Что-то опять хреново
и на сердце,
и на душе…
А всё оттого,
что снова
вдруг
потерялось
слово –
И не найти уже.
Осознанная необходимостьВ поэтах уже столько лет,
Что иногда впадаю в ужас.
Не потому, что я – поэт,
Да вот не счесть, кто пишут хуже…
Искусство времениКогда я молод был и вечен,
Без денег даже на кино,
По воскресеньям
каждый вечер
Балет смотрел в ПКиО.
Там на зачуханной эстраде
Под семечки и пьяный бред
Бесплатно, просвещенья ради,
Бил ножками кордебалет.
В прожекторах белее мела,
С глазами красными, как кровь,
Душил свихнувшийся Отелло
Из-за платка свою любовь.
Италия, Верона, площадь...
Ромео немощен и сед.
Джульетта, как в загоне лошадь,
Которой, верно, сорок лет.
Но улыбалась, улыбалась,
Чтобы затем, упав, не встать.
И ничего не оставалось,
Как танцу сопереживать...
Искусство или просто Лета
Виновны в том, поди проверь,
Что та, из юности, Джульетта
Такая юная теперь?!
ЛюбовьМне с детства запало навек
И в сердце вошло, точно жало:
Собаку давил человек,
А та ему руки лизала!
Худою удавка была –
Рвалась, а покуда вязалась,
Собака покорно ждала,
И билась в глазах её жалость
К тому, кто давил: почему
Не знаешь ты смертного дела?
Она б подсказала ему,
Да вот говорить не умела.
И долго не мог я понять,
Не зная, что смерти сильнее:
Она ведь могла убежать
До новой удавки на шее.
Собака могла – не держал
Её человек, что глумился...
Я был для любви тогда мал,
А всё осознал, как влюбился.
Я разве что рук не лижу,
И преданно вытянул шею...
И, как та собака, гляжу,
Поскольку сказать не умею.
О стихахКак Слово вспыхнуло в начале,
И Слово это было – Бог,
Стихи уже существовали
Между ещё незримых строк.
Я все стихи на свете знаю,
Как азбуку – от А до Я,
Но никогда вслух не читаю,
Поскольку знаю про себя.
Своенравная натураНе ухватишь без сноровки
Ни в ночи, ни в свете дня.
На груди – татуировки:
«Хочешь?»
и
«Возьми меня!»
Не хочу –
она,
плутовка,
сверхдоступностью маня,
Завлечёт в свой терем ловко…
Захочу – бежит меня.
Убежит…
«И бог с тобою!» –
Я обрадуюсь ей вслед.
Сутки минут – и завою:
Без неё мне жизни нет!
А когда я вместе с нею
Стол и ложе разделю,
Я пугаюсь и немею,
И неделями не сплю.
Не жена – а нет мне ближе,
Не любовница – страстней!
Я её то ненавижу,
то,
как пёс,
ласкаюсь к ней.
Про любовь шепчу на ушко.
И она:
«Люблю!» – в ответ.
А ведь знаю:
шлюшка
шлюшкой,
пусть
порой
вернее
нет!
То умна, то дура дурой –
В век дурнее не сыскать!
Много раз в макулатуру
Я пытался её сдать.
Понесу уж на расправу,
Завязав её в мешок,
Да одарит вдруг, шалава,
Парою блестящих строк!
Брошу ношу у порога –
И метнусь писать зачин,
А она мне в спину строго:
«Развязал бы,
сукин сын!».
Своенравная натура,
В ней
никак
не разберусь…
Кто она?
Литература!
Радость.
Боль.
Измена.
Грусть.
Художник
Памяти А. Темерева
А в мастерской светло и пусто.
А ночью будет здесь темно.
И пахнет квашеной капустой
Ещё сырое полотно...
Художник водку пьёт с поэтом,
Энергослужбу материт,
Но к ночи из дневного света
Ночной светильник смастерит.
Испуганный ночной прохожий
Подумает, вверх бросив взгляд,
Что электричество негоже
Жечь по ночам, когда все спят.
И в ночь уйдёт, о том не зная,
К беде иль к радости спеша,
Что свет в ночном окне – святая
Горит художника душа...
НИНО РОТО
Когда утраты и заботы
Одолевают без конца,
Я музыкою Нино Рото
Держусь из «Крёстного отца».
Жена всплакнёт, придя с работы:
Мол, с Ротой снова пить черёд?!
А дочка Маша Нино Рото
По-свойски Ниною зовёт.
И в час, когда сокрытый кто-то
О бренности моей нудит,
Она включает Нино Рото:
«Послушай Нину», – говорит.
И в раз, наверное, стосотый,
И навсегда, покуда жив,
Вхожу не мною взятой нотой
Я в «Крёстного отца» мотив.
И стяжки временные рвутся,
Бросая в холод или зной,