Александр Андреевич ДЬЯЧКОВ
Родился в 1982 году в Усть-Каменогорске (Казахская ССР, сейчас Казахстан). В 1995 году семья переехала на Урал, в Екатеринбург. Окончил ЕГТИ и Литературный институт им. А.М. Горького в Москве. Автор многочисленных публикаций в литературных журналах Москвы, Санкт-Петербурга, Новосибирска, Екатеринбурга и др. Автор трёх поэтических сборников. Участник поэтической группы «Разговор». Живёт и работает преподавателем в Екатеринбурге.
* * *
моему полному тёзке – деду
Александру Андреевичу Дьячкову
Все улицы в нашем районе
вели и ведут, но не в Рим,
а на Уралмаш, где на фоне
зари поднимается дым.
Закрою глаза и увижу,
как серый уральский народ,
похожий на мутную жижу,
стекался на этот завод.
И где-нибудь в вязком потоке,
в военную форму одет,
течёт мой худой, одинокий
и очень молоденький дед.
В его комсомольском задоре
(походка, словечки и взгляд)
сквозит затаённое горе,
вселенские планы гремят.
Начало берёт не от устья
французо-немецких идей
то религиозное чувство,
что делает русских людей.
Начало – оно в православном
юродстве, монашестве, но
не в Сталине и уж подавно
не в Марксе с Вольтером оно.
* * *
На первой исповеди я
сказал, прочтя стишки:
– Грехов-то нету у меня,
а так – одни грешки.
Священник странно посмотрел
Из-под прикрытых век…
– Пусть я не делал добрых дел,
я добрый человек.
– Ну, хорошо – сказал монах, –
немного погоди.
Давай пойдём за шагом шаг.
Итак, не укради?
– Да – с удивленьем я сказал…
И дальше мы идём.
…К концу беседы я признал,
что согрешил во всём.
– Ну, разве только не убей…
И тут я вспомнил – чёрт! –
как бывшей девушке своей
дал денег на аборт.
Перевернулся мир вокруг,
я обнаружил зло.
Но не уныло стало вдруг,
а так – светло, светло.
ПОЭТ И ПОЭТ
– Поэт наивысшего сорта,
чего ты так пишешь убого?
– Я был гениальным от чёрта,
а стал графоманом от Бога.
– Да стоит ли верная вера
утраты волшебного гения?
– Искусство – пустая химера,
а вера источник спасения.
* * *
Г.А.
Видеть правду не умеем,
видеть правду не желаем.
Под готовую идею
вечно факты подгоняем.
Подгоняли в коммунизме,
в христианстве подгоняем.
А проблемы русской жизни
не решали, не решаем.
* * *
Мне девочка в любви призналась,
я ощутил над нею власть.
Мешались в сердце власть и жалость,
отцовская любовь и страсть.
Чтоб с ней не согрешить невольно,
боясь коварного блуда,
той девочке я сделал больно:
я с ней расстался навсегда.
Но вновь она пошла в атаку,
я пожалел… поговорил…
Хозяин так любил собаку,
что по кусочкам хвост рубил.
* * *
У русской деревни депрессия
и страшный видок паралитика.
Поэзия? Что ей поэзия!
Политика? Что ей политика!
Деревня работу забросила,
сидит у дебильного телека.
Какое набрякшее озеро!
Какое лохматое дерево!
И хочется выхлопать-выстирать
вон то неопрятное облако.
Когда у народа нет Истины,
природа безлико-уродлива.
Лишь белая-белая церковка
(отрада мечтателя грустного),
как чистая-чистая девочка
полюбит и вылечит русского.
На небе тревожное зарево,
в природе нет больше гармонии,
и тучи, как ведьмино варево,
и словно бы трещины – молнии.
* * *
Она не виновата,
и он не виноват.
Когда же вы, ребята,
спустились прямо в ад?
Вас маринует в банки,
закатывает быт.
…Жена читает гранки,
муж садик сторожит.
На кой живую душу
плодить без перспектив?
Адам, жену послушав,
берёт презерватив.
* * *
Сосны – это ёлки
встали на ходули.
Я шагнул по тропке,
и они шагнули.
Лезу ближе к лесу,
заберусь на сопку.
Там, для интересу,
опрокину стопку.
Станет жизнь помягче,
горести попроще.
Солнце как-то ярче
засияет в роще.
Станет каждый листик
чётким, как на фотке.
Нам в России водка –
психоаналитик.
Стопки маловато!
Из горла да в горло.
Вдруг из грязной ваты
побежали свёрла…
* * *
Когда я смысл жизни утрачу,
чтобы не пить лекарств,
я приезжаю на старую дачу,
лучшее из государств.
Над баней дымок притворяется тучей,
а туча похожа на дым.
Куст развалился уродливой кучей,
здоровый сорняк рядом с ним.
Убого, расхристанно... очень красиво,
и так по-имперски, как Рим.
И жизнь становится не невыносима,
я сам не невыносим.
Ломаю старый забор у сарая,
чтобы наделать дров.
Ада не надо, не надо рая
и больше не надо слов.
* * *
Я – ханжа! Я в себе разделился!
В кале, в гное, в блевоте душа.
Вдоволь я погулял-поглумился,
убивал день за днём, не спеша.
Что Бодлер? И не снились Бодлеру
те цветы первоклассного зла,
что я вырастил в сердце, к примеру,
бил жену и супруга ушла.
А снаружи гляжу современно:
проповедник, почти что пророк...
Трахнул душу, сломал об колено,
но убить, слава Богу, не смог.
Где ты, Господи? Я умираю:
то грешу, то реву, то молюсь.
Не тоскую по вечному раю,
да и ада уже не боюсь.
РОМАНС
Что стоишь, качаясь, тонкая рябина?..
Она поёт про тонкую рябину,
что ей одной качаться суждено.
Я знаю, что потом её покину,
что мы не будем вместе всё равно,
но вру и вру, даю враньём согреться,
осуществляю женскую мечту.
От жалости мне разрывает сердце:
и я один качаюсь на ветру.
Она уродлива, ей тридцать пять не меньше,
психически надломлена судьбой.
В моей постели было много женщин,
но я не спал с настолько ледяной.
С каким доверчивым, с каким живым участьем
она припала к моему плечу,
а я... а я давно не верю в счастье,
но тоже улыбаюсь и молчу.
Когда она мне трогает щетину,
в душе проснуться что-то хочет, но...
В два голоса поём мы про рябину,
что ей одной качаться суждено.
* * *
Вот в этом дворике прошло чужое детство.
О, где ты дворик детства моего?
Я в жизни не забуду наше бегство
из Казахстана нового, того,
где русские в одно мгновенье стали
врагами подлыми. Их нечего терпеть!
На пустыре, где мы в футбол играли,
теперь кривая высится мечеть.
…Поправлю строчку и проверю знаки,
а может быть, оставлю всё как есть…
В остывшем чайнике кипит, бушует накипь,
никак не может, бедная, осесть.
* * *
Я помню, шёл по полю,
мне было десять лет,
и вдруг, почуяв волю,
во мне возник поэт.
Я замахал руками,
понёсся во всю прыть,
я начал петь стихами,
кричать и говорить.
– Ты весь горох потопчешь!
А ну, иди сюда!..
Я с поля вышел в рощу,
сгорая от стыда.
Кричал мужик-колхозник,
не то чтоб очень злой,
но весь такой серьёзный,
измученный такой.
– Пацан, ты сделал плохо!
Родители-то где?..
– Я шёл не по гороху,
я шёл по красоте.
* * *
Когда идёт святая служба,
о чём я думаю впотьмах?
Себя обманывать не нужно –
я думаю о пустяках.
Я думаю о внешнем виде,
о «вечной» славе, о блуде,
о нанесённой мне обиде,
о развлеченьях, о еде.
Я думаю о том, как долго
всё это тянется опять.
Меня на месте чувство долга
обязывает достоять.
Летят в руке по кругу чётки,
Молюсь-молюсь, молитвы – ноль.
Ботинки – чёртовы колодки,
пойти поставить свечку что ль?
Душа – картонная коробка,
и даже меньше – коробок.
А если вдруг пытаюсь робко
собрать свой ум, то видит Бог,
как начинаю думать сразу,
что я особенный, святой.
Одна слеза течёт из глаза,
и я горжусь слезинкой той.
Соседка слева причаститься
боится, судя по глазам.
Её пугает наша лжица.
Она не при-, как говорится,
а за-хожанка в Божий храм.
Соседа слева ненавижу
за то, что запах от него.
Смотрю в алтарь и прямо вижу,
как я не вижу ничего.
Но нет! О чём бы я ни думал,
и как бы ни старался бес,
из верхних окон, там, где купол,
там, где квадратики небес,
в день самый пасмурный и серый
проглянет солнце из-за туч.
Подарит жаркий, сочный луч
и мне наполнит сердце верой.
В конце 2013 г. вышла книга Александра Дьячкова «Перелом души», выпущенная издательством журнала «Урал». В неё вошли лучшие стихи Александра последних лет. «Перелом души» включает в себя книгу «Здравый смысл», подготовленную к печати ещё в 2010 году, но не вышедшую по финансовым причинам, поэму-коллаж «Прелесть» и стихи из раздела «Снег из фонаря». Предисловие к книге написал поэт Юрий Казарин.
