По весне к нам на усадьбу повадилась кукушка. Нет, я совсем не против этой хитро-мудрой обитательницы наших лесов. Бывало, пойдешь в дубраву по грибы, по ягоды, услышишь знакомое «ку-ку» и на душе как-то сразу становится теплей. Значит, лес наш еще живой, не перевелись в нем всякие птахи. Сразу задумываешься, сколько тебе лет, или сколько еще осталось… Заодно пошаришь в карманах, не завалился ли там рублик, другой, – а вдруг разбогатеешь?!
А эта прилетит поближе к полудню, сядет на нашу черемуху и «ку-ку, ку-ку». Саму-то в ветвях не видно, а кукуканье слышно далеко окрест. День кукует, другой… Я уже знал наперед, что проживу еще больше, чем прожил, и деньги в карманах, как бы невзначай, носил. А она все свое: «ку-ку» да «ку-ку». Мне это изрядно поднадоело, и я начал ее передразнивать: она «ку-ку» и я «ку-ку». Но, видимо, делал это не слишком по-кукушечьи «профессионально». Догадавшись, что ее кто-то разыгрывает, она фыркнула и улетела в дубовую рощу. Но на следующий день лесная гостья снова напомнила о себе. Услышав очередную «арию» из кукушкиной «оперы», я спросил у супруги: «Кукушка тебя не напрягает?» «Не напрягает! Оставь ты ее в покое: кукушка ведь – не ворона, может и накукует чего-нибудь хорошего» – таков был ее ответ. «Ладно, – думаю про себя, – живи пока, посмотрим, что ты нам накукуешь».
Интересное не заставило себя ждать. В двух шагах от дома у нас стоял сарай с оградой, в котором мы держали кур. С десяток несушек целыми днями расхаживали по дворику в поисках чего-нибудь склюнуть. Главенствовал в этом пернатом гареме дымчато-серый в крапинку красавец-петух. По утрам и вечерам он обычно вскакивал на высокий дощатый забор и, похлопав крыльями, протяжно горланил свое «кукареку». Ну, это понятно: встречал и провожал солнечный денек. А тут вдруг посреди дня прыг на забор и затянул свое. В ответ с черемухи – «ку-ку» и пауза. Петух снова «кукаре…» и замолк. Кукушка опять – «ку-ку»… Мне эта перекличка показалась забавной.
– Мать, иди, глянь! – позвал я жену. Та вышла во двор, послушала птичий дуэт.
– Ну, и что?
– Как это что? Тебе эта картина ничего не напоминает?
– Ты хочешь сказать, «кукушка хвалит петуха за то, что хвалит он кукушку»?
– Вот именно! Все как в басне Крылова нашего Ивана Андреевича.
– Ладно, не смеши людей, займись лучше делом! Огород вон весь сорняком зарос.
Да, чуть не упустил одну важную деталь. Накануне у нас пропала курица. Исчезла и все тут! Как испарилась – ни пуха, как говорится, ни пера. Хорька отмели сразу – следов его присутствия не обнаружили. Решили, что хохлатку унес коршун или какой-то другой пернатый хищник. А дня через три пропажа объявилась и как ни в чем не бывало, с жадностью набросилась на зерно. По характерному клекоту мы сразу догадались: подалась в квочки. Значит, где-то наседка организовала себе «подпольную» кладку и уже приступила к высиживанию цыплят. Жена у меня – прирожденный сыщик – сразу и выявила тайник. Прямо к плотному забору птичьей загородки примыкал скрытый от глаз скат крыши цыплятника. Там, в самом дальнем углу, заботливая пернатая «мамаша» и соорудила себе гнездо из подручного материала: сена, соломы, остатков ботвы и собственного оперения. Мы насчитали семь яиц, но трогать их на стали – пусть высиживает. Я только натянул над гнездом полиэтилен на случай дождя и больше наседку не беспокоил. Она регулярно соскакивала с крыши, чтобы покормиться и попить воды и снова занимала насиженное место. Кукушка еще прилетала несколько раз, о чем-то ворковала с петухом и исчезла.
Потом нас захлестнули огородные дела и о квочке мы вспомнили лишь тогда, когда из-за крыши цыплятника послышался отчаянный писк. Потеснив разгневанную клушу, мы вытащили из гнезда три первых пушистых комочка. Как позже выяснилось, они были и последними, остальные яйца оказались «болтунами». Но не это главное. Велико же было наше удивление, когда среди оставшихся яиц мы обнаружили одно, явно не куриное. Размером оно оказалось раза в два поменьше, чуть продолговатое, голубого оттенка с рябинкой.
– Видишь, что накуковала нам с тобой наша «подружка»? – сказал я супруге.
– Оставь все как есть, что будет, то будет, ответила она.
Квочка посидела еще пару дней и бросила гнездо с орущим среди яиц большеротым птенцом – это уже было очевидно – кукушки. Что нам оставалось делать? Пришлось кормить и холить лесное чадо. Чтобы коты не сожрали подкидыша, я соорудил над гнездом небольшую сетчатую клетку с откидным люком сверху и изобразил «отца-кормильца». Дело оказалось исключительно хлопотным – зерна-то ему не насыплешь! В огромной, как кошелек, вечно разинутой пасти исчезали – сколько ни давай – непосильным трудом добытые в саду и огороде гусеницы и черви, личинки майского жука и короеда, медведки и овода, и прочая насекомая нечисть. Но надо отдать должное, прожорливый птенец быстро набирал вес, оперялся и взрослел. Наконец, он начал активно перемещаться в клетке и помахивать крыльями. И уж когда явно попытался вырваться из клетки, я открыл ее и мой питомец улетел в сторону ближайшего леса. Я перекрестился.
Следующей весной история грозила повториться. В конце мая на черемухе вновь зазвучали до боли знакомые позывные кукушки. Петух наш опять приосанился, взлетел на забор со своей песней. «Ну, уж нет, друзья! Не выйдет, мораль сей басни мне ясна!» – сказал я себе и, подобрав камень, метнул его в сторону черемухи. Снаряд гулко прошуршал по ветвям, и кукушка выпорхнула из кроны дерева. Больше мы с ней не встречались. Вот такая история приключилась – хотите, верьте, хотите, нет.
