что людям обещал, не позабудет…
А мне всё не везёт и не везёт,
дряхлею, но не продано ни строчки,
я так устал, дошёл до крайней точки,
меня уже и чудо не спасёт,
жизнь выжгла изнутри всего дотла,
я – труп живой, шедевр таксидермиста,
ходячий, говорящий, бритый, чистый,
душа ж мертва, подобие стекла –
застывший кварц, обугленный огнём,
ненужный, бесполезный, бестолковый...
Пойду платить налог за землю новый,
вернусь, мы, тень, чайку с тобой попьём.
Вот вряд ли кто-либо забыл, как Горбачёва все кому ни лень высмеивали и пародировали в конце восьмидесятых. Никто всерьёз не воспринимал человека, не способного произнести согласованного по членам предложения текста, но дух свободы, вольницы витал в воздухе, верилось, что новые люди, пришедшие во власть, всё сделают по уму, наладят, перестроят, отрегулируют…
Как всё ж судьба несправедлива и слепа!
Ничтожный пентюх, недалёкое трепло
волной истории, как пена, как щепа,
наверх, на самый гребень вынесен!!.. назло,
в насмешку умникам и дряхлым мудрецам,
на радость жуликам, евреям хитрецам,
интеллигентам, вожделеющим свободу...
на горе, на беду наивному народу.
Я понимаю, уродился сер и глуп,
вахлак крестьянский, малоросский комбайнёр,
тщеславен и хвастлив, конечно, трус и туп,
и Рейган был его наставник, Буш – суфлёр,
но как смириться, что иудушке сему
живётся мирно и в достатке, и в почёте?!!..
Чтоб захлебнулся он в плевках и в нашей рвоте
от отвращенья и презрения к нему.
Не захлебнулся. Мирно, тихо и тайно доживает свой век первый и последний президент Союза Советских Социалистических Республик то ли в Англии, то ли в Германии, даже журналисты не знают, где. Ельцин, хитроватый мужичок, конечно, оставил его с носом, но на расправу ни самого, ни его основательно обогатившееся потомство не отдал, понимая, что и с ним, первым президентом России, могут проделать то же самое. И умер спокойно 23 апреля, уже многократно поминаемого мной 2007 года, передав под самый Новый год в своём обращении к народу бразды правления Путину. Ушёл вовремя, красиво и с гарантиями безопасности для себя, для семьи, при полном сочувствии «дорогих россиян». Гениальная рокировка!
Скончался первый президент страны России.
Народ безмолвствует, преемник дал приказ
Повеличать предтечу. Траур огласили,
Отпели, как царей бывало встарь у нас,
Речей трескучих, пышных не произносили
И схоронили так, чтоб не мозолил глаз.
Скончался первый президент больной России.
Народ безмолвствует, витийствуют попы,
Чай их же к власти нынче снова подпустили,
Зелёный свет им дали, воли, как клопы,
Мор, холод вынеся, уж брюхо отрастили –
Опора власти воровской, её столпы.
Скончался первый президент дурной России.
Народ безмолвствует, «культура», тупя взор, –
Кто на виду, те, что с экрана голосили
При всех режимах, – чуть смущаясь, милый вздор
Несёт о мёртвом, мол, свободу дал, мессия!..
В каком-то смысле фигуральном, но не вор.
Скончался первый президент простой России.
Народ безмолвствует, как в рот воды набрал,
Его, как в зоне, обобрали, «опустили»,
А первый наш пил, спал, мячи долбал,
Обрезанным – не тем, кого крестили! –
Все земли лучшие, богатства недр раздал.
Скончался первый президент моей России,
Мужик был дерзкий, сумасброд, хитрец и пьянь.
У нас не принято, чтоб мёртвых поносили,
Народ безмолвствует, проглатывает брань,
Но волю дай ему, на чистоту б спросили,
Плевком покойнику б, проклятьем отдал дань.
Народ безмолвствует, а мне как быть?.. Я знаю,
Сейчас свобода же – болтать, я проклинаю.
Я ненавижу, проклинаю, проклинаю!!
Однозначно – времена изменились. Я без опаски размещаю в инете подобные стихи, и за мной никто не приезжает ночью с арестом, не выкручивает мне лопатки, не вышибает последние зубы, не отправляет на смерть «без права переписки». Свобода?!.. Во многих отношениях наша жизнь стала гораздо свободнее. В особенности, для олигархии, зародившейся при правлении Ельцина, изрядно заматеревшей при тандеме Путин – Медведев, Медведев – Путин. А теперь всё крепче и теснее она срастается корневой системой с абсолютно распоясавшимся от безнаказанности чиновничеством.
Сегодня ночью я опять летал!.. свободно,
парил легко, почти не двигая руками,
то зависал под потолком над головами
сидящих женщин за рабочими столами,
то низко плыл над самым полом – так удобно
смотреть под юбки, любоваться их ногами.
Но никого мои пике не поражали,
как будто б я неосязаем, невидимка.
Смотрел хорошенькой глаза в глаза блондинке,
потрогал хвостиков плетенья кос резинки,
её зрачки мой грубый лик не отражали,
её лицо не озаботилось в морщинке.
Я стал носиться в этом полном женщин зале,
летал и пел, и щупал всех, кто был по нраву!
Злодей не схвачен, значит, – прав, имеет право
на преступление, премерзкую забаву?..
На процветание, почёт под звон регалий?..
На яхты, замки, баб-моделей, «Челси», славу?!..
Даже когда стали предприниматься попытки заводить уголовные дела по фактам вопиющих миллиардных хищений, главные фигуранты обвинения невероятным образом вдруг оказывались где-нибудь в Израиле или в Лондоне, в «Парижеке» или в Таиланде. При деньгах, при безумно дорогой недвижимости, имея двойное гражданство как гарантию того, что «заграница нам поможет», они уходили от возмездия безнаказанно, безвозвратно. Класс сверхбогатых людей, сложившийся за двадцать три года «российского капитализма» путём махинаций, прямого воровства и мошеннического перераспределения так называемой «народной собственности», естественно, «своих сдавать» не хочет. Кого-то, вероятно, будут, образно говоря, жертвовать на заклание в пасть народному зверю, но, думаю, крайне редко… да и то, поди, из числа самых неугодных. Расслоение общества в России, как и сто лет назад, вновь максимально углубилось. Классовый антагонизм богатых – и бедных не способны отменить никакие олимпиады, призывы к патриотизму, к консолидации. Так что кровавые битвы классов ещё впереди. И неизбежны.
В Израиле Ракитской Эвелине
приснился сон, что вроде где-то есть,
в пустыне что ли, в землях то ли глинных,
прикупленных когда и кем бог весть,
ещё – «Альтернативная Россия»,
собравшая и давшая всем кров,
кто долго по чужбине колесили:
изгнанников несчастных и «врагов
народа» – «кровопийц и дармоедов»
дворян, попов, «буржуев», «мироедов»,
каза’ков бывших, разных диссидентов,
эстетов-«мудрецов» интеллигентов,
включая тех, кто «верить прекратил,
уже почти забыл родное слово»,
и даже мёртвых!.. вставших из могил,
желавших стать «одним народом снова»,
«всех войн не возвратившихся бойцов»,
почивших в славе гениев-злодеев,
ограбивших Россию удальцов,
всё больше почему-то из евреев,
уставших жить на родине(!) «в изгнанье».
Короче, все – живые, мертвяки –
соединились «под своим названьем –
Россия», блин... рассудку вопреки,
естественным законам дарвинизма,
законам времени и классовой вражде,
непримиримому вовек антагонизму
богатых – и томящихся в нужде,
за грош ломать всю жизнь горб обречённых,
налив глаза, стеная, матерясь,
не ведая, что есть прямая связь:
класс нуворишей, властью наделённых,
заразу сеет сам! И терроризм,
бессмысленный, безумный, и фашизм,
расистский, ксенофобный, беспощадный,
коррупцию с размахом неоглядным,
бомжей и проституток, наркоманов,
мошенников, сектантов, игроманов –
вся гниль везде цветёт махровым цветом,
где миром правят деньги, капитал!..
А может, в той России власть Советов?
Ульянов-Ленин вновь декрет издал:
народу – мир, землицу всю – крестьянам,
а фабрики – рабочим вечно пьяным?
Боюсь, Альтернативную Россию
ждёт страшная гражданская война,
разруха, голод, мор, ох, бед сполна
хлебнёт народ с таким вождём-мессией.
Куда ни кинь, а люду всюду клин,
несчастья, неудобья, хрен один,
всегда, везде и при любом режиме,
что в нынешней России, что в другой.
Довольно, Лина, спать, проснись и пой,
и радуйся, ты не в отчизне зимней,
где дуют ветры, холодно и гадко,
где ненависть и злость царят кругом,
живут в кошмаре кризиса, упадка
и вырожденья... Рухнет «отчий дом»,
жильцов своих несчастных погребёт,
всех без разбору, быстро и ужасно.
Кто тосковал, воскликнет, как прекрасно,
что от России он вдали живёт.
Конечно, главная причина того, что «Титаник»-Россия ещё на плаву, – высокие цены на углеводороды. Пока ещё нефтедоллары потоками текут в «закрома родины». Даже, несмотря на то, что эти закрома в чудовищных масштабах разворовываются на всех этажах власти, денег так много, что их хватает и на социальные и культурные программы, на прибавки к зарплатам и пенсиям. Но сколько это будет ещё продолжаться, как говорят в народе, одному богу известно.
Скучно как... Тошно...
Ничего уже больше не радует. Всё так вокруг
мерзко, безбожно,
безнадёжно и подло устроено!.. замкнутый круг,
где мы на корде
у судьбы с апатичностью мерина мелко труси’м,
потные морды,
всё болит: ноги, руки... и души!!.. Всегда на Руси
дико, нещадно
миллионы несчастных губили «во славу!» страны,
власть беспощадна,
ненасытна, озо’рна, стозe’вна... страшней сатаны.
Крах, вырожденье,
государства распад очень скоро настигнет всех нас.
Нету спасенья!..
Наш на адской машине истории выставлен час.
Я не Нострадамус, не Мессинг, не Ванга и очень надеюсь, что моё предсказание – всего лишь эмоции поэта, пребывающего в мрачном раздражённом состоянии духа. «Нерьвы», как говорил Анатолий Владимирович Тарасов, наш знаменитый советский хоккейный тренер.
Печально я гляжу на наше(!) поколенье
пропойц, мещан-совков, воришек и воров,
известных некогда деяньями отцов,
но разбазаривших их славу, достиженья.
Да, были бедными аж с самой колыбели,
но жили славно в коммунальной тесноте,
душой богаче были в этой нищете
духовных нищих нуворишей Куршевеля.
Но незаметно очерствели, оскудели,
достаток, сытость и довольство обрели,
Союз не стали защищать, не сберегли –
богатства, роскоши, свободы захотели.
И что в итоге получили в заключенье?
Буржуев жадных и чиновный беспредел,
народной собственности воровской раздел,
простого люда обнищанье, вырожденье.
Да ну и хрен бы с нами, старыми! Тревожно,
детей грядущее неясно и темно,
их жизнь неправедна, а цели пошлы, ложны.
Титаник-Русь ещё несётся резво, но...
Что ожидает нашу матушку-Россию?
Не разорили б заграничные «друзья»,
не раскололи б на кусочки лжемессии,
не утопили бы невежды-сыновья.
В июле 2009 года меня взяли в магазин «Рассвет» грузчиком с окладом шесть с половиной тысяч. Так получилось, я не работал до этого три с лишним месяца. Понятно, что в материальном плане дошёл натурально до ручки. По закону подлости присовокупились сломанный зонт (именно в период проливных дождей!), очередной выпавший зуб. И, самое печальное, – мой компьютер, заразившись какой-то дрянью, впал в полный ступор, умер. Я не смог закончить «Тайную вечерю», к тому же безвозвратно погибли две последние страницы пьесы. Чудовищный стресс, новый шок, новый ужас. Даже звонок из магазина, приглашающий меня на работу, принципиально, сразу не менял того ахового положения, в котором я оказался: нужно же было питаться, платить за квартиру, что-то делать с компьютером, без которого остался как без рук. Я настолько растерялся, что обратился за помощью… к Галие, «татарстенькой жёнке». В очередной раз убедился, женщины всегда готовы помочь, но их нужно об этом попросить. Она дала мне пятьсот рублей… в долг, конечно, наскребла по сусекам всевозможной еды: от баранины и конины до пельменей и варенья. Впрочем, принципиально это ничего не изменило в наших отношениях, но… всё-таки помогло выжить, вытерпеть первые два месяца жёстокого режима экономии и тяжкого труда, тогда показавшегося мне каторгой. Я одолел тоску от невозможности какое-то время писать, преодолел страх, что не смогу восстановить на прежнем уровне свою фантастическую «Тайную вечерю», поскольку стал замечать ослабление памяти и даже отупение от физических нагрузок.
Сон... Снова вижу лагуну в коралловых рифах...
чёрных красоток нагих, развалившихся томно...
белых туристок в трусах типа «стринги», без лифов...
катер прогулочный, флаг королевского Тонга...
Май, нет жары, но довольно безветренно в тропиках...
Као кури’тся на фоне лазурного неба...
Смуглая девочка в розовой юбке и топике
ждёт на прогулку к речушке, где я ещё не был.
Рай!.. Там бываю в мечтах, в состоянии транса...
там мир могу созерцать без забот и печалей...
Там побывать наяву, у меня нет ни шанса,
вырваться в Сочи (хотя бы!) удастся едва ли.
Явь – грязь и пот, в пене труд до растёртого паха,
злая ломота с утра в натрудившемся теле,
преодоление голода, холода, страха...
и отвращения жить в новом русском борделе.
И, тем не менее, работа в «Рассвете», как показала дальнейшая жизнь, оказалась для меня спасением, благотворным трёхлетним этапом, стабильным и в материальном плане, и в творческом. При окладе в 8 тысяч (с ноября была прибавка) я умудрился к своему первому отпуску в магазине собрать кучку из накоплений текущих, отпускных и получки аж в 27 тысяч рублей! И я поехал… в Сочи!!
Пасмурно, слякоть осенняя. Прямо не верится,
вечное лето – казалось нам – кончилось запросто.
Как хорошо, что решился, что смог я осмелиться
к морю рвануть на декаду последнюю августа
позагорать на «Ривьере»... (французской бы!) сочинской,
плюнув на «жён» и «детей», и на цены взлетевшие,
просто валяться, трепаться, как Бобчинский, Добчинский,
пряча в тени телеса и лицо обгоревшие,
долго смотреть, как вода за дельфинами пенится,
как парашют со счастливцем за катером тянется,
мяч забивать через сетку красавицам де’вицам,
чувствуя тягу к их прелестям, как старый пьяница,
счастье, восторг испытать и души утешение
в зале органном под Баха, глотая рыдания!..
Всё ж до чего хорошо, что я принял решение.
Море, дельфины и Бах – вот моё оправдание.
Затевая поездку, я рассчитывал на стратегию убийства двух зайцев: попытаться реанимировать застывающие тела наших с Галиёй отношений и сэкономить деньги за счёт проживания в Сочи у подруги юности её тётушки. С тётушкой вопрос был решён положительно, но «паршивенькая Алиюшечка» со мной не поехала. Её любовь, это уже было очевидным, к тому времени «застыла» окончательно. В её жизни был тяжелейший этап, потребовавший неимоверного напряжения всех душевных и физических сил: обмен квартир – сложный, рискованный, переезд с парализованной матерью, три года угасающей в беспомощности, в безумии, её похороны на «малой» родине в селе, как положено, по-татарски. Потом – капитальный ремонт – «евро!» – новой квартиры. Затем – дорогущая свадьба дочери от первого брака и, наконец, рождение внучки. И обо всём я узнавал уже много времени спустя, из становящихся всё реже телефонных звонков и встреч. Ничем не помог, ни в чём не принимал участия… Какая уж тут любовь?.. Кому нужен такой муж?!.. И вообще кому теперь нужен мужчина, у которого во рту осталось семь(!) целых зубов, а?
А время продолжает свой отсчётбез остановки... к смерти нас ведёт
и приведёт в свой срок и неизбежно.
Я прозябаю тяжко, безнадежно,
без славы, вдохновенья, без друзей,
без денег, новых планов и идей,
женатым, вроде б, – без жены своей,
отцом-то точно – только без детей.
И даже дедом!.. Дед уж, да ничей.
И без любви людей, зверей... твоей.
Должно быть, мы друг к другу охладели.
За двадцать с лишком лет перегорели,
как электрокамины «Прометей».
Весной 2012 года я подал в министерство культуры области заявку на публикацию моей, уже упомянутой в начале повествования, пятисотстраничной книги «В бесконечности одиночества». Включил в неё порядка 120 стихов и пять лучших пьес в стихах. Я сам сделал иллюстрации и шикарный макет книги, абсолютно уверенный, что мой недоброжелатель, местный поэтический наполеон, подмявший под себя литературный журнал, творческий союз, распределение денег на публикации, увидит её и испытает прилив желчи и зависти. Ведь у него, каждые три-четыре года переиздающего свои песенки на халяву, нет ни одной такой красивой книги. Ясное дело, комиссия, которую он возглавлял, денег мне на неё не дала. Чёрт, чёрт, чёрт, чёрт бы его побрал!!!.. Но не берёт. А, может быть, даже и хранит: ведь этот «бард!» благополучно и даже успешно пережил коммунистический этап, а теперь в полном порядке и при капиталистах. Умеют же люди жить!..
---- Три маленьких стиха – за двадцать дней!
Блин, что за чёрт, я не могу работать?..
Мне жить всё тяжелей и всё трудней,
нет воли, сил... желанья дальше топать
по нашей гадкой жизни и коптить
бессмысленно и безнадёжно небо,
и с каждым днём съедать всё больше хлеба,
всё меньше – мяса, фруктов, и носить
старьё лет двадцать... Двадцать, – представляешь!?..
Скажи мне, тень, вот стоит ли так жить?
---- Чай ты философ, знаешь, понимаешь,
что мир несправедливым должен(!) быть –
закон людского сосуществования –
без драки, без борьбы за выживание,
без страха смерти, жажды есть и пить,
без страсти быть любимым и любить,
без веры и надежд на наслаждения
вы все обречены на вырождение,
и вымерли б уже давным-давно.
Увы, жизнь, к сожаленью, не кино,
нет места в ней всеобщей справедливости,
удаче – может быть, ну-у... жалости, ну милости –
и всё! А благоденствие, богатство –
всегда за счёт народного труда,
мечта «свобода, равенство и братство»
в реальности – обман и ерунда,
иллюзия... и миф.
-------------------------- Нет сил терпеть
жизнь тени – без лица и под ногами!!..
---- Твоя дилемма: царство Тени, смерть –
и жизнь в тени вся, блёклая... мечтами.
И вот в июне 2012 года самый дорогой продовольственный магазин города, носящий столь оптимистическое название «Рассвет», о котором я знал ещё с детсадовского возраста, был закрыт по причине бесперспективности, разорился попросту. Вновь – без работы, а до пенсии оставалось ещё целый год. Вроде бы, – немного, но его надо было прожить. Жутко не хотелось горбатиться, имея заначку в 28 тысяч. Кстати, 25-и хватило бы на публикацию за свой счёт хотя бы 50 экземпляров моей расчудесной книги!.. Но, став безработным, решиться на такой, если вдуматься, бессмысленный шаг даже я, одержимый этой идеей, как Меджнун своей Лейли, не осмелился… Может быть, и зря. Не стало бы денег, глядишь, и работал бы смиренно и терпеливо… в том же «Эльдорадо» за 10 тысяч 414 рублей и 25 копеек. Не возмущаясь тем, что администрация не хочет тратить деньги на ремонт грузового лифта, укомплектовать полностью штат грузчиков, приобретать моего размера рабочую одежду. Хрен с ним, со старым грузчиком, рвущим запястья и коленные сухожилия, таская по этажам на руках здоровенные холодильники, тяжеленные стиральные машины, утилизированные телевизоры из прошлого века, которые, как гроб, не обхватишь и не поднимешь в одиночку. Пусть бесится, старый неудачник, добивая свои «вечные» спортивные трико и обувь, тратит выходные, таскаясь по несколько раз в лукавый «Хоум кредит» банк за получкой, которую постоянно перечисляли не вовремя и не полностью.
Все «новые» хозяйчики легко и быстро усвоили навыки экономии: заставить наёмных работников максимально выкладываться физически и психологически, назначая им самую минимальную оплату и оттягивая её до последнего предела их терпения. Так было в «Эльдорадо», так было и в ООО «Фемели», в «Спаре», в «Зелёном доме», в «Перекрёстке» – где последний год перед пенсией я работал сторожем, грузчиком, экспедитором различные сроки: от 6 часов до 2 с половиной месяцев. В «Спаре», для примера, в канун Нового года за два дня работы по 13 часов мои руки от локтя до кисти превратились в сплошной распухший синяк. Плюс невероятная теснота, необходимость рыться в помойке, чтобы запихать в контейнеры горы отходов магазина. Я много лет не болел, но от такой работы слёг после восьми выходов и две трети января провалялся в постели.
Бли-ин, завтра Новый год! Из времени я выпал,
батрача на господ, весь просолясь, до рвоты.
Ни Бог, ни фатум злой ад маленький мне выдал –
«хозяева» страны: хапуги, воры, жмоты.
Всё ломит, чуть живой, опухли ноги, руки.
Посмотрим, сколько мне заплатят эти суки!!..
Заплатили шесть тысяч четыреста с мелочью. В принципе, могли вообще не заплатить. Официально меня не оформляли, за расчётом после выздоровления я пришёл только в феврале. Запросто могли послать на!.. Думаю, просто пожалела директриса культурного грузчика. А ведь скольких не шибко культурных не жалели, посылали, и будут посылать на все четыре стороны, заплатив грош, а то и вообще не платя. Особенно молодым, неопытным. Берут как бы на стажировку, эксплуатируют неделями, а то месяцами!.. И ничего не платят!!.. Разве – не суки? Разве – не мерзавцы бессовестные?.. Ждут, похоже, когда эти молодые объединятся в небольшие отрядики и с помощью кувалды, легко дробящей пальцы на руках или на ногах, быстро и эффективно начнут решать проблему «стажировки». И не только стажировки. Дождутся. Допросятся!..
Морозец. Солнце. Третье марта. Воскресенье.
Февраль теплом весна спровадить попыталась,
не одолела, отступилась, обломалась.
Не за горами, впрочем, новое вторженье.
Неотвратимое, победное!.. желанное,
ведь мне три месяца до пенсии осталось.
Всего три месяца!!.. Но боль в руках, усталость,
боюсь, мне в вечность превратят срок долгожданного
освобождения от каторги наёмника,
от унизительной зависимости денежной,
от мерзкой маски исполнительного скромника,
от жизни скаредной, сверхбедной и сверхбережной.
Конечно, пенсия моя – всего лишь минимум,
чтоб жизнь поддерживать в стареющем мечтателе,
что тяготится бытом пошлых обывателей
и грезит миром иллюзорным и невидимым.
Конечно, буду и на пенсии работать,
чтоб наяву осуществить свои мечтания,
но легче жить, когда твой выбор не с отчаянья,
когда ты можешь, смачно сплюнув, дверью хлопать.
Морозец. Солнце. Март. В уме процесс брожения,
аж даже выпить стопку водки захотелось.
К тому же в марте моей мамы день рождения...
Я снова чувствую свою осиротелость.Год прошёл. От «книжного запаса» остались рожки да ножки: пять тысяч. Где деньги, Зин?!.. Прожил, проел. Если учесть ползущий рост цен и коммунальных тарифов, боюсь, до первой пенсионной выплаты от него ничего не останется.
Тринадцать лет назад я свернул со «столбовой» дороги обывателя в неведомый лес, надеясь отыскать в нём своё счастье.
«…Что мне нужно для счастья?.. Для полнейшего счастья, безмерного?!..
Нужно тридцать пять тысяч на издание книги моей...
и увидеть на сцене воплощенной мечту эфемерную,
отражённую в блеске сокровенных слезинок людей…»
60 лет назад на рассвете я «пришёл» в наш «подлунный мир». И сегодня, 31 мая 2013 года, начался отсчёт седьмого десятка моей жизни.
Годы промелькнули чередой
смен пейзажей, как в окне вагона,
скромных интерьеров и ордой
лиц провинциального перрона,
в мелких перепалках и пустом
времяисчислении, в никчёмном
пошлом прозябанье, обречённом
выгореть в режиме холостом.
Время – беспощадный людоед,
поглощает всё без сожаленья:
жизнь родных, друзей... любимых нет,
нет огня, разжечь любви поленья...
нет уж сил, зубов, вцепляться чтоб
в глотки респектабельных шакалов!..
и наследства матери не стало,
прожил всё бездарно жалкий жлоб.
Дома не построил... Посадил
в детстве пять берёзок дяди Миши.
Сына?.. не встречал давно, не слышал...
Паниковского не воскресил,
нового ученья не создал,
не обрёл признанья и адептов...
возмечтал внести в культуру лепту –
новый атом в золотой кристалл.
Никому не нужно, что пишу,
знать никто не хочет, как страдаю,
жизнь идёт, я всё ещё дышу,
годы-километры отмеряю.
Жизнь моя, не заблудись в доро...
Ба-а, уже тупик!?.. Конец дороги.
Сяду на крыльцо, так ноют ноги.
Что тут?.. «По-хо-рон-ное бю-ро».
Мой размер пенсионного обеспечения, назначенного государством по старости, – 6 тысяч 148 рублей 20 копеек. Летом – худо-бедно прожить, наверно, можно, но зимой – однозначно нет. Значит, – опять придётся мёрзнуть в сторожах… либо что-то таскать… пока есть силы. Не приведи бог заболеть. Если меня так и не начнут играть, экранизировать, печатать, я обречён на нищенское, убогое увядание в безвестности… в одиночестве… «в собственной гнили». Страшно.
Страшно... страшно...
Впереди ни малейшего проблеска... мрак тупика...
угасанье...
безнадёжное, долгое... тяжкое, смрадное, душное...
боль и муки...
сумасшедшего, нищего... брошенного старика...
и Поэта!..
ни родным, ни стране... никому абсолютно ненужного.
Страшно... страшно... страшно!..
Последние слова Гамлета кажутся как нельзя кстати: «Дальше – тишина».
Зачем я посетил сей мир
в тот год, когда скончался Сталин,
все простодушные рыдали,
в пустыне бомбу испытали,
способную спалить эфир,
в котором мы живём и дышим,
на у’шко шепчем ласки, слышим,
как ласточки свистят под крышей,
шипит на сковородке жир
и Демона поёт кумир?
Зачем я в этот мир пришёл
не в славном Лондоне на Темзе,
не в Генуе мой скромный вензель
на лифчике был вышит, в Пензе
земной приют себе обрёл
по гроб теперь уже, наверно?
Зачем стал старым, злым и нервным,
порочным, нищим, жадным, скверным,
завистником неимоверным
и твердолобым, будто стол?
С чего меня терзает страх
увечья, боли, хвори, смерти,
жить надоело так, поверьте,
скучаю под небесной твердью?!..
Но не хочу в могильный прах,
оставить наш подлунный хаос.
Неважно, сколько мне осталось,
пусть это будет даже малость,
я жив!.. ещё, Земля – мой на’ос –
храм во вселенских небесах.
Конец.(31.05.13)
