Юрий Поликарпович КУЗНЕЦОВ – русский поэт.
Родился 11 февраля 1941 года в станице Ленинградской (бывш. Уманская) Краснодарского края в семье кадрового военного и учительницы. Отец погиб во время Крымской операции при штурме Сапун-горы 8 мая 44-го. Это определило судьбу поэта: «В моем детстве образовалась брешь. Это была сосущая загадочная пустота отцовского отсутствия, которую я мог заполнить только словом. Много написал стихов о безотцовщине и постепенно пришел от частного к общему… Мой отец погиб не случайно. Это жестокая правда моей поэтической судьбы. Если бы отец вернулся с войны живым, трагедия народа была бы для меня умозрительной, я был бы ненужным поэтом, пошел бы по боковой линии народной жизни, как обеспеченный генеральский сынок, неминуемо бы впал в духовное одичание метафоризма. Я недолго увлекался метафорой и круто повернул к многозначному символу». Детство Кузнецова прошло в Тихорецке. После недолгой учебы в Краснодарском пединституте ушёл в армию – два года провел на Кубе, застав так называемый Карибский кризис. Впечатления от этого периода отразились в первом поэтическом сборнике «Гроза», вышедшем в Краснодаре в 1966 году. В том же году поступил в Литературный институт, учился на семинаре поэзии Сергея Наровчатова, после окончания института остался в Москве. В 1969 году женился на сокурснице Батиме Каукеновой, в браке родились две дочери - Анна (1970) и Екатерина (1980). Первый московский сборник «Во мне и рядом – даль» (1974) вызвал множество критических откликов и споров. Тогда же познакомился с критиком и литературоведом Вадимом Кожиновым, высоко оценившим появившийся сборник Кузнецова. Работал в редакции национальной поэзии издательства «Современник», издательстве «Советский писатель», с 1996 года – редактор отдела поэзии в журнале «Наш современник». С 1987 года и до последних дней вёл поэтические семинары в Литературном институте. Лауреат Государственной премии РСФСР 1990 года за книгу стихотворений и поэм «Душа верна неведомым пределам». Всего при жизни поэта вышло 22 сборника стихотворений и поэм, в том числе книга избранных переводов «Пересаженные цветы». В 1998 году сделал поэтическое переложение Слова о Законе и Благодати митрополита Илариона – первого именного произведения русской литературы. В последние годы работал над поэтической трилогией о Христе, в которую вошли поэмы «Путь Христа», «Сошествие в ад», «Рай» (осталась незаконченной). Юрий Кузнецов умер 17 ноября 2003 года, похоронен на Троекуровском кладбище в Москве. Итоговый сборник стихотворений «Крестный путь» вышел в 2006 году под заглавием «Крестный ход» (редакторы исказили первоначальное авторское название). В 2011-2013 годах издательством «Литературная Россия» было выпущено 5-томное комментированное собрание стихотворений и поэм Кузнецова.
Тексты всех стихотворений печатаются по тетради беловых рукописей Юрия Кузнецова, где они расположены в хронологическом порядке (отметим, что некоторые стихи здесь даны в редакции, заметно отличающейся от последней авторской воли из позднейших книг), но при этом над каждым из стихотворений римскими цифрами указан его порядковый номер (очевидно, в составе предполагаемого цикла), что и позволяет нам попытаться впервые наглядно представить задуманный автором любовный цикл в его дополнительной внутренней драматургии. Порядок этот не соответствует хронологии написания стихотворений, хотя все они были написаны подряд в период с 23 июня по 23 сентября 1980 года, и никаких других стихов, кроме вошедших в цикл, в этот период Кузнецов не написал. Исключение составляет ещё одно любовное стихотворение («Не грустя о семейной потере...», 3 июля 1980), которое явно перекликается с другими стихотворения этого цикла (ср., например, VII. «Что тебе до семейных измен?..»), но в рукописи перечёркнуто.
Надо сказать, что в некоторых книгах данный цикл был явлен читателю частично: например, в книге «Русский узел» – почти полностью в задуманном Кузнецовым виде, за исключением не издававшегося вообще при жизни автора стихотворения «Я на тебя пришёл взглянуть...», или в книге «Отпущу свою душу на волю» (1981) – то же самое, но уже и без стихотворения «Ты не любишь загадок в любви...». Однако даже в таких случаях цикл не был явно обозначен как таковой (стихи внешне как бы случайно оказались друг за другом или помещены в общий раздел любовной лирики, соседствуя с другими стихами на эту тему).
Впервые тексты всех десяти стихотворений цикла были опубликованы уже после смерти Юрия Кузнецова в 4-м томе комментированного собрания его стихотворений и поэм (М.: «Литературная Россия», 2012). К этой книге мы и отсылаем читателя за подробностями о разных редакциях каждого из стихотворений и о последней авторской воле по этому поводу. Однако в этом издании тексты расположены в соответствии с концепцией собрания сочинений так же, как и в рукописи, – в хронологическом порядке (более того, II-е стихотворение вынесено в конец книги – в раздел ранее не опубликованного), что не даёт читателю возможности наглядно проследить авторский замысел относительно цикла как целого. Впервые предоставить такую возможность — задача настоящей журнальной публикации.
I.
Я в жизни только раз сказал люблю,
Сломив гордыню тёмную свою.
Молчи, молчи... Я повторяю снова
Тебе одной неведомое слово:
Люблю, люблю!.. Моя душа так рада
На этом свете снова видеть свет,
Ей так легко, ей ничего не надо,
Ей всё равно – ты любишь или нет.
II.
Я на тебя пришёл взглянуть.
Нагая, ты проснулась.
Одной рукой прикрыла грудь,
Другой меня коснулась.
И я схватил, и я схватил
И ту и эту руку.
Но то, что я в тебе открыл,
Досталось мне на муку.
III.
Ни жена, залитая слезами,
Ни свеча за вечный упокой, –
Только ты стоишь перед глазами,
Как звезда стоит перед землёй.
Я не знаю, что такое счастье.
Господи, её люблю одну!
И бросаю в изголовье страсти
Верную законную жену.
Пронеслись меж нашими огнями
Гибкое сияние и мгла
Так, что и руками и ногами
Обменялись чуткие тела.
Кровь дышала жадно и глубоко,
И дымилась страсть из-под ногтей.
И летал то низко, то высоко
Треугольник русых журавлей.
Вслед ему душа моя летала
И роняла молнии огня.
И жена во сне затрепетала:
– Господи, не покидай меня!
Где они, как тень между ногами,
Журавли, отпущенные мной?..
Ты одна стоишь перед глазами,
Как звезда стоит перед землёй.
IV.
– В этот мир без имён
Я вошла и сказала:
«Это стих или он?» –
Так тебя я узнала.
Помнишь?
– Помню ли я?
Я глядел среди дыма
На круги бытия,
И на Бога, и мимо.
Но заметил тебя
И окликнул судьбою.
Помнишь?
– Помню ли я?
Я пошла за тобою!
При подруге ты рвал
Моё тихое тело,
До земли целовал –
Я ответить не смела.
– На чужой стороне
Ты сорочку роняла.
Перед сном и во сне
Ты о чём вспоминала?
Помнишь?
– Помню ли я? –
Ты зубами блеснула. –
Боже, помню ли я!.. –
И навстречу шагнула.
V.
БРАЧНАЯ НОЧЬ
На окраине света и тьмы
Мы чисты перед солнцем измены.
Эти стены мы взяли взаймы,
Но попались стеклянные стены.
Как на снег прошлогодней зимы,
Мы на брачное ложе присели.
Это ложе мы взяли взаймы
У давно отшумевшей метели.
Дай мне прежние ночи стряхнуть!
Я забыл, что рассвет неминуем,
Твою круглую терпкую грудь
Забирая одним поцелуем.
Не кипели на крепких устах
Ни слова, ни кровавая пена,
Но запели в отверстых ушах
Чьи-то вопли: измена, измена!
Это женщины-годы неслись
На меня, не прощая измены.
Словно стая потерянных лиц
Налетела и смотрит сквозь стены.
Эти годы я кинул давно,
Эти лица я помню едва ли.
– С нами бог! – и разбили окно,
И меня от тебя оторвали.
Обезумев, я крикнул огня:
– Ты их видишь? –
Ответила: – Вижу.
Твоё тело не любит меня.
Почему ты такой? Ненавижу! –
И заснула неведомым сном,
Словно во поле тихом и белом.
Вдруг ты вспыхнула рдеющим ртом,
Вдруг ты вздрогнула веющим телом.
Застонала, ни старых страстей,
Ни грудей не скрывая во мраке.
И по ним от незримых ногтей
Забугрились багровые знаки.
Что за нежить нагнали мечты?
Ты очнулась, как зимняя стужа:
– Почему мне явился не ты?
Эти знаки от бывшего мужа.
Молвил я: – Это знаки любви,
И других не бывает жесточе.
Но поверь: это знаки мои...
Так кончаются брачные ночи.
VI.
Мы полны соловьиного свиста.
И туманную книгу любви
И страницы смертельного смысла
Пролистали, как губы свои.
Может быть, они сами листались,
Не стихая всю ночь до утра.
Языки, словно змеи, ласкались
В глубине двуединого рта.
Знаю, день не сулит утешенья.
Глубоко оставляют следы
Эти ласки на грани смешенья
Человека, огня и воды.
Но сияй молодыми грудями,
Как пречистая дева во мгле,
Поневоле моими кровями
Очищаясь на этой земле.
VII.
Что тебе до семейных измен?
Что тебе до разорванных звеньев?
Что тебе до обрушенных стен?
Что тебе до летящих каменьев?
Горный воздух так свеж и глубок,
И леса обступают огулом.
Посмотри на бегущий поток,
Он живёт своей силой и гулом.
Он поток. Он ломает хребты
И летящих камней не боится.
Он зажмёт им орущие рты,
Он обточит им грубые лица.
Он шумит про своё и ничьё,
Он уходит в открытое море,
Где купается имя твоё
И гуляет душа на просторе.
VIII.
ВОЗВРАЩЕНИЕ НА МЕСТО
В эту степь забрели мы на счастье
И гуляли всю ночь до утра.
И зелёные вмятины страсти
Распрямить не успела трава.
Просто так не могла позабыться
Эта ночь… Я вернулся назад,
Как убийца на место убийства…
Разве я в чём-нибудь виноват?
Только вижу: какие-то люди
В наше место вперили зрачки.
То глумясь, то толкуя о чуде,
Ложе страсти разносят в клочки.
Рвите, рвите!.. В убогой потребе
Ваши лучшие годы прошли.
Наше ложе не здесь, а на небе!
Наши вмятины глубже земли!
IX.
Грозы, грозы гремят над землёй,
Клады, клады горят под землёю.
Небеса за моею спиной,
А земля под твоею спиною.
Ты не любишь загадок в любви,
Встречных дум и громового риска.
И все женские мысли твои,
Словно ласточки, стелятся низко.
До свидания! Так и скажи.
Разочтёмся, как русские люди...
Ощетинились, будто ежи,
Подо мною подталые груди.
Что за муки точили твой бег?
Я не видел лица заострённей.
Что за руки хватали твой снег?
Ты закуталась в сотни ладоней.
Словно листья, ладони шуршат –
Шелестят наглецы и тихони.
Проступившие иглы торчат
Сквозь мои и чужие ладони.
Как последний из этих людей,
Я не вынес заказанной муки,
Отрывая от зимних грудей
Вместе с иглами верные руки.
С глаз долой! – про себя говорю, –
И привета не жди ниоткуда.
В это лоно ты крикнул люблю,
Улю-лю – ты услышал оттуда.
X.
Всё прошло! Золотые надежды
Только снились. Я гол как сокол.
Я увидел дневные одежды
И ночные одежды нашёл.
– Что с тобой? – ты глаза распахнула.
– Посмотри и увидишь сама. –
Ты змеиные ноздри раздула.
– Молодая, ты сходишь с ума!
– Я его не имела и прежде! –
Ты летала, от гнева бела.
То хватала дневные одежды,
То ночные одежды рвала.
Все порывы твои и замашки
Возопили, как ведьма в трубе:
– Если сына рожу я в рубашке,
Он рубашку одолжит тебе!
Только клочья я вырвал из рук
И накинул на голое тело.
Оставайся! Какое мне дело
До ловушек твоих или мук.
Я ударил твой голос дверями
И отпрянул в осеннюю мглу.
Я прошёл проходными дворами
И увидел: стоишь на углу!
Ни перстом, ни крестом не хранима,
Ты глядишь, словно загнанный зверь:
– Как, ты мимо проходишь?
– Да! Мимо.
– Это ложь. Я не верю!
– Не верь.
Проходя мимо лжи и неверья,
И свистящих камней бытия,
Я упал перед запертой дверью,
За которой – огонь и семья.
1980
