Наш лидер
Нас было тридцать москвичек разного возраста. В течение нескольких лет наши семьи числились в списках «отказников» – советских евреев, которым отказали в получении выездной визы для репатриации в Израиль. Доведенные до отчаяния, мы решили выйти на «тропу войны» с властью.
Для советской власти мы были пятой колонной – предателями родины, запутавшимся в сетях мирового сионизма. Именно так изображали нас пропаганда, печать, телевидение. Каждый подавший заявление на выезд словно делал прыжок в неизвестность, не зная, что его ждет. Но отступать было некуда. Чем дальше, тем сильнее становилось ощущение абсолютной невозможности продолжать жить в Советском Союзе.
Мы пребывали в постоянном ожидании провокаций. У нас под разными предлогами отключали телефоны – нельзя было позвонить пожилым родителям, вызвать «скорую» в случае внезапной болезни ребенка. Менялись отношения с прежними друзьями и с близкими родственниками, которые, опасаясь испортить карьеру, избегали встреч с «отщепенцами». Люди, которым мы прежде доверяли, нас предавали. Братья и сестры переставали видеться друг с другом, порой распадались семьи.
Зато складывались новые отношения между людьми, объединенными общей целью, связанными общими убеждениями и разделившими одну судьбу. Вот с ними мы и старались держаться вместе, обменивались информацией, поддерживали друг друга. Само собой получилось, что в нашей среде выделились лидеры, вокруг которых группировались остальные.
Нашим лидером была Ида Нудель. Эта маленькая, хрупкая женщина обладала такой духовной силой, твердостью характера, мужеством и волей, что ее не могли сломить ни тюрьма, ни издевательства на допросах в КГБ, ни сибирская ссылка, ни изоляция в Молдавии, где ей удалось осесть после ссылки. Честная и прямая, она при любых обстоятельствах - на скамье подсудимых, в тюремной камере и в сибирском селе умела сохранять самообладание и достоинство. Это позволило ей не только выжить, но и снискать уважение всех, кто был с ней знаком.
Ида была постоянно связана с еврейскими жертвами советского «правосудия», делала все, чтобы облегчить страдания осужденных. Она переписывалась с ними, отправляла посылки, ездила в места заключения, вела тяжбы с тюремными администрациями. Она защищала тех, кого преследовали за желание уехать из СССР, подписывая петиции, участвуя в многочисленных акциях протестах. Когда мы, жены отказников, пришли к выводу, что дальше не можем пассивно ждать от властей решения судеб наших семей, мы обратились к Иде. В качестве первого шага она предложила коллективный поход в Президиум Верховного Совета СССР. Мы хотели добиться приема на самом высоком уровне и получить, наконец, официальный ответ на вопрос, что нас ждет впереди.
Ида Нудель
***
В пятницу 10 мая 1978 года мы пришли в приемную Верховного Совета с заявлением, содержащим просьбу выслушать нас и ответить в письменной форме о причине отказов. Мы писали, что устали от пребывания в неизвестности и хотим знать, долго ли нам еще предстоит «сидеть на чемоданах». Ведь даже осужденным преступникам объявляют срок заключения. Заявление у нас взяли, но до конца рабочего дня никто нас не принял.
Что ж, попытка не пытка. Через день в том же составе и с тем же заявлением мы снова пришли в приемную. На этот раз нам разъяснили, что с такими вопросами следует обращаться в Министерство внутренних дел СССР. Дескать, оформление выезда граждан за рубеж на постоянное место жительства – их компетенция. Спасибо, но мы и без того это знали.
Ладно... И мы всей группой отправились в МВД, благо идти недалеко. Пришли, подали свое заявление. Ждем. Часа через два милицейский офицер объявил: «Вам надо явиться в ОВИР, где вас примет заместитель министра внутренних дел. Он уже в курсе». Замминистра - это уже неплохо. Смущало лишь то, что нас направляют в ту организацию, к которой мы, собственно, и имеем претензии. Но спорить не стали.
К нам вышел начальник союзного ОВИРа Зотов и сказал, что заместитель министра занят, принять нас не сможет, но он готов его заменить. Мы отказались от такой замены, по опыту зная, что никакого толку не будет. Почти все мы уже не раз побывали на приеме у Зотова, и кроме издевательств ничего с его стороны не видели. Торопиться нам некуда, будем сидеть здесь до вечера!
Обстановка постепенно накалялась. Появились какие-то люди в штатском и принялись всех фотографировать. Ида Нудель, как всегда, старалась всех подбодрить: «Нам нечего бояться, мы не преступники!» Между тем, приближался конец рабочего дня, за окнами начинало темнеть. Наташа Розенштейн прочла молитву. «Барух ата адонай элохейну, мелех ха олам...», - тихо звучал ее голос. Сотрудники учреждения начали покидать помещение. Мы упорно не уходили.
Вдруг появился наряд милиции: «Ану, выходи!» Нас стали буквально выбрасывать на улицу и впихивать в милицейскую машину. «В тюрьму на пятнадцать суток!» – кричал кто-то. Но в тюрьму нас не отправили, а повезли куда-то на окраину города. Машина остановилась у входа в здание с вывеской «Вытрезвитель». Сопровождающие вышли, приказав всем оставаться на местах. «Девочки, главное - не показывать, что мы их боимся, - сказала Ида. - Они стараются нас запугать и следят за нашей реакцией». Через какое-то время подъехала черная «Волга». Милиционер скомандовал: «Четверо выходите!» Четверых посадили в легковушку и увезли. Потом подкатила еще одна «Волга» и все повторилось... Когда нас осталось несколько человек, последовала новая команда: «Расходитесь по одной!»
Так неудачно закончилась наша попытка встретиться с руководством министерства внутренних дел. Но мы решили не сдаваться и попробовать еще раз. Отправили телеграмму протеста в ЦК КПСС на имя Брежнева и снова направились в Президиум Верховного Совета. В приемной каждая из нас приколола к груди желтую шестиконечную звезду. Там мы опять просидели до конца рабочего дня, пока не прибыл наряд милиции во главе с начальником горотдела. «А, старые знакомые! Опять нарушаете общественный порядок? А это что за маскарад? Снять немедленно!» - указал он на наши желтые звезды. Мы не пошевелились. Милиционеры набросились на нас и стали срывать звезды. Больше всех досталось Люде Черкасской. Ее так толкнули, что она упала, ударилась и на какое-то время потеряла сознание.
Дальше все происходило по знакомому сценарию. Нас выволокли на улицу, погрузили в милицейскую машину, отвезли на окраину города. Только на этот раз не стали вызывать служебные «Волги», а сразу приказали расходиться поодиночке. Люда, у которой тогда был грудной ребенок, несколько дней пролежала в постели и написала жалобу генеральному прокурору. Из прокуратуры ответили, что в действиях милиции нарушений не установлено.
***
После этого стало ясно, что нужны более решительные действия в борьбе за получение выездных виз. Сидением в приемных мы ничего не добьемся, так и будем ходить по замкнутому кругу. Что нам еще оставалось? Выйти на демонстрацию! Власти сами подтолкнули нас к этому шагу.
Ида Нудель откровенно предупредила, какой мы подвергаем себя опасности. Из тридцати женщин выйти на демонстрацию вызвались пять: Наталья Хасина, Елена Чернобыльская, Наталья Кац, Фаина Коган и я. Демонстрацию решили провести на возвышенности у Боровицких ворот Кремля. Главным было обеспечить полную неожиданность нашей акции для кремлевской охраны и КГБ.
23 мая 1978 года в два часа дня мы поднялись на холм, не привлекая ничьего внимания. Внизу стояли наши мужья. Развернули плакаты, на которых было написано: «Отдайте наши визы в Израиль!» Меня бил озноб от внутреннего напряжения. Появились предупрежденные нами иностранные корреспонденты. Собралась небольшая толпа любопытных, откуда раздались недружелюбные выкрики. Случайные прохожие в испуге ускоряли шаг. Никто из кремлевской охраны нас не замечал.
Мы с Леной Чернобыльской держали плакат с двух сторон, и когда у меня затекла рука, я попросила ее поменяться местами. В этот момент плакат развернулся надписью в сторону Кремля. Я видела, как один из охранников бросился в будку, очевидно, звонить начальству. Дальше события развивались как в старых фильмах с замедленной съемкой. Со всех сторон сбежались агенты в штатском, начали вырывать у нас плакаты. Мы увертывались, отступая к кремлевской стене. Но силы были неравными...
Нас под конвоем повели в комендатуру Кремля. Вызывали по одной в отдельную комнату: «Фамилия? Имя? Кто зачинщик? Кто держал плакаты? Вы знаете, что нарушили закон?!..» Мы отвечали примерно одно и тоже: «Закон мы не нарушали, так как право на демонстрации записано в советской конституции». - «Подпишите протокол!» - «Подписывать не будем, поскольку не видим оснований для его составления».
Потом нас повезли в отделение милиции. Там все повторилось сначала. От следователя, который меня допрашивал, попахивало алкоголем. Я заявила, что не стану отвечать на вопросы, потому что он пьян. К удивлению, он не накричал на меня, а стал неуклюже оправдываться. Начальник отделения похлопал Иду по плечу, как старый знакомый: «У меня просьба к вам, девочки: в следующий раз выходите на демонстрацию где-нибудь в другом месте!» Опять были составлены протоколы и опять мы отказались их подписать. В девять вечера всех отпустили. Вопреки опасениям, эта первая демонстрация закончилась для нас безнаказанно.
Мы начали готовиться к следующей демонстрации. Решили приурочить ее к Международному дню защиты детей 1 июня и выйти к библиотеке имени Ленина вместе с детьми. Ире Лайнер пришла в голову мысль заранее оповестить московские власти о нашем намерении. Мы написали письмо в Моссовет, где указали дату и место предстоящей акции и просили (вот уж действительно святая простота!) обеспечить охрану детей. Ида Нудель была категорически против этой идеи, назвав такое письмо «самодоносом». Она отказалась его подписать и участвовать в демонстрации. И, как всегда, оказалась права. Мы потеряли самое важное преимущество - неожиданность.
За несколько дней до 1 июня всем женщинам, подписавшим письмо в Моссовет, пришли повестки: «Явиться в райисполком». Первой туда отправилась Гюзель Хаит. Вернувшись, она рассказала, что с ней беседовали два сотрудника КГБ. Сначала они пытались уговорить ее не выходить на демонстрацию, затем принялись шантажировать, угрожая расправой над мужем. Больше никто в исполком не пошел.
30 мая у нас дома проходило очередное занятие юридического семинара для отказников, которым руководил юрист Исаак Элькинд. Собралось, как обычно, много народу. Мы решили воспользоваться случаем и, закрывшись в другой комнате, устроили собрание участников намеченной демонстрации. Опасаясь, что КГБ может принять «превентивные меры», договорились собраться накануне группами в разных местах - у Наташи Розенштейн, Галины Цирлиной и Лены Дубянской.
Когда рано утром 31 мая я вышла из дома, чтобы поехать к Наташе, то услышала за спиной чьи-то шаги. Оборачиваться не стала - «милого узнала по походке». Приставленных к нам и нашим мужьям «топтунов» из КГБ легко было узнать: холодный, внимательный взгляд, иногда в руке газета «Правда». Сделала вид, что ничего не замечаю. У киоска «Кулинария» мой провожатый перебросился несколькими словами с таким же. Выходит их двое, ну-ну... Подошла к остановке. Вот и автобус. Я продолжаю стоять, делаю вид, что это не мой номер. А в последнюю секунду пока не захлопнулись двери успеваю вскочить в салон. Из окна вижу, как «топтуны» заметались, побежали к машине, которая стояла неподалеку. Пока они выехали на дорогу, автобус уже подъезжал к следующей остановке. Я выскочила и ушла от них дворами.
К Наташе я пришла первой. Потом стали подъезжать другие. Всего у Розенштейнов собралось одиннадцать женщин и шестеро детей. Вечером мы уложили детей спать и легли сами. А когда проснулись и выглянули в окно, то увидели, что все наши «ухажеры» на месте. Движение городского транспорта по улице Бутлерова перекрыто. И внизу почему-то не видно наших мужей, хотя мы договорились, что они приду нас поддержать.
Но вот внизу замаячила знакомая фигура Семена Абрамовича Янтовского, ветерана войны, тоже отказника и друга семьи Розенштейн. Он машет рукой, показывая, что мы не одни. Какой молодец! К Янтовскому сразу подошли несколько человек в штатском, они о чем-то начали спорить...
Около полудня у подъезда появилась Майя Рябкина. (Она ушла вчера вечером, оставив нам дочку, так как утром у нее должна была состояться встреча с дирекцией НИИ, откуда ее незаконно уволили после подачи ходатайства в ОВИР). Мы приоткрыли дверь и увидели, что поднимавшейся по лестнице Майе преградили дорогу два милиционера. Один из них с силой захлопнул нашу дверь со словами: «А вы там сидите тихо и не высовывайтесь!» Мы стали требовать, чтобы Майю пустили в квартиру. Выбежала ее дочь Алла и стала кричать: «Пустите мою маму!». Началась потасовка. Просто чудом нам удалось вырвать Майю и втащить ее внутрь.
Этот эпизод окончательно убедил нас, что выйти из квартиры нам не дадут. Стало быть, демонстрация не состоится. Ида в очередной раз оказалась права, возражая против отправки предупредительного письма в Моссовет.
***
Так или иначе, мы решили не сдаваться. Нельзя выйти на улицу - будем делать «оконную демонстрацию».
На кусках обоев мы написали лозунги с требованием отпустить нас в Израиль, открыли окна и выставили наши самодеятельные плакаты. И сразу же, буквально через пару минут – похоже, что они, заранее подготовились! - в окнах соседних квартир сверху, снизу и сбоку появились какие-то люди с металлическими крюками и длинными палками с гвоздями. Размахивая палками, они стали срывать плакаты. Мы испугались за детей и поспешили увести их подальше от окон. А когда все плакаты были изодраны в клочья, начали громко хором скандировать: «Визы в Израиль! Визы в Израиль!»
Минут через двадцать к нам стали звонить и стучать, требуя открыть дверь. Мы не открыли, а приказа взламывать дверь у них, очевидно, не было. На какое-то время наступила обманчивая тишина. Между тем, наступал вечер. Дети устали, малыши капризничали, да и продукты в доме кончались. Мы заметили, что число служебных машин внизу будто бы поубавилось. Посмотрели в «глазок» – на площадке вроде бы никого. Пора расходиться. Может быть, поодиночке получится проскользнуть незаметно.
Но только мы приоткрыли дверь, как внутрь вломились агенты в штатском во главе с капитаном милиции. Нас смяли, разбросали по сторонам, ворвались в комнаты. Несколько женщин, и я в их числе, подбежали к окнам и стали звать на помощь. Испуганные дети тоже подняли крик. Нас стали оттаскивать от окон. Пожилую Хану Ароновну больно ударили в грудь. Я вцепилась обеими руками в оконную решетку и продолжала кричать, пока какой-то верзила не оторвал мои пальцы от металлических прутьев. В ответ я ударила его по лицу, и тут же сама испугалась: что теперь будет? Но верзила только удивленно посмотрел на меня и спросил: «Ну что, теперь успокоилась?» Видно, мой удар был для него недостаточно сильным.
Роза Иоффе увела детей в другую комнату, чтобы как-то их успокоить. Появился начальник районного отделения милиции: «Вы звали на помощь? Вот я пришел. В чем дело?» «Вам лучше знать, в чем дело», - ответила хозяйка квартиры. Наташа потребовала, чтобы непрошенные гости немедленно покинули квартиру, а нам дали возможность разойтись по домам. Но нас не выпускали, явно ждали кого-то. Наконец пришел тот, кого ждали - с виду типичный гебешник. Когда мы попросили его предъявить документы, он сказал: «А зачем вам? Я Иванов Иван Иванович». «Это тот самый, на котором вся страна держится?», - спросила я. Он ответил: «Да, тот самый». «Иван Иванович» из КГБ предложил нам выходить из квартиры по одной с интервалом в пять минут. Мы же настаивали на том, чтобы уйти всем вместе. В конце концов он уступил: «Только идите тихо, а то народ возмущен, возможны эксцессы».
На улице нас поджидал Миша Хаит. Он сказал, что его держали под домашним арестом. Чтобы приехать к жене и дочери, ему пришлось спрыгнуть с балкона второго этажа. Теперь нам стало ясно, почему никто из наших мужей не смог попасть на улицу Бутлерова, чтобы нас поддержать.
«Оконная демонстрация» в День защиты детей состоялась также в квартире Гали Цирлиной, где милиция заблокировала восемь наших отказниц. Изольду Туфельд не выпустили с мужем в больницу к умирающему отцу. Наташе Хасиной, жившей на первом этаже, удалось попасть с ребенком к врачу только потому, что она смогла вылезти сама и вытащить детскую коляску через окно. Маша Слепак вышла на балкон с плакатом вместе с мужем Володей. Миша, муж Гали Кремень, выставил на подоконник динамики, подключил микрофон и стал рассказывать историю своего отказа, а потом поставил кассету с еврейскими песнями. Через несколько дней его вызвали в милицию, откуда он вернулся только через пятнадцать суток.
Ида Нудель, которая не собиралась в тот день выходить с нами на демонстрацию, тоже была под домашним арестом в своей квартире в Кузьминках. Она написала плакат: «КГБ, отдай мою визу!» и вышла с ним на балкон. Агенты в штатском, вооружившись металлическими прутьями, пытались сбить плакат с соседних балконов. Кончилось это тем, что они разбили у нее в кухне окно. Ида закрыла окно фанерой с нарисованной шестиконечной звездой. Немедленно явился милиционер и потребовал убрать «это безобразие». Вскоре на нее было заведено уголовное дело по статье 206 УК РСФСР (умышленные действия, грубо нарушающие общественный порядок и выражающие явное неуважение к обществу).
***
Утром второго июня Наташа Розенштейн обнаружила у себя под окнами на асфальте надпись крупными буквами: «Евреев – в гробы!». Ее муж Гриша надел талес и со словами «давно Москва не видела еврея в талесе» вышел на улицу, встал над надписью и прочел молитву. Наташа пошла в райотдел милиции и заявила начальнику, что будет готовиться к самообороне. Не зря ведь нас предупредили, что «народ возбужден, возможны эксцессы». А эта надпись прямо указывает на то, что готовится еврейский погром.
В квартире у Розенштейнов состоялась пресс-конференция для зарубежных корреспондентов. Собрались почти все участники событий первого июня. Подобные встречи с западной прессой были единственной возможностью сообщить миру правду о том, что с нами происходит. Ира Лайнер подробно рассказала о происшедшем. Мы показали разорванные плакаты, палки с гвоздями, которыми орудовали гебешники, продемонстрировали наши ссадины и синяки. Ида тоже беседовала с корреспондентами.
Нашим ответом на надпись «Евреев – в гробы!» стала очередная демонстрация, которая состоялась на Трубной площади. День был воскресный, шел легкий летний дождь. Нас собралось десять женщин-отказниц. Я сбросила куртку и осталась в желтой футболке со звездой Давида на груди и на спине. В руках у нас плакаты: «Отпустите или кладите в гробы!». Остановилась старушка, внимательно читает, что написано на плакатах. Минут через пять подъехала милицейская машина. Нас затолкали в нее и повезли в отделение милиции. Мой муж и Миша Хаит вскочили в такси и погнали за нами.
Демонстрация женщин-«отказниц» в Москве
В отделении милиционеры смотрели на нас с любопытством. Атмосфера почти непринужденная. Лена Чернобыльская вязала. Наташе Кац разрешили пройти в отдельную комнату покормить грудного ребенка. Галя Кремень очень кстати захватила с собой бутерброды, которые мы тут же съели. Наши мужья маячили под окнами, их не прогоняли. Появился следователь, который был настроен удивительно благодушно. «Не понимаю, почему вы так рветесь уехать? Вот у меня жена тоже еврейка...» - «И вы до сих пор не подали документы? Ведь еврейская жена - не роскошь, а средство передвижения!» Общий смех... После «профилактической беседы» следователь распорядился нас отпустить.
***
Некоторые наши «девочки» начали выражать сомнение в эффективности демонстраций протеста: «Вы выходите со своими плакатами, а властям наплевать». Но мы считали, что это - единственный доступный нам способ обратить внимание на наши требования. Мы, конечно, рискуем. Но этот риск будет оправдан, если хоть одна семья отказников получил разрешение. Разумеется, каждая из нас в глубине души надеялась, что именно ее не посадят.
Новая демонстрация была назначена на Лубянке, прямо напротив здания КГБ. Быстро подходим к назначенному месту. Встали, развернули плакаты. Я - в своей желтой футболке с шестиконечными звездами, Наташа Розенштейн - в голубой с надписью «Отпустите нас, граждан Израиля!». Галя Кремень пришла с младшим сыном. У него в руках фотография отца и плакатик: «Отпустите из тюрьмы нашего папу!» Ида Нудель, Наташа Хасина, Лена Чернобыльская и Наташа Кац с плакатами «Визы в Израиль!» Вообще каждый из нас самостоятельно выбирал, с каким плакатом выйдет, причем этот выбор часто был не так прост. Например, имеем ли мы право требовать визы в Израиль, если некоторые туда не едут?..
В сквере на площади Дзержинского полно сотрудников в штатском – сидят на скамейках, прогуливаются. Прямо у здания КГБ - две спецмашины. Скорее всего, им заранее стало известно о новой демонстрации. Но почему тогда нас не хватают?..
Очевидно, власти на этот раз избрали другую тактику: продемонстрировать отношение к сионистам «простых советских людей». Вокруг нас сразу же собралась недружелюбная толпа. Какой-то тип, тыкая пальцем в мой плакат, с угрозой произнес: «А ну-ка посмотрим, что тут понаписано!» Он стал вырывать у меня плакат, а в это время во всю работали кинокамеры.
Свои плакаты мы крепили к тонким деревянным палочкам от детских кроваток. Одна такая осталась у меня в руке и фигурировала потом как вещественное доказательство того, что я избивала ей мужика, отнимавшего у меня плакат. Из толпы слышались злобные выкрики: «Гитлера на них нет!», «Отъелись на русских хлебах!», «Обнаглели совсем эти евреи!» Передо мной возникла какая-то наглая баба и стала трясти кулаком прямо перед моим лицом, явно провоцируя на драку. Я еле сдержалась.
А вот и милиция появилась! Подбежали, окружили нас плотным кольцом. «Ваши документы», - обратился ко мне милиционер. Я хочу достать паспорт, но обнаруживаю, что нет моей сумки. Подошел еще один. Вдвоем они потащили меня к подземному переходу. Я вырываюсь, кричу: «Дайте мне найти мою сумку, там документы!» Мои конвоиры не реагируют. Нас догоняет муж и сует мне в руки сумку. Я немного успокаиваюсь: паспорт и все, что нужно на пятнадцать суток, со мной.
Меня посадили в «Волгу», по обе стороны - милиционеры. Приехали в уже знакомое 18-е отделение. Через некоторое время привезли остальных. Но атмосфера сегодня совсем не та, что была несколько дней назад после демонстрации на Трубной площади. Против меня давал показания тот самый мужчина, который вырвал у меня плакат. «Кто вас бил?» - спросил его следователь. Он указал на меня. Сына Гали Кремень допрашивали наравне со взрослыми: «Как тебе не стыдно, мальчик! А еще, наверное, пионер! В какой школе ты учишься? Мы сообщим директору о твоем поведении». «Отстаньте от ребенка, не имеете права!» - взорвалась Галя...
Наташа Розенштейн, Галина Нижникова, Наташа Хасина
Состряпанные следователем протоколы допросов пахли дурно. У меня - злостное хулиганство и неповиновение представителям власти, у других - только злостное хулиганство. Мы отказались это подписывать. Потом всех нас несколько раз переписывали в разные книги, проверяя при этом паспорта. Через некоторое время Гале Кремень с сыном, Наташе Кац и Наташе Розенштейн разрешили ехать домой. Мы остались вчетвером. Пришел кто-то в штатском, спросил: «Кто тут Нижникова?» Я отозвалась. Неизвестный оценивающе посмотрел на меня, усмехнулся и вышел. «Не обращай внимания!», - сказала Ида.
Отпустили Нудель, Чернобыльскую и Хасину. Я осталась одна. Мне вручили повестку: явиться снова в понедельник, 12 июня. Потом подсунули еще какую-то бумагу: «Распишитесь в получении». Я посмотрела - да это же протокол допроса, который я отказалась подписывать! За кого они меня принимают?.. Сгоряча сказала все, что думаю по этому поводу. «Она грамотная, у них на квартире проходит юридический семинар», - подал голос стоявший рядом мой опекун из КГБ.
Я попросила милиционера вернуть мне паспорт. В ответ услышала: «Паспорт пока останется у нас» - «Не имеете права!» - «Придете в понедельник, выясним, кто прав, а кто виноват. А то можем до понедельника оставить вас здесь...» «У меня тут все приготовлено», - ответила я, показывая на сумку. – «И теплые носки есть?» - «Не волнуйтесь, полный комплект». У выхода из отделения меня встретили муж и Наташа Хасина. Домой шли пешком, хотелось подышать свежим воздухом...
С этого дня черная «Волга» постоянно дежурила возле нашего дома. «Добилась все-таки этой высокой чести», - шутил муж. «Топтуны» сопровождали повсюду - в метро и в автобусе, в магазине. Казалось бы, для чего за мной установлена слежка, как за агентом иностранной разведки? Объяснение нахожу только одно: чтобы запугать, сломать волю. Впрочем, у них были и другие способы давления на психику.
Однажды в почтовом ящике обнаруживаю открытку с израильскими почтовыми марками на имя мужа: «Привет из Филадельфии от Е. Каценелинбойген! Хлопочу за тебя перед американскими властями. Нам нужны мужики убирать нужники. А тебя, значит, ОВИР не пускает?.. Гидрометцентр СССР еще не выгнал кандидата наук на чистку нужника. Обязательно звание профессора нужно, а начальники лаборатории не нужны..» И еще что-то в том же духе.
Думаю, не надо пояснять, что знакомых с такой фамилией ни в Израиле, ни в Филадельфии у нас, разумеется, не было. Остается только догадываться, как появилось в нашем почтовом ящике это безграмотное письмо. Что ж, к этому тоже надо было привыкать...
***
Вечером в субботу мы, как всегда, встретились возле синагоги на улице Архипова. Наташа Розенштейн рассказала о коротком суде над ней по делу, возбужденному после «оконной демонстрации». Ее обвиняли в том, что она... не выпускала из своей квартиры милиционеров. Тех самых, которые ворвались к нам в День защиты детей! А когда она заявила, что у нее сохранились вещественные доказательства насилия над женщинами - металлические крюки и палки с гвоздями, которыми орудовала милиция, судья счел за лучшее вообще закрыть это дело.
Мы решили, что мне не надо в понедельник идти в милицию за паспортом, так как перспектива провести пятнадцать суток в обществе уличных проституток и другой подобной публики была более чем вероятна. Тем более что через несколько дней мы с Наташей должны были уехать с детьми в деревню на Волге, где уже сняли на лето избу.
***
По всем признакам приближался суд над Идой Нудель. У нее взяли подписку о невыезде, усилили за слежку, которая велась неотступно, беспрерывно и совершенно открыто. Несмотря на постоянное нервное напряжение, она держалась прекрасно, проявляя удивительное самообладание, стараясь вести обычный образ жизни. И в компании следовавших за ней по пятам «топтунов» даже регулярно ходила в бассейн.
Ида обнаружила, что ей ставят в вину, в том числе, нарушение общественного порядка во время демонстрации на Трубной площади. Это была явная ложь. Она потребовала вызвать на суд в качестве свидетелей всех участниц той демонстрации. У нас были фотографии, где видно, что Ида даже плаката в руках не держала, а просто стояла вместе с нами. Мы со свекром Абрамом Иосифовичем побывали у судьи Анашкина, пытались вручить ему заявление с просьбой вызвать нас в суд как свидетелей. Но, поняв, о ком идет речь, он выставил нас из кабинета. Тогда мы отправили свои заявления по почте с уведомлением о вручении адресату.
Накануне суда мы пытались устроить Иде пресс-конференцию с иностранными корреспондентами. Она не сомневалась, что ей грозит тюрьма, и это была последняя возможность обратиться к своим друзьям в Израиле и во всем мире. Обзвонили представителей зарубежных изданий, аккредитованных в Москве. Однако никто из них так и не пришел.
Дату судебного разбирательства до последнего дня держали в секрете. Я вместе с другими нашими женщинами сопровождала Иду в суд в составе группы поддержки. У входа в здание - милиция, машины, кинокамеры. Запомнился забавный эпизод. Отказник Борис Чернобыльский зашел в телефонную будку позвонить кому-то, а «товарищ в штатском» пристроился в соседней будке. Борису было слышно, как он докладывает: «Подошли Нижниковы, Цирлина, Рахленко, Кремень... Вижу Шварцман и еще одну с улицы Бутлерова, забыл фамилию...» «Розенштейн», - выглянув из своей будки, подсказал Борис.
Здесь мы узнали, что на этот же день и на это же время назначен суд над одним из лидеров еврейского движения в Москве - Владимиром Слепаком. Поэтому часть нашей группы осталась с Идой, а другие отправились к Володе. В здание суда нас не пропустили, сказали, что в зале все места уже заняты. Милиционер предложил Иде зайти одной. Она наотрез отказалась. Через некоторое время нам все-таки разрешили подняться на второй этаж. Но это была только уловка, чтобы заманить Иду внутрь.
Трижды выходила секретарь суда, приглашая Нудель пройти в зал, но она твердо стояла на своем: Потом объявили, что суд принял решение о принудительном приводе обвиняемой. Милиция тут же кинулась к Иде. Мы пытались ее защитить, началась настоящая свалка. Им все же удалось затолкать Иду в зал заседаний. Теперь и с нами можно было не церемониться - всех тут же вышвырнули обратно на улицу. Арика Рахленко и Женю Цирлина, у которых была от Иды генеральная доверенность, буквально вынесли на руках.
Иду Нудель приговорили к пяти годам ссылки в Сибирь. Из здания суда ее вывели с черного хода, куда впритык подогнали тюремную машину. Нам удалось лишь на мгновение увидеть ее поднятую в приветствии руку... Мы с мужем, как и планировали, отправились с детьми в деревню. А когда вернулись в конце августа, нас ждало разрешение на выезд из СССР.
Друзья прощались с нами навсегда. Тогда, в 1978 году, мы считали, что больше никогда уже не увидимся. Накануне нашего отъезда Иде удалось дозвониться из сибирской деревни в Москву. Ее первый вопрос был: «Кто получил разрешение?» «Нижниковы», - ответили ей. «А кто еще?» - «Тебе что, мало?» - «Мне мало!»
***
Когда я приехала в Америку, друзья в Советском Союзе продолжали оставаться в отказе. Я знала, что не смогу чувствовать себя счастливой ЗДЕСЬ, пока они остаются ТАМ. Я писала о них, выступала в еврейских организациях, перед журналистами, участвовала в грандиозной демонстрации перед советским посольством в Вашингтоне. В городе Линн близ Бостона мне и адвокату Морису Рапопорту удалось создать общество помощи семьям отказников в СССР и приехавшим в США еврейским иммигрантам.
Судьба наших «девушек» сложилась по-разному. Наташа Хасина более десяти лет находилась под плотной опекой КГБ, сейчас с семьей живет в Израиле. Елена Чернобыльская, муж которой три года провел в тюрьме, тоже в Израиле. В еврейское государство репатриировались Галя Кремень, Галя Цирлина и Майя Рябкина. В Израиль уехала Наташа Розенштейн, но ее, увы, уже нет в живых. Семья Хаитов эмигрировала в Канаду, Наташа Кац с семьей живет в Бостоне.
Публикуемые в этой рубрике материалы предоставлены
израильской ассоциацией «Запомним и сохраним»
http://www.soviet-jews-exodus.com
Исполнительный директор Аба Таратута
Напечатано в «Заметках по еврейской истории» #5-6(175)май-июнь 2014 berkovich-zametki.com/Zheitk0.php?srce=175
Адрес оригинальной публикации — berkovich-zametki.com/2014/Zametki/Nomer5-6/Nizhnikova1.php
