«Ничто не ново под луною», - прав был Николай Михайлович Карамзин. Всё уже было. Любое обращение к архивам это подтверждает.
Российский государственный исторический архив. Фонд 1343. Опись 39. Документ 5973. Листы. 5-7 сообщают нам, что томский купеческий сын Исай Прейсман в конце 1850-х годов «находился под следствием об обидах, нанесенных священнику Орлову с порицанием православной христианской веры» и «был осужден с потерей некоторых личных прав к заключению на полтора года в тюрьму».
Опередил-таки купеческий сын девушек из Pussy Riot больше, чем на полтора века. Да и наказание, назначенное ему российскими судьями в позапрошлом веке, вполне соизмеримо с наказанием эпатирующей троицы в веке нынешнем. Интересным мне показалось словосочетание сын томского еврейского купца. Взгляните на карту: где Томск, а где «черта оседлости», где тому полагалось проживать. Заодно давайте заглянем и в хронологические таблицы.
***
В 1604 году, в конце своего правления, царь Борис Годунов наказал «сургутскому голове Гавриле Писемскому и тобольскому боярскому сыну Василию Тыркову строить в татарской земле Томский город, завести вокруг него государеву пашню и привести в подданство российскому царю окрестные народы». Уже в том же году в Москву была направлена «отписка», что недалеко от впадения реки Томь в Обь построен город Томск «со всеми крепостцами». Как царь-батюшка заставлял так резво поворачиваться своих воевод, даже не представляю. Я уж не говорю о расстоянии до Москвы, но Томск на добрых 1000 километров восточней и Сургута (столицы «Сургутнефтегаза»), и Тобольска (места ссылки Николая II с семьёй).
Новостройка стала важным военным центром, отражавшим набеги кочевников. Историк Миллер писал: «И по долговременном искании лучшего и способнейшего места в тамошней стране найти не можно бы было!». Когда в XVIII веке границы Российской империи продвинулись дальше на Восток, выяснилось, что положение города оказалось ключевым не только в военном, но и в торговом отношении. Через Томск по Сибирскому тракту и по сибирским рекам пролегли торговые пути и на Запад, и на Восток. Через двести лет после своего основания город стал столицей Западной Сибири, административным центром Томской губернии, включавшей в себя территории нынешних Новосибирской, Кемеровской, Восточно-Казахстанской и Томской областей, а также Алтайского края и часть Красноярского края. Как-то Михаил Жванецкий писал, что «Красноярский край покрывает Швейцарию, как бык овцу», в нашем случае было бы впору говорить о медведе и пчеле.
В середине ХIХ века город заболел «золотой лихорадкой». Население Томска активно росло. «Томские купцы богатели на золоте. Федот Попов открыл прииски на реке Закроме близ Томска. Его брат Степан оборудовал первый в России свинцовоплавильный завод. Сын Степана, получив наследство, умилился и пожертвовал в томский собор крест, украшенный ста двадцатью шестью бриллиантами и ста десятью яхонтами. Купец Горохов построил дом с садом. Один сад обошелся ему в триста тысяч рублей. В саду были статуи, бельведеры, беседки... Горохов намывал в год золота на два миллиона рублей. Губернатор Лерхе требовал, чтобы ему приводили ежедневно девушек. Особенно он любил гимназисток» (И. Г. Эренбург «День второй»). Знаменитый географ Элизе Реклю в своей многотомной работе «Земля и люди. Всеобщая география» ставит Томск в один ряд с городами Европейской России «по архитектуре домов, роскоши магазинов, оживлению главных улиц» (автором многих зданий был главный архитектор Томска одесский еврей Товий Фишель). Сосланный в Томск декабрист Гавриил Батеньков строил в городе дома с бельведерами и называл Томск «Сибирским Сент-Франциско». Но неожиданно фортуна Томску изменила… Беда пришла оттуда, откуда следовало ждать дальнейшего процветания. В конце XIX века началось строительство Транссибирской дороги. Существует множество объяснений, почему она миновала Томск, но они не отменяют факта: дорога прошла через Новониколаевск (нынешний Новосибирск), томская торговля начала хиреть.
Своим выживанием город обязан университету. 16 (28) мая 1878 года в Томске постановлением Государственного Совета Российской Империи был основан первый российский университет на территории Сибири. (Первый благотворительный взнос на строительство в размере 100 тысяч рублей ещё в начале 1800-ых сделал П.Г. Демидов). Там читали профессора с европейским именем. При университете имелась обширная библиотека. Она получила в дар книги графа Строганова. В библиотеке хранились французские книги, которых не было даже во Франции. Во всяком случае, ученые приезжали из Парижа в Томск, чтобы ознакомиться с трудами об электричестве, написанными Жаном-Полем Маратом до революции. (Да-да, речь идёт о том самом пламенном якобинце Марате, которого зарезала в ванной коварная Шарлота Корде).
Университетом дело не ограничилось. Из дневника министра финансов С.Ю.Витте: «Марта 5 дня 1896 года. Сегодня я вычеркнул ассигнования на броненосец и передал их на основание Томского технологического института». (Сегодня у министров финансов другие приоритеты).
Томск из торгового центра Западной Сибири превратился в центр образования.
Итак, читатель, мы выяснили «Где?» и «Когда?». Осталось «Что?» (вернее «Кто?»). Напомню, поводом для краткого историко-географического тура явилось словосочетание «сибирский еврей».
Историки полагают, что первые евреи появились в Томске в период войны с Польшей 1632-1634 годов в составе ссыльных. В частности, историк Григорий Турецкий сообщает: «Первые упоминания о евреях в Сибири относятся к началу второй четверти XVII века. В деле Сибирского приказа за 1635 год о возвращении из Сибири военнопленных, сосланных “в службу” и “на пашню”, упоминаются “литовские, немецкие люди и жиды”».
После установления в конце XVIII века черты еврейской оседлости в течение многих лет евреи попадают в Сибирь в основном как ссыльные и каторжане. В 1837 году появились печально знаменитые николаевские «Правила, заключающие в себе меры против переселения евреев в сибирские губернии», в итоге до таежных мест добралось всего около полутора тысяч евреев-переселенцев. Остальных «завернули» в херсонские степи.
Еврейские общины Западной Сибири в начале XIX в. были настолько малочисленны, что для общественной молитвы, как правило, не набиралось требуемых еврейским законом десяти мужчин. Поэтому молитвенные дома в сибирских городах начали появляться лишь во второй половине столетия.
В Томске первые «официальные» иудеи появились в первой половине XIX века. В 1837 году местные евреи обратились к губернатору с просьбой разрешить им устроить «молитвенную школу» в специально приобретенном для этой цели доме по Магистратской улице и утвердить мещанина Нухима Фроймовича, избранного общиной, в должности раввина. Еврейское общество ссылалось на указ 1835 года, по которому разрешалось открывать молитвенные дома в городах, где насчитывается 30 семей евреев. (Хочется предположить, что если бы в Нью-Йорке строительство было увязано с количеством прихожан в окрУге, не возникало бы проблем со строительством мечетей в иудео-христианских кварталах). К прошению был приложен регистр с перечислением 35 еврейских семейств и 10 холостых евреев, проживавших в Томске. Рассудительный томский губернатор, обращаясь к генерал-губернатору Западной Сибири, рекомендовал сие прошение удовлетворить: «Если евреям не дозволить иметь правильную школу, то, судя по привязанности их к обрядам своей веры, они непременно тайно собираются где-нибудь. Следовательно, сие запрещение невольно приводит их к нарушению закона». Томским евреям как в регистрации общины, так и в утверждении раввина было отказано. Причина: упомянутые николаевские «Правила...» 1837 года.
Терпение, терпение и надежда. В начале 1850-х еврейская община приобрела в районе Пески небольшой деревянный домик, который перестроили в небольшой же одноэтажный каменный. В нём и была открыта первая в Западной Сибири синагога. Видимо, не так уж много было в тогдашнем Томске каменных домов, если её назвали Каменной.
Лиха беда начало – в 1859 году томский купец 2-й гильдии Миней Михайлович Каминер подал прошение о разрешении строительства синагоги в ограде собственного дома и на собственные средства. После того, как было выяснено, что надлежащее расстояние от иудейского храма до христианского будет соблюдено, разрешение было получено. Новая синагога получила название «Каминерская». Но еще целый год после появления синагоги еврейская община города была вынуждена обходиться без раввина. В 1860 году Главное управление Западной Сибири писало в Министерство Внутренних Дел: «Томское еврейское общество, с давнего времени по неимению в тамошней синагоге раввина, не могло устранить испытываемых им затруднений как в совершении обрядов, так и вообще в делах своей религии, ибо по недостаточно большой части членов общества невозможно было пригласить в Томск в звании раввина не только какого-либо ученого из Германии, но даже из западных губерний». И далее испрашивалось разрешение на утверждение в звании томского раввина «временно проживающего» в городе могилевского мещанина Берка Левина, имеющего свидетельство о знании им учения и умении толковать закон. К посланию была приложена бумага от томского гражданского губернатора, который подтверждает, что «еврей Берка Левин поведения примерного, богобоязнен и придерживается правил Еврейской веры... изучил и русскую грамоту». Выбор оказался удачным. Почти полвека, до 1908 года бессменно занимал свой пост новоиспеченный раввин, заслужив признание и своей паствы (его содержание составило 300 рублей в год) и властей (золотая и серебряная медали «За усердие»). Синагога при советской власти просуществовала дольше других в городе – до 1947 года.
Мы уже говорили о быстром росте населения Западной Сибири в XIX веке. Росла и численность евреев. В Томской губернии за четверть века с 1874 до 1897 года их число возросло с 2241 до 7611 человек, в самом Томске с 1498 до 3016. (Данные заимствованы из работы Г.А. Ноздрина «Взаимоотношения русского и еврейского населения Сибири во второй половине XIX - начале ХХ в.»)
Оказывается, города не могут обходиться без евреев. В любом городе нужны ремесленники, акушерки, розничные торговцы. В Каинске, городе Томской губернии, в начале 60-х годов XIX века все 122 ремесленника были евреями. Из них: 20 булочников, 15 мясников, 10 портных, 13 сапожников, 6 печников, 17 столяров, 12 кузнецов, 10 извозчиков, а также кондитеры, шорники, медники, часовщики. (Вспоминается, как в 1970-ых в начале волны еврейской иммиграции, начальник военного госпиталя в волынском городке Ковеле удивлялся: «В городе негде отремонтировать ни сапоги, ни часы – евреи уехали»).
Ещё одна категория селившихся в Сибири евреев – солдаты, отслужившие полный срок.
О николаевской рекрутчине мы как-то информированы ещё со школьных уроков истории и литературы, а вот тема «Евреи-николаевские солдаты» нуждается в хотя бы минимальном разъяснении.
26 августа 1827 года Николаей I подписал Указ о воинской повинности среди евреев «в натуре». В соответствии с ним еврейских мальчиков c 12-летнего возраста забирали в армию на 25 лет (срок службы при этом исчислялся только после достижения рекрутом 18-ти лет). До этого детей содержали в особых школах кантонистов, где муштрой, непосильным трудом и всевозможными издевательствами понуждали к «добровольному» крещению. Квота призыва для еврейских общин составляла десять рекрутов с одной тысячи мужчин ежегодно (для христиан — семь с одной тысячи через год). От общин, кроме того, требовали расплачиваться «штрафным» числом рекрутов за податные недоимки, за членовредительство и побег призывника (по два за каждого), причем разрешено было пополнять требуемое число призывников малолетними. Вербовка новобранцев возлагалась на сами общины. Наёмные агенты («ловцы») общины разыскивали уклоняющихся и «хватали», пока не пополнялась цифра набора. При недосдаче взрослых, брали детей, причем не соблюдалось даже правило о возрасте: брали мальчиков, начиная с 8-летнего возраста, и выдавали их в рекрутском присутствии за 12-летних (правильных метрик в то время почти не было). Принятые на службу малолетние передавались «партионному офицеру» для отправки в дальние губернии, чтобы воспитывать подальше от их национальной среды. К месту службы детей-кантонистов доставляли этапным порядком. О том, как это происходило, свидетельствует Александр Иванович Герцен, повстречавший этап в 1835 году. «Былое и думы»:
«...Пожилых лет, небольшой ростом офицер, с лицом, выражавшим много перенесённых забот, мелких нужд, страха перед начальством, встретил меня со всем радушием мертвящей скуки. Это был один из тех недальних, добродушных служак, тянувший лет двадцать пять свою лямку и затянувшийся, без рассуждений, без повышений, в том роде, как служат старые лошади, полагая, вероятно, что так и надобно – на рассвете надеть хомут и что-нибудь тащить. – Кого и куда вы ведёте?
– И не спрашивайте, индо сердце надрывается; ну, да про то знают першие, наше дело – исполнять приказания, не мы в ответе; а по-человеческому некрасиво. – Да в чём дело-то?
– Видите, набрали ораву проклятых жиденят с восьми-девятилетнего возраста. Во флот, что ли, набирают, – не знаю. Сначала, было, их велели гнать в Пермь, да вышла перемена – гоним в Казань. Я их принял вёрст за сто. Офицер, что сдавал, говорил: беда и только, треть осталась на дороге (и офицер показал пальцем в землю). Половина не дойдёт до назначения, – прибавил он.
– Повальные болезни, что ли? – спросил я, потрясённый до внутренности.
– Нет, не то чтоб повальные, а так, мрут, как мухи. Жидёнок, знаете, эдакий чахлый, тщедушный, словно кошка ободранная, не привык часов десять месить грязь да есть сухари... Опять – чужие люди, ни отца, ни матери, ни баловства; ну, покашляет, покашляет – да и в Могилёв. И скажите, сделайте милость, что это им далось, что можно с ребятишками делать?
Я молчал.
– Вы когда выступаете?
–Да пора бы давно, дождь был уж довольно силён... Эй ты, служба, вели-ка мелюзгу собрать!
Привели малюток и построили в правильный фронт. Это было одно из самых ужасных зрелищ, которые я видал – бедные, бедные дети! Мальчики двенадцати, тринадцати ещё кое-как держались, но малютки восьми, десяти лет... Ни одна чёрная кисть не вызовет такого ужаса на холст. Бледные, изнурённые, с испуганным видом, стояли они в неловких толстых солдатских шинелях со стоячим воротником, обращая какой-то беспомощный, жалостный взгляд на гарнизонных солдат, грубо равнявших их; белые губы, синие круги под глазами показывали лихорадку или озноб. И эти больные дети без ухода, без ласки, обдуваемые ветром, который беспрепятственно дует с Ледовитого моря, шли в могилу.
И притом заметьте, что их вёл добряк-офицер, которому явно было жаль детей. Ну а если бы попался военно-политический эконом?! Я взял офицера за руку и, сказав: «поберегите их», бросился в коляску; мне хотелось рыдать, я чувствовал, что не удержусь...»
Солдатская синагога
Около половины томских кантонистов, несмотря на увещевания, сохранили верность религии предков. В свободное от службы время по субботам и праздникам эти солдаты посещали находившуюся поблизости от казарм «Каминерскую» синагогу. Посещали до поры до времени.
Рассказывает знаток еврейской истории Томска Давид Кижнер: «У солдата Моисея Гуревича родился сын, и в одну из суббот ему должны были сделать обрезание. Гуревич и его друзья–солдаты, пришедшие в Каминерскую синагогу, должны были призываться для чтения Торы. Но сын Каминера, исполнявший обязанности габая, предложил им провести чтение в раздевалке. Случай этот оскорбил солдат, и они решили создать свое отдельное молитвенное общество».
Сначала солдаты собрали деньги на свиток Торы, который летом 1865 года был освящен и внесен «на хранение» в Каменную синагогу. Затем перенесли его во временный молитвенный дом. А в 1872 году на собранные средства удалось построить постоянное здание для военно-молитвенной школы. Для управления ею старейшинами и казначеями в течение 34 лет избирались отставные и служившие солдаты. А первым старостой и казначеем одновременно стал Герцель Янкелевич Цам, уроженец Волынской губернии, прибывший в Томск в 1855 году по этапу в числе других 350 мальчиков-кантонистов. В 1858 году Герцель поступил строевым рядовым в Томский батальон, вскоре стал унтер-офицером. В армии он много занимался самообразованием. После успешной сдачи Цамом экзамена за полный курс юнкерского училища Главный штаб попытался (в надежде на распространенную в армейской среде юдофобию) не допустить присвоения офицерского звания еврею, заявив, что «разрешение вопроса зависит от общества офицеров», его будущих коллег. Когда офицерское собрание Томского полка изъявило готовность принять Цама в свои ряды, руководство армии было вынуждено представить дело на рассмотрение царя, и в 1876 году Александр II подписал приказ о производстве Цама в прапорщики. Некоторые военные историки утверждают, что он стал первым некрестившимся евреем-офицером российской армии. В 1887 году он уже в звании штабс-капитана был назначен командиром самой захудалой в гарнизоне роты, с которой добился образцовых показателей, сделав её одной из лучших на Восток от Урала. Но ни одно представление начальников на его продвижение по службе не было удовлетворено. И только в 1893 году после подачи в отставку Цам получил чин капитана. До последних дней (1915) Цам был деятельным участником еврейской общинной жизни Томска.
Герцель Янкелевич Цам
Постепенно солдатский молитвенный дом обустраивался. Местные купцы подарили ему библиотеку талмудических книг, пожертвовали специальный шкаф, повесили большую трёхъярусную люстру на 32 свечи. В 1906 году здесь случился сильный пожар, который уничтожил все исторические ценности этого дома. Уже через год солдаты построили новую синагогу, получившую имя Солдатская. В здании было три купола, окна и двери обрамлены затейливой деревянной резьбой. Мне неизвестна национальность плотников, возводивших это здание, но в резьбе наличников в узор множество раз вплетена звезда Давида. Так под этой звездой, но сняв купола, и жили профессора Томского университета, которому городские власти передали здание для устройства общежития после закрытия синагоги в 1931 году. Было бы неправильно расстаться с кантонистами, поговорив о том, как они молились, но не сказав ни слова о том, как воевали.
Во время Русско-турецкой войны 1877-78 года в составе 16-й и 30-й пехотных дивизий, участвовавших в решающих сражениях, почти четверть солдат были евреи. Вот мнение командира тридцатой дивизии о своих бойцах: «Еврей-солдат, чаще всего семейный, обычно обеспокоен и озабочен; но еврей-воин в пылу битвы храбр и неимоверно решителен. Это не автомат, не машина, действующая по команде офицера; напротив, с полным сознанием грозящей ему опасности, позабыв и бедствующее семейство и беспомощных стариков-родителей, он с образцовой решимостью и самоотвержением бросается первым в огонь. Еще одним бесспорным отличительным признаком обладает еврей-воин – это его быстрая сообразительность и предприимчивость в самые трудные минуты». Начальник штаба 16-й дивизии, будущий военный министр, генерал Куропаткин рассказывал: «...С криком «Шма, Исраэль!» они бросались на врага...».
В Москве, в Ильинском сквере русские гренадёры поставили часовню-памятник своим товарищам, павшим под Плевной. Среди выбитых на стенах имён героев есть и еврейские: Абрам Клях, Самуил Брем, Наум Коломеец, Мошка Уманский, Исаак Родзевич, Моисей Масюк. Это о них говорил, выступая в Госдуме (дореволюционной) за отмену черты оседлости еврейский депутат: «Если бы воскресли все эти люди, которым нация поставила памятник, то они не имели бы права приехать в Москву и посмотреть на свой памятник».
Примерно то же самое он мог сказать и в Севастополе. Там над могилой воинов-евреев был сооружен памятник с надписями на русском и на иврите: «Памяти еврейских солдат, павших за Отечество при обороне Севастополя во время войны 1854-1855 гг.» Эти евреи пали при защите города, в котором тогда было запрещено проживать их единоверцам. (Может быть, об этом стоит помнить этническим евреям, ностальгически дающим «монархические» имена своим ресторанам и магазинам?).
Среди 33642 кантонистов, перешедших в христианство (данные Льва Бердникова), были и такие, кто сделал успешную военную карьеру, достигнув генеральских званий. (А. И. Деникин в своей книге “Путь русского офицера” писал, что одновременно с ним в Академии Генерального штаба учились семь офицеров еврейского происхождения, шесть из которых стали потом генералами).
Но даже среди этой военной элиты следует выделить генерал-лейтенанта Генерального штаба Михаила Грулева (1857-1943), родившегося в местечке «черты оседлости» в ортодоксальной еврейской семье.
После зачисления в Красноярский полк Грулёв был крещён. Хотя о мотивах, руководивших им, говорят и пишут по-разному, все исследователи отмечают, что, даже сменив вероисповедание, Михаил не скрывал своё еврейское происхождение, даже в ситуациях, когда это могло привести к самым нежелательным последствиям. (Не в укор будь сказано некоторым посещающим Израиль российским литераторам, обретшим православие).
А таких ситуаций было предостаточно: начиная с беседы на идиш в фойе театра, которую случайно услыхал полковник-антисемит, что едва не закончилось крахом карьеры слушателя академии Генштаба Грулёва; и кончая призывами к евреям организовать сопротивление, когда юнкер Грулёв стал свидетелем Варшавского погрома.
Всё обошлось. После окончания академии Генштаба карьера Михаила Грулёва была в высшей степени успешной. Он участвовал в географических экспедициях по Сибири и Дальнему Востоку, проявил себя как публицист, был комендантом Брест-Литовска, основал город Харбин, командовал дивизией в русско-японскую войну. Выйдя в 1912 году в отставку, генерал Грулев вернулся в иудаизм и написал книгу "Записки генерала-еврея". В предисловии сказано: «Последние мои думы и слова посвящены памяти моих незабвенных родителей и многострадальному еврейскому народу». Весь гонорар генерал отдал на строительство еврейских поселений в Израиле.
В 1836 г. было издано распоряжение о награждении евреев солдатским Георгиевским крестом за боевые заслуги. В составе еврейского «Союза Георгиевских кавалеров» в начале 1918 года состояло уже почти 2 500 человек. Среди них были и полные Георгиевские кавалеры, были и Георгиевские кавалеры-дети. Позвольте привести их имена:
Мальтинский Исаак – 14 лет, Боч Давид – 14 лет, Касм Исаак – 15 лет, Кейлин Маркус – 16 лет, Еверович Соломон – 17 лет, Гольберг Исаак – 15 лет, Гутман Иосиф – 13 лет. Светлая им память! (Использованы материалы из книги Теодора Рехельса «Евреи-кантонисты»).
История Солдатской синагоги – не только свидетельство сохранившихся у бывших кантонистов религиозных чувств, но и отражение специфически сибирских проблем, возникавших здесь внутри еврейских общин. Сейчас будет понятней, о чём я говорю. В 1889 г. томскому губернатору поступило прошение от проживавших в городе ссыльных евреев о разрешении на строительство ещё одной синагоги... К своему ходатайству просители добавляли, что строительство синагоги на их собственные средства необходимо «в виду неприязненного и пренебрежительного отношения к ним томских мещан и купцов из евреев, выражающегося даже в удалении их во время моления из синагоги...». Оба эпизода «свидетельствуют о том, что еврейским общинам в Сибири были свойственны, видимо, совершенно не характерные для «черты оседлости» противоречия: между старыми и новыми ссыльными; между ссыльными и добровольно прибывшими в Сибирь евреями; между всеми этими категориями и кантонистами» (Мучник Ю. «Религиозная жизнь сибирских евреев в XIX столетии»). Вам не вспоминаются истории о жёстковыйности и старая присказка «на двух евреев — три синагоги»?
В этой связи интересно отметить, что «для Сибири <была> во многом характерна определенная толерантность восприятия друг друга лицами разных конфессий» (Гончаров, Ю.М. «Еврейские общины Западной Сибири»). Следует учесть, что Сибирь в XVII-XIX веках была районом интенсивной колонизации, нечто вроде Америки или, если Вам угодно (исходя из большого количества ссыльных), Австралии. Русские сами (тогда) были в ней пришлыми и не могли процедить: «Понаехали тут».
После скученности и убожества районов черты оседлости, Сибирь с ее огромными богатствами и обширными территориями казалась евреям «краем меда и молока». Эта страна, несмотря на холода и снега, давала возможность жить. А бытие в большинстве штетлов – лишь право умирать…
«Во второй половине XIX в. складывается также особый тип ментальности сибирских евреев. Исследователи отмечали их зажиточность, меньшую набожность, близость по образу жизни, характеру и привычкам к местному русскому населению, развитое чувство достоинства, свойственное сибирякам в целом» (Ю.М. Гончаров «Процессы адаптации евреев в сибирском социуме во второй половине XIX – начале XX в.»).
«Сибирский еврей не набожен: он редко ходит в «молельню», торгует по субботам, а некоторые – даже и по праздникам, если последние совпадают с базарными днями, постов он также не соблюдает». (Ю. Островский. «Сибирские евреи: Очерк правового, экономического и культурного положения» СПб. 1911) Действительно, попробуй соблюдать кашрут, когда в радиусе 1000 километров нет ни одного шойхета (резника), миквы в тайге тоже не встречались на каждом шагу (хотя известны случаи, когда набожные дамы Аляски летали в микву в Сиэтл). Свою роль сыграли и смешанные браки. «Среди евр. населения было мало женщин, поэтому некоторые каинские евреи возбудили ходатайство ο разрешении им, подобно прочим обывателям С<ибири>, покупать или выменивать приводимых из-за границы женщин-калмычек и вступать с ними в брак по еврейскому закону. Сибирский генер.-губернатор препроводил ходатайство в Петербург при лестной аттестации ο трудолюбии и безупречном образе жизни местных евреев... Был издан <соответствующий> закон 2 апреля 1817 г.; последовало, впрочем, указание, чтобы закон не был опубликован, а соблюдался в тайне». («Еврейская энциклопедия Брокгауза и Ефрона. Сибирь»).
Наличники Солдатской синагоги
И. Белов (офицер, служивший в Сибири в середине XIX в.) отмечал: «Евреи сибирские поселенцы, во многом отличаются от своих западнорусских собратий: женщины их наряжаются как местные мещанки, мужчины же, подобно прочим разночинцам, носят кафтаны».
Нынешний председатель Томской еврейской общины Борис Ромацкий, приводит забавное подтверждение еврейско-сибирской «особости»: «Сибирские евреи никогда не носили кипы, а только кепки». Не шапки, не шляпы и даже не фуражки, а именно кепи заменяли, сибирским евреям традиционную кипу.
А вот, что писал Феликс Кандель («Очерки времён и событий из истории российских евреев»): «Сибиряк-еврей обладает весьма ценной чертой – чувством человеческого достоинства и отсутствием высокомерия. Характер у него – мягкий и прямой. Он никогда не скрывает своей принадлежности к еврейской нации, никогда не будет унижаться перед чиновником и не допустит обиды со стороны последнего».
(Хочу «перепрыгнуть» первую половину XX века, чтобы сообщить, что евреи занимались в Сибири не только мелкой торговлей. В 30 километрах от Томска в деревне Нелюбино с 1929 по 1941 год существовал еврейский колхоз «Найгебурт» («Возрождение»), председателем был Иосиф Аронович Иосифович. Его жена Сара Соломоновна работала животноводом. В 1937 году его расстреляли. Потом еврейский колхоз влили в русскую артель «Свободный труд», потому что многих евреев-колхозников на фронт призвали, кого-то арестовали и расстреляли).
Все исследователи отмечают популярность благотворительности в среде сибирских евреев. Особой статьёй были пожертвования на религиозные и просветительские цели. Здесь выделялись томские купцы. О Минее Каминере мы уже говорили. Илья Леонтьевич Фуксман среди прочих пожертвований выделил средства на строительство Хоральной синагоги. Она возводилась на месте первого прихода (Каменной синагоги), построенной в 1850 году. Торжественное открытие Хоральной синагоги состоялось 15 сентября 1902 г. Стены двухэтажного здания декорированы прямоугольными пилястрами и полуколоннами, полуциркульные арочные окна на боковых фасадах и стрельчатые арки в эркере-ризолите. Парапет и купол-луковичка завершались звёздами Давида. Внутреннее пространство синагоги с верхними хорами перекрывал 20-метровый свод с большой серебряной люстрой, в декоре которой опять-таки наличествовала звезда Давида.
Помимо основного здания синагоги, во дворе было выстроено здание иешивы, а в 1910 г. – богадельня, которая стала именоваться «Дом призрения для престарелых евреев обоего пола им. Исаака и Лидии Быховских»
Хоральная синагога
В 1929 г. властями синагога была закрыта, я бы сказал, «с особым цинизмом»: «Собрание евреев» требовало от горсовета закрыть синагогу, приспособив ее для обслуживания «культурных нужд населения». (Впрочем, мы же договорились, что всё уже было: в 1924 году власти точно таким образом закрыли Хоральную синагогу в Киеве). Одновременно трудящиеся просили «Общество воинствующих безбожников» и ОЗЕТ устроить антирелигиозный вечер и воскресник (хорошо хоть не субботник!), а заработанные на нем средства передать «на постройку самолета Биробиджан и танка воинствующих безбожников». И эта просьба трудящихся была удовлетворена. Имущество реквизировали, звёзды Давида и купол свалили. В здании в разное время размещались кинотеатр, Белоцерковское военное училище, Томский областной суд. В 1999 году, пришедшее в аварийное состояние здание, в котором за 70 лет не было ни единого ремонта, передали на 49 лет в безвозмездное пользование еврейской общине Томска. В декабре 2010 года синагога была открыта вновь. На торжествах присутствовала власть и духовная – раввин Бен Лазар, и светская – мэр Томска Николайчук.
У томской общины обширные планы на будущее: открытие детского сада, школы и музея толерантности. Учитывая уникальность здания, его архитектурную и историческую ценность, а также нынешнее плачевное состояние, еврейская община Томска ходатайствует о передаче ей для этой цели бывшей Солдатской синагоги.
Первые два начинания решились без особых проблем. А вот, что касается третьего... «А с какой стати толерантность и веротерпимость стали прерогативой только евреев? – спрашивает руководитель ПМО (Панславянского молодёжного объединения) – Ни одной русской фамилии среди организаторов!». Члены ПМО готовят обращение к депутатам. Чего тут больше: демагогии, наивности или просто антисемитизма? Уж как-то агрессивно название этой конторы.
Нью-Йорк
Напечатано в «Заметках по еврейской истории» #4(174) апрель 2014 berkovich-zametki.com/Zheitk0.php?srce=174
Адрес оригинальной публикации — berkovich-zametki.com/2014/Zametki/Nomer4/Chizhik1.php
