Может быть, та давняя моя поездка в Америку так ярко сохранилась в памяти, потому что была она первая. Впервые выезжала я из Израиля в другую страну, и именно в Америку. Я остановилась в Балтиморе, и в один из дней присоединилась к экскурсии в Вашингтон. В Балтиморе большая русскоязычная община, и наша группа состояла в основном из россиян. За окном автобуса оставались уютные одно- и двухэтажные дома с окружающими их палисадниками, тянулись леса, реки, озёра и озёрца. Чувствовался размах, благоустроенность. Как непривычен был этот пейзаж израильтянину: обилие воды, леса…
Сравнение с Израилем напрашивалось само собой. И слушая экскурсовода, я ни на минуту не могла отключиться от мысленного возвращения к своей стране. Она рассказывала о Гражданской войне, называла цифры погибших, а я думала об Израиле, живущем почти постоянно в атмосфере войны, о наших военных кладбищах, которые принимают на вечный покой парней, едва успевших пережить своё двадцатилетие, об Израиле, "талия" которого уже "талии" Вашингтона.
Как много гордости было в рассказе экскурсовода за прошлое и настоящее её страны. И я невольно завидовала. Вот бы и нам такую же гордость, такое же вúдение не отрицательного, а положительного, такого же отношения к национальной традиции, и флагу своего государства. Вспомнилось, как один из левых идеологов предложил изменить гимн государства, чтобы он выражал не только наши еврейские чувства, но не забывал и арабское население. Мы были в Капитолии, и в зале заседаний Конгресса. Здесь, вдали от Израиля, не раз решалась и наша судьба…
Когда-то в Эстонии, где прошло моё детство, эстонский интеллектуал с болью жаловался, что участь маленьких народов и государств подчиняться диктату больших стран. Прошли годы, и маленькая Эстония стала свободной страной, и никто не диктует ей свою волю…
Вечером, когда сумерки опустились над Вашингтоном, опустели его широкие ровные улицы, а в парке напротив Белого дома остались только бездомные, которых оказалось не так уж и мало в богатой и благословенной стране, наш автобус остановился неподалёку от мемориала Франклину Рузвельту. В свете неоновых огней он выглядел очень внушительно: казалось, одну из страниц жизни великого американского президента воплотили в современный архитектурный материал. И теперь она предстала перед тобой со многими своими участниками. Здесь и безработные на бирже труда, возвращающие тебя к периоду Великой депрессии, и сам президент, сидящий в своей коляске, и его любимый пёс, и тоненькая, совсем ещё молодая Элеонора Рузвельт, которую связывала с Израилем до конца дней тёплая дружба. Не раз она обращалась к президентам с просьбой помочь евреям, но эти просьбы оставались без ответа. Высечены цитаты из текста речей президента и знаменитые его слова о четырёх свободах, которые должны быть предоставлены человеку: свобода слова, свобода вероисповедания, свобода от нужды, свобода от страха…
А мне среди этого широко раскинувшегося мемориала не хватало корабля "Сент-Луис". "Сент-Луис" приблизился к берегам Америки в тридцать девятом году. Это был последний корабль с беженцами, которому дали уйти из страны, прежде чем над ней опустилась беспросветная ночь…
У этих 937 счастливцев были визы на Кубу, но Куба не приняла их, корабль остановился у берегов Америки. Людям казалось, что спасение совсем близко: они видели огни города, слышали голос страны. Но сторожевые корабли следили за каждым движением "Сент-Луиса". Нет, Америка не приняла беженцев. Она не могла нарушить закон о квотах: на этот года все квоты были выбраны. Президент, разумеется, очень сожалел, но отказал евреям Америки, предложившим ему использовать для спасения людей квоты следующего года. Но и сами евреи отступили очень быстро, успокоив свою совесть, и не испортив отношений с президентом.
И корабль отправился в путь, на явную гибель. Но под давлением обстоятельств беженцев приняла Англия и несколько европейских стран. Те, кого приютила Англия, пережили войну. Те, кто оказался в оккупированной Европе, разделили участь своих собратьев.
Судьба "Сент-Луиса" показала Гитлеру, что за евреев никто не вступится, мир отмежевался от них, они брошены на произвол судьбы, а значит, у него развязаны руки…
Во время всё той же поездки, я побывала в Музее Холокоста в Вашингтоне, поразившим меня своим трепетным отношением к памяти жертв, документальным материалом, незабываемыми свидетельствами о погибших, обращённостью к совести и морали человечества.
"Почему Америка не бомбила Освенцим?" – этот вопрос я прочла на стенде, посвящённом Освенциму. Здесь же, рядом, сообщалось, что в крематориях Освенцима ежедневно погибало 12 тысяч человек… Но ответа на вопрос не было.
Сегодня мы уже многое знаем. Давно приоткрылась завеса над неизвестными ранее фактами. Одним из первых документов была книга Давида Ваймана "Оставленные на произвол судьбы" или "Бомбёжка Освенцима", выход которой прокомментировал известный израильский писатель Йорам Канюк. Он писал: "Книга Ваймана – отражение Америки в зеркале Катастрофы. Это тщательно обоснованное и безжалостное разоблачение. Так Вайман раскрывает, как президент Рузвельт в коротком заявлении, сделанном в 1944-м о Варшавском гетто, ухитрился ни словом не упомянуть о евреях. Поистине, требуется богатое воображение, чтобы понять секрет такого поведения и сделать выводы на случай войн и катастроф". Свою статью писатель, которого уже нет с нами, назвал: "Великое предательство".
Мне лично на многое открыла глаза книга профессора Эзры Зоара "Пилегеш бе Мизрах ха-Тихон" – "Наложница на Ближнем Востоке". Он вспоминает, как после Кемп-Дэвидских соглашений Джимми Картер, "великий миролюбец" Картер, вошедший в историю только благодаря Кемп-Дэвиду, передал Бегину один из документов, связанных с Катастрофой – по-видимому, то была своеобразная награда – карту Освенцима с чётким изображением лагеря смерти, подъездных путей, газовых печей. Не хватало приказа. Одного только приказа – бомбить, но приказы сильных мира сего никогда не рождались в результате акта сострадания, никогда не свидетельствовали о высоком порыве совести или морали. Они исходили лишь из одного: политической выгоды...
В 1947 году Америка объявила эмбарго на поставку ишуву оружия. В момент, когда Бен-Гурион должен был принять судьбоносное решение о провозглашении Израиля государством, Соединённые Штаты через своего Государственного секретаря предупредили Моше Шарета: "Если вы попадёте в беду, когда арабские страны пойдут на вас войной, на нашу помощь не рассчитывайте!"
Когда вдумываешься в эти слова, представляешь себе отнюдь не дружественные стороны, а властного и требовательного союзника, который совсем не намерен идти тебе на помощь, но если ты не принимаешь его условие, – Америка была категорически против провозглашения государства – грозно предупреждает: "Смотри, не пожалей!"
Это предупреждение прозвучало в переломный момент, когда страна стояла на пороге своего рождения.
Гарри Трумен, считавшийся дружественным нам президентом, вёл двойную игру между нами и арабами, ни разу в этой игре не отдав нам предпочтение.
Вспоминая первые дни и часы жизни страны, Бен-Гурион описывает трагизм ситуации: "Молодая страна оказалась сразу же оторванной от всех стран мира по суше. Все её соседи с юга, востока и севера напали на неё со всей военной мощью. Народ, насчитывающий шестьсот пятьдесят тысяч противостоял в одиночестве армии шести стран, насчитывающей четыреста пятьдесят миллионов". Всегда разобщённые, враждующие друг с другом, арабы на этот раз объединились. Ненависть к евреям оказалась сильнее междоусобной вражды.
Профессор Эзра Зоар ссылается в своей книге на первого посла Израиля в Америке Илияху Эйлата, убеждённого в том, что признай Америка государство Израиль не через 11 минут после его провозглашения, а за две недели до того, не было бы нападения арабских стран на вновь созданную страну. Поддержка молодого еврейского государства великой державой, испугала бы их. Они пошли войной на Израиль, понимая, что он остаётся один. И не ошиблись…
В политике Соединённых Штатов на Ближнем Востоке всегда преобладал холодный расчёт, а не мораль. Кто мог рассчитывать тогда, что маленькая, едва родившаяся страна, сможет выстоять и обрести своё место в мире? Другое дело арабы…
Ещё далеко до Шестидневной войны, но уже чётко определилась основа наших взаимоотношений. Интересен период президентства Дуайта Эйзенхауэра. Его правительство поставляло оружие Ираку, Иордании, Ливии, Саудовской Аравии, но только не Израилю. В период его правления прозвучали циничные, но вполне откровенные слова, которые стали достоянием прессы: "Израиль, как жернов на нашей шее".
Однако, всё это дела минувших дней… Как, впрочем, и Шестидневная война. И, быть может, не стоило к ним возвращаться, если бы они непосредственно не касались нашего настоящего, не были своего рода проекцией на день сегодняшний… Хотя тогда, когда Шестидневная война, закончилась, никто не мог предположить, каковы будут её последствия и чем она обернётся для нас. Быть может, только большим политикам дано было, опережая время, заглянуть в будущее и увидеть, как Израиль теряет по частям плоды своей победы.
Эту часть своей книги Эзра Зоар назвал: "Лэгамед эт Исраэль".
"Гамад" – "Карлик". "Лэгамед" – уменьшить – довести до размеров карлика.
Самой большой неожиданностью для Израиля было то, что и Америка, наш друг Америка, присоединила свой голос к европейским и арабским странам с требованием возвратить завоёванные войной территории.
В документе Совета Безопасности ООН, принятом 22 ноября 1967 года, говорилось: "Нельзя согласиться с приобретением территории при помощи войны".
Где эта самая совестливая организация была, когда в своей речи 26 мая 1967 года Насер открыто заявил: "Война против Израиля будет войной на уничтожение". И перечислив своих союзников, гордо заключил: "Это рождение заново арабской нации".
И вот тогда, когда решалась судьба нашей страны, когда весь арабский мир вновь объединился против нас, мир не только молчал, но предупреждал нас не начинать войну первыми… Но одержав победу, мы вновь вызывали огонь на себя.
К тому времени ещё не была забыта позиция Уинстона Черчилля на аннексию почти трети всей Польши Советским Союзом после Второй мировой войны. Выступая в Палате Общин, он сказал: "Дважды на нашей памяти Германия совершала нападение на Россию. Многие миллионы русских погибли, и колоссальные территории русской земли пострадали в результате повторявшейся германской агрессии. Россия имеет право на безопасность от будущих нападений с запада, а мы поддерживаем её и считаем, что она должна получить это право".
Как разителен контраст в отношениях к двум странам: огромному Советскому Союзу и крохотному, до Шестидневной войны едва видимому на карте, Израилю. Быть справедливым по отношению к Советскому Союзу было естественно. Не воевать же с ним… Он сильный. С почерком его, как и с почерком арабских стран, мир был хорошо знаком.
Другое дело Израиль… И вообще, кто поначалу принимал его всерьёз и строил на нём свои планы? Он жил и боролся вопреки чьим-то расчётам. Сам защищал себя и сам заявлял о себе. И побеждал тоже, вопреки чьим-то расчётам. И тогда начиналась война за столом переговоров. И к ней, к этой войне, готовились заранее. В войну Судного дня, в самый тяжкий для нас момент, Америка задержала Израилю поставку оружия. Позже, в одном из интервью, Киссинджер, которого Садат называл "мой брат Генри", объяснил, что его целью было "Пустить Израилю небольшое кровопускание, чтобы он смягчился за столом переговоров".
Придёт ли час, когда Израиль научится противостоять силе давления за столом переговоров так же, как силе врага на поле боя? Время ответит на этот вопрос.
Я сослалась на книгу профессора Эзры Зоара, но не могу не назвать книгу Шмуэля Каца "Земля раздора" или "Действительность и фантазии в Эрец-Исраэль", переведенную с иврита Э. Баухом и посвящённую конфликту с арабами, войнам против нас, и нашему противостоянию.
Прошло много лет после Шестидневной войны, но мир не забыл нам той победы. И по сей день мы чувствуем его давление, нескрываемое желание лишить нас плодов победы, вернувшей нам исконные земли Эрец-Исраэль.
Незадолго до смерти в одной из своих последних статей писатель и публицист Моше Шамир очень точно обрисовал сложившуюся ситуацию: "Драматизм столкновения между нами и Соединёнными Штатами Америки, странами Европы и можно сказать всего мира не в двух, трёх или даже одиннадцати процентах. Речь идёт о ста процентах. Все посредники мира требуют от нас стопроцентного отказа от завоеваний в Шестидневной войне. Стопроцентное отступление с территорий, завоёванных нами у Сирии, стопроцентное отступления с территорий, завоёванных нами у Иордании, стопроцентное отступление с территорий, завоёванных нами у Египта".
Но, пожалуй, главная его мысль в словах, завершающих эту цитату: "Такова официальная версия арабов. Но это на словах, а на деле – она не отражает их истинных намерений. А они ясны: речь идёт тоже о ста процентах.
Только на этот раз подразумевается стопроцентное отступление со всей Эрец-Исраэль. И стопроцентное уничтожение Израиля".
Я всё чаще вспоминаю статью "Народ, живущий обособленно", написанную Яаковом Герцогом, раввином, публицистом, общественным деятелем. Его размышления, навеянные Шестидневной войной, отразили суть нашего противостояния миру:
"Если израильское государство, не дай Б-г, пало бы – не нашлось бы ни одного другого народа, который ощутил бы семейную потерю <…>
Про Израиль можно было сказать, что он одинок, если бы с ним не был Бог".
И вновь я возвращаюсь к своей первой поездке в Америку. Наверное, куда проще построить музей памяти жертвам фашизма, чем вовремя придти на помощь. Наверное, куда легче произносить красивые слова о гуманизме, справедливости и совести, чем следовать им. И, наверное, куда проще смотреть в будущее, видя в нём розовые рассветы, чем извлечь уроки из собственной истории, в которой так много крови и боли, предательства и одиночества…
Дай нам Бог мудрости перед новыми испытаниями, дай нам Бог уверенности в своём праве на эту землю…
Напечатано в «Заметках по еврейской истории» #5-6(175)май-июнь 2014 berkovich-zametki.com/Zheitk0.php?srce=175
Адрес оригинальной публикации — berkovich-zametki.com/2014/Zametki/Nomer5-6/Alon1.php
