Сан-Франциско. Не много в мире городов, которые вызывали бы у миллионов людей так много эмоций. Известность и популярность СФ несравненно больше его крошечного размера, историю города изучают в школах и университетах, а о его скандальной славе и удивительной красоте наслышаны, наверно, все. Говорят, что СФ похож на европейские города. Кому-то он напоминает Испанию, кому-то – несуществующую «Гренландию», но как-то даже странно сравнивать 160 летнего «мальчишку» с тысячелетними европейскими старожилами. Город даже по американским стандартам неприлично молод. Еще живы внуки пионеров Золотой лихорадки, и еще пару лет назад на традиционных сбор у фонтана Лотты собирались последние очевидцы великого землетрясения 1906 года.
Кажется, о СФ известно все, ведь город возник на глазах двух ежедневных газет, не считая десятка других газет и журналов, в эпоху хоть и ранней, но вполне массовой фотографии. И вместе с тем история города полна загадок и белых пятен. В чем причина? Может быть, наш знаменитый сан-францисский туман вместе с не менее известным сан-францисским ветром перемешал правду и вымысел в сейчас совершенно неразделимую смесь? Уже начиная с Золотой лихорадки городские легенды становились фактом истории, зачастую подменяя исторические факты. Поэтому трудно ответить даже на казалось бы простые вопросы: действительно ли в 1850-х годах СФ был «фронтовым» городом, где на фоне полного беззакония правила только сила? Почему сгорел город и сколько людей погибло в землетрясении 1906 года? Кто все же спроектировал и построил знаменитый Голден Гейт Бридж (мост «Золотые Ворота»)?
Один из таких вопросов – и существует много различных ответов в многочисленных источниках по истории города – что собой представлял Барбари Кост (Barbary Coast), знаменитый на весь мир район борделей, или – район красных фонарей, если использовать современную терминологию? Был ли это обычный бизнес, как утверждают многие? И можно ли, учитывая, что история и современность в СФ соприкасаются постоянно, повторить его сегодня, скажем, в районе Тендеролоин (Tenderloin), как предлагают местные «прогрессисты» и некоторые официальные городские деятели?
Я попытаюсь рассказать историю района, вернее, районов красных фонарей СФ. Как это начиналось и во что вылилось. Есть ли в этой истории романтизм, как считают некоторые, и нормальный ли это бизнес, как считают многие – судить читателю.
***
Ночная жизнь современного большого города - это не только рестораны и бары, развлекательные заведения на Бродвее, театры и опера и не только ночная работа тысяч и тысяч водителей такси, развозчиков продуктов, полицейских и работников госпиталей, уборщиков небоскребов и клерков отелей. В самом центре города, на грязных и небезопасных улицах Тендерлоина (Tenderloin), всего в нескольких кварталах южнее респектабельнейшей Юнион Сквэр (Union Square) сотни бездомных делят тротуары и подворотни с продавцами наркотиков и уличными проститутками. Последним в этом холодном и ветреном городе приходится совсем не сладко. То ли особенности профессии, то ли профессиональная гордость не позволяют укрываться теплыми одеялами, а колготки с электрообогревном не изобрели даже в Америке. Впрочем, колготки – спецодежда только для женщин. В СФ это только один из многих известных подвидов проституции: город широк и демократичен, услуги клиентам предлагают также мужчины, бывшие женщины, бывшие мужчины и те, кому все равно. Проституция в Калифорнии сегодня запрещена, и стоящих на улицах без дела девушек (ограничимся в дальнейшем только наиболее популярным подвидом) безжалостно отлавливает полиция, но можно, например, делать вид, что звонишь по телефону из тех последних оставшихся в городе телефонных будок, при этом с надеждой взирать на проезжающие мимо автомобили с потенциальными клиентами... и мечтать о возврате добрых и таких недавних времен.
Когда-то бордели СФ гремели на весь мир. Во второй половине 19 века СФ был настоящим портовым городом и как всякий уважающий себя портовый город имел свои районы борделей. Самый знаменитый, Barbary Coast, как бы объединял в себе легендарный еще с французский времен Storyville – район проституток в Новом Орлеане и столицу американского уголовного мира Hell’s Kitchen в Нью-Йорке. Добавьте к этой комбинации многочисленные игорные заведения, курильни опиума, сотни салунов и вечно пьяных разноплеменных матросов – в результате получится Barbary Coast, лежащий южнее Телеграф Хилл, между – и включая – улицы Бродвей, Эмбаркадеро, Вашингтон и Грант.
Barbary Coast находился в правом верхнем углу города, примерно там, где сегодня расположены районы Financial District, Чайнатаун и Nort Beach, ближе к границе между ними. Весь город в 1870-е помещался в правой верхней четверти сегодняшней территории.
Еще во времена Золотой лихорадки (1848-1856) игорный бизнес оккупировал район Portsmouth Square. В то же время по соседству, у подножия Телеграф Хилл образовался район Sydney Town, обитателями которого были не только проститутки, но и члены двух самых жестоких уличных банд своего времени – «Сиднейские утки» и «Гончие собаки». Со временем, к середине 1860-х эти два района слились в один, и на свет появился Barbary Coast, названный так по знаменитому пиратскому побережью Северо-Восточной Африки, месту пиратства, грабежа и дележки награбленного многочисленными пиратами вышеуказанного побережья.
Центром района была улица Пасифик (Pacific), которую в городе не называли иначе, как Террифик Пасифик (Terrific Pacific – ужасная Пасифик). Переулки Barbary Coast носили соответствующие устрашающие имена: аллея Дьявола, аллея Мертвых, угол Убийц (угол улиц Керни и Джексон). В 1870 население Barbary Coast было примерно 20 тысяч человек, из них около 3 тысяч зарабатывали на жизнь продажей интимных услуг. Почти все они находились на самых низких ступеньках социальной лестницы. На самом верху были профессиональные грабители и рэкетиры, потом шли владельцы салунов, так называемых «танцевальных залов» и непристойных театров. Немного ниже шли продавцы наркотиков, мошенники, владельцы опиумных притонов. Сутенеры, которых не надо путать с респектабельными бизнесменами, владельцами небольших, но очень дорогих публичных домов, стояли еще ниже, совсем рядом с проститутками. Отдельной и очень авторитетной кастой были хозяева агентств по набору матросов. Эта работа требовала гремучей смеси коварства, мошенничества и грубой физической силы.
Barbary Coast не испытывал недостатка в пороках. Отбросы со всего мира чувствовали себя там, как рыба в воде. Салуны, жестоко конкурирующие между собой, были на каждом шагу – в прямом смысле слова: только на одной стороне одного квартала Пасифик их могло быть более десяти. Для привлечения посетителей использовались любые средства – от живых медведей у входа до приличных музыкантов внутри. И, конечно, все они имели штат официанток, которые «могли пробудить жажду у камня». Наш сегодняшний СФ, с его какими-то 80-100 убийствами в год, показался бы райским местом жителям города 1860-80-х. Редкий день обходился без крови, и уж совсем редко полиция вмешивалась во внутренние разборки Barbary Coast.
Вот как, может быть, чересчур витиевато описывает Barbary Coast один известный историк, свидетель того времени. «Негодяи всех национальностей устроили здесь непрекращающийся карнавал... Это огромный театр, где сверкающие стилеты, охотничьи ножи, смертельные наркотики и дерзкие морские револьверы – непременные атрибуты страшной пьесы, непрерывно идущей на этой сцене. Распущенность, безнравственность, пьянство, обжорство, грязь, вызывающие отвращение болезни, безумные кутежи, бедность, нищета, богатство, богохульство и смерть – все здесь. Сам ад, разверзшись у наших ног, справляет здесь свою обедню».
Среди обычных мерзостей иногда возникали совершенно дикие вещи. Так, в баре «Кабанья Голова» вершиной развлечения были ежедневные сексуальные отношения между женщиной и огромным кабаном. В другом баре человек по имени Грязный Том МакАлир зарабатывал на жизнь тем, что на потеху публике пил любую жидкость. Но, безусловно, главным бизнесом района была проституция, разделенная по цене на три уровня. На самом низшем были так называемые «ясли» и «конюшни», где белые и черные женщины арендовали узкие стойла, разделенные только ширмой. Это удовольствие стоило мужчинам 25-50 центов. Для ускорения сервиса и увеличения оборачиваемости стойла клиентам не разрешалось снимать с себя ничего, за исключение шляпы. Клиенты так и делились на обычных и вежливых – тех, что шляпу снимали.
Следующая ступень – «танцевальные залы», где девушки, иногда не старше 12 лет, разносили напитки посетителям во время какого-нибудь примитивного представления. Девушки получали комиссионные за проданные напитки и стабильную зарплату 15-25 долларов в неделю. Основной целью было напоить клиента в стельку, и, если у него еще оставались силы стоять на ногах, а главное – деньги в бумажнике, то девушка вела его на второй этаж в спальню. Вариантом «танцевальных залов», где иногда все же танцевали, были так называемые «мелодеоны», где танцы были запрещены, а юные «актрисы» разыгрывали на сцене внешне пристойные мелодрамы, хотя основная цель была та же: напоить зрителя-клиента и увести его в спальню. Самой известной «актрисой» была Лотта Крэбтри, работавшая в Белла Юнион, пожалуй, самом знаменитом «мелодеоне» на углу Керни и Вашингтон.
Наконец, на верхней ступени находились небольшие и очень респектабельные публичные дома, управляемые «мадам», занимающие богатые дома с прислугой. Здесь и девушки и посетители, часто из «другого» мира, были гораздо более высокого класса. Клиент обычно прибывал вечером и оставался на всю ночь. Стоило это довольно дорого – до 30 долларов за ночь.
Прежде чем рассказать о двух других районах – на улице Мортон и в Чайнатауне – я хотел бы вернуться на несколько десятков лет назад, в 1848 год.
До начала Золотой лихорадки население СФ, не считая индейцев, было ровно 812 человек, из них 412 были военными форта Президио. Жизнь в городе была тихая, даже захолустная. Гражданское население было разделено на три примерно равные группы: старые, еще испанские семьи, где традиционно существовал культ женщины; мормоны, нашедшие приют в СФ в 1847 году и жившие весьма замкнуто; и наконец, быстро увеличивающаяся в размерах собственно американская община, состоявшая в основном из мелких и средней руки бизнесменов, перебравшихся из Новой Англии, в основном из Бостона. Традиции, церковь и сами размеры городка никак не способствовали возникновению бордельного бизнеса. Все резко изменилось после исторической находки Джеймса Маршалла в январе 1948 года. Сначала тысячи, а затем десятки и сотни тысяч людей хлынули в Калифорнию, и почти все – через СФ. Те, что поумнее, сразу обосновались в городе. Большинство пыталось разбогатеть на золотых приисках Mother Lode, но многие из них вернулись в СФ через несколько месяцев или лет. Как ни тяжела была жизнь в СФ, но осенью и весной в горах было значительно тяжелее (зимой золото не добывали совсем и золотоискатели проводили время в барах мелких равнинных городков, в Сакраменто или в «столичном» Сан-Франциско).
Кто были эти люди, вошедшие в историю под именем «forty-niners» - люди 49-го года? Практически одни мужчины, и около 80% из них были неженатыми людьми моложе 30 лет. Соотношение мужчин и женщин среди новоприбывших к 1850 году было 6000:1, а по переписи того года женщин во всей Калифорнии было 8%. Если попытаться несколькими словами что-то сказать о «качестве» форти-найнерс, то оно было, мягко говоря, не очень. Так в большой ирландской общине около половины были в прошлом серьезные уголовники, сосланные в Австралию и сбежавшие оттуда в СФ. Молодого, голодного и оборванного мужчину прежде всего надо было накормить и обстирать, поэтому первыми доходными бизнесами времени Золотой лихорадки были многочисленные «столовки» и прачечные. И, конечно, нехватка женщин чувствовалась с каждым днем все больше. Свято место пусто не бывает, закон рынка сработал и в этом случае. Уже летом 1849 в городе появились чилийские, перуанские и мексиканские проститутки – им понадобилось меньше времени добраться до Калифорнии. В 1850 до наших берегов добрались первые представительницы этой профессии из Китая. Их специально привозили – в основном из Шанхая – для обслуживания быстро растущей китайской общины. Как ни плохо было с количеством женщин в других этнических группах, ничто не могло сравниться с китайской. Только в самых исключительных случаях мужчине удавалось привезти жену. В 1850 году среди 782 прибывших китайцев были только две семейные пары, а в 1852 – только семь семей на примерно 25 тысяч китайских иммигрантов. Даже в 1876 году в Чайнатауне было всего 2 тысячи женщин на 47 тысяч населения: только 100 из них не были проститутками.
В общем, ставшая классической фраза француза Альбера де Руссо: «В Сан-Франциско есть также честные женщины, но их немого», - имела под собой серьезные основания.
К середине 1860-х в городе сложилась уникально благоприятная ситуация для резкого развития бордельного бизнеса: огромный спрос из-за все еще совершенно ненормального соотношения мужчин и женщин, серьезные деньги, хлынувшие в город с серебряных копей соседней ненаселенной Невады, полная коррумпированность полиции и городской власти и, наконец, уже упомянутый факт наличия огромного (по понятиям своего времени) круглогодично работающего порта. Широко распространено мнение, что на широкую ногу бордельный бизнес поставил ирландец Кристофер Бакли, бывший функционер Демократической партии в Нью-Йорке. Он начал с покупки Snug Cafe, расположенного рядом с временным Сити-Холлом на углу улиц Керни и Вашингтон, но очень быстро стал контролировать не только местное отделение Демократической партии, но и весь город. Деньги, получаемые в основном за протекционизм, с помощью подставных лиц (одним из них был знаменитый Литтл Пит, «крестный отец» китайской мафии) вкладывались в создание новых борделей и салунов в Чайнатауне и Barbary Coast.
Впрочем, к этому времени в городе появился еще один район красных фонарей, на этот раз в совершенно невероятном месте – на улице Мортон, практически в центре сверхреспектабельного торгового района вокруг Union Square. Эта крошечная - всего в два квартала улица - сейчас переименованная в Maiden Lane, в 1870-х стала южным филиалом Barbary Coast, причем самым модным и напряженно работающим филиалом.
Бордельный бизнес на улице Мортон возник на два с лишним десятилетия позже, чем на Barbary Coast и в Чайнатауне. К тому времени уже давно отшумели Золотая и Серебряная лихорадки, и Сан-Франциско превратился в большой и красивый город, официальную столицу огромного района сан-францисканского залива и неофициальную столицу всего Западного побережья Америки. Кстати, история Америки не знала такого практически мгновенного роста. Для того чтобы достичь численности населения СФ в 1875 Нью-Йорку, Филадельфии и Бостону понадобилось около 200 лет. Все вокруг неузнаваемо изменилось, но больше всего – люди. Хотя авантюристов и проходимцев в СФ всегда хватало, но не они уже были главными действующими лицами в жизни города. На смену им пришли люди совсем другого толка, более цивилизованные и образованные. Похоже, что стремление на Запад было в крови у молодой и энергичной американской нации, а Сан-Франциско – столица Запада – был естественным конечным пунктом для осуществления мечты. Поэтому никого не должно удивлять, что уже к концу 1860-х Сан-Франциско был на первом месте в Америке по относительному количеству людей с высшим образованием, на этом месте он остается и сегодня. Этих людей привлекал в город аромат новизны и, конечно, возможность хорошо заработать – великое калифорнийское поле возможностей представляло собой еще почти не освоенную целину.
Поэтому бизнес на улице Мортон был основан на совершенно других принципах. Спаивание, одурачивание и вымогательство остались привилегией Barbary Coast. На улице Мортон «покупатель» приходил за вполне определенным товаром – это был район борделей и только. Два небольших квартала представляли собой как бы один большой торговый центр, где, правда, торговали только одним товаром, но при почти неограниченном разнообразии качества, форм и цен. Задолго до учреждения ООН, тоже, как известно, изобретенной в Сан-Франциско, улица Мортон была образцом мирного сосуществования десятков этнических «государств» в условиях жестокой экономической конкуренции. У каждого борделя была своя клиентура и своя финансовая ниша. Мексиканские женщины стоили 25 центов, негритянки, китаянки и японки – 50 центов, француженки – 75 центов (обидно за француженок!), белые американки стоили дорого – целый доллар. Заметьте, как по мере роста предложения падали цены на интимные услуги: основной закон рынка работал прекрасно.
Еще дороже стоили очень красивые или очень молодые женщины. Но на совершенно особом месте были рыжие проститутки. Назовите это еще одной странностью, предрассудком или суеверием СФ, но в 19 веке мужчины города были убеждены, что никто не может сравниться по «качеству» с рыжими женщинами, среди которых уже на совершенно недосягаемой высоте находились рыжеволосые еврейки (в прейскуранте писали – «цена – договорная). Мадам, у которой работали две-три такие женщины, наживали состояние за пару лет. Легендой улицы Мортон была мадам – бывшая проститутка - Lodoform Kate. Уже позже, в 1890-х она создала империю из 12 борделей, во главе каждого была рыжеволосая еврейка. Госпожа Кейт в совсем не бедном городе считалась женщиной очень состоятельной, в отличие от работающих на нее женщин.
Кстати, кто были эти женщины, зарабатывающие себе на жизнь таким своеобразным и нелегким трудом в цивилизованной стране неограниченных возможностей? Большинство из них (оставим на время в стороне проституток Чайнатауна, там все было по-другому) были бедными и необразованными девушками, которых привела в СФ надежда найти хорошую работу и выйти замуж. Но бедность и отсутствие образования не самые лучшие составляющие на пути к счастью. Зато для работы в борделе всего-навсего надо было быть не очень старой и не очень страшной. Многие смотрели на эту работу как на временную или даже как на возможность выйти замуж, но давным-давно известно чем оборачиваются благие намерения. Мало кому удавалось накопить деньги и купить какую-нибудь прачечную или салун неподалеку. Даже если женщине везло и она не заражалась сифилисом, то все равно срок работы в борделе не превышал 5-6 лет: на этой работе сгорали быстро. После этого она в лучшем случае выходила замуж за первого встречного остолопа, в худшем – опускалась на дно, спивалась и рано умирала.
Иногда попадались исключения и в проститутки шли неглупые девушки из обеспеченных семей; часто именно они становились хозяйками заведений – мадам. И уж совсем редко кому удавалось вырваться в «другую» жизнь. Уже упоминаемая и безумно талантливая Лотта Крэбтри, смогла порвать со своим прошлым и знаменитым благодаря ей мелодеоном Белла Юнион, уехать в Нью-Йорк и стать очень популярной и самой высокооплачиваемой актрисой своего времени. И хотя подобные случаи были редкими, надо признать, что у женщин, работавших в борделях Barbary Coast и улицы Мортон, была возможность найти другую работу, выйти замуж или накопить небольшую сумму денег для открытия своего бизнеса.
Ничего подобного даже теоретически не существовало в Чайнатауне. Реальная жизнь китайских общин в 1860-1920 годах мало чем отличалась от жизни рабов в южных штатах до Гражданской войны. Китайцы не могли стать гражданами США, не могли выступать свидетелями в суде, не могли жениться на белой женщине. В СФ им не разрешалось жить за пределами Чайнатауна – закон был отменен только в 1914 году. Большинство рабочих профессий, практически все, где существовали профсоюзы, были недоступны. Удивительно, как долго в демократической стране и в городе, который гордится своей расовой терпимостью, существовали расистские законы, направленные против китайцев. Знаменитый Chinese Exclusion Act, принятый американским Конгрессом в 1882 году, отменили только перед Второй мировой войной, а Сан-Франциско понадобилось еще 15 лет, чтобы разрешить китайцам строить и покупать дома за пределами Чайнатауна. Оставим за рамками этих заметок вопрос о причинах случившегося. В данном случае нам важно понять, что Чайнатаун представлял собой гетто и жил по своим внутренним законам. Эти законы были установлены местными же китайскими мафиози, которые контролировали практически всю внутреннюю жизнь общины. В свою очередь, главари местных крупнейших гангстерских семей – их было шесть, и каждая семья представляла определенный географический район Шанхая – были полностью подчинены руководителям в континентальном Китае, в Шанхае. Естественно, что проституция была большим и даже по мягким законам 19 века во многом нелегальным бизнесом. Попросту говоря, девушками торговали. В 1869 году главная газета города, San Francisco Chronicle, писала, что каждое китайское судно привозит в город группу девушек, которых продают на рынке. Никто из них не приезжал работать в бордели добровольно. В лучшем случае их заманивали обещанием богатого мужа-американца, в худшем – просто похищали. При любом раскладе в СФ их ждала страшная и очень короткая жизнь.
Все начиналось в большом подземном зале китайской церкви на улице Дюппон, сейчас – улица Грант, где устраивали торги. Девушек раздевали догола и выстраивали на небольшом возвышении. Сопротивляющихся били бамбуковыми палками, самых строптивых пытали каленым железом, но очень редко убивали – они стоили слишком дорого. Начальная цена обычно была 400 долларов, но могла подняться до 3 тысяч в случае особо привлекательных девушек (в Шанхае товар продавали перекупщикам по оптовой цене 40 долларов за «штуку»). После аукциона девушки становились собственностью заплатившего «мастера», который мог делать с ними все, что вздумается. Большинство продавались, вернее – сдавались в аренду, в бордели. В этом случае мастер формально сохранял за собой «собственность». В борделях девушек ждала нечеловеческая эксплуатация, болезни и ранняя смерть. В Чайнатауне было совсем немного проституток старше 20 лет.
Количество борделей в Чайнатауне было просто невероятным, надо при этом напомнить, что даже к 1890 году китайская община на 90% состояла из мужчин. Известно, например, что в 1885 году специальная комиссия городских властей обследовала шесть (всего шесть из примерно 40!) кварталов Чайнатауна. В результате было обнаружено 567 проституток, 104 борделя, 26 курилен опиума, 109 забаррикадированных игорных притонов. Как ни странно, но среди боссов бордельного бизнеса в Чайнатауне были и женщины. Наиболее известной в Чайнатауне и за его пределами была Ah Toy, которая, возможно, была первой китаянкой-проституткой СФ в самом начале 1850 года. Она была красивой, высокой и очень неглупой женщиной. История ее весьма необычна. Она изначально была небедной женщиной и плыла в Сан-Франциско вместе с мужем. Но муж умер на корабле во время плавания, после чего на нее «положил глаз» капитан корабля, который не жалел ни времени ни денег, чтобы добиться ее внимания. Поэтому, сойдя на берег, она уже имела и деньги и опыт. Оказавшись в Сан-Франциско и поймав первые взгляды случайных прохожих, она быстро сообразила, что грех не использовать такую редкую финансовую возможность. В 1850-м ей было 22 года, и она быстро нашла клиентов среди белых богатых американцев. Заработав серьезные деньги, она стала одним из главарей нелегального ввоза живого товара из Китая. Первый комитет Бдительности – еще одна невероятная страница истории раннего СФ – в 1851 году попытался было покончить с проституцией в городе и, в частности, расследовал дело Ah Toy, но ей удалось ускользнуть из рук Правосудия. Вскоре, благодаря ей, машина транспортировки девушек-рабынь из Китая заработала на всех оборотах, хотя официально Ah Toy была всего-навсего одной из рядовых и законных владелиц примерно десяти публичных домов. Ah Toy была одним из самых богатых людей города и с помощью хорошо смазанной деньгами коррумпированной системы успешно отражала все попытки городских властей ввести повышенные налоги на бордельный бизнес. Со временем она вернулась в Китай, вела там жизнь богатой аристократки, но после вернулась в Калифорнию, где тихо и незаметно прожила ровно до ста лет.
Ах Той
Итак, начиная с самых первых дней Золотой лихорадки, Сан-Франциско на славу потрудился организуя и развивая свои многочисленные районы «красных фонарей». Надо сказать, что сами по себе бордели были абсолютно законными, и огромная часть населения Сан-Франциско, как в целом и всей Америки, относилась к ним терпимо. Хотя в 19 веке моральные ценности были основаны все на тех же десяти библейских заповедях, но люди тогда, как и сейчас с удовольствием их обходили. Бордели существовали практически во всех странах мира, включая Россию, где особенно знаменитые были в Москве и Нижнем Новгороде. Тем не менее отношение к подобному бизнесу у людей было различное. Часть блюстителей закона и самих законодателей всегда была недовольна тем, что все попытки регулирования и налогообложения работы борделей кончались ничем. В свою очередь, многим жителям города явно не нравилось, что эти районы были рассадниками преступности и заразных болезней. Как и в наше время, так и в 19 веке в СФ существовали сотни религиозных, общественных и женских организаций, и многие из них объявили войну бордельному бизнесу. Эта война то усиливалась, то затихала, но никогда не прекращалась.
Во времена Комитетов Бдительности (1850-60-е) главной оппозиционной силой были различные женские движения, которые пытались цивилизовать общество. В 1860-е была впервые сформирована полиция нравов. Ситуация для порядочных женщин осложнялась еще и тем, что вплоть до конца 1860-х бордельные районы оставались внутри мест проживания большого количества горожан.
В то время почти весь город помещался между улицами Монтгомери и Ларкин и еще не был разделен на явно выраженные «спальные» и «рабочие» районы. Поэтому обычный путь на работу, за покупками или к врачу мог закончиться – и часто заканчивался – столкновением с проститутками или мужчинами, стоящими в очереди в бордель: очереди, особенно по субботам, могли достигать 40-50 человек. Можно себе представить, как мало удовольствия для замужней женщины было жить рядом с борделем. Одна из жительниц города писала в выходящем в городе журнале «Эра»: «Нет ничего нормального в том, что молодые мужчины тратят вечера, вынюхивая, как собаки, все эти мерзкие места, заглядывая через трещины и щели в дверях и окнах... И все это на глазах добропорядочных женщин и порядочных мужчин, идущих в церковь или из церкви». Другая современница в письме сестре в 1854 году писала: «Когда я шла по улице, эти создания [проститутки] привлекли мое внимание хихиканьем, ерничаньем и дерзкими репликами в адрес друг друга. Когда я поравнялась с ними, то они нагло смотрели мне в лицо, безнравственно и бессмысленно хихикая... Никогда не ходи по улицам этого города одна, но только в компании человека, который может тебя защитить и проучить эти мерзкие создания».
Интересно, что улица Мортон так и осталась «по пути» для многочисленных покупателей дорогих магазинов на Union Square. Порядочная женщина, случайно завернувшая на улицу, серьезно рисковала репутацией. Поэтому в начале 1890-х полиция установила два поста – на входе и на выходе с улицы - единственной целью которых было предупреждать прохожих, случайно повернувших «не туда».
Благотворительные и религиозные организации усилили свою борьбу в 70-80-е годы. Первое на Западном побережье отделение Армии Спасения было основано в 1883 году в самом центре Barbary Coast, в 400-м квартале улицы Пасифик. Многочисленные уличные проповедники всевозможных религиозных направлений приходили каждую субботу в районы борделей и объясняли посетителям, какое зло их там окружает. Но очень долгое время все попытки покончить с этим бизнесом или ограничить его введением сверхвысоких налогов проваливались с треском. Причина была очевидной – коррумпированность городской власти и полиции. Было, например, широко известно, что без взятки нельзя получить разрешение на продажу спиртных напитков. Расценки в разные годы широко варьировались: в 1900-м простое разрешение стоило «дополнительные» 100 долларов, то же самое, но с правом круглосуточной продажи – до 500 долларов. Любые попытки чисток, облав и наведения порядка заканчивались арестом десятка проституток, работавших без разрешения, и нескольких попавших под горячую руку пьяниц. Доходило до смешного: в 1879 году судили танцовщицу с Barbary Coast за то, что во время танца «она неприлично высоко подняла юбку».
Но всему приходит конец. Началом конца районов «красных фонарей» в Сан-Франциско было мощное общественное движение, которое в истории города известно как «моральная реформа». Идея этого вначале чисто просветительского движения была следующая: все зло идет от бедности и плохого воспитания. Так как в Калифорнии каждый честно работающий может достичь определенного материального благополучия, то истинная причина бедности – в пьянстве, моральном разложении и нежелании работать (пожалуйста, не спешите сообщить об этом «открытии» своим законодателям из демократической партии – они прекрасно это знают и без вас). Поэтому нужно, во-первых, изолировать детей из плохих семей и дать им приличное воспитание и образование, во-вторых, создать комплекс социальных и административных реформ, который поможет самим бедным и опустившимся на дно людям.
Возможно, возвращение города в здоровое состояние началось с удивительного для второй половины 19 века явления: в городе была создана независимая, частная, благотворительная система дошкольного образования. Теоретиков у этого нового для Америки движения было много, но человеком реально осуществившим дело на практике был один из богатейших жителей города, которого звали Адольф Сутро (Adolf Sutro). Сутро, прусский еврей, человек с начальным инженерным образованием, прибыл в СФ в 1850 году, когда ему было 20 лет. Сначала он открыл табачную лавочку, потом занимался разными мелкими и средними бизнесами, но его время пришло позже – в конце 1860-х. Огромная гора Комсток в соседней Неваде, состоявшая почти из чистого серебра, была к этому времени полностью срыта и углублена до такой отметки, когда возникли непреодолимые проблемы с вентиляцией, доставкой руды на поверхность и, особенно, с откачиванием воды из шахты. Сутро всего-навсего предложил техническое решение - туннель длиной в почти 10 километров (!) с коммуникациями для подачи воздуха, вывоза руды и откачивания воды, и, самое главное, нашел инвесторов, людей, которые поверили в этот сумасшедший проект. Один мой знакомый, доктор геологических наук, рассказывал, что он помнит, как на лекции в Ленинградском Горном институте профессор назвал этот проект гениальным. Сутро организовал акционерную компанию, для которой собрал около трех миллионов долларов в Америке и получил кредит на 750 тысяч долларов от крупного лондонского банка. Деньги честно отработали, и к тому времени как Сутро продал свою компанию, все инвесторы хорошо заработали, а Сутро стал очень (надо бы написать слово «очень» прописными буквами) богатым человеком. Он вернулся в Сан-Франциско и стал покупать недвижимость. Одно время он владел двенадцатой частью города! Но его еврейская душа требовала большего. Жители Сан-Франциско хорошо знают о его подарках городу, о собранной им самой большой частной библиотеке в стране (полностью погибшей во время землетрясения и пожара 1906 года), о самой большой в стране коллекции египетских древностей, о феноменальном Клиф Хаузе и еще более удивительных Сутро Бас (бассейнах Сутро), о том, что он был первым мэром города евреем. Но мы сейчас вспомним о том, что он вместе с местными филантропами Купер, Уигтин, Мэри Крокер, Джейн Стэнфорд и Фиби Хёрст основал Golden Gate Kindergarten Association – систему бесплатных детских садов. В 1895 году в 43 детских садах было 3588 детишек из бедных семей.
Адольф Сутро
Следующим этапом борьбы была попытка сократить и ограничить время работы многочисленных забегаловок и магазинчиков, продававших алкоголь; в 1888 году в городе было 4000 таких мест. Сарра Купер, одна из основателей движения «моральная реформа», писала: «Пьянство и лень – единственные реальные причины бедности в Сан-Франциско». К 1890-м годам все главные религиозные движения города – протестантские, католические и иудейские – в основном были согласны с мнением Сарры Купер и не только занимались просветительской деятельностью среди бедных, но и организовали мощное давление на Сити Холл, требуя ограничить количество разрешений на продажу алкоголя и закрыть бордели. В очередной, и не последний раз, в городе вспомнили о иудейско-христианских ценностях и семейной морали, под знамена которых реформаторы смогли привлечь действительно широкие массы горожан, которые в Америке еще и избиратели.
После определенного успеха в антиалкогольной пропаганде направление главного удара переместилось на «коварный» бордельный бизнес, «хитростью и обманом завлекающий в свои сети несчастных мужчин», а также против самих распутников, «не понимающих прелестей нормальной семейной жизни и предпочитающих эрзац борделей». В 1895 году священник М. Отис начал компанию за закрытие борделей на улицах Чайнатауна, прилегающих к церкви Св. Марии. Через два года Большое жюри обнародовало страшные подробности существования борделей на Пасифик. После этого отец Отис усилил свою борьбу, объединившись с главой епископальной церкви священником Р. Фоте и представителем католических церквей пастором Т. Карахером. В 1912 к «священному союзу» присоединился воинственный и бескомпромиссный лидер евангелистов города Д. Уэстенберг. Последний открыл свою миссию в центре Barbary Coast и объявил, что если «бизнес» на Barbary Coast не будет закрыт, то он собирается объехать все крупные города страны и всюду призывать к бойкоту Панама-Пасифик всемирной выставки. Эта выставка, посвященная открытию Панамского канала, как ожидалось, должна была состояться в Сан-Франциско, чем ужасно гордились жители города. Для усиления угрозы он начал фотографировать бордели и все, что в них происходит, и посылать снимки в крупнейшие газеты и журналы Америки. Как всегда, в добрых демократических традициях страны, началась дискуссия в местной прессе и обществе. Многие были против крестового похода за чистоту нравов и предпочитали политику жесткого регулирования. Надо сказать, что под нажимом реформистов определенные законы уже были приняты в 1912 году, и некоторые считали это достаточным. Клэйтон Херрингтон, уважаемый городской судья, писал в 1915 году: «Сан-Франциско ничем не хуже других больших городов. На самом деле, наш город лучше большинства тех, что я видел своими глазами». Популярный (хоть и мафиозный) мэр города Джеймс Рольф в страстном письме Уэстенбергу (впрочем, не отправленном), ссылаясь на традицию города «живи сам и дай жить другим», писал: «Я отвечаю Вам, кто мне кажется, является главным представителем всех праведников, я отвечаю всем делающим себе рекламу фарисеям и всем узко мыслящим истерикам, кто так громко призывает реформировать мораль других людей. В моей администрации я предлагаю очень бережно прочертить линию, разделяющую порядок и развлечение, как бы скромно или странно это развлечение ни было. Многие люди, которые сейчас призывают к нетерпимости и запретам, не успокоятся, пока полностью не уничтожат все развлечения и увеселения, которые являются жизнью города и принесли ему славу во всем мире... Мы просим мир прийти к нам и праздновать».
Но личное мнение мэра так и осталось его личным мнением, а к голосу избирателей Джеймс Рольф прислушивался очень внимательно. В начале 1917 город принял решение закрыть бордели Barbary Coast. В том же году Америка вступила в Первую мировую войну, и Сан-Франциско стал важнейшим военным портом. Сразу после этого гражданская и военная полиция создали специальное подразделение, которое занялось очисткой города от проституции. Закрытие борделей Barbary Coast стало официальной победой реформистов и проповедуемой ими философии моральной чистоты. Естественно, несогласных было много, и естественно, запрещенный бизнес ушел в подполье.
20-е и 30-е годы были очень сложными и противоречивыми в истории Америки. Великая Депрессия и сухой закон во многом помогли нелегальному существованию проституции и тесно связанным с ней питейными и игровым бизнесам. В 1937 году, когда экономическое положение в городе существенно улучшилось, власти города наняли известного детектива и бывшего высокопоставленного сотрудника FBI Эдвина Атертона и поручили ему представить ясную картину сан-францисского подполья. Отчет Атертона, на который он потратил 16 месяцев, потряс город. Оказалось, что под руководством братьев МакДоноу была создана империя из примерно 135 постоянно действующих публичных домов. Нарушение разрешенных часов работы салунов стало скорее правилом, чем исключением. В городе существовало множество подпольных клиник, где делали аборты (тогда запрещенные) и еще больше игорных домов. Атертон подсчитал, что полиция получает по крайней мере 1 миллион долларов в год в виде взяток, при этом он назвал имена. Случился грандиозный скандал, но, пожалуй, это было последний скандал подобного рода в истории города, тем более – в истории, связанной с районами «красных фонарей».
Внимательный читатель наверняка заметил, что вся последняя часть этих заметок посвящена Barbary Coast. А какова судьба двух других бордельных районов – Чайнатауна и улицы Мортон? Страшная и очень напоминающая судьбу Содома и Гоморры. То, что не смогли сделать люди и законы, сделала стихия. 18 апреля 1906 года в Сан-Франциско произошло самое сильное в истории страны землетрясение (если условно не считать Аляску Америкой). Страшные толчки силой в 8.25 балла, длившиеся 45 секунд, смогли только частично разрушить город, но привели к пожару, который нечем было тушить: все главные водоводы, идущие с восточного берега залива, были разрушены. Город горел три дня, и весь Доунтаун – около 700 кварталов – сгорел почти полностью. Когда дым наконец рассеялся, потрясенные жители увидели, что от всего центра города остались нетронутыми только несколько чудом уцелевших зданий... и четыре квартала Barbary Coast. Чайнатаун и улица Мортон сгорели дотла. В подземельях Чайнатауна нашли смерть примерно 2000 человек, никогда не учтенных ни в одной официальной статистике. Воистину, на этот раз Б-г наказал людей очень избирательно. И хотя Чайнатаун и весь центр города отстроились очень быстро, красные фонари в центре города погасли навсегда. Нигде, кроме Barbary Coast, проституция после землетрясения официально не существовала.
Вот и вся история. Осталось сказать пару слов – в общем.
Проституция существовала и будет существовать всегда. Похоже, никогда не закончится дискуссия, разрешать или не разрешать ее официально. Как никогда остро стоит этот вопрос в Сан-Франциско в начале 21 века. Речь идет о двух районах: Тендерлоин и улицы Капп\18-й улицы в районе Мишен. Разрешать или не разрешать? В Сан-Франциско за 160 с лишним лет попробовали оба варианта. Первый породил женщин-рабынь, преступность и дикую коррупцию; второй привел к возникновению нелегальной проституции, определенной преступности и недовольству части мужского населения и «прогрессистов», борцов за права человека. Взвесив все «за» и «против» я за второй вариант.
Или, может быть, я просто опасаюсь мести матушки-природы?
Декабрь 2013
Сан-Франциско
Эта статья представляет значительно доработанную и расширенную версию статьи в сан-францисской газете «Новая жизнь», напечатанную в 1996 году.
Напечатано в журнале «Семь искусств» #5(52)май2014
7iskusstv.com/nomer.php?srce=52
Адрес оригинальной публикации — 7iskusstv.com/2014/Nomer5/Judovich1.php
