Анатолий Зверев. Портрет Б.Гасса
Секретарь Союза писателей, завидев меня с Эдиком Елигулашвили[2] в холле, несказанно обрадовался.
– Ребята, к нам едет небезызвестный молодой поэт, потенциальный переводчик с грузинского Александр Межиров, сделайте доброе дело, встретьте его на аэродроме, обласкайте и отвезите в гостиницу. Номер забронирован. Хлопот у вас с ним будет мало, зато пользы для грузинской литературы очень даже много.
С того дня мы крепко подружились с Сашей.
Интересный он человек, Александр Межиров. Крупный поэт с чутким литературным слухом и поразительной памятью, он способен сутками читать наизусть стихи, процеженные сквозь сито его тонкого вкуса. Он приобщил нас к поэзии Цветаевой, Пастернака, Ахматовой, Мандельштама. Он поддержал в начале пути Евтушенко, Ахмадулину, Вознесенского, горячо рекомендовал их нам в переводчики. Впрочем, это не помешало ему написать впоследствии стихотворение (не знаю, опубликовано ли) с таким началом:
Понаделал я игрушек –
женек, беллок и андрюшек...
Помню, Женя подарил Саше при мне свою книгу «Обещание» с припиской «исправиться».
Пути их, к сожалению, разошлись, хотя и Белла, и Женя всегда с теплотой и благодарностью говорят об Александре Межирове.
Когда на одном из литвечеров Беллу спросили, как она относится к резкой статье о ней и Евтушенко, напечатанной Межировым, она ответила: «Не знаю, что пишет Саша прозой, но я его нежно люблю».
Краткое отступление.
Сашина страсть к чтению стихов однажды привела к умилительному исходу. Как-то на Верийском спуске у него отлетела подмётка. Саша заглянул к холодному сапожнику (который шьет неутепленную обувь), и пока тот чинил ботинок, Межиров читал вслух стихи о Грузии.
Закончив работу и получив «гонорар», сапожник вдруг снова приладил ботинок и торжественно вбил ещё один гвоздь:
– Это за поэзию!
Мы долго сидели в гостинице, обменивались литературными новостями, Саша, конечно, читал стихи. Прервал нашу беседу телефонный звонок. Первый секретарь СП Грузии Ираклий Абашидзе пригласил нас всех к себе на хаши. Что и говорить, для нас это была большая честь.
Ладо Гудиашвили
Портрет Ираклия Абашидзе у фрески Руставели
Фото картины – подарок И.Абашидзе автору
Под конец застолья Саша шепотом предложил мне свозить в Мцхета Эдуардаса Межелайтиса с супругой. Оказывается, они ещё в Москве договорились о встрече в Тбилиси. Я обрадовался случаю познакомиться с замечательным литовским поэтом.
На этот раз мы решили изменить маршрут и показать гостю вместо Свети Цховели развалины древней крепости Самтавро – музей под открытым небом.
Тамошний сторож дядя Миша, наш «хранитель древностей», словоохотливый старик с цепкой памятью, показывал, рассказывал, читал надписи.
Межиров долго разглядывал древнюю скульптуру, и все не мог понять, на каком языке выбита надпись. Дядя Миша подсказал: на арамейском. Саша воскликнул: «На том самом языке, на котором Понтий Пилат допрашивал Христа!» Наш сторож в тон ему, но, почему-то обращаясь к Межелайтису, сказал:
«Запомните, вы стоите на земле, которая никогда не знала еврейских погромов!»
Мы поехали на плато фуникулера. Саша Межиров увлеченно читал новые переводы, Межелайтис с грустинкой в голосе заметил:
– Ираклию Абашидзе везет больше моего. Саша любит переводимые им стихи. А вот Борис Слуцкий жалуется, будто переводил мои стихи, мучимый бессонницей и головной болью...
Через несколько лет Межелайтис интеллигентно вспомнил о нашей встрече и прислал мне свою книгу «Карусель».
«Дорогому другу Борису Гассу – на добрую память о Тбилиси с чувством благодарности, уважения и симпатии.
От сердца! Ваш Э. Межелайтис
Вильнюс
04.V.1967 г.»
Саша «таинственный человек», всякий раз без предупреждения возникал в Тбилиси. И частенько привозил с собой то одного, то другого молодого русского поэта, снабжал нас новыми кадрами переводчиков грузинской поэзии.
Однажды он «по секрету» сообщил мне с Эдиком о визите гонимого властями удивительного художника Юрия Васильева.
– Представляете Юрино состояние, сказал он, широко раскрыв и без того огромные глаза. – Едва появилась о нем статья с репродукциями в «Лайфе», его исключили из Союза художников, начали преследовать. Юра запуган, подавлен, надо его подбодрить!
А тут как назло вдоль перрона выстроились военные, видно, встречали важную особу. Саша запаниковал: «Юра может возомнить Бог знает что, надо его спасать»...
Поезд остановился, грянул военный оркестр. Юра вышел из вагона розовощекий, улыбающийся, он даже не обратил внимания на строй солдат!
В Тбилиси Юра принялся «шлепать» портреты друзей. Изобразил он и Сашу Межирова.
Ю.Васильев. Портрет Александра Межирова
С того дня начались Сашины казни – он объявил войну собственной внешности: изменил прическу, стал поджимать губы, щурить глаза... «Вот она, действенная сила искусства!» – смеялись мы.
В дальнейшем мои с Сашей отношения, пожалуй, наиболее точно определил сам Межиров в дарственной на книге стихов:
«Дорогому и доброму Борису – дружески, сердечно, почтительно».
Мы часто встречались, много ездили по Грузии, ночи напролет читали стихи, говорили о литературе, Саша тепло принимал меня в Москве, и все же наши отношения не переросли в короткую, тесную дружбу, носили оттенок почтительности.
Так мы держали дистанцию до самого приезда Межирова в Израиль.
Александр Межиров и Борис Гасс в Герцлии
А на другой день после встречи Саша вдруг предложил: «Давай будем на "ты", понимаешь, на этой земле я не могу быть с тобой иначе. Помнишь, как я дружил с Фейгиным[3], и все же до самой его смерти мы оставались на "вы", но на этой земле вот не могу»… Затем Саша подарил мне свою новую книжку, и когда я прочитал первые слова «Родному Борису», то понял, что холодок почтительности в наших отношениях исчез окончательно. Впрочем, улетучился холодок, а почтительность осталась.
Саша выглядел уставшим, сильно постаревшим. Он успел уже побродить по Тель-Авиву, «ни минуту не присел, всю ночь на ногах», вот мы и решили посидеть у него в номере, болтали до поздней ночи.
Сашин номер в гостинице был крохотный, но Межиров словно в оправдание сообщил, что здесь жил Сергей Михалков.
А. Межиров в Израиле
Спустя пару дней мы поехали в Крестовый монастырь. Саша говорил о первых впечатлениях от Израиля, «я просто в шоке, никогда не испытывал такого», я же осторожно процитировал «некрещеный, необрезанный». Межиров удивился: «Откуда ты знаешь это мое новое стихотворение?» Пришлось напомнить автору, что оно было недавно напечатано в «Огоньке»...
В прежние времена провести с Сашей день было все равно, что прочитать антологию русской поэзии. Но в тот день я не услышал от Саши ни одного стихотворения. И памятуя его слова об Иосифе Бродском: «Знаешь, почему он не приезжает в Израиль? Боится, что потом не сможет писать стихи», – я со страхом подумал, не произойдет ли нечто подобное и с самим Межировым. Но этого не случилось, Саша даже в Израиле написал несколько стихотворений.
Войдя в храм Крестового монастыря, Саша молча подошел к фреске Руставели. Я расчехлил аппарат и попросил его стать ближе к колонне. Саша категорически отказался: «Что ты, Боря, разве я могу фотографироваться рядом с Руставели?!» Скольких я снимал на фоне этой фрески, и только Саша Межиров не посмел приблизиться к портрету великого старца.
Уже покидая Крестовый монастырь, я решил подарить Саше какой-нибудь сувенир и купил у предприимчивого сторожа-араба серебряный маген-давид. И лишь значительно позже осознал всю потешность ситуации – я дарю «некрещеному, необрезанному» русскому поэту купленную у араба в грузинской церкви еврейскую шестиконечную звезду...
Больше мы не встречались.
Как несправедливо жестоко обходится порой судьба с человеком.
Александр Межиров, способный часами читать наизусть стихи в кругу друзей, на склоне лет потерял память… Воистину, «артиллерия бьёт по своим».
Отчаянный солдат, возивший на грузовике под обстрелом хлеб и продукты в блокадный Ленинград, умер на чужбине в доме престарелых.
Александр Межиров уже в США так подытожил свою жизнь:
Ты прожил жизнь... Там прожил, где тебя
Всегда любили, ненавидя люто,
И люто ненавидели, любя, –
Так надо было небу. Не кому-то.
Ты избран был не кем-то. Избран Им,
Служить Ему – и только, – и за это
Был ненавидим всеми и любим
По воле Неба и Его Завета
Примечания
[1] Борис Гасс «Люблю товарищей моих», Израиль, 2012.
[2] Тбилисский литератор, друг автора.
[3] Эммануил Фейгин, 1913-1985, тбилисский литератор, писавший по-русски.
Напечатано в журнале «Семь искусств» #6(53)июнь2014
7iskusstv.com/nomer.php?srce=53
Адрес оригинальной публикации — 7iskusstv.com/2014/Nomer6/Gass1.php
