Витька
Толстый мальчик Витька приходил на детскую площадку, садился на край песочницы и наблюдал за нами маленькими карими глазками, взгляд которых, как нам казалось, ровным счетом ничего не выражал. Мы бегали, играли, орали, а он просто сидел – большой и очень спокойный. Мы росли, и Витька рос вместе с нами.
Иногда мы приходили на площадку, когда он сидел на качелях и безуспешно пытался на них раскачаться. Увидев нас, мальчик вставал и уступал нам место, устраиваясь на краю песочницы.
Витьку было не принято обижать. Когда-то давно это пытался сделать один чужой мальчик, но все ребята очень возмутились и начали кидать в него песком, чтоб он отстал от нашего Витьки. А Витька вдруг поднялся и как-то неловко стал загораживать своего обидчика от летящих рассыпучих комьев. От неожиданности мы опешили, а мальчишка с ревом убежал. Витька постоял, без выражения глядя на нас и вернулся на свое место. Мы тоже постояли, а потом продолжили нашу игру.
Иногда Витька брал веточку и что-то чертил на песке. Мы подходили и пытались разглядеть что-то знакомое в непонятных кругах и завитках. Но ничего понятнее, чем «солнышко» никогда не могли разглядеть. Когда мы улыбались ему, он улыбался нам. Когда кто-нибудь сильно падал и ранился, Витька сочувственно гладил пострадавшего по голове, дул на пораненые коленки, но выражение его лица при этом не менялось.
Зимой мы делали снежные крепости и кидались снежками до поражения одной из сторон. Витька тогда стоял невдалеке, в толстых меховых одежках сам похожий на круглый снежок и наблюдал за игрой. В конце игры он подходил к проигравшим и говорил не очень внятно:
– А потом… Потом, да? – и мы понимали, что это обещание победы в следующий раз. Мальчишки хлопали его по мягким большим плечам и восклицали:
– А то, Витя! Конечно!
Это были очень теплые моменты для Вити. Он всегда после этого улыбался.
Толстый мальчик жил с бабушкой Эсфирью Владимировной, мамой Машей и папой Толей. Мама и папа работали, а бабушка изредка появлялась в кухонном окне третьего этажа и наблюдала за тем, как ее Витенька гуляет.
Так шло из года в год. Ничего не менялось. Пока не появилась во дворе новая девочка по имени Наташа.
Наташа
Тринадцатилетняя Наташа пришла на площадку июльским вечером, села на кольцевые перекладины, окрашенные в ярко-красный цвет и, сцепив пальцы рук замочком на животе, стала с довольно бойким выражением лица наблюдать за нашей шумной компанией. Мы готовились к игре в казаки-разбойники. Дети младше качались на качелях, а Витька все так же сидел на краю песочницы, в которой играли самые маленькие.
Наш заводила Сашка, которому уже исполнилось пятнадцать, очень ловкий и весьма дружелюбный парень, всегда умевший организовать двор на активные виды деятельности, кивнул в ее сторону и спросил:
– Кому известна сия особа?
Все пожали плечами и помотали головами. Тогда Сашка не спеша подошел к кольцам и весьма вежливо представился:
– Я – Александр. А это – мои рыцари и их дамы! А как вас зовут, незнакомка?
Девочка сделала недовольное лицо и, отведя взгляд куда-то в сторону и ввысь, ничего не ответила.
– Ну-ну, – проворчал несколько уязвленный Сашка, впрочем, человек по натуре не злой и не обидчивый, – я думал, вы скучаете, и хотел пригласить вас разделить ваше одиночество с нами.
– Наташа меня зовут, – тоном одолжения ответила девочка и довольно язвительно добавила, – а чего это вы так странно выражаетесь, Александр?
– В смысле? – не понял Сашка.
– Рыцари, дамы, незнакомка, одиночество… Романов начитались?
Сашка рассмеялся:
– Начитался. Каюсь. Ну, так пойдем?
– Ладно. Посмотрим, что вы можете мне предложить, – как бы нехотя соскользнула с колец Наташа.
Мы познакомились и вскоре уже вместе бегали сломя голову по оврагу среди высоких стеблей пижмы и полыни, прятались между гаражами и, рисуя стрелочки мелом, огибали наши дома то слева, то справа. Наташа, поначалу опасавшаяся, что новая компания может обидеть ее, расслабилась и оказалась вполне коммуникабельной и нормальной девчонкой.
Через полтора часа беготни и криков, когда все казаки переловили почти всех разбойников и осталось поймать только двух девочек – новенькую Наташу и Олю, Сашка разработал план-перехват типа «клещи». Мы должны были разделиться на три группы. Первая должна была остаться во дворе и следить за ситуацией – и взять в плен внезапно появившихся девочек. Две другие пошли в разные стороны разыскивать «разбойниц». Пойманные «разбойники» расселись на горке, к тому моменту покинутой малышами, и стали ждать конца игры. Витька оставил свой пост и подошел к нам.
– Как? – спросил он. – Все?
– Нет. Две еще, – щупленький Гусик, прозванный так из-за фамилии Гусиков, показал Вите два перемазанных травой и мелом пальца.
– Не обидел их кто? – неожиданно спросил Витя.
Гусик поднял удивленно брови и, слегка вытаращив глаза, произнес:
– Ну ты, Витька, даешь! Смотри как ты умеешь мыслить!
Витька отвернулся и засопел. То ли обиделся, то ли смутился.
В этот момент появились «казаки» с последними пойманными «разбойницами». Шумная толпа подошла к горке и стала громко разбирать подробности игры. Наташа стояла раскрасневшаяся и довольная. Она исподлобья поглядывала на явно понравившегося ей Сашку, накручивая на палец красивые каштановые волосы. Витька радостно заулыбался. Ему нравился шумок нашей компании и какая-то причастность к общему веселью.
– Ну, ты молодец! – воскликнул Сашка и хлопнул Наташу по плечу, как бы в знак одобрения.
Наташа рассмеялась. И в этот, казалось бы, ничего грустного не предвещавший момент, ее по плечу мягко хлопнул и наш улыбающийся Витька. Но на наше удивление Наташа грубо и резко толкнула его, отчего он оступился и упал навзничь. Мы охнули. А Наташа, вся вспыхнув, злобно закричала на него:
– Ты чего руки суешь? Ты себе чего вообразил, дебил! Ребята, вообще кто это? Откуда эта образина взялась?
Сашка первым кинулся поднимать Витьку. Мы все столпились рядом с ним и стали его отряхивать и успокаивать, чтоб он, не дай бог, не заплакал. Витька недоуменно хлопал короткими ресничками, потирал свою маленькую в коротком ежике рыжеватых волос голову, наполнившуюся мелким песком и невразумительно бормотал:
– Да что? Ничего. Я ничего.
Гусик подошел к Наташке и, глядя на нее как-то искоса, тихо сказал:
– Ты зря так. Он наш. Очень хороший мальчик. Ты лучше иди пока. Иди отсюда.
Наташа выглядела невероятно удивленной. Она глубоко вдохнула и не могла выдохнуть: разве можно сравнить этого толстого и ее? И вообще, разве она обязана была знать, что он их, урод такой?
С трудом выдохнув, она дернула ладонями снизу-вверх и, резко повернувшись, побежала в подъезд нашего дома.
Рудаковский
Димка Рудаковский жил в соседнем дворе девятиэтажного дома. Он был нехороший мальчик. Наш Сашка так и говорил малышам:
– В тот двор не ходите. Там хулиган Рудаковский живет. Я туда не хожу и вам не советую. Если пойдете, то можете схлопотать от него.
К нам этот Димка изредка пытался наведываться. Но бдительные бабульки на лавочке поднимали истошный крик:
– Иди отсюда, хулиган такой! Ты чего приперся? Уходи, а то милицию вызовем!
После чего из окон начинали выглядывать всякие дяди Пети, тети Кати, и Рудаковскому приходилось сматывать удочки.
У себя во дворе он достал всех: то заматывал цепи качелей вокруг перекладины так, что малыши не могли кататься, то горку посыпал землей, то под окна и в подъезде бросал окурки, а на замечания соседок, огрызался почти нецензурно. Друзей у Димки не было. Другой, более авторитетный хулиган Просиков, живший в северной части микрорайона, сплотил вокруг себя шайку из подобных ребят. Но Рудаковский почему-то в нее не шел.
Димка был из неблагополучной семьи. Отец его сидел в тюрьме, мать пила, а бабушка, работавшая лифтером в собственном доме, с трудом справлялась с ним и его младшим братом Олежкой.
Мы упустили тот момент, когда Наташка, отвергнутая нами за выходку по отношению к Витьке, вдруг подружилась с этим хулиганским недоразумением – Рудаковским. Надо признать, что Димка был внешне довольно смазливый мальчик. При своих четырнадцати годах, он выделялся высоким ростом, стройностью, имел обманчиво ясные красивые глаза.
Сашка как-то недоверчиво-хмуро наблюдал за передвижениями парочки по району и говорил каждый раз, когда их видел вместе:
– Может, ее родителям рассказать?
Рассудительная Вика Козлова, вторая по авторитету во дворе девочка, не соглашалась с ним:
– Откуда ты знаешь, может, ее родителям так же наплевать на нее?. Может быть, они на нас только наорут? В конце концов, это ее жизнь!
Никто не обратил внимания, что наш Витька, как и все мы, со стороны внимательно наблюдал за дружбой Наташи с Рудаковским. Глаза его по-прежнему ничего не выражали.
Так прошло лето. Мы все пошли в школу. Отшуршал листопад, и вот осень начала потихоньку уступать место зиме, которая по ночам подмораживала жухлую листву. Мы стали реже встречаться, в ожидании снега мечтая с головой снова окунуться в веселые зимние игры.
Витьку иногда по выходным можно было увидеть во дворе. Он сидел на краю песочницы, подперев пухлую щеку кулаком, и смотрел по сторонам. Мы махали ему, он махал нам… Но однажды случилась беда.
Вечером в воскресение, когда ближе к шести часам вечера уже стало темнеть, а в окнах зажглись огни, с последних этажей соседней девятиэтажки раздался истошный крик. Кто кричал, было непонятно, но этот крик, пронзительный и надрывный, услышали все. Из окон стали выглядывать люди, кто-то вышел во двор. В соседнем доме начался переполох. Буквально через несколько минут послышался вой сирен.
Любопытство вытолкнуло многих людей на улицу. Некоторые даже побежали «на разведку» в соседний двор. Больше всех из соседей голосила Витькина бабушка.
– Чего это она?- удивилась тетя Катя, – Витька дома небось.
– Не, – покачал головой, закуривая дед, имени которого никто из нас не мог выговорить, – Витька ее уже больше часа как на улицу вышел. Он ведь всегда выходит, когда видит во дворе малышню.
– И что? – недоверчиво посмотрела на него тетя Катя, – небось где-то на площадке в темноте и сидит.
– Не. На площадке уже никого нет. И Витька домой не вернулся.
– Пустите меня! – кричала Эсфирь Владимировна, – я должна туда на крышу залезть!
Кто-то ее удерживал, кто-то бродил с фонариком по площадке, кто-то громко и четко говорил:
– Эсфирь Владимировна, успокойтесь же! Там у них свои дела! А Витенька, может быть, крика испугался и в подъезде где-нибудь сидит.
Следующий громкий вопрос заставил всех на время замолкнуть:
– А Наташку мою кто-нибудь видел? – взволнованно спросила тетя Люба, мама Наташи.
Эсфирь Владимировну к соседнему дому не пустили соседки. Наташина мама, нахмурясь, побежала туда быстро-быстро. Дым валил с верхних этажей. Люди стояли толпой, задрав головы, и смотрели, как пожарные бегали в подъезд и из подъезда со шлангами, как с крыши поливали куда-то вниз. Но было не понятно, что горит и где. Потом из подъезда во двор вынесли одни носилки, следом вторые, немного погодя – третьи. На первых лежала перемазанная сажей Наташка. Вторые оказались полностью накрыты. А с третьих все время пытался подняться Витька. Шедший рядом медбрат упорно укладывал его обратно, но тот, как ванька-встанька то и дело поднимался. Вскоре подоспела и милиция. Один из милиционеров, увидев, что Витька находится в сознании, подбежал к нему и спросил:
– Говорить можете?
Витя снова попытался сесть на носилках и вполне внятно и громко сказал:
– Могу. Я могу говорить.
Что рассказал Витька
– Да что он знает! Что он может сказать! – говорили у нас во дворе.
– Это Витька-то? Ну, нашли свидетеля!
– Они бы Чарлика у бабы Кати спросили!
Так говорили глупые взрослые. Но мы, Витькины друзья, абсолютно сразу и безоговорочно поверили во все, что рассказал Витька милиции.
В тот вечер Витька вышел во двор, вопреки уговорам бабушки, посидеть дома.
– Я пойду, – сказал он, – там они. Скоро вернусь.
– Ну иди, иди, охранник, но недолго! – сдалась бабушка.
Витька сидел и смотрел, как трое ребятишек семи лет делали из песочницы сад – втыкали в мерзлую землю ветки. Ветки ломались и не хотели становиться деревьями, но детишки не унывали и продолжали упорствовать довольно долго, пока на двор не стали спускаться сумерки. Затем начали расходиться. Витька посмотрел им вслед и тоже уже собрался идти домой, как недалеко, около горки, появилась Наташа. Она, явно ожидая кого-то, постояла какое-то время, а потом со стороны улицы раздался свист.
– Я тут! – крикнула она. Оказалось, что у нее был такой уговор с Рудаковским. Он иногда приходил к нам во двор, когда темнело. Витька знал это, но никому не говорил. В этот раз Рудаковский спросил Наташку:
– Пойдем к нам в моторную, как в прошлый раз?
– Нет, не могу, – ответила Наташа, – у меня сейчас мама вернется с работы. Я ненадолго вышла.
– А мы ненадолго и сходим! – упорствовал Рудаковский, – курнем, и все.
Они постояли немного в полумраке. Витьку они не видели, горка загораживала его от них. Он их тоже, поскольку сидел к ним спиной.
– Ну, ладно… – сказала Наташа, – пойдем, но недолго, как обещал.
Витька не мог объяснить, что его потянуло пойти вслед за ними. Неуклюжий мальчик с шаркающей походкой странным образом не был замечен ушлым Рудаковским и осторожной Наташей. Должно быть, они очень увлеклись разговором.
Парочка поднялась на лифте на последний этаж. Витька стоял внизу и смотрел, какие кнопочки зажигались. Вызвал лифт и нажал на ту же кнопку, выйдя на девятом этаже, огляделся. На ступеньках, ведущих от последней квартирной площадки вверх, заметил недокуренную до конца, еще тлеющую сигарету. Она лежала огоньком вверх, словно указывая направление движения. Витя оперся рукой на перила и стал тяжело подниматься вверх, пока не остановился перед железной дверью с надписью «Моторная». За дверью кто-то возился. Жестяной скрежет ключа в замке заставил Витю отступить несколько шагов назад, так что он чуть не упал с лестницы. Его шарканье по полу в тишине подъезда заставило парочку притаиться за дверью. Витька сел на лестницу и тоже затих.
– Как ты думаешь, кто там? – спросил голос Димки.
– Не знаю. Наверно, показалось! – ответил Наташкин голос, – может, я все же пойду?
– Да, ладно, закуривай!
Через несколько минут снова послышалась возня и возмущенный голос Наташки:
– Эй! Руки куда?
– Да жалко тебе?
– Ладно, Дим, все! Выпусти меня сейчас! Мне пора!
– Фигушки!
– Перестань! Я, наверно, пойду. Меня мама искать будет!
– И что? Маленькая девочка боится мамки? А если я ей все расскажу?
– Чего расскажешь?
– А все! Что куришь, например. Лучше оставайся…
– Да она тебя же первого и прибьет!
Послышался Димкин сдавленный смех.
– Дурак что ли? – довольно громко воскликнула Наташка и послышался какой-то шлепок и активная возня. Потом раздался крик:
– Сейчас загорится! Дурак, открывай скорей!
– Сама дура! Ключ в куртке был, которую ты в шахту сейчас уронила!
Димка, балуясь, пытался поймать Наташку снятой с себя курткой, одновременно держа в руках зажженную сигарету. Наташка, вырвав куртку, захватила его и сигарету из его руки. Куртка, резко выхваченная из рук парня, выскользнула из рук девочки и самым неудачным образом полетела в лифтовую шахту вслед за тлеющей сигаретой. Из шахты довольно быстро повалил дым – кабина лифта оказалась на верхних этажах. Малюсенькая комнатенка моторной стала быстро наполняться дымом, и Наташка, уже не таясь, стала орать. Крик ее был такой испуганный, что бедный Витька в тот же момент своей, пусть маленькой и очень слабой головой, сразу понял – беда! Но ведь вряд ли кто-то мог в своих квартирах, наполненных звуками телевизоров и разговоров, расслышать ее крик, идущий из-за железной двери моторного отделения, расположенного под самой крышей девятиэтажки. Витя мячиком скатился вниз и поступил так, как поступил один герой, которого он видел в кино: ударил в окно кулаком со всего маху, и сильно поранив руку, разбил его и истошно заорал на весь микрорайон:
– Пожар! Беда! А-а-а-а-а-а-!!!
Именно его крик, а не крик Наташки, запертой в моторной, был услышан первым. На площадку девятого этажа тут же выскочили люди и учуяли запах гари и дыма.
– Пожарные! Пожарные! – кричал Витя. Но уже и без этого люди стали набирать 01.
Когда приехали пожарные и взломали моторную, то обнаружили Димку, скорчившегося на полу, и Наташу, сидевшую высоко на узком выступе около маленького зарешеченного оконца моторной. Оконце было разбито, а девочка вдыхала одновременно свежий морозный воздух и запах гари. Хулиган Димка перед тем, как задохнулся в маленьком помещении валившим из шахты густым дымом, подсадил Наташку на неширокий выступ на стене и приказал разбить окно. Это ее и спасло.
Из больницы Наташа вернулась довольно быстро. Когда она первый раз после произошедшего вышла во двор, то смущенно прошла мимо стоявших у подъезда бабушек, среди которых была и Эсфирь Владимировна, размеренно и нравоучительно говорившая соседкам:
– Дети, они как чистый лист бумаги. Что запишешь, то и прочтешь!
Бабки согласно кивали головами.
Витька сидел во дворе на своем «боевом посту» и наблюдал за малышами, водившими игрушечные самосвалы по другому краю песочницы. Наташа подошла к нему и села рядом.
– Димка был хороший, – сказала она ему, – просто никто этого не знал.
Витька посмотрел на нее своими маленькими, кажущимися бессмысленными глазами и кивнул.
– Он вел себя так, потому что ему никто не верил, – добавила она.
– Надо было верить, – сказал Витя глухим голосом, – мы все разные.
– А ты очень умный, – сказала Наташа и взяла одну из его его толстых и безвольных рук в свои ладони.
– Я не глупый и не умный, – покачал головой Витя, – я даун.
Наташа заплакала.
Витя поднял другую руку и погладил ей голову:
– Не плачь...
