(продолжение. Начало в №10/2013 и сл.)
III.4. Запад-Восток
Большинство - и притом решающее большинство - населения Израиля составляют евреи. Однако в силу долгого и сложного исторического процесса (см. раздел «Краткий исторический очерк») внутри евреев как нации существуют различные субэтнические группы, или, менее формально, - различные общины. Мы уже говорили о самом крупном делении этих групп на ашкеназов и сефардов. Однако в реалии существуют культурные, ментальные и политические различия между куда более мелкими группами - отличия, оказывавшие и продолжающие оказывать влияние на предпочтения израильских избирателей.
Естественно было бы предположить, что влияние это уменьшается со временем. Это предположение, пожалуй, верно, если говорить об исторической перспективе хотя бы в сто лет. Пока что (когда браки между ашкеназами и сефардами составляют не более 30% от общего количества) для Государства Израиль, только недавно отметившего своё шестидесятилетие и продолжающего ежегодно принимать принадлежащих к разным общинам новых репатриантов, несмотря на несомненное существование «процесса ассимиляции в политике» - это процесс ни в коем случае нельзя считать законченным.
Мы не будем рассматривать в этой главе судьбу всех (или даже значительного числа) волн алии, а ограничимся только теми несколькими страницами межобщинных отношений в Израиле, которые существенны для общей картины партийно-политического спектра страны.
III.4.1. Запад
Власть преемственна, хотя разная власть преемственна по-разному. Распределение политической власти в Израиле XXI-го века есть результат долгой эволюции, уходящей корнями не только в момент провозглашения и первые годы становления Государства, но и в предшествующие десятилетия.
А в эти десятилетия подавляющее большинство еврейского населения Эрец-Исраэль было ашкеназским. Ещё более доминирующим было представительство ашкеназов в органах ВСО, Сохнута и т.д. Ничего другого и не могло произойти: сионизм, приведший еврейские массы в Страну, был движением западным - по идеологии, форме организации, стилю деятельности. Его активность приносила плоды, прежде всего, в Восточной и Центральной Европе.
III.4.1.1. Польская алия
В конце XIX - начале XX вв. около половины всех евреев мира (5,5 из 10,5 миллионов) проживали на территории Российской империи, половина из них - в Польше. Через несколько лет после революции 1917 г. оказалось, что свободный выезд из СССР стал абсолютно невозможен, и польское еврейство, отрезанное от своих братьев в России и на Украине, оказалось одной из двух самых больших еврейских общин Западного мира[1].
Нестабильность экономической и политической ситуации в Польше подстёгивала эмиграцию из этой страны и в период между двумя мировыми войнами. Период этот был решающим для будущего устройства Государства по крайней мере по двум параметрам:
С одной стороны - численность ишува (см. главу «Сионистское движение» в разделе «Краткий исторический очерк»), сократившаяся к началу 20-х гг. (после Первой мировой войны и экономического кризиса) до 70 тысяч человек, в 1934 г. достигла четверти миллиона. Этот рост был почти наполовину достигнут за счёт алии из Польши.
С другой - именно в этот период сложились основные структуры и рычаги власти будущего Государства: политические партии и профсоюзы, Сохнут и Земельный Фонд, больничные кассы и школьная система, отряды самообороны как ядро будущей армии и система взаимоотношений с британскими властями. Всё это требовало кадров - и эти кадры были, в основном, польскими евреями. Более того: это были, в основном, люди, принадлежавшие к близкому социально-психологическому типу. Большинство из них выросло в религиозных семьях, но оставили религию в относительно молодом возрасте; они хорошо знали, что такое антисемитизм, и не верили на слово никому: ни арабам, ни англичанам; в то же время почти все они были социалистами (как и вообще большинство молодых евреев в Восточной Европе) и страстными поклонниками русской культуры. Последний факт сблизил их с уже существовавшим руководством ишува – в основном российскими[2] евреями из довоенной алии (после 1-ой Мировой войны и до 1923 г., когда свободный выезд был надолго прерван, около 20 тысяч евреев репатриировались из СССР) . И если по сравнению с той российской алиёй процент идеалистов с высшим образованием среди этих новых репатриантов был, возможно, ниже, зато процент обладателей ремесленных профессий - гораздо выше.
Этот сложившийся конгломерат называется поланим – «поляки». В этой среде родились стандарты израильского общества. Из этой среды происходили практически все лидеры всех социалистических партий ишува - а впоследствии Израиля, и польская алия утвердила примат социалистического мышления в сионизме и обществе. В этой среде сложился тот тип представителя власти в ишуве, который спустя два десятилетия стал властью в Государстве Израиль. Более точно: эта среда создала институты власти в этой стране - так, как представляла себе нужным и единственно возможным - и, естественно, заполнила эти институты своими представителями[3]. Факт этот продолжал влиять на всю политическую систему Израиля даже тогда, когда новые волны алии существенно изменили субэтническую картину ишува. Более того: в значительной степени он продолжает влиять и сегодня: как в силу преемственности исторической, так и личной (точнее, семейной).
III.4.1.2. Йеким
После прихода нацистов к власти в Германии в 1933 г. резко увеличилась алия из Германии, а с 1938 г.- из Австрии. В этих германоязычных странах было большое число евреев, бежавших из Восточной Европы (т. н. ост-юден - буквально «восточные евреи») - Польши, России, Румынии. Однако существовало и большое число евреев, искренне считавших себя «немцами Моисеева закона», то есть евреями по происхождению и религии, но глубоко самоиндентифицирующихся с немецкой культурой (и даже нацией), зачастую - её рафинированных представителей в не меньшей степени, чем Левитан, Антокольский, Эйзенштейн, Пастернак - представителями культуры русской. Их называли в Израиле йеки (этимология неясна), во множественном числе - йеким. Кроме, как уже было сказано, старых еврейских общин Германии и Австрии, к ним относилась и значительная часть еврейства Чехии, Латвии, Эстонии и Швейцарии. Общая репатриация йеким составила около 150 тысяч человек.
Йеким, разумеется, были ашкеназами - как и польские евреи. Однако в социальном плане они сильно отличались от последних: другая окружающая культура, другие запросы, другие навыки труда. Характерен следующий анекдот 30-х гг.:
Человек жалуется, что около его дома по ночам ходит поезд. Какой поезд, нет никаких рельсов около Вашего дома! - отвечают ему. В ходе проверки оказывается, что на ночной стройке работают йеким; передавая кирпичи, они говорят друг другу: «Битте, герр доктор.- Данке, герр профессор .- Битте, герр доктор.- Данке, герр профессор...»
Однако йеким сохранили не только форму обращения и манеру ношения галстуков. «Герр доктор и герр профессор» внесли решающий вклад в создание первых университетов и школы симфонической музыки, банковской и юридической системы. А вслед за этим они продемонстрировали и наличие своего политического мышления, отличного от общепринятого:
В 1942 г. Объединение выходцев из Германии и Австрии (при поддержки некоторых других групп новых репатриантов из стран Запада) создали центристско-либеральную партию Алия Хадаша (т.е. «новая алия» - название должно было подчеркнуть отличие новой волны алии от предыдущих). Эта была, по существу, первая субэтническая партия в Израиле - задолго до ТАМИ и ШАС (см. «Восточный колорит» в главе «Государство и религия» этого раздела). Однако было существенное отличие: программа Алия Хадаша носила не общинный, а общеизраильский (тогда «общеишувный») характер.
На ближайших же выборах (1944 г.) в Асефат а-Нивхарим (предпарламент ишува при британском мандате - см. главу «Исторические корни» этого раздела) новая партия получила 11% голосов, а на Конгрессе Всемирной Сионистской Организации - 6%. После провозглашения Государства представитель Алия Хадаша Феликс-Пинхас Розенблит (Розен) вошёл во временное правительство, партия стала ядром леволиберальной Прогрессивной партии, которая, в свою очередь (подробнее см. «Либералы» в главе «Исторические корни» этого раздела), в 1965 г. фактически превратилась в «Независимую Либеральную партию», чьи представители присутствовали в Кнессете до 1988 г., а сама партия, с формальной точки зрения, продолжала своё существование и далее...
Неверно было бы думать, что вся политическая инициативность германоязычных репатриантов в предгосударственный период исчерпалась созданием «общинной» партии. Помимо Алия Хадаша, йеким были заметны и в ревизионистском движении (см. «Ревизионизм» в главе «Исторические корни» этого раздела), и в первой пацифистской группе «Брит Шалом» («Союз мира»), где йеким составляли большинство (в т.ч. председатель организации Артур Руппин и др.)[4] Можно отметить нечто общее, что объединяло этих людей: они поднимали не частные «общинные», а общие для всего ишува проблемы - и считали, что их культурный багаж даёт им более правильный взгляд на возможные пути решений.
III.4.2. Алия 50-х и начала 60-х гг.
В момент своего провозглашения в Государстве Израиль насчитывались 650 тысяч евреев. За первые полгода в страну прибыло почти 90 тысяч новых репатриантов, а за первый год - более двухсот тысяч, и это в условиях войны (Войны за Независимость)! По истечении 1951 г. население Израиля удвоилось - как легко догадаться, не за счёт естественного демографического прироста, а почти целиком за счёт алии. К 1960 г. алия достигла миллиона человек, а всего же за период 1948-64 гг. – 1,209,273 новых репатрианта стали гражданами Израиля. При этом субэтническая картина в стране стремительно менялась, и здесь можно выделить две тенденции.
Значительным (особенно в первые годы после провозглашения Государства) был исход остатков еврейских общин Европы: в Израиль прибыло 150,000 человек из Польши, 210,000 из Румынии, 40,000 - из Болгарии, 50,000 - из Венгрии, 25,000 - из СССР (этот ручеёк не прерывался практически никогда), а также некоторое количество из Чехословакии, Германии и Югославии. Можно сказать, что за исключением СССР, а также, в какой-то степени - Венгрии и Румынии, почти все остатки еврейских общин, выжившие в Восточной и Центральной Европе после Второй Мировой войны, эмигрировали в этот период из своих стран - в значительной степени в Израиль.
Однако действительной «новостью» для Израиля была массовая сефардская алия из исламских стран - алия евреев, называемых также мизрахиим («восточные»). Новостью - потому что до сих пор, за тридцать лет британского мандата (1919-48 гг.) в Эрец-Исраэль репатриировались чуть менее 30 тысяч «восточных» евреев, в т. ч. 16 тысяч - йеменских. На момент провозглашения Государства Израиль лишь 23% проживавших в нём евреев были сефардами (хотя они составляли большинство в ишуве начала века) - сионизм был всё-таки явлением европейским, да и общее соотношение в мировом еврействе было не в их пользу: в начале века «восточные евреи» составляли в народе немногим более 10%.
Еврейские общины в странах ислама были древними, с хорошо устоявшимся образом жизни, иерархией и системой отношений с окружающими их соседями и властью. С одной стороны, сообщение о восстановлении еврейского государства на Святой Земле прозвучало для них как мессианский призыв; с другой стороны, сделал своё дело мощный всплеск антисемитизма в арабских странах в 40-е (например, в Ираке и Египте, где прогерманские настроения были сильны) и 50-е гг. Евреи в этих странах подвергались арестам и преследованиям по минимальному поводу (достаточно было подозрения в сочувствии сионизму), их имущество конфисковывалось, нередки были случаи погромов. И «восточные евреи» стали прибывать в Израиль - семьями, кланами, кварталами и деревнями.
За 1948-51 гг. в Израиль переселились: 124 тысячи (из общего числа 130 тысяч) евреев Ирака, 48 (из 50) тысяч евреев Йемена (людей, никогда не видевших электричества, переправили по воздуху в военных условиях из враждебной страны), 30 (из 35) тысяч евреев Ливии. Затем настала очередь франкоязычных евреев Северной Африки, откуда репатриировались 120 тысяч в 50-е годы (из них 70 тысяч - из Марокко, остальные - из Алжира и Туниса) и ещё 115 тысяч (из них 100 тысяч из Марокко) - в 1960-64 гг.
Мы так подробно перечисляем эти цифры не для того, чтобы впечатлить читателя, а чтобы предоставить ему возможность ощутить саму атмосферу страны, где разделение на «коренное население» и «иммигрантов», казалось, не имело никакого смысла. Однако это было не так: смысл был - политический.
III.4.3. Восток
Известно, что Восток – дело тонкое. В Израиле же политике Восток не имеет отношения к географии (и Москва, и Варшава, и Вена расположены восточнее Касабланки), зато оказывается понятием историческим и политическим.
III.4.3.1. «Плавильный котёл»
Нам будет легче понять поднятую тематику, если мы ознакомимся с концепцией «плавильного котла» («кур а-хитух»), принятой за основополагающую в политике абсорбции репатриантов в те годы.
Концепция исходила из того, что все прибывшие евреи должны, без различия субэтнической принадлежности, превратиться в один народ. Всё, что мешает этой цели,- плохо. В частности, все обычаи (как правило, религиозные) той или иной общины препятствуют культурной ассимиляции и поэтому должны быть заменены путём воспитания общеизраильской культурой.
Корни такой концепции следует искать в социалистической атмосфере тогдашнего Израиля; трудно также не усмотреть в ней влияние советской культурной доктрины. Несомненно, многое в ней было просто вынужденным - никто тогда в Израиле, да и во всём мире, не имел представления о том, как же следует превратить в течение одного поколения разноязычные и разнокультурные общины, насчитывающие десятки и даже сотни тысяч человек, в единый народ с единым национальным самосознанием и единой культурой (к тому времени, кстати, существовавшей поистине в зачаточном состоянии). На практике «плавильный котёл» приводил не только к таким внешним последствиям, как ивритизация фамилий. Более существенным было следующее.
Когда израильский чиновник говорил об общеизраильской культуре, он имел в виду совершенно определённую культуру, которая начала складываться в ишуве - его собственную. Новому репатрианту из Польши, Германии или Румынии было гораздо легче понять её, и приспособиться к ней, адаптировать к ней свой собственный культурный багаж, чем такому же репатрианту из Марокко или Ирака. Более того: тот же чиновник подсознательно полагал, что у репатрианта из Марокко никакого культурного багажа просто нет - и, следовательно, речь идёт только о преодолении вредных (для исторического прогресса) привычек, а не об адаптации. Тем более не имело смысла учитывать нюансы: в книге А.-Л. Элиава «Сокращая дорогу»[5] (1970) рассказывается, например, как в течение нескольких дней прибыло две группы репатриантов из Северной Африки: первую из них, людей городских и грамотных, отправили в киббуц, а вторую, из деревни в Атласских горах, прибывших с мечтой обрабатывать Святую Землю, отправили на завод. Случаев таких было множество, и сегодня трудно понять, чего в них было больше: снобизма, сознательного умысла или спесивого легкомыслия. Печально символичен, например, случай одного молодого алжирского еврея, прибывшего в конце 50-х гг. в Израиль и представившего документы об окончании с отличием Парижской Школы кинематографии - ему предложили грузить ящики с апельсинами, и он через непродолжительное время уехал из страны. Звали его Клод Лелюш - имя, сегодня не нуждающееся в комментариях для любителей кино...
Однако семья есть семья, традиции есть традиции, культурный багаж остаётся культурным багажом. В результате молодёжь из семей сефардских репатриантов, воспитываясь в израильской системе, вырастала в промежуточном вакууме: у неё уже не было того же базиса, что у их родителей, но и в восточно-европеизированном израильском обществе они чувствовали себя не в своей тарелке. Травма обиды на ашкеназский истеблишмент, упрёки в дискриминации перешли по наследству к следующему поколению, и стали причиной многих будущих конфликтов. В результате в Израиле появился «Второй Израиль» - восточные евреи, автоматически принадлежащие к слабым слоям общества, далёкие от всего, связанного с властью. «Второй Израиль» получил даже своё географическое выражение: многих репатриантов расселяли в новых городках на юге, в Негеве, в местах, далёких от центра страны. В Тель-Авив и Иерусалим выбирались оттуда наиболее сильные, преуспевающие, так что в этих местах («городах развития») всё выше оказывался процент тех, кто жил в ощущении дискриминации. Таким образом в Израиле родилась поляризация «север-юг».
Мы еще вернемся к теме «Второго Израиля» в разделе «Оценки, тенденции, перспективы».
III.4.3.2. «Йеменские дети»
Среди тяжёлых с точки зрения израильского общественного мнения страниц в истории репатриации первых лет существования Государства Израиль, одна из самых тяжёлых и до сих не вполне ясных - это история «исчезновения йеменских детей».
Речь идёт о детях новых репатриантов 1949-52 гг. из стран Востока, прежде всего - из Йемена, которые находились в медицинских учреждениях или в детских домах и, согласно полученным родителям уведомлениям, умерли от различных болезней. Это не выглядело чем-то из ряда вон выходящим: напомним, что речь идёт о начале 50-х гг., когда детская смертность была существенно выше, чем сейчас, и что среди выходцев из Йемена медицинская грамотность была довольно низкой (не говоря уже о проблемах недоедания, военных условиях и пр.) Странным было то, что во многих случаях родители не видели тело умершего ребёнка до захоронения или не могли его опознать, не было выдано свидетельства о смерти, а иногда и не сообщалось место захоронения. Не менее странное явление обнаружилось в середине 60-х гг., когда умершие (согласно сообщениям больниц) дети должны были бы достигнуть призывного возраста, и на их адрес стали приходить повестки из армии. Родители обратились за разъяснениями (повестка в армию означает, что с точки зрения МВД данный человек жив, т.е. факт его смерти нигде не зафиксирован). Разъяснения были довольно туманными.
Полуофициальная точка зрения гласила, что речь идёт о результатах бюрократической неразберихи, которая царила в первые годы после создания Государства (а тем более в вопросе о йеменских евреях, прибывших в Израиль зачастую безо всяких документов, многодетными семьями, иногда даже с двумя жёнами на одного мужа и т. д.) Однако многие (и не только осиротевшие родители) утверждали, что дети передавались на усыновление богатым ашкеназским семьям (в т. ч. за границей), некоторыми утверждалось даже, что делалось это целенаправленно и за плату. Не было согласия и о числе пропавших детей: цифры плавали между 600 и 4500.
В разные времена были созданы 4 комиссии[6] по проверке этих странностей. Две из них были профессионально-общественными, третья – правительственная (под руководством судьи Моше Шилги), созванная в 1988 г. по решению премьер-министра Ицхака Шамира. Комиссия Шилги подала в конце 1994 г. свой отчёт (подписанный не всеми членами комиссии), но уже через месяц член Кнессета Авигдор Кахалани[7] (Авода) предложил создать государственную следственную комиссию[8] по расследованию всех сообщений о смерти йеменских детей, сделанных в тот период, если есть хоть какие-то сомнения в их достоверности. Его поддержал министр юстиции Давид Либаи, и такая комиссия была создана в 1995 г. под руководством Верховного судьи Йегуды Когена, которого затем сменил Верховный судья Яков Кедми. Комиссия представила свой отчёт в 2001 г., рассмотрев около 800 дел и заслушав сотни свидетельств. Хотя примерно в 90% установлено, что речь идёт действительно об умерших детях,- судьба оставшихся не установлена однозначно, в т.ч. 56 детей, о которых, по всей видимости, можно с большой вероятностью утверждать, что они были усыновлены без согласия родителей.
III.4.3.3. Марокко в Израиле
Так же как польская алия стала символом ашкеназов в Израиле,- когда говорят о сефардах, в первую очередь подразумевают «марокканцев», а когда говорят «марокканцы» - обычно имеют в виду потомков выходцев из Марокко и Алжира – включая тех, кто «по дороге» побывал в южной Франции. Впрочем, иногда этот термин используют ещё шире, называя так евреев стран Магриба (бывшие французские колонии на северном побережье Африки), вызывая возмущение потомков евреев Туниса или Ливии.
Даже без «географических добавок» репатрианты из Марокко, почти отсутствовавшие в Израиле на момент провозглашения Государства (1948 г.), к Шестидневной войне (1967) составляли как минимум четверть миллиона. Если добавить к этому числу родившихся в Израиле – речь идёт примерно о 10% населения страны. «Соседи» по Магрибу увеличивали этот показатель примерно на треть, однако и без этой добавки было понятно, что речь идёт о крупнейшей сефардской общине в Израиле. Кроме того, речь шла об общине, полагавшей себя основным преемником «Золотого века» еврейства Испании[9].
С другой стороны, социальная жизнь выходцев из Марокко – мароккаим – в стране исхода покоилась на нескольких китах:
уважение и доверие к собственной элите;
скорее патриархальный, нежели религиозный образ жизни;
традиционные сферы занятости;
готовность «постоять за себя» - если надо, и силой.
В Израиле же эти киты оказались на суше. Прежде всего, значительная часть образованной прослойки марокканского еврейства эмигрировала во Францию и Канаду (а также – в меньшей степени – в США и Испанию), в то время как в Израиле оказался в основном «простой народ»; авторитет старшего поколения несколько поблек, особенно на абсолютно новом социально-экономическом фоне. Даже горячий характер, по сравнению с другими общинами, породил, в частности, «кличку» мароккаи-сакин, т.е. «марокканец-нож» (считающееся не оскорбительным, но обидным).
Так что ниша, которую поначалу выходцы из Марокко в Израиле,- это «полюс социального протеста», своего рода антипода поланим. Можно сказать, что с точки весь социальный мир Израиля вращался долгое время вокруг оси, пролегавшей между этими двумя полюсами. И хотя с тех пор прошло не так уж мало лет, стереотипы не исчезли за два поколения, и ощущение этой полярности не забылось: если понятие полани вызывало и вызывает ассоциации со сложившейся структурой общества, со стабильностью,- слово мароккаи напоминало и напоминает о том, что существует «другой» (хотя уже и не «второй») Израиль.
III.4.3.4. Выходцы с Востока как политический фактор
Первые попытки представить на политической арене Израиля отдельную сефардскую политическую силу были предприняты ещё в Кнессет 1-го и 2-го созыва – «Решимат а-сфарадим» («Список сефардов») получил на них соответственно 4 мандата в 1949 г. и 2 мандат в 1951 г. (на тех же выборах по 1 мандату получал список выходцев их Йемена), а представитель сефардского списка Бхор Шалом Шитрит стал министром полиции в правительстве Бен-Гуриона. Учитывая немногочисленность сефардов на момент провозглашения Государства, на больший успех отдельного списка им трудно было рассчитывать. В дальнейшем судьба лидеров «Решимат а-сфарадим» разделилась между социалистической МАПАЙ и «Общими сионистами» (см. далее, «Исторические корни»). Новая политическая история восточного еврейства в Израиле не имеет практически ничего общего с этой предысторией и требует некоторых предварительных пояснений.
Если в физике каждое действие равно противодействию, - в реальной жизни каждое действие вызывает противодействие. Иногда не сразу.
«Плавильный котёл» (см. выше), какими бы благими намерениями не руководствовались его «кочегары», в силу самой субэтнической принадлежности этих кочегаров создал определённый фильтр для попадания в элиту израильского общества - а особенно в его политический истеблишмент. Фильтр этот легко определить как соответствие западным стандартам (разумеется, в их израильском варианте). Евреи же в восточных странах, в большинстве своём, не воспринимали эти стандарты как само собой разумеющиеся. Более того, как мы уже отмечали, значительная часть восточного еврейства, например, из стран Северной Африки - и притом наиболее образованная и зажиточная часть - бежала из этих стран в Канаду и Францию; патриархальные же общины практически целиком эмигрировали в Святую Землю - то есть в Израиль.
Таким образом, несмотря на формальное равенство в правах, политически восточное еврейство сразу оказалось в Израиле на вторых ролях - как в силу ашкеназского большинства, так и в силу культурного перевеса последнего. Однако осознание себя как группы, априори стоящей в обществе на каких-либо конкретных ролях - хотя бы и на вторых - привело к ощущению общности политических интересов, и перевод этих ощущений на партийно-электоральный язык был только вопросом времени.
Поначалу казалось естественным, что социально-экономические причины автоматически приведут сефардов в лагерь израильского социализма. Однако этот процесс задерживался как ввиду высокомерия ашкеназского руководства, так и очевидной для сефардов картины: «в киббуцах нас не хотят». До конца 60-х гг. выходцы из стран Востока продолжали ещё голосовать за МАПАЙ - не только как за защитницу интересов рабочих, но и как за символ власти. Но с начала 70-х гг. правый блок Ликуд (а точнее - тогда партия националистов Херут, ядро блока ГАХАЛ) по инициативе Менахема Бегина (и отчасти Ицхака Шамира, бывшего тогда руководителем муниципального отдела Херут) развернул активную деятельность среди сефардов, выдвигая их в муниципалитеты, Гистадрут, Кнессет и т. д. Ликуд не пытался убедить сефардов в ошибочности социалистических идей - он апеллировал к их национальным чувствам. Результаты не замедлили сказаться: в 1977 г. большинство сефардов вопреки учению К. Маркса о классовых интересах впервые проголосовало за Ликуд, тем самым внеся свой вклад в исторический «переворот» - потерю власти социалистами и избрание Менахема Бегина премьер-министром.
Символом сефардского участия в этом перевороте стал Давид Леви, начавший свою карьеру как строительный рабочий, получивший министерский пост в правительстве Бегина, и в течение многих лет претендовавший на лидерство в партии. Вслед за ним в списке Ликуда оказались Меир Шитрит, Моше Кацав, Яков Шамай, Шауль Амор и др. Со временем эта прослойка росла и превратилась в ядро социального лобби внутри теперь уже партии Ликуд - лобби, деятельность которого зачастую ослабляла изначальный антисоциалистический вектор партии в сфере экономики.
О влиянии переворота 1977 г. на экономику мы уже говорили в главе «Экономика и политика». Здесь же лишь отметим, что сефарды быстро ощутили перемены в стране после этого переворота - и благодаря не строительству новых поселений или подписанию мирного договора с Египтом, а быстрой либерализации внутренней жизни, и главное - либерализации экономической. Люди, которые были практически обречены работать на государственных или «гистадрутовских» предприятиях, «вдруг» смогли открывать свои маленькие предприятия, многие из которых выросли в крупный бизнес, смогли дать своим детям образование, которого сами не имели, смогли стать полноправной частью израильского истеблишмента, - эти люди не забыли, благодаря кому, по их мнению, произошли эти изменения в их жизни, и гордо носили имя «херутник» по названию партии. И совершенно особое место в сефардском представлении о сущности переворота приобрела личность Менахема Бегина - не просто ашкеназа, а адвоката из Варшавы, говорившего с неистребимым польским акцентов. Несмотря на это, отношение многих сефардов к М. Бегину нельзя было назвать иначе как всенародной любовью (и сохранилось у многих и сегодня, перейдя уже на уровень легенд).
Нет сомнений, что спустя почти четверть века после переворота картина партийных симпатий гораздо более расплывчата. Новое поколение решает свои проблемы и выбирает политическую идеологию, исходя далеко не только из ностальгических соображений. С середины 80-х гг. социалисты проводят свою мобилизацию «восточных ресурсов»; первыми ласточками стали Эли Даян, Шломо Бухбут, Эли Бен-Менахем, Йосеф Вануну и др.; первых же заметных успехов добились Исраэль Кейсар (министр транспорта и председатель Гистадрута) и Биньямин (Фуад) Бен-Элиэзер (занимал несколько постов, в т.ч. министр обороны, в течение года был лидером партии Авода); отметим также, что в 1993 г. генеральным секретарём партии стал Нисим Звили.
С конца 90-х гг. уже трудно сказать, в какой из партий больше лидеров-сефардов. В Ликуде постоянным претендентом на первую позицию является, после ухода Давида Леви, Сильван Шалом; одной из ключевых фигур в партийном руководстве является также Моше Кахалон. В Аводе после Шломо Бен-Ами (бывшего министром внутренней безопасности и министром иностранных дел в правительстве Эхуда Барака) продолжает удерживать позиции Б. Бен-Элиэзер, новая «звезда» Даниэль Бен-Симон – и, разумеется, Амир Перец (председатель Гистадрута), ставший лидером партии в 2006 г. и некоторое время занимавший пост министра обороны в правительстве Эхуда Ольмерта. Партия Кадима может представить среди лидеров перебежчиков Далию Ицик (из Аводы; была, в частности, министром промышленности и торговли, министром связи, а также председателем Кнессета) и Меира Шитрита (из Ликуда, занимал посты министра финансов, юстиции и др.). Авода и Ликуд также «обменялись» президентами сефардского происхождения: соответственно Ицхак Навон[10] и Моше Кацав. Однако, если говорить об избирателях, - статистика показывает, что и сегодня большинство сефардского электората заметно склоняется вправо.
Стабильность собственного электората демонстрирует и ШАС. Основной лейтмотив высокоэмоциональной критики в её адрес звучит примерно так: эта партия, появившаяся как сугубо религиозная, пережила расцвет, в основе которого - чувство обиды и приниженность израильтян сефардского происхождения. Но для того, чтобы выйти на новый (или хотя бы сохранить набранный) уровень, необходимо, чтобы эти чувства принадлежности к «обиженным и угнетённым» сохранились! Именно этим, то есть культивированием таких комплексов, и занимается партия ШАС - утверждают её критики.
Защитники же ШАС возражают: нет, речь идёт о естественном стремлении восточных евреев сохранить свою культуру, свою ментальность, свою систему ценностей - а не лечь на рельсы ашкеназской культурной магистрали.
И наконец: можно ли сегодня говорить о том, что сефарды достигли равенства в политике, учитывая, что они составляют примерно половину еврейского населения Израиля? Начнём с депутатов Кнессета на 1.7.2010: Сегодня в Кнессете сефардами являются 11 членов во фракции Кадима (из 28), 7 (из 27) – Ликуд, 4 (из 13) – Авода, 1 (из 4) – Ихуд Леуми, а также все 11 членов партии ШАС. В правительстве 30 министров, их них 7 сефардов.
Теперь обратимся к высшим постам в истории страны. С одной стороны, из 9 президентов Израиля сефардами было двое (И. Навон и М. Кацав), из 11 премьер-министров - ни одного. Это – посты избираемые. Тяжёлые министерства: министры иностранных дел - 3 из 16, обороны – 4 из 16, финансов – 3 из 22. Высшие назначения: из 8 государственных контролёров - ни одного, из начальников Генерального штаба - 5 из 19, из 8 руководителей Государственного Банка – ни одного, из 13 юридических советников правительства - 1.
С другой стороны, если обратиться к периоду в последние 20 лет, - именно на эти годы приходятся оба президента-сефарда, три начальника Генштаба, юридический советник правительства, два министра финансов, все три министра иностранных дел, все четыре министра обороны и пр.
Трудно сказать, насколько можно судить по этим показателям, - однако тенденция...
III.4.3.5. «Чёрные пантеры»
Уделим несколько слов и этой особой странице политической истории сефардов в Израиле.
В начале 70-х гг. группа молодых израильтян марокканского происхождения в иерусалимском районе Мусрара, населённом в основном репатриантами 50-х гг. из арабских стран, с восторгом слушала рассказы о «Чёрных пантерах» - движении протеста американских негров. Были это ребята молодые, частично - с некоторым уголовным прошлым, малообразованные; им было нетрудно решить, что ситуация очень напоминает их собственную - а, следовательно, и решение должно быть аналогично - и заодно имя. Так появились израильские «Чёрные пантеры».
«Чёрные пантеры» выглядели бы как идеальное ядро для леворадикального движения, если бы в Израиле действительно существовала база для такового. Однако после нескольких очень громких «акций протеста», в конце концов потонувших в общем потоке новостей и событий, «пантеры» решили повернуться к политической деятельности: на выборах 1973 г. они объединились с левоэкстремистским списком «а-Олам а-Зе - Коах Хадаш» («Этот Мир - Новая Сила»), походя акцептировав его идеологию по вопросам арабо-израильского конфликта. В Кнессет они, правда, не попали, но их представители прошли в несколько небольших муниципалитетов. В дальнейшем пути «пантер» несколько разошлись, хотя и не слишком: Чарли Битон был депутатом Кнессета в 1977-92 гг. от коммунистического списка ХАДАШ, Саадия Марциано в 1977-81 гг. - от списка ультралевого ШЕЛИ, а часть сделала неплохую личную карьеру и нашла себя в частном или общественном секторе в т.ч. – в бизнесе и адвокатской практике.
В середине 80-х гг. последние оставшиеся активисты движения С. Марциано, Я. Свиса и другие вступили в партию Авода и, хотя и не попали в Кнессет, стали активистами этой партии. В начале 90-х гг. они были заметными фигурами среди тех немногочисленных евреев в Израиле, кто активно выступал против алии из СССР.
III.4.4. «Русская улица»
По понятным причинам особое внимание данного обозрения должно быть посвящено взаимоотношению израильской политики и выходцам из СССР в Израиле.
Большая алия из СССР началась после Шестидневной войны в 1967 г.; ей не помешал последовавший за ней разрыв дипломатических отношений между СССР и Израилем: в 1968 г. в страну прибыло 224 советских еврея, в 1969 г. - более 3000. При этом, с одной стороны, советское еврейство стало всё больше интересоваться своей национальной традицией (подпольное изучение иврита, религиозные семинары, самиздатовские еврейские журналы и т. д.), с другой стороны - советские власти ужесточили репрессивные меры как против робких ростков национального возрождения, так и против борьбы за право свободной репатриации в Израиль.
В течение долгих лет борьба за братьев за «железным занавесом» была не меньшей темой сплочения еврейского народа во всём мире, чем существование Израиля. Имена по крайне мере двух-трёх узников Сиона (евреев СССР, арестованных за сионистскую деятельность или нечто, что советские власти сочли таковой) были известны любому израильскому школьнику. Выдача разрешений на выезд в Израиль продолжалась и прерывалась, в зависимости от климата международных отношений и других, зачастую абсолютно загадочных факторов, пока не прекратилась почти полностью после 1981 г. на несколько лет. За этот период в Израиль въехало около 170 тысяч бывших жителей одной шестой части суши.
Эта советская алия была, естественно, антисоветской (в некоторой степени - как реакция на «выездную» политику советских властей, на антиизраильскую пропаганду и запрет на любую еврейскую культурную активность в СССР). К большому огорчению и недоумению израильских левых, в большинстве своём она не желала слышать само слово «социализм» и не принимала схем решения арабско-израильского конфликта, предлагавшихся левыми партиями. Если же добавить сюда, что наибольшим моральным авторитетом среди бывших советских евреев пользовались не гуманитарии, а профессора точных и естественных наук, во всём мире тяготеющие в правую сторону, - правые тенденции русскоязычных израильтян были очевидны и легко предсказуемы.
Тем не менее чуть ли не перед каждыми выборами в Кнессет, начиная с 70-х гг., появлялась «русская» партия, требовавшая поставить проблемы правильной абсорбции репатриантов во главу угла. Партии эти обычно набирали по полмандата, расценивали этот результат как свой грандиозный успех и обещали, что продолжать свою деятельность, после чего прекращали напоминать о своём существовании.
Однако в 1988-89 гг. началась новая алия из СССР, быстро набиравшая темп - особенно после того как СССР прекратил своё существование. В 1990-92 гг. темп дошёл до 200 тысяч человек в год (всего число выходцев из СССР в Израиле - около миллиона), так что стало ясно: в стране консолидируется новая электоральная энергия.
В 1992 г. эта энергия была ещё скорее потенциальной, чем кинетической. Этот потенциал разглядела партия Авода - в то время как Ликуд был уверен, что традиционно правые русские голоса у него «в кармане». Пропаганда Аводы умело использовала чувства (обиды, неуверенности, а зачастую и просто направленные против окружающего общества) новых репатриантов - и впервые в истории Израиля большинство «русских» голосов было отдано влево, что решило судьбу выборов. При этом «русский список» ДА («Демократия и Алия») разделил судьбу своих предшественников.
К выборам 1996 г. новую электоральную силу организовал Натан (Анатолий) Щаранский, Президент Сионистского Форума советских евреев (см. главу «Общественные организации» раздела «Группы и политические интересы»), в прошлом - известный советский диссидент. Созданная им партия Исраэль ба-Алия («Израиль на подъёме», в русскоязычной литературе часто используется аббревиатура ИБА) получила 7 мест в Кнессете (одно из них принадлежало репатрианту из Канады). Даже с учётом того, что всем малым партиям, и ИБА в том числе, помогли первые в Израиле прямые выборы премьер-министра, такой результат был явным и поразительным успехом. ИБА получила 2 министерских поста в правительстве Нетаньягу: Натан Щаранский стал министром торговли и промышленности, а Юлий Эдельштейн - министром абсорбции.
Выборы подтвердили, что «русские» относятся более к правому спектру израильского общества - премьер-министром 73% выходцев из СССР предпочли видеть Биньямин Нетаньягу.
ИБА была партией центристской, с лёгким уклоном вправо по составу активистов и руководства (программа партии была старательно составлена в обтекаемо-нейтральных формулировках, однако высказывания лидеров были общеизвестны), так что левая оппозиция считала её русским спутником Ликуда. Побочным эффектом этого обстоятельство было то, что Ликуд не чувствовал необходимости в наличии своего «русского» кандидата (в конце концов получившего 45-ое место в предвыборном списке) - в то время как Авода собрала специальное собрание ЦК, чтобы «узаконить» 25-ое место в своём списке для Софьи Ландвер.
Почти сразу после парламентского успеха в ИБА началась ожесточённейшая борьба между тремя направлениями: центральным (Щаранского и Эдельштейна), правым (Юрия Штерна и Михаила Нудельмана) и левым (Романа Бронфмана). Первое время казалось, что сила Штерна столь велика в партии, что у Щаранского не будет выхода, кроме как уступить ему ключевые посты - за исключением, разумеется, поста председателя ИБА. Однако Щаранский предпочёл идти на союз с Бронфманом, вследствие чего выход Штерна и Нудельмана из партии был вопросом предрешённым.
Другой ключевой фигурой на «русской улице» стал уроженец Молдавии Авигдор (Ивет) Либерман, до 1996 г. - генеральный директор Ликуда, а после победы Нетаньягу на выборах 1996 г. и до ноября 1997 г. - генеральный директор Министерства Главы правительства. Долгое время он отказывался менять общеизраильскую партию на нечто узкое субэтническое, однако в декабре 1998 г. вышел из Ликуда и создал свою партию Исраэль Бейтену («Наш Дом – Израиль», НДИ). Через 2 месяца к партии присоединились Ю. Штерн и М. Нудельман. Программа НДИ носила более правый, чем у ИБА, характер. Другим существенным фактором было то, что А. Либерман начал свою кампанию с беспрецедентной атаки на израильский истеблишмент, названный им «олигархами» и конкретизированный в список, включавший такие инстанции, как Государственную прокуратура, следственный отдел полиции (см. параграф «Разделение власти» главы «А также...» этого раздела) и многих других. Этот шаг вызвал большую волну солидарности с Либерманом среди многих «нерусских» израильтян - и, разумеется, яростную критику со стороны сторонников истеблишмента.
На выборах 1999 г. ИБА получила 6 мандатов, НДИ - 4 (один из них принадлежит уроженцу Израиля). При голосовании за премьер-министра симпатии «русских» избирателей разделились примерно поровну (между Б. Нетаньягу и Э. Бараком).
Через месяцев после выборов группа Бронфмана покинула ИБА и создала независимую фракцию в Кнессете Махар («Завтра») - 2 мандата; впоследствии на основе этой фракции была также основана партия «А-Бхира а-Демократит» («Демократический выбор»). Причины тому лежали, несомненно, прежде всего в области личных отношений, однако «левизна» Бронфмана по отношению к «центризму» ИБА также сыграла свою роль.
Кроме того, ещё трое выходцев из СССР-СНГ были избраны в Кнессет от других партий: от Аводы - вновь С. Ландвер, от Шинуй - Виктор Браиловский, от ШАС - Амнон Коген.
Что же касается правых партий, то они вновь и вновь повторяли ошибку 1992 г., считая, что этот сектор в любом случае проголосует за них. Наиболее катастрофическими были для них выборы 1999 г., когда Зеэв Гейзель, избранный на 23-е место в Ликуде, не прошёл в Кнессет, Йосеф Менделевич добился ещё менее реального места в МАФДАЛ, а пользовавшаяся большой популярностью в партии Моледет Софья Рон стараниями и даже прямым давлением её партийного лидера Рехавъама Зеэви (Ганди) не была допущена в список Ихуд Леуми.
К этому моменту стал отчётливо проявляться дуализм политического лица русской улицы. Что пояснить, о чём идёт речь, полезно сравнить «русские списки» с предыдущими субэтническими. С одной стороны, подавляющее большинство русскоязычных политических лидеров были похожи на их предшественников из йеким в том, что исходили из ощущения недооценки творческого потенциала, который несёт с собой их алия (и, разумеется, её лучшие представители). С другой стороны, электоральная база, на которой могли обосновывать свои политические притязания эти лидеры, в основном оперировала и оперирует терминами сугубо прагматическими и отнюдь не общеизраильскими: дешёвое жильё, гарантированная работа, расширение льгот и т.п., что заставляет вспомнить о популистских требованиях других «слабых» (в социально-экономическом плане) волн алии (вплоть до появившихся в начале 90-х гг. призывов создания движения «Русских пантер» и реализации этого предложения - правда, в весьма карикатурном виде).
Такой симбиоз вызывал естественное напряжение. Однако напряжение это существовало и на личном уровне: если проанализировать список лидеров ИБА, НДИ и Демвыбора – окажется, что многие из них уже пытались найти себя в «общеизраильских» партиях[11]. Однако оказалось, что будущее «секторального» активиста в такой партии практически однозначно связано с этим сектором - а точнее, с одной функцией: привести на выборы возможно большее количество «секторальных» же голосов. Парадоксально, но именно в «русской» партии депутаты чувствовали себя менее обязанными заниматься исключительно вопросами, связанными с их «советским» происхождением. Отсюда часто делался вывод, что то же самое справедливо и в более общих рамках: только через «свои» партии можно выйти на позиции, позволяющие участвовать в решении общегосударственных проблем.
Судьба трёх русских партий была разной: Демвыбор оказался затеей мертворожденной, ИБА на выборах в Кнессет 2003 г. получила только 2 мандата и влилась в Ликуд, а НДИ всё более явно позиционирует себя как общеизраильская партия – на 1.4.2011 «русские» депутаты составляют половину фракции НДИ в Кнессете – точнее, 8 из 15. Кроме них, на 1.4.2011 русская алия представлена в Кнессете ещё семью голосами: 4 от Кадима, 2 - от Ликуда, 1 – ШАС.
III.4.5. Некоторые другие
Скорее для полноты картины, чем для поддержания "Political correct", мы упомянем ещё несколько еврейских общин, политическое влияние которых не концентрировано, однако и они вносят свою лепту в формирование западно-восточного образа Израиля:
Румынская алия продолжалась все годы существования Израиля - и даже после Шестидневной войны (в отличие от остальных стран Восточной Европы, правительство Румынии не разорвало дипломатических отношений с Израилем в 1967 г. и позволило продолжение существования институций еврейской общинной, религиозной и культурной жизни в стране). Численность этой общины достигла примерно четверти миллиона, однако многие из выходцев из Румынии до сих пор считают, что община не реализовала свой политический потенциал и чувствуют себя обделенными. Бытует даже легенда, будто бы до сих пор ни один репатриант из Румынии не был избран в Кнессет. Легенда эта не выдерживает минимальной фактологической проверки: таких депутатов было 18, и заседали они в Кнессетах всех созывов (даже на 1.4.2011, когда алия из Румынии фактически давно прекратилась, среди депутатов от Мерец - родившийся в этой стране Илан Гилон), наивысшим же министерским назначением среди них мог бы похвастаться Авраам Пораз, возглавлявший МВД в 2003-5 гг. На выборах 1999 г. была сделана неудачная попытка кампании независимого «румынского» списка. Большинство же выходцев из Румынии традиционно голосует за Аводу.
Со времён средневековья было известно о существовании в Эфиопии общины чернокожих людей, именующей себя «Бейта Исраэль» («Дом Израиля» на арамейском языке); окружающие их племена презрительно называли их по-амхарски фалаши, что приблизительно переводится как «пришельцы» или даже «безродные») и утверждающих, что они являются потомками евреев, переселившимися в Эфиопию во времена царя Шломо (Соломона), то есть примерно 3 тысячи лет назад. Они праздновали большинство еврейских праздников и соблюдали некоторые еврейские религиозные обычаи. Многие полагали, что речь идёт об очередной христианской (или пост-христианской) секте типа «жидовствующих», однако в XVI-м веке некоторые из крупных раввинских авторитетов признали эту общину еврейской. На основании этого в 1973 г. р. Овадия Йосеф (в то время - главный сефардский раввин Израиля) вынес постановление, согласно которому члены Бейта Исраэль - евреи из «колена Дана» (т. е. потомки Дана, одного из сыновей Якова) - и, следовательно, на них распространяется Закон о возвращении.
Вследствие этого и с началом социально-экономических изменений в Эфиопии правительство Израиля организовало фактически нелегальный переезд в Израиль примерно 15 тысяч эфиопских евреев в 1984-85 гг. Всего на 1.7.2010 в Израиле проживает примерно 120 тысяч выходцев из Эфиопии, более трети из них родились в Израиле. Оговорка «выходцев из Эфиопии» неслучайна, т. к. многие утверждают, что к возможности эмиграции в Израиль присоединились многие жители Эфиопии (в т. ч. целые деревни), не относящиеся к Бейта Исраэль. Старейшины (кейсы) общины не признавали этих новых репатриантов собратьями, однако тем временем выросло новое поколение уроженцев Эфиопии, некоторые из которых осознали, что увеличение численности «чёрных» израильтян, независимо от постановлений Главного Раввината, позволит увеличить и их политическую силу. Несмотря на периодические заверения Сохнута, что «вся эфиопская община находится в Израиле», постоянно сохраняется почти мистическое число в 3-4 тысячи граждан Эфиопии, требующих предоставить им возможность репатриироваться в Израиль.
По очевидным причинам абсорбция эфиопской общины проходит медленнее, чем любой другой. С политической точки зрения община - несомненно правая: большинство голосует за Ликуд и религиозные партии. Однако первый уроженец Эфиопии, избранный в Кнессет, - Адису Масала – сделал это по списку партии Авода в 1996 г. (на выборах 1999 г. он был в списке Ам Эхад, но в Кнессет не попал). В 1999 г. представители общины занимали 8-ое и 10-ое места в списке... ИБА - они не попали в Кнессет, но, разумеется, принесли немало «эфиопских» голосов «русской» партии. С 2006 г. депутатом Кнессета от партии Кадима является Шломо Мула[12], в 2008-09 гг. депутатом от ШАС был Мазор Бахина.
Особо надо сказать и о выходцах из англосаксонских стран и в первую очередь, разумеется, об алие из США (в меньшей степени - Великобритании, Канады, ЮАР, Австралии, Новой Зеландии, Ирландии). Несмотря на малочисленность (около 100 тысяч человек) ввиду своего высокого образовательного уровня, профессиональных и общественных навыков, а также сионистского идеализма американские евреи в Израиле заняли весьма заметное место во многих областях жизни в стране - но не в политике. Среди них очень высок процент религиозных; большинство американских евреев в Израиле придерживаются правых взглядов, непропорционально высок их процент среди жителей ЙЕША - хотя многие, напротив, нашли себя в «Шалом Ахшав» и других левоэкстремистских общественных группах, а также составили ядро неортодоксальных общин.
В Кнессете в разное время заседали 10 «англосаксов»[13], начиная с Кнессета 1-го созыва, где приносили присягу уроженец ЮАР Шмуэль Кац (Херут) и уроженец Канады Дов-Бернард Йосеф (МАПАЙ) и до последнего – на 1.7.2010 депутатом от партии Кадима является Йонатан Плесснер (уроженец Англии). Наиболее известными из них были: 6-й президент Страны Хаим Герцог (родился в Северной Ирландии), министр иностранных дел Аба Эвен (ЮАР), один из лидеров МАФДАЛ (член Кнессета в 1971-84 гг.) Йегуда Бен-Меир (США) и р. Меир Кахане, лидер правоэкстремистской партии Ках (США, член Кнессета в 1984-88 гг.).
Франкоязычная община в Израиле неоднородна - как и само еврейство Франции. Если сравнивать его, например, с выходцами из США, то несмотря на большую численность (при учёте как уроженцев Франции, так и франкоязычных иммигрантов из других стран), франкоязычные евреи («франкофоны») достигли меньших успехов - если судить по заметности в израильском истеблишменте. Трудно говорить о едином стиле их голосования - однако большинство французских евреев в Израиле ориентированы явно вправо. В Ликуде существует большое франкоязычное лобби, и его представители иногда пробовала свои силы на партийных праймериз, но без особого успеха.
К сомнительным достижениям франкоязычной общины в Израиле относится прецедент, когда в 1977 г. французский миллионер Шмуэль Флатто-Шарон[14] был избран в Кнессет как единственный представитель собственного списка и тем самым получил депутатскую неприкосновенность, позволившую ему избежать выдачи во Францию в связи с делом о неуплате огромной суды подоходного налога. Однако в 1979 г. он был лишён неприкосновенности и предан суду за подкуп избирателей; тюремное заключение прервало его политическую карьеру.
Выходцы из Латинской Америки, напротив, придерживаются в основном левых взглядов (видимо, в соответствии с интеллектуальными и общественными традициями Аргентины и других стран этого континента). Из всех родившихся к югу от США в Кнессет избирались два мексиканца – оба на одну каденцию: Элиэзер Ронен (Маарах, 1974-77) и Бени Темкин (Мерец, 1992-96). Другая репатриантка из Мексики, Габи Ласки, в течение долгого времени была Генеральным секретарём левого общественно-политического движения «Шалом Ахшав».
III.4.6. Израильская культура – израильские культуры
После всего сказанного в этой главе естественно спросить: неужели в государстве, находящейся в столь сложном положении, субэтническое происхождение (а точнее, место рождения) граждан может играть определяющую роль в формировании политического спектра страны? Ответ на этот вопрос неоднозначен, так как налицо две по существу противоположные тенденции. Для того, чтобы прояснить их, обратимся вновь к «русскому» опыту.
На выборы 1999 г. обе русские партии – ИБА и НДИ – шли не как новички, а как зрелые политические силы с серьезным опытом. Борьба за вопрос, кто лучше представляет «наших», велась 24 часа в сутки на страницах нескольких десятков периодических изданий (включая зарубежные, не говоря уж о городских), на радиоволнах и по телевидению, в садах и скверах, школах и клубах, на футбольных матчах и по телефону. Руководили предвыборной кампанией профессионалы, настрой был более чем боевой. Результат: НДИ и ИБА вместе получили... около половины «русских» голосов (точную оценку произвести затруднительно, так как неизвестно, например, сколько «нерусских» голосов было подано за НДИ – да и за ИБА)! Тому может быть только одно объяснение: по крайней мере, половина избирателей – выходцев из СССР-СНГ не приняла постулата о том, что их светлое будущее в Израиле зависит от того, как много депутатов Кнессета будут говорить по-русски. С большой осторожностью можно переформулировать этот вывод так: указанные репатрианты (не голосовавшие ни за ИБА, ни за НДИ) считали себя в политическом смысле в первую очередь израильтянами и в соответствии с этим определяют свои политические интересы. На следующих выборах (2003 г.) Ликуд получил больше «русских» голосов, чем обе партии вместе. Начиная с выборов 2006 г., НДИ осталась на арене одна, однако повела основной бой за голоса израильтян, так что, по-видимому, до сих пор получает около половины (или ненамного больше) голосов «своего сектора».
Если же добавить в этот анализ фактор возраста избирателей, то окажется, что среди пенсионеров и близких к пенсионному возрасту репатриантов процент поддержки «русской партии» (или партий – в прошлом) близок к 100, соответственно, среди молодых русскоязычных израильтян он гораздо ниже даже вышеназванной половины. С учетом естественных демографических процессов эти данные должны были бы обеспокоить руководство НДИ.
Однако именно здесь можно услышать и противоположный ответ. Простой просмотр списка «русских» депутатов показывает, что почти все они – старожилы, находящиеся в Израиле по крайней мере 15-20 лет (или даже больше). Что же они так поздно и так «вдруг» вспомнили о своем происхождении?
В прошлом многие из них – как членов Кнессета, так и партийных активистов - в прошлом уже пытались найти себя в «общеизраильских» партиях - прежде всего в Ликуде[15]. Однако выяснилось, что будущее «секторального» активиста в такой партии практически однозначно связано с этим сектором, а точнее, с одной функцией: привести на выборы возможно большее количество «секторальных» голосов. Парадоксально, но именно в «русской» партии депутаты чувствуют себя менее обязанными заниматься исключительно вопросами, связанными с их «советским» происхождением. Отсюда многие делают вывод, что то же самое справедливо и в более общих рамках: только через «свои» партии можно выйти на решение общегосударственных проблем.
И все-таки переход с персонального на глобальный уровень меняет подход. Для того, чтобы «русская» партия сохранила свой смысл существования (или хотя бы значительную часть своего «естественного» электората) через 15-20-25 лет, необходимо по крайней мере, чтобы сохранилась база для такого электората – скажем, избиратели, читающие в первую очередь газеты на русском языке и т. д. Иначе говоря, ключевым становится вопрос: по какому пути пойдет израильское общество? и что будет представлять собой израильская культура как общенациональный базис?
В связи с этим уместно вспомнить претензии, которые высказываются многими по отношению к партии ШАС. Эта партия, появившаяся как сугубо религиозная, пережила расцвет, в основе которого – чувство обиды и приниженность израильтян сефардского происхождения. Но для того, чтобы выйти на новый (или хотя бы сохранить набранный) уровень, необходимо, чтобы эти чувства принадлежности к «обиженным и угнетенным» сохранились! Именно этим, то есть культивированием таких комплексов, и занимается партия ШАС, – утверждают ее критики.
Защитники же ШАС возражают: нет, речь идет о естественном стремлении восточных евреев сохранить свою культуру, свою ментальность, свою систему ценностей, а не лечь на рельсы ашкеназской культурной магистрали.
Справедливы ли эти обвинения? Сохранится ли полифония израильской культуры? Какая тенденция победит на субэтническом уровне? – Об этом, скорее всего, можно только спорить.
Мы еще раз взглянем на этот предмет под другим углом в разделе «Тенденции и перспективы».
III.5. Исторические корни
На первый взгляд предлагаемый ниже материал может показаться несущественным. В самом деле, трудно представить себе, какое значение могут иметь для политической системы страны межпартийные конфликты 30-летней и более давности. Однако если мы обратимся к истории других западных стран, то становится очевидным, что невозможно описывать, например, историю Франции без термина «голлисты» много лет спустя после смерти Де Голля; при изучения роли компартии в той же Франции или в Италии нельзя не упомянуть о роли коммунистов этих стран во 2-ой мировой войне; политическая структура Германии родилась из преодоления наследия нацизма 30-х гг.; для понимания, почему американские политики определённого склада приходят в Республиканскую или Демократическую партии, нелишне обрисовать ещё более старую ситуацию - хотя бы вплоть до 20-х гг.; и уж совсем непонятно, с какого периода надо описывать политическую структуру Великобритании.
Нечто подобное имеет место и в израильском случае; местная же специфика проявляется в двух моментах:
практически вся партийно-политическая терминология (ревизионисты, мапайники и т. д.) Израиля родилась не ранее чем 40 лет назад (а значительная её часть - даже раньше, в 30-е гг.);
партийная система Израиля в большинстве своём берёт начало в догосударственном периоде британского мандата или первых двух десятилетиях существования Государства.
Последнее утверждение может быть уточнено: большинство «исторических» партий (то есть доживших до провозглашения Израиля) появилось не внутри самого ишува, а в странах рассеяния (чаще всего - в России) и существовали как часть всемирных объединений, при этом палестинская их ветвь не обязательно была главной.
До 1948 г., в условиях отсутствия государственной системы у партий существовало два поля сражений: внутри Эрец-Исраэль и во Всемирной Сионистской Организации.
Внутри ишува происходили выборы в признанный британскими мандатными властями выборный орган Асефат а-Нивхарим («Собрание выбранных»); выборы эти проводились 4 раза: в 1920, 1925, 1931 и 1944 гг. В прямых и равных выборах участвовало множество списков, идентифицирующихся с той или иной партией, идеологией или личностью[16]. Асефат а-Нивхарим проводила заседания раз в год, на которых выбирала Ваад Леуми («Национальный Комитет») - главный исполнительный орган ишува.
Однако основное соперничество развернулось между партиями при выборах в ВСО и на собиравшихся раз в два года (поначалу - раз в год) главных форумах этой организации - Всемирных Сионистских Конгрессах. Здесь не только велись дискуссии по политическим вопросам, выбирали Президента и утверждали бюджет ВСО - в глазах всего мира это был всемирный парламент еврейского народа, с которым вели политический диалог и представители которого приглашались для международных контактов в Лиге Наций и с правительствами стран. С 1929 г. практическое осуществление этих контактов по вопросам Эрец-Исраэль перешло к созданному при ВСО Еврейскому Агентству (Сохнут).
После провозглашения Государства главная борьба переместилась, разумеется, в избирательные участки для выборов в Кнессет.
Скажем ещё несколько слов по поводу предложенного ниже деления партий. Большинство из них принадлежали к т. н. сионистскому консенсусу. Под таковым подразумевалось (хотя никогда формально и не определялось) декларированное принятие следующих двух принципов:
необходимость создания еврейского Государства (более мягкая формулировка - правоохраняемое убежище для еврейского народа) в Эрец-Исраэль как конечная цель;
необходимость сотрудничества и координации для достижения этой цели в рамках ВСО (Всемирной Сионистской Организации) и её структур (в первую очередь - Сохнута).
Однако сионизм разных партий и движений имел различную основу. Три силы по существу строили своё понимание сионизма в рамках одной из принятых западных политических моделей:
рабочие партии (Поалей Цион, Ахдут а-Авода, МАПАЙ и др.) - видели в социализме единственный путь сионистского развития;
ревизионистское движение (ЦОХАР) - как еврейский вариант европейского интегризма;
общие сионисты (Ционим клалиим) - в духе либерализма начала века.
Кроме того, в рамках сионистского консенсуса существовала ещё одна сила:
религиозные сионисты (МИЗРАХИ) считали, что основа сионизма - еврейская религия.
Две силы стояли вне сионистского консенсуса и практически не участвовали в выборах - ни в Асефат а-Нивхарим, ни в ВСО:
коммунисты;
харедим (Агудат Исраэль - см. главу «Государство и религия» этого раздела).
Рассмотрим каждую из этих групп.
III.5.1. Социалисты и рабочее движение
В главе «Отношения с внешним миром» этого раздела мы затронем ту почти мистическую любовь к СССР, которая была модна среди руководства ишува, а затем и Государства Израиль первых десятилетий. Но если просоветские настроения в Израиле можно отнести за счёт общей временной моды, охватившей еврейских интеллектуалов и общественных деятелей Запада после победы СССР над фашистской Германией, - социалистическая музыка стала звучать в Израиле задолго до Залпа Победы, и не затихает до сих пор. Причины такой аранжировки для израильского политического хора следует искать в исторических корнях израильского политического истеблишмента - которыми мы, собственно, и занимаемся в этой главе.
Формально можно отнести начало победного шествия социалистов по Сионистскому движению к 1919 г., когда три крупные группы социалистов объединились в Ахдут а-Авода («Единство труда») - не просто партию, и не просто большую или даже самую большую партию в Эрец-Исраэль (более трети голосов на первых выборах в Асефат а-Нивхарим в 1920 г.), а самую организованную, сплочённую, дисциплинированную - и, следовательно, действенную политическую силу в ишуве. Однако представляется естественным описать и способствовавшую победе социалистов объективную ситуацию, сложившуюся к этому моменту среди еврейского населения Эрец-Исраэль.
Большинство евреев начала века проживало в странах Восточной Европы - и, в ещё более значительной степени большинство новых репатриантов начала века происходило их этого региона. Еврейские политические деятели этих стран почти целиком принадлежали к социалистическому лагерю, так что и сионисты Восточной Европы рассматривали себя как палестинофильский авангард социалистических идей. И хотя между идеями сионизма и марксизма (напомним, что сам К. Маркс был пламенным до расизма, до животной злобности, антисемитом) трудно было найти что-либо общее - горячие еврейские головы, вдохновлённые идеями борьбы за освобождение как рабочего класса, так и своего народа, решили и эту проблему. С некоторой, но далеко не стопроцентной, долей иронии можно вкратце изложить сформировавшуюся концепцию следующим образом:
«Еврейский народ ведёт, несомненно, ненормальное существование. Почему? Потому что марксизм учит: нормальная жизнь есть классовая борьба. А поскольку в странах рассеяния у евреев нет своих классов (вариант: классовая рознь иногда нивелируется на фоне розни национальной), у еврейских пролетариев не может быть нормального классового самосознания - а значит, и нормального национального существования у евреев там быть не может. А вот если в Эрец-Исраэль евреи сами станут строить своё государство - появится и нормальный рабочий класс, и всё прочее.»
«От класса - к нации» - такими или примерно такими словами планировали ближайшее будущее евреев на Святой Земле идеологи марксистского сионизма - Бер Борохов и другие.
Однако идеи социализма были популярны и среди значительной части тех сионистов, кто не пытался проверить верность своего поведения по трём томам «Капитала». Дело в том, что идеология - идеологией, но прибывавшие в Эрец-Исраэль евреи должны были не заниматься сионизмом, а где-то жить, что-то есть, воспитывать детей и т. д., а для этого в первую очередь - работать. Вопрос создания рабочих мест (в быстрые сроки, для разнородной массы, да ещё в таких условиях), с соблюдением хотя бы минимума социальной защиты был самым острым вопросом - и куда более проблемным в повседневной жизни, чем казавшиеся тогда ещё несущественными стычки с арабами и т. п. Как наиболее естественным выглядело следующее рассуждение:
«Каждый еврей ишува, не нашедший работу - трагедия. Мы не можем позволить себе стихийное развитие местного рынка, мы должны планировать его - а вместе с ним и всё, что с ним связано: трудозанятость, социальное обеспечение, медицинское обслуживание, школы и т. д. И не только планировать, но и контролировать, управлять!»
На этой точке зрения стояли и лидер социалистического объединения Д. Бен-Гурион, и Б. Каценельсон, и Л. Эшкол, и многие другие реальные лидеры ишува. Они говорили о практических нуждах сионизма, и поэтому называли себя не только «сионистами-социалистами», но и «практическими сионистами» - тем самым противопоставляя себя сионистам «политическим», считавшим необходимым направить основные усилия на большую дипломатию - единственную, по их мнению, способную привести к созданию правоохраняемого Еврейского Национального Очага в Эрец-Исраэль.
На практике этот практический сионизм привёл к двум практическим результатам:
Результат экономический: в промышленности доминирующим сектором стали кооперативные предприятия, принадлежавшие профсоюзному объединению - Гистадрут, а в сельском хозяйстве - киббуц. Об этих и других формах израильского социализма мы уже говорили в главе «Экономика и политика».
Результат социально-политический: с середины 20-х гг. под контролем социалистов оказались все сколько-нибудь значимые структуры ишува. Ситуация стремительно развивалась: в 1930-м г. Ахдут а-Авода объединилась с лево-социалистической партией а-Поэль а-Цаир («Молодой рабочий») в единую партию МАПАЙ - Мифлегет Поалей Эрец Исраэль («Партия рабочих Земли Израиля»). Во главе партии стал глашатай объединения социалистических сил Давид Бен-Гурион, который не претендовал на глубину идеологических изысканий, но зато оказался блестящим политиком: достаточно отметить, что он не только был фактически самой главной фигурой в сионизме в течение 20 лет до провозглашения Государства Израиль, но и около 15 - после этого события, а именно - стал первым премьер-министром страны; иными словами, этот человек стоял во главе сионизма примерно треть века!
В «догосударственный» период Д. Бен-Гурион не боролся за звание Президента Всемирной Сионистской Организации и т. п. - вместо этого:
он стал председателем «Еврейского Агентства» - Сохнут (подробнее см. «Краткий исторический очерк», а также главу «Институты гражданского общества»), тем самым контролируя, в частности, выдачу разрешений на въезд в тогда ещё подмандатную Палестину, а также использование еврейских пожертвований со всего мира и конкретные внешнеполитические контакты;
стоял во главе бессменно правящей партии МАПАЙ;
контролировал главное (и почти монопольное) профсоюзное объединение - Гистадрут, бывшее к тому же главным работодателем, а также владельцем крупнейшей больничной кассы ишува;
ему подчинялось командование Хаганы, т. е. фактически вооружённые силы ишува, превратившиеся впоследствии в регулярную израильскую армию.
Партия МАПАЙ под разными названиями (Авода, Маарах, Исраэль Ахат) сохранила положение правящей партии как во время ишува, так и в большинстве правительств Государства Израиль. Но и она не избежала общей тенденции непрерывных расколов, за которыми шли объединения, за которыми - вновь расколы, и вновь объединения, и т. д.
В 1948 слева от МАПАЙ три марксистские социалистические (но не коммунистические) группы объединились в партию МАПАМ - Мифлегет а-Поалим а-Меухедет («Объединённая Рабочая Партия»). На первых выборах в Кнессет (1949 г.) МАПАМ получила 19 мандатов, но затем раскололась - половина членов партии образовала новую под старым названием Ахдут а-Авода. Руководство Ахдут а-Авода было в не меньшей степени, чем МАПАМ, социалистами и марксистами, однако было куда более осторожно в выражении восторгов по отношению к СССР, не сыпало проклятий в адрес мирового империализма и придерживалось более правых взглядов на конфликт с арабскими соседями. Наиболее радикальное крыло МАПАМ во главе с Моше Снэ в 1955 г. перешло к коммунистам. МАПАМ же до 1984 г. включительно появлялась на выборах в Кнессет в рамках Маарах - единого списка с МАПАЙ (а затем Авода), а затем просуществовала как отдельная маленькая партия (3 мандата в Кнессете) до формального растворения в 1997 г. с другими левыми партиями в рамках Мерец.
Но вернёмся к главной силе социалистического лагеря в Израиле - МАПАЙ. В течение более 30 лет этот монолит уверенно стоял во главе израильской политической системы, и никакие крутые повороты истории ему не угрожали. Опасность, как выяснилась, таилась внутри - и привела к расколу.
Формальным поводом для раскола послужила знаменитая «Позорная комбинация» («Эсек Биш»[17]), или «дело Лавона» - провал израильской разведки в Египте в 1954 г. В течение долгих лет многие высокопоставленные руководители армии, разведки и дипломатической службы искали «козла отпущения», виновного даже не в самом провале, а в том поразительном факте, что премьер-министр (в те дни Моше Шарет) не был поставлен в известность по поводу проводимых в Египте операций. В конце концов на «должность виновника» осталось два главных кандидата: министр обороны в 1954-55 гг. Пинхас Лавон и один из высших офицеров разведки. Новый премьер-министр Леви Эшколь решил принять несколько туманную официальную версию министерской комиссии и не проводить дополнительного расследования; это вызвало гнев Д. Бен-Гуриона, потребовавшего на партийной конференции 1965 г. независимого перерасследования, тем самым, фактически, обвинив руководство МАПАЙ в нечистоплотности методов. Его предложение было поддержано 40% делегатами, после чего значительная часть лидеров партии во главе с тогда уже бывшим премьером Д. Бен-Гурионом создали свою партию РАФИ - Решимат Поалей Исраэль («Список Рабочих Израиля»), среди членов которой были будущий премьер Ш. Перес, мэр Иерусалима Т. Колек, генерал-лейтенант М. Даян (бывший раматкаль, увенчанный славой победителя Синайской войны) и др. Но на этот раз политическая удача изменила «Старику», как называли бессменного Д. Бен-Гуриона друзья и враги: на выборах 1965 г. РАФИ получила только 10 мандатов. Рядового избирателя, привыкшего голосовать за МАПАЙ, было трудно заинтересовать внутрипартийными перебранками - а программа дочерней партии практически не отличалась от материнской: та же верность социалистическим принципам, дополненная более милитантным духом во внешнеполитических вопросах и призывов к «чистой политике» (как показала практика, и в дальнейшем этот призыв всегда характеризовал новорожденные партии центра).
Кстати, на тех же выборах 1965 г. партия МАПАЙ впервые появилась на выборах в рамках списка Маарах (что можно перевести как «выровненный ряд» или «массив», «строй»). Существование такого «слегка расширенного» списка позволяло включать в него мелкие группы, не терявшие при этом своей формальной партийно-политической самостоятельности. Такое название списка сохранилось вплоть до (но не включительно) выборов 1992 г.
В 1967 г., перед Шестидневной войной, представитель РАФИ Моше Даян вошёл в правительство национального единства в качестве министра обороны, вслед за чем начался и неминуемый распад: в 1968 г. большинство членов РАФИ (за исключением Д. Бен-Гуриона и группы «правых») участвовало вместе МАПАЙ и Ахдут а-Авода в создании единой социал-демократической партии Мифлегет а-Авода а-Исраэлит («Израильская Рабочая Партия»), или сокращённо - Авода. При этом, как мы увидим далее, ещё долгое время в рамках Аводы помнили о «классовом происхождении» (т. е. о бывшем членстве в одной из составляющих объединённой партии) её членов.
Результаты Шестидневной войны поставили партию Авода перед необходимостью определить своё отношение к территориальному вопросу, неожиданно оказавшемуся главным среди определяющих израильскую политическую дисперсию. Дисперсия эта проникла и вовнутрь партии, где образовалось три подхода к проблеме: «голуби» (А. Эвен и Л. Элиав), предлагавшие широкий территориальный компромисс, «ястребы» (И. Галили, из РАФИ - М. Даян, Ш. Перес), стоявшие за сохранение «статус-кво» и скорейшее заселение Синайского полуострова, ЙЕША и Голанских высот (или даже за их аннексию) и «центр» (Г. Меир, И. Алон, впоследствии И. Рабин), поддержавший «программу Алона». Принятая накануне Войны Судного Дня, 5.09.73 «объединяющая» резолюция («документ Галили») более-менее выражала компромисс между этими тремя направлениями в духе «устного учения партии», как в шутку[18] называли сложившиеся общепартийные линии, с которыми шла Авода на выборы в Кнессет в 1969 г. Это учение говорило о необходимости установления мира на основании территориального компромисса с арабами и о либеральном характере израильского правления в ЙЕША (муниципальные выборы и пр.), но при этом включало и однозначно «правые» моменты:
нет - созданию независимого палестинского государства;
нет - возвращению к границам прекращения огня до июня 1967;
территориальный компромисс не включит: Иерусалима, Голанских высот, Иорданской долины и сектора Газа (!);
поселенческая деятельность на территориях, «стратегически важных для Израиля» и не заселённых арабским населением.
Война Судного Дня 1973 г. вызвала в израильском обществе шок. Комиссия по расследованию опубликовала отчёт, главный результат которого можно сформулировать так: израильское правительство находилось в плену собственной концепции, в результате которой не провело превентивных мер, что позволило арабским армиям атаковать Израиль в наиболее выгодных для них условиях. И хотя в результате израильская армия одержала впечатляющую победу, политическое руководство несёт ответственность за тяжесть потерь.
После таких выводов глава правительства Голда Меир ушла в отставку. Это не повлекло за собой отставку всего правительства, но нового лидера партии Авода - а значит, и нового премьер-министра - надо было выбрать срочно. И вот здесь проявилась вовсю значимость «классового происхождения», о которой мы говорили выше. «Мапайники» выдвинули кандидатуру Ицхака Рабина, в прошлом - начальника Генерального штаба и посла Израиля в США; выдвижение его кандидатуры было в значительной степени связано с тем, что Рабин не имел отношения к расколу 60-х гг. (т.к. в это время был в армии) и вообще «пока не имел врагов»; кроме того, руководство партии надеялось, что молодой лидер, овеянный к тому же коллективной славой победителей Шестидневной войны (именно тогда он занимал пост начальника Генштаба), сможет переломить наметившуюся в обществе тенденцию недовольства правящей партией. В противовес ему бывшие члены РАФИ при поддержке большинством бывших активистов Ахдут а-Авода выдвинули кандидатуру Шимона Переса, считавшегося правым, и поэтому способным, по их мнению, остановить уход части голосов избирателей в Ликуд. (Отметим, что общим для обоих кандидатов было то, что никто из них не был замешан в «деле Лавона» - и, тем самым, избрание не должно было возбуждать старые счёты...) В результате с небольшим перевесом победил И. Рабин, и началось более чем 20-летнее соперничество этих двух лидеров, закончившееся в 1995 г. трагической смертью И. Рабина.
Упомянем и о судьбе тех, кто не вошёл в новое всеобщее социалистическое объединение. Некоторое время они пытались создать «центральную силу» на политической карте страны или альтернативную «социалистическую, но правую» партию и участвовали под названием «Государственный список» на в выборах в Кнессет 1969 г. (3 мандата), но с 1973 г. вошли в Ликуд (см. далее). Сам Д. Бен-Гурион оставил политическую деятельность.
В 1977 г. произошло событие, в возможность которого, пожалуй, не верил никто: ни правительство, ни оппозиция, ни СМИ, ни местные и зарубежные специалисты. Событие это получило название Маапах («переворот») по растерянному возгласу диктора телевидения Хаима Явина, сообщившего о предварительных результатах: на выборах 1977 г. социалисты впервые утратили власть - и для многих из них это было даже более значимым потрясением, чем Война Судного дня (по мнению многих, именно недовольство поведением правительства перед этой войной и привело в конечном счёте к «перевороту»). В Аводе большинство полагало, что речь идёт о случайной осечке («Народ ошибся», как сказал бывший генсекретарь Гистадрута Ицхак Бен-Аарон), связанной с остатками травмы 1973 г. или со сменой лидера практически перед самыми выборами (И. Рабин ушёл в отставку с поста премьер-министра и лидера партии, а также кандидата в премьер-министры от Аводы в связи с финансовым скандалом, связанным с его женой); мало кто понимал, что ситуация действительно изменилась принципиально (разве что М. Даян, который вошёл в новое правительство как министр иностранных дел - и затем создал свою партию ТЕЛЕМ, прекратившую своё существование со смертью лидера в 1981 г.). Последующие 10 лет показали, что поражение не было случайным: сменивший И. Рабина на посту лидера партии Шимон Перес раз за разом «почти выигрывал» выборы, но от этого «почти» до победы было несколько далековато.
Ближе всего к победе оказался Перес в 1984 г., когда список Маарах получил 44 мандата - против 41 Ликуда, однако учёт голосов мелких партий и длительные межфракционные переговоры показали, что ни одна из партий не в состоянии самостоятельно сформировать правительство. Тогда родилось правительство «национального единство» (во второй раз после 1967 г.), включавшее «ротацию»: по коалиционному соглашению в 1984-86 гг. премьером был Ш. Перес, а в 1986-88 гг. - Ицхак Шамир, лидер Ликуда.
В эти же годы активизировался процесс сдвига Аводы влево во внешнеполитических вопросах. Полевение это было связано в основном с изменением позиции лидера партии, вчерашнего «ястреба» Ш. Переса, и отражало, с одной стороны, необходимость противопоставить альтернативу внешней политике правящего Ликуда, с другой стороны - борьбу Ш. Переса за власть внутри партии, с И. Рабином, за голоса левых представителей молодой смены (а не за центристские голоса, которые могли уйти в Ликуд), и с третьей - объективные изменения, произошедшие в левом лагере, двигавшемся от возвышенных национальных идей к прагматическому «быть как все». К концу 80-х разве что только одиночки в партии были бы готовы вновь подписаться под «документом Галили» (который, напомним, назывался «устным учением партии» и включал, например, недопустимость создания палестинского государства, необходимость поселенческой деятельности и т. д.). Теперь Ш. Перес «обходил И. Рабина слева» столь же круто, как когда-то (в середине 70-х гг.) критиковал его справа. В конце концов Перес победил... когда проиграл: именно оказавшись «номером 2» в партии и правительстве (см. ниже), он убедил И. Рабина пойти на переговоры с «гангстерами из Туниса» (т. е. ООП и Арафатом, по выражению того же Рабина) и на подписание «соглашений Осло».
В 1992 г. партия провела «перестройку»: в неё влились некоторые другие мелкие группы, была объявлена новая регистрация членов, а выборы лидера впервые были проведены через «праймериз» - общепартийное голосование, закончившиеся победой И. Рабина. На выборы 1992 г. партия пришла не только с «восстановленным» лидером, но и с прежним названием: Авода, то есть «Партия Труда» (или «Рабочая Партия»). Трудно сказать, насколько повлияло возвращение имени, но вот возращение лидера оказалось существенным: впервые после 1973 г. Авода победила - чтобы снова проиграть в 1996 г. (под руководством Переса). Следующая победа была достигнута в 1999 г. под лидерством Эхуда Барака и при демонстративно-нейтральном названии Исраэль Ахат («Один Израиль»).
Эта победа оказалось не только недолговечной (правительство Барака не продержалось и двух лет), но и (пока что) последней. В течение этих 10 лет партия продолжала падать по числу мест. Смена лидеров происходила с калейдоскопической быстротой: 2001 г. – Биньямин Бен-Элиэзер, 2002 – Амрам Мицна, 2003 – Ш. Перес, 2005 – Амир Перец, 2007 – Э. Барак[19]. На 1.7.2010 социалисты составляли четвёртую фракцию в Кнессете, а после раскола[20] в январе 2011 - пятую...
Впрочем, социалисты ли? Ещё в 1988 г. Рабин и Перес, как и положено рабочим лидерам, выходили на демонстрацию 1-го мая под красными флагами и с пением «Интернационала» на языке Библии. Однако, как мы помним, уже тогда слева от них существовала партия МАПАМ - не только лево-социалистическая, но и ортодоксально-марксистская, большинство лидеров которой ещё успели присягать в киббуцах или молодёжных лагерях на верность делу мирового пролетариата под портретом И. В. Сталина (но при этом всё-таки номинально не будучи коммунистами). С 1992 г. МАПАМ объединилась с РАЦ и Шинуй в блок (впоследствии партию) Мерец (во главе которой сначала последовательно были Шуламит Алони, Йоси Сарид, Йоси Бейлин и Хаим Орон). Представители МАПАМ, а затем Мерец, неустанно критиковали «мапайников» (то есть лидеров Аводы) за отход от идеалов социализма. На выборах 1999 г. к этой критике добавила свой голос партия Ам Эхад («Один Народ»), созданная «на скорую руку» профсоюзными лидерами и получившая 2 мандата в Кнессете. В отличие от Мерец, у этой партии отсутствовала чёткая внешнеполитическая линия, и в 2005 г. Ам Эхад вернулся в материнскую партию (а её лидер Амир Перец ненадолго стал лидером Аводы).
Насколько же справедлива критика «слева» в адрес официальных наследников израильского социализма? Трудно сказать однозначно: с одной стороны, сегодняшние лидеры партии в своих речах и выступлениях почти не упоминают традиционной социалистической символики (впрочем, то же самое можно сказать практически о любой «Рабочей партии» в странах Запада), да и сам стиль жизни, скажем, председателя партии[21] Э. Барака также мало подходит для «лидера рабочих». С другой стороны, партия остаётся членом «Международного Социалистического Интернационала», где её лидеры играют важную роль. В экономической программе партии делается упор на «социальные чаяния беднейшей части населения» и, по крайней мере на уровне лозунгов, зачастую предлагаются решения вполне социалистического толка (подробнее см. «Государство и экономика»). Ряд новых «звёзд» партии (например, Шели Ехимович, Авишай Браверман, Даниэль Бен-Симон) говорят более чем определённо о возвращении к социалистической идеологии и т. п., неявно (или даже явно) критикуя при этом «оппортунистов». В целом можно сказать, что Авода занимает нишу социал-демократии на израильской политической карте (опять-таки, аналогично своим коллегам по Интернационалу из других западных стран).
Слева от Аводы долгое время существовали две социалистические партии – МАПАМ[22] и РАЦ[23]. Перед выборами 1992 г. вместе с партией Шинуй они образовали блок Мерец, затем ставший партией. Начав с 12 мандатов в 1992 г., Мерец постепенно сократился до трёх, сменив по дороге четырёх лидеров (за 18 лет). Как и в партии Авода, социалисты в Мерец по-прежнему составляют значительную прослойку – возможно, даже большинство.
И в заключение - несколько слов о терминологии. Несмотря на частые смены названия партии или её предвыборных списков: МАПАЙ, Авода, Маарах, Исраэль Ахат, в сознании израильского гражданина это - та же партия, правившая Израилем почти всё время его существования; партия, продолжающая поставлять стране большинство государственных служащих на всех уровнях; партия, более других ассоциирующаяся с понятием «государственный и общественный аппарат». Поэтому при всех изменениях названия партии, слово мапайник имеет и сегодня в Израиля оттенок и привкус: «мапайник» - это «власть».
III.5.2. Ревизионизм и его наследники
С самого начала сионистского движения в нём существовали весомые силы, не признававшие априорного эксклюзива на руководящее положение (и, следовательно, власть) со стороны социалистов. Наиболее заметными среди них были либеральные интеллигенты из Восточной Европы, успевшие разочароваться в социализме (к которому, впрочем, многие из них питали в недалёком прошлом большие симпатии и даже более чем симпатии) и видели «правильную» модель сионизма в рамках национально-интегристского течения, аналогичного своим европейским аналогам - от итальянского до украинского. Сначала их надежды были связаны с именем проф. Александра Ааронсона (выдающегося ботаника - и, одновременно, руководителя про-британской подпольной организации НИЛИ во время Первой мировой войны), однако они были прерваны трагической смертью последнего в авиакатастрофе 1919 г. Дальнейшая история «правого сионизма» связана с другим именем - Зеэва (Владимира) Жаботинского.
Уроженец космополитической Одессы, блестящий знаток европейской культуры, З. Жаботинский начинал свою деятельность как русский журналист и писатель, весьма далёкий от сионизма - и, наоборот, весьма близкий к российскому социализму. Резкий поворот он совершил, будучи уже в зените славы (как одно из наиболее ярких имён российской публицистики), в 1903 г. под влиянием печально известного Кишинёвского погрома и вялой реакции на последний со стороны своих левых друзей. Продолжая поддерживать национальные устремления народов Российской империи (его перу принадлежат страстные слова в защиту чаяний украинцев, армян, якутов и т. д.), он пришёл к выводу, что не меньшего внимания заслуживают национальные чаяния его собственного народа, и что таковые имеют только одно справедливое и естественное решение - государственный сионизм.
С началом Первой мировой войны большинство левых сионистских лидеров сохранили про-турецкую ориентацию, подсознательно связанную, несомненно, с желанием «вернуться на Восток» (см. «Запад-Восток», а также «Евреи и израильтяне»), а также с анти-русскими (а, следовательно, и с анти-Антантскими) настроениями российских социалистов[24]. Жаботинский, чьей вере в необратимость победы Запада мог бы позавидовать и Редьярд Киплинг, не только решительно поддержал Британию, но и предложил нечто неслыханное: создание еврейских частей в составе Британской Армии. И эта идея была реализована: был создан Галлиполийский полк (З. Жаботинский был среди его офицеров); впервые за почти 2000 лет (не считая разве что Хазарского каганата) евреи сражались как национальное вооружённое формирование, а не как солдаты российской и австрийской армии, втыкающие штык друг в друга по славу европейских династий.
В 1919 г., как мы уже говорили выше, произошло первое крупное слияние социалистических партий. Жаботинский не прошёл школу «Real politic» и не оценил тогда всю важность чисто политической, партийной, ежедневной работы. Он предпочитал группу сплочённую единомышленников, ярких личностей, убеждённых политических сионистов. На первых выборах в Асефат а-Нивхарим он организовал свой список, принципиально называвшийся... «Безымянная группа». Однако и этим выборам он не придавал большого значения: главное, с его точки зрения, была полемика с нарождающейся «прагматической» тенденцией в сионистском руководстве: место активной политической борьбы, направленной на скорейшее провозглашение независимого еврейского государства, заняла кропотливая хозяйственная деятельность, носившая к тому же явно социалистический характер, не пользовавшийся популярностью у многих бежавших из СССР еврейских либералов и националистов. Казалось, сионистское движение смирилось с нарушением Великобританией обещаний, данных в Бальфурской Декларации. «Пришло время РЕВИЗИИ в Сионистской организации», - говорили несогласные с этой политикой, - и в 1925 г. в Париже был основан «Союз сионистов-ревизионистов», или по аббревиатуре «а-Цогар» («Горн»). Основой «Союза» стало созданное несколько ранее в Риге движение Бейтар[25] (сегодня - молодёжное движение в Израиле, связанное с партией Ликуд). С этого момента слово «ревизионизм» стало дефинитивным синонимом правого сионизма (а впоследствии, как мы увидим, и ругательным термином для сионистского официоза). Программу ревизионистов, сформулированную в полемических терминах как контра-версия социалистического («прагматического») сионизма, можно подытожить в следующих пунктах:
перенос «центра тяжести» сионистского движения на организацию всемирного общественного давления на Англию, чтобы заставить её выполнить обещание о создании Еврейского Государства на обоих берегах Иордана (то есть, в частности, признание незаконным раздела Эрец-Исраэль и создание на её восточной части арабского государства - Трансиордании);
массовая алия без ограничений;
индустриальное развитие на основе свободы частной инициативы и поддержки среднего класса;
неприятие складывающейся односторонней социалистической экономики в Эрец-Исраэль и подчинения ей всей общественно-экономической жизни ишува.
Последний пункт требует некоторых разъяснений. По мнению Жаботинского, социалисты, выстраивая свою модель сионизма, фактически навязывали её всему еврейскому народу, выталкивая «с корабля социализма» (с помощью экономических рычагов, выдачи сертификатов - разрешения на въезд в Эрец-Исраэль - и т. п.) тех, кто не был с ней согласен. В противоположность этому З. Жаботинский выдвинул лозунг «Хад Нес» («Единое знамя»): сплочение всего еврейского народа «под знаменем сионизма».
Легко догадаться, что британские власти воспринимали деятельность Жаботинского без излишнего восторга, и в 1930 г. не возобновили ему паспорт, дававший разрешение на въезд в Эрец-Исраэль (Жаботинский так и не смог более приехать сюда). Однако это были цветочки по сравнению с ненавистью, которую питали к нему и культивировали сионисты-социалисты. Попытаемся понять истоки этого отношения.
Ревизионизм черпал свою силу в трёх основных источниках: разочарованных в социализме беженцах из СССР, еврейских интеллектуалах-антисоциалистах и нарождавшемся среднем классе Эрец-Исраэль. И те, и другие, и третьи не разделяли пафоса строителей практического сионизма с его явным подражанием советской стилистике - и, соответственно, были абсолютно ортогональны к сложившемуся «сионистскому стандарту». Но таковы были и умеренные либералы, и Мизрахи, и харедим, и коммунисты. В чём же причина ненависти именно к ревизионистам, в чём же была разница в отношении к ним и к другим силам со стороны социалистов?
Лучше всех сформулировал эту разницу самый, может быть, яркий идеолог социалистического сионизма Б. Каценельсон в 1944 г. в ответ на вопрос «Ведь вы готовы сотрудничать с не-сионистами и анти-сионистами из Агудат-Исраэль, почему же не с ревизионистами?»:
- «Агудат-Исраэль знает своё место, и может быть рядом с нами. Ревизионисты хотят быть не рядом, а вместо нас.»
Но это было уже потом, после смерти З. Жаботинского (в 1940 г. в Нью-Йорке), когда руководство социалистов в сионистском движение было абсолютным и никем не оспаривалось - а тогда, в середине и конце 20-х гг. , ревизионистское движение стремительно набирало силу. Каценельсон был прав: в отличие от Мизрахи, Общих сионистов (см. следующий параграф) и др., ревизионисты претендовали на нечто куда большее чем занять свою скромную каюту в общенациональном корабле: они требовали руля! Более того: многие другие сионистские лидеры задумывались всерьёз о создании общего анти-социалистического фронта и готовы были поддержать З. Жаботинского на выборах нового главы Всемирной Сионистской Организации (среди них тогдашний председатель Х. Вайцман, некоторые лидеры религиозных сионистов и др.). Это уже была прямая угроза, причём угроза постоянная возрастающая, и даже такому опытному политику, как Д. Бен-Гуриону, становилось всё более непросто её сдерживать. Кризисы следовали один за другим: например, в 1931 г., во время дискуссии на Сионистском Конгрессе и отказе большинства поддержать резолюцию, согласно которой «конечная цель сионизма - создание еврейского государства» (отказ от резолюции был вызван, естественно, тактическим нежеланием сионистского руководства обострять отношения с английским правительством), Жаботинский порвал членский билет Конгресса со словами «Это не сионистская организация!» Однако подлинный раскол наступил в 1933 г.
16.06.33 на тель-авивском пляже был убит Хаим Арлозоров, глава политического отдела Сохнута (т. е. фактический министр иностранных дел Сионистской Организации). Руководители МАПАЙ обвинили в убийстве двух публицистов-ревизионистов (А. Ставски и Ц. Розенблит), а вместе с ними - и всё ревизионистское движение. И хотя английский суд признал Ставского и Розенблита невиновными, социалистическая пропаганда продолжала называть ревизионистов «убийцы Арлозорова» и преуспела в приклеивании этого обвинительного ярлыка в сознании членов партии[26].
Волна истерии захлестнула социалистический сионизм - а истерия, как известно, не располагает к нахождению ни истины, ни общего знаменателя. И хотя в 1934 г. ещё была предпринята попытка примирения - начиная с 1935 г. и до провозглашения Государства в 1948 г. ревизионисты действовали как абсолютно независимая сила - зачастую даже в условиях подполья по отношению к социалистическому руководству.
Ревизионисты преуспели: они создали свою медицинскую кассу (Леумит) и профсоюз, финансовую структуру и прессу, спортивные общества и молодёжное движение (Бейтар). Однако успех этот был частичным: ни по численности, ни по влиянию, ни по представительности на международной арене они не могли даже конкурировать со Старшим Социалистическим Братом после выхода из Всемирной Сионистской Организации. Новый поворот в истории ревизионизма произошёл не в результате экономической деятельности и не вследствие идеологических дискуссий.
В 1931 г. внутри Хаганы сформировалась группа офицеров и солдат, во главе которых стоял Авраам Тхоми, начальник иерусалимского отдела Хаганы. Эта группа не принимала ни безусловного подчинения руководству социалистических партий, ни сдерживающей тактики, которое это руководство требовало проводить в жизнь. За эту критику они были изгнаны из Хаганы и создали свою организацию – «Иргун Бет» (буквально «Организация два», т. е. «другого сорта»). Хотя формально они не принадлежали какому-либо конкретному политическому движению, их идеологическая близость к ревизионизму была очевидной, - и наметилось сближение. Постепенно в ряды Иргун Бет влилась молодёжь из Бейтара, к ним присоединился и Союз демобилизованных (из европейских армий) еврейских солдат. Объединение получило название «Иргун Цваи Леуми» («Национальная Военная организация»), но стало более известно по своей аббревиатуре - ЭЦЕЛ. В 1936 г. ЭЦЕЛ был реорганизован и формально - как военная структура Ревизионистского движения; А. Тхоми был назначен командиром организации, подчинённым непосредственно З. Жаботинскому.
Арабское восстание 1936 г. обострило споры о необходимой тактике в борьбе против арабских погромщиков - а также об отношении к британским мандатным властям. А. Тхоми вернулся в Хагану, надеясь личным примером и участием если не переубедить руководство, то хотя бы на практике изменить ход борьбы. Вместо него командиром был назначен Давид Разиэль, также подчинённый З. Жаботинскому. В отличие от сдерживающей политики Хаганы, ЭЦЕЛ предпринял серию ответных действий против арабов.
Англичане резко прореагировали на возможность открытия такого «второго фронта»: первый же захваченный после «акции» (атаки на арабский автобус возле Рош-Пина в 1938 г.) член ЭЦЕЛа Шломо Бен Йосеф был судим показательным британским судом и казнён. Тем не менее ЭЦЕЛ некоторое время воздерживался от прямых столкновений с британскими властями - до опубликования в 1939 г. правительством Великобритании «Белой книги» (см. «Краткий исторический очерк»), по которой были введены драконовские ограничения на алию и приобретение евреями земли.
ЭЦЕЛ начал борьбу против англичан, призвал изгнать их из Эрец-Исраэль как не выполнивших обещания Декларации Бальфура, и организовал массовую нелегальную алию. Однако жизнь вскорости внесла свои коррективы: 1 сентября 1939 г. началась Вторая мировая война, и ЭЦЕЛ объявил о прекращении борьбы против Великобритании и призвал всех вступать в Английскую армию для борьбы с общим врагом. Д. Разиэль, в частности, возглавил отделение британской разведки в Ираке и там погиб. Затем командиром ЭЦЕЛ стал Менахем Бегин, незадолго до того освобождённый из советских лагерей как польский военнообязанный по соглашению Сталина-Андерса 1942 г., впоследствии - видный политический деятель и премьер-министр Израиля в 1977-83 гг.
Не все в ЭЦЕЛе согласились с прекращением антибританской борьбы: Яир Штерн и его сторонники откололись и основали новую группу под названием ЛЕХИ – «Лохамей Херут Исраэль» («Борцы за свободу Израиля»). Наиболее известной их операцией стало убийство в 1944 г. в Каире лорда Мойна, британского министра по делам колоний.
После того как в 1942 г. Я. Штерн был убит англичанами, руководство в ЛЕХИ перешло к «тройке» в составе: Натан Елин (Фридман), Исраэль Эльдад (Швайб) и Ицхак Шамир (Езерницкий), будущий премьер-министр Израиля (в 1983-84 и 1986-92 гг.) Отметим, что хотя исторически ЛЕХИ «произошла из ревизионистов», - идеологически она была слабо связана со взглядами Жаботинского и других ревизионистских идеологов: у организации не было ни экономической, ни социальной программы, а только стремление к скорейшему созданию еврейского Государства на всей подмандатной территории. Такая однолозунговая линия позволила участвовать в рядах ЛЕХИ людям самых разных взглядов: от харедим до ультралевых - так что не приходится удивляться, что бывшие бойцы и командиры организации после провозглашения Государства разошлись по совершенно разным политическим направлениям: И. Эльдад стал, пожалуй, наиболее ярким правым интеллектуалом Израиля, а Н. Елин - одним из лидеров коммунистов.
Тем временем, вследствие сложившейся в ходе Второй мировой войны ситуации, изменились и отношения между социалистическим руководством ишува и ревизионистами. Ревизионисты даже участвовали в выборах в Асефат а-Нивхарим 1944 г., а в 1946 г. - в конгрессе ВСО; двое представителей ревизионистов (Ари Жаботинский и Исер Лубоцкий) участвовали в 1948 г. в церемонии провозглашения Независимости Государства Израиль. Однако после смерти З. Жаботинского (в 1940 г.) руководство ЭЦЕЛ не считало себя подконтрольным старому руководству ревизионистского движения, полагая именно себя законными политическими наследниками Зеэва Жаботинского.
К концу Второй мировой войны, когда оказалось, что Великобритания не собирается отказаться от политики «Белой Книги», ЭЦЕЛ возобновил вооружённую борьбу против английской армии. Официальное руководство ишува было против деятельности ЭЦЕЛ и провело силами Хаганы специальную операцию «Сезон»[27], в ходе которой были арестовано, допрошено и передано английским властям несколько сот членов ЭЦЕЛ (общее число арестованных оценивается примерно в 3000). Опасность братоубийственной войны стала впервые реальной. Однако этого не случилось: когда и Д. Бен-Гурион признал, что правление англичан приняло откровенно про-арабский характер, «Сезон» был прекращён, а в 1947 г. Хагана, ЭЦЕЛ и ЛЕХИ договорились о сотрудничестве в рамках «Тнуат а-Мери а-Иври» («Движения еврейского сопротивления»).
Другой кризис, чуть было не поставивший Израиль на грань гражданской войны, произошёл в июне 1948 г., во время перемирия в Войне за Независимость (см. «Краткий исторический очерк»), когда ЭЦЕЛу удалось закупить за границей большую партию оружия и привезти его в Израиль на корабле «Альталена» - вместе с 900 новыми репатриантами, сторонниками ревизионистов. После того как не было достигнуто согласия о судьбе оружия[28], Д. Бен-Гурион приказал обстрелять «Альталену». В результате обстрела погибло 18 человек, большинство - уже после пожара на корабле, когда они прыгали в море и пытались вплавь достичь берега. Несмотря на многочисленные призывы товарищей по оружию, М. Бегин отказался открыть ответный огонь или провести акции возмездия, и тем самым сохранил не только единство только что рождённого Государства Израиль, но и многие реки непролитой крови. История «Альталены» до сих пор является больной точкой в истории Израиля.
Выборы в 1-й Кнессет (1949 г.) «расставили по местам» реальную силу трёх претендентов на звание главной политической силы ревизионизма:
Список Херут («Свобода»), созданный выходцами из ЭЦЕЛ по названию подпольной газеты организации, во главе с М. Бегином, получил 13 мест в Кнессете;
Список Лохамим («Бойцы»), в котором участвовали некоторые из бывших членов ЛЕХИ, получил 1 мандат;
Официальная «Ревизионистская партия» не прошла электорального барьера и прекратила свой существование.
Через год произошло формальное объединение, а точнее - присоединение к партии Херут всех ревизионистских политических групп в Израиле.
Заметим, что Д. Бен-Гурион, премьер-министр и непререкаемый лидер Израиля, до конца 60-х гг. относился к Херут и М. Бегину с ненавистью, трудно объяснимой в политических терминах и сегодня. Широко известна, например, его формула для формирования правительства: «без МАКИ и ревизионистов». О Бегине же он говорил в Кнессете не иначе как «этот джентльмен, который сидит рядом с доктором Бадером[29]». Примирение между ними состоялось только в конце 60-х гг...
Хотя на выборах 1951 г. представительство Херута упало до 8 мандатов, в 1952 г. произошло событие, имевшее, на первый взгляд, отдалённое отношение к политической идеологии: подписание соглашения с Германией (точнее, с ФРГ) о репарациях (выплате правительством Германии денежной компенсации евреям, пострадавшим во Второй мировой войне). Херут активно выступила против «прощения врагу», и М. Бегин возглавил массовые антиправительственные демонстрации протеста[30]. С этого момента начался неуклонный рост популярности Херута: на выборах 1961 г. представительство партии увеличилось до 17 мандатов.
Параллельно с этим шли и другие процессы, демонстрировавшие «нормализацию» ревизионистов в политическом истеблишменте: так, например, в 1963 г. была создана фракция Херута в Гистадруте – «Тхелет-Лаван» («Голубое и белое», по цветам израильского флага).
Все эти годы М. Бегин и его сторонники сохраняли девственно чистым ревизионистское учение во всём, что касалось отношения к Эрец-Исраэль. Официальный гимн партии (на стихи З. Жаботинского) включал слова «Два берега у Иордана - и оба наши!» Однако Бегин счёл, что для преодоления оппозиционного образа партии настало время для более широкого парламентского объединения - на выборы 1965 г. Херут пошёл в общем списке с Либеральной партией (в 1961 г. также получившей 17 мандатов) в едином списке ГАХАЛ («Гуш Херут – Либералим», т. е. «Блок Херут и либералов»). Однако результаты выборов разочаровали: 26 мест, что даже с учётом ухода левых либералов перед выборами (5 мандатов) было несколько меньше, чем можно было рассчитывать в результате простых арифметических операций. Группа Шмуэля Тамира подвергла резкой критике стиль руководства М. Бегина, считая, что он ведёт партию «от провала к провалу» и дала бой на партийном съезде в 1966 г. После неудачи Ш. Тамир, Элиэзер Шостак, Эхуд Ольмерт и др. вышли из Херута и основали свою партию – Мерказ Хофши («Свободный Центр») - первая попытка создания центристской партии в Израиле. В дальнейшем «Мерказ Хофши» участвовал в более крупном центристском объединении - ДАШ, после распада последнего разбился на более мелкие фракции, чьи остатки начали самостоятельное, но недолгое существование, пока последний из них, фракция Ла-Ам («К народу»), не вернулся в 1985 г. в Херут.
В 1967 г. перед Шестидневной войной ГАХАЛ был приглашён в чрезвычайное правительство Л. Эшкола - и М. Бегин впервые стал министром. В 1969 г. ГАХАЛ вошёл и в правительство национального единства Г. Меир, но вышел из него через год в знак несогласия с принятием израильским правительством плана Роджерса, содержавшего в себе территориальные уступки.
Следующий этап в расширении парламентских рамок ревизионистов наступил в 1973 г., когда по инициативе недавно демобилизировавшегося из армии легендарного генерала Ариэля Шарона к ГАХАЛу присоединились некоторые мелкие группы и был образован блок Ликуд («Сплочённость»), получивший на выборах 39 мандатов. В 1977 г. как результат давно назревавшего в обществе недовольства правлением мапайников, увеличения политической активности восточных евреев и травмы войны Судного Дня, произошёл «переворот» - Ликуд получил 43 мандата, и М. Бегин после 29 (!) лет «сидения в оппозиции» стал премьер-министром.
Правительство М. Бегина действительно произвело переворот, а точнее - несколько переворотов в израильском обществе. Была сломана не только многолетняя традиция власти социалистов, но и вся система общественного мышления в стране: в экономике и во внутренней жизни, в отношениях с работниками государственных учреждений и в положении выходцев из стран Востока, в статусе религиозных партий и в строительстве поселений. Правда, продвижение почти по каждому из этих направлений имело и обратную сторону (например, либерализация экономики сопровождалась галопирующей инфляцией). Однако внутренний (для Херута) кризис начался с другой точки.
Сразу после прихода к власти М. Бегин интенсифицировал попытки мирного диалога с Египтом, завершившиеся подписанием мирного договора (см. «Краткий исторический очерк») с этой арабской страной (до этого 5 раз вступавшей в вооружённый конфликт с Израилем). Хотя с точки зрения «чистого» ревизионизма Синайский полуостров не был частью Эрец-Исраэль и, следовательно, отказ от него формально не противоречил учению Жаботинского, факт разрушения еврейских поселений на Синайском полуострове и отчаянное сопротивление последних защитников г. Ямит вызвали глубокую травму в израильском обществе. Многие считают, что именно договор в Кэмп-Дэвиде превратил концепцию «Мир в обмен на территории» из политической формулы в реальную опцию. И уж во всяком случае этот договор расколол само движение Херут: оно перестало быть символом правого движения за неделимую страну, и группа членов Кнессета вышла из партии и основало новое движение - Тхия («Возрождение»). Среди его основателей были крупнейший израильский физик проф. Юваль Неэман (председатель партии), бывший диктор подпольного радио ЛЕХИ Геула Коэн, известный писатель Моше Шамир, р. Э. Вальдман, главы поселенческого движения, многие известные израильские интеллектуалы. Отметим, что Тхия была первой партией, в рядах которой активно и «на равных» сотрудничали религиозные и светские деятели. Сначала казалось, что партия эта превратиться в серьёзную политическую силу, когда на выборах 1984 г. она получила 5 мандатов, но затем от неё откололась партия Цомет («Перекрёсток»), во главе которой стоял бывший начальник Генерального штаба Рафаэль Эйтан, а в 1992 г. партия не прошла электоральный барьер и перестала существовать.
В 1981 г. Ликуд получил 48 мандатов в Кнессете, и М. Бегин остался премьер-министром. Следующий кризис начался через год, в связи с началом Ливанской войны (см. «Краткий исторический очерк»). В 1983 г. М. Бегин ушёл с поста премьер-министра (и из политической жизни вообще), передав этот пост Ицхаку Шамиру. В разгоревшейся борьбе за «наследство» Шамир одержал победу и повёл Ликуд на выборы 1984 г., закончившиеся патовой ситуацией и правительством национального единства с Маарахом. В это время в израильской политической жизни появился новый термин: поскольку «правые» превратились в расплывчатое понятие, партии и политиков, выступавших против принципа «мир в обмен на территории», стали объединять под заголовком «Маханэ Леуми» («Национальный Лагерь»).
Навстречу выборам 1988 г. партии, составлявшие Ликуд, объединились в единую партию. Ликуд выиграл эти выборы, но И. Шамир предпочёл вновь правительство национального единства, просуществовавшее до 1990 г. и павшее в результате временного союза Маараха и ШАС. Оправившись от удара, Шамир смог сформировал новое правительство, но в 1992 он потерпел поражение: впервые после 1977 г. Ликуд остался в оппозиции. И. Шамир ушёл с поста председателя партии, и его место занял Биньямин Нетаньягу (бывший посол Израиля в ООН и сын профессора Бенциона Нетаньягу, в прошлом - секретаря З. Жаботинского). Под его руководством Ликуд вернулся к власти после выборов 1996 г. «Наследство», полученное им от предыдущего правительства, включало соглашения, связанные с «процессом Осло» (см. «Координаты политической дисперсии в Израиле»). То, что Нетаньягу не отменил эти договоры, а, напротив, подписал с Арафатам новые документы - в частности, соглашение по Хеврону и особенно соглашение в Уай-Плантейшен, - вызвали обвинения в отходе от ревизионистской идеологии и новый раскол: группа Бени Бегина (сына М. Бегина), Д. Реэма и М. Кляйнера вышли из Ликуда, воссоздала партию Херут и участвовала в выборах 1999 г. в рамках объединённого правого списка Ихуд Леуми («Национальное единство»). После явной неудачи (4 мандата на весь список) Б. Бегин ушёл из политической жизни, а его пост (председателя Херут) занял Михаэль Кляйнер.
Нетаньягу проиграл выборы 1999 г. и покинул пост председателя Ликуда. Новым председателем партии был избран Ариэль Шарон (по инициативе которого, напомним, Ликуд был создан за 26 лет до этого). В 2001 г. Шарон стал премьер-министром, легко победив Э. Барака на фоне Второй Интифады. Столь же легко Ликуд под его лидерством выиграл и ближайшие выборы в Кнессет 2003 г., получив 38 мандатов[31], что выглядело как возвращение к былому величию.
Через год после выборов Шарон огласил свой план Итнаткут. По своей инициативе он предложил провести по этому поводу всепартийный референдум, полагая, что легко добьётся одобрения. Однако «широкие партийные массы» оказались гораздо более идеологическими и гораздо менее послушными, чем мог представить себе партийный вождь: большинство членов Ликуда проголосовало против! Когда же оказалось, что результаты референдума не остановили А. Шарона – фракция фактически перестала функционировать как парламентская единица. Группа министров и членов Кнессета от Ликуда, названная «мордим» («бунтовщики») торпедировали политику Шарона, включая министерские назначения.
В конце 2005 г. Шарон вышел из возглавляемой им партии и создал новую – Кадима, во главе которой, в результате болезни Шарона, стал Эхуд Ольмерт, приведший партию к победе на выборах 2006 г.
Лидером «старого» Ликуда был вновь выбран Б. Нетаньягу, вернувшийся на пост премьер-министра после выборов 2009 г.
Хотя исторический Херут и исчез со сцены, «превратившись» в Ликуд, в Израиле осталось слово «херутник». В нём до сих пор есть привкус оппозиционности и несгибаемой приверженности идеологии.
Примечания
[1] Второй значительной общиной стало еврейство США, куда перед Первой мировой войной эмигрировало около 2.5 миллионов евреев - в основном из Восточной Европы.
[2] Евреи-уроженцы России, Украины, Литвы и Белоруссии периода до 1-й Мировой войны с культурно-социальной точки зрения представляли собой одну общину.
[3] В созданном в 1948 г. Временном правительстве Израиля выходцы из Польши составляли около 40%, включая премьер-министра Д. Бен-Гуриона. Ещё почти столько же составляли прибывшие ветераны российской алии.
[4] Организацию также поддерживал знаменитый философ Мартин Бубер, также выходец из Германии.
[5] Русский перевод под названием «Наперегонки со временем» вышел в 1973 г. в издательстве «Библиотека Алия», Иерусалим.
[6] Кроме многочисленных частных расследований, объективность и обстоятельность которых трудно проверить.
[7] Сам А. Кахалани – также йеменского происхождения. В 1996-99 гг. – министр внутренней безопасности.
[8] Следственная комиссия имеет гораздо более высокий статус, чем правительственная – в частности, она может вызывать в качестве свидетелей должностных лиц, от чего последние не могут уклониться; показания в таких комиссиях имеют юридический статус.
[9] Трудно определить, насколько это представление обосновано: еврейские общины существовали в этой стране задолго до XV-го века. Язык марокканских евреев – муграбит – содержит некоторые испанские слова, однако ещё больше в нём слов ивритского и французского происхождения (основной запас слов представляет собой арабский диалект).
[10] Строго говоря, И. Навон, родившейся в аристократической сефардской семье, проживающей в Иерусалиме вот уже несколько столетий, является «восточным» разве что по формальному определению, однако сгодился для зачёта как «представитель сефардов» при выдвижении своей кандидатуры на пост Президента страны.
[11] Из членов Кнессета: А. Либерман, Ю. Эдельштейн, Ю. Штерн – в Ликуде, Р. Бронфман – в Аводе. Другая активистка Аводы, Софа Ландсвер, через 5 лет присоединилась к НДИ.
[12] Причём если в 2006 г. Мула был «назначен» в список, то в 2009 г. он был избран на партийных праймериз «на общих основаниях».
[13] В принципе к их числу можно было бы добавить депутата от ИБА в 1996-99 гг. Цви Вайнберга, родившийся в Кракове, но репатриировавшегося из Канады. Впрочем, в этом случае список должна пополнить и уроженка Киева Голда Меир, прибывшая в Страну из США...
[14] Флатто-Шарон родился в Польше (в Лодзи) под фамилией Шаевич, но с 9-летнего возраста проживал во Франции.
[15] А также в Аводе, Кадима, Шинуй...
[16] Так, например, в 1920 г. принял участие в выборах список под именем «Безымянная группа», созданный в поддержку З. Жаботинского.
[17] см. в Приложении «События, повлиявшие на политическую историю Израиля»
[18] Суть шутки состоит в том, что в еврейской традиции есть понятие «устного учения» (в дополнение к письменной Торе), вокруг которого построена еврейская религиозная жизнь. В разговоре «Устное учение» - это то, что формально не утверждено, но принимается всеми.
[19] Отметим также, что в половине случаев новый лидер пришёл так или иначе «извне»: Э. Барак – с поста начальника Генштаба (а во второй раз – после 6-летнего отсутствия в политике), А. Перец – из другой партии, А. Мицна – с поста мэра Хайфы.
[20] Выход из Аводы фракции Ацмаут вот главе с уже бывшим председателем партии.
[21] До января 2011 г.
[22] Мы уже говорили об этой партии выше. В 1968 г., при объединении социалистов в партию Авода ортодоскально-марксисткая МАПАМ не вошла в это объединение, однако участвовала в рамках общего списка Маарах до 1984 г., когда после выборов в Кнессет покинула блок, чтобы не участвовать в ротационном правительстве национального единства Ш. Переса – И. Шамира. В 1988 г. (единственный раз в «новый период», когда партия участвовала в выборах как независимая сила), МАПАМ получила 3 мандата.
[23] РАЦ – «Движение за гражданские права» - не было формально социалистическим, однако в реальности поддерживало социалистические инициативы МАПАМ и Аводы. РАЦ отделилась от Аводы перед выборами в Кнессет 1973 г., до образования блока Мерец размер ей фракции в Кнессете колебался от одного до 5 мандатов.
[24] Эти настроения, естественно, поменялись в среде социалистов на противоположные после 1917 г.
[25] Это название, с одной стороны, является именем города Бейтар, сыгравшего важную роль в восстании Бар-Кохбы против Римской Империи (132-136 гг.). С другой стороны, название также является аббревиатурой: Брит Йосеф Трумпельдор, по имени Й. Трумпельдора - героя русско-японской войны 1905 г, а впоследствии – видного деятеля в укреплении и обороне еврейских поселений в Галилее, погибшего в 1920 г. при защите поселения Тель-Хай. Среди ревизионистов в течение многих десятилетий после этих событий было принято приветствовать друг друга при встрече возгласом «Тель Хай!» При этом сам Й. Трумпельдор, несмотря на дружбу с З. Жаботинским, по своим взглядам был социалистом левого толка, а также толстовцем.
[26] И сегодня убийство Арлозорова вряд ли можно считать разгаданным. Спустя почти полвека к решению, идентичному британскому, пришла специальная правительственная комиссия в 1982 г.: А. Ставски и Ц. Розенблит невиновны. Однако комиссия не дала ответа на вопрос: кто же убийца, что оставляет благодатную почву для гипотез, от абсолютно спекулятивных - например, проводящих параллель с последовавшим вскорости убийством Кирова - и до романтических. Подробнее см. в Приложении «События, повлиявшие на политическую историю Израиля».
[27] Более подробно см. «Сезон» в Приложении «События, повлиявшие на политическую историю Израиля».
[28] Более подробно эта трагическая страница описана в Приложении «События, повлиявшие на политическую историю Израиля».
[29] Д-р Йоханан Бадер, член Кнессета в 1949-77 гг. от Херут, а затем ГАХАЛ и Ликуд.
[30] Более подробно см. в Приложении «События, повлиявшие на политическую историю Израиля».
[31] С присоединением ИБА к Ликуду практически сразу после выборов фракция выросла до 40 мандатов.
Напечатано в «Заметках по еврейской истории» #4(174) апрель 2014 berkovich-zametki.com/Zheitk0.php?srce=174
Адрес оригинальной публикации — berkovich-zametki.com/2014/Zametki/Nomer4/Gejzel1.php
