Женщины
Встретились две женщины сорока и пятидесяти лет. С интересом, пристрастно посмотрели друг на друга: не виделись давно, изменились ли, в какую сторону? Да что там, ясно в какую: годы бегут, и хотя душа остаётся молодой, да пережитые думы-печали свои следы на лице оставляют.
Нет, сорокалетняя ещё «ничего»: фигурка ладненькая, макияж… Чувствуется, что лет своих пока не осознаёт (или борется с очевидным?) – короткая, по молодёжной моде, юбочка, длинные волосы по плечам… Потому и на знакомую смотрит несколько свысока, с усмешечкой: та располнела, да и вообще – «неужели и я такая буду?..»
Пятидесятилетняя же одаривает её понимающим, снисходительным взглядом: сама в своё время такая была, годков своих не сознавала, а если изредка и вспоминала о них – мириться с ними никак не хотела. И одевалась по-молодёжному, и волосы по плечам распускала, и так же пританцовывала на месте от желания поймать наконец, не давшуюся до сих пор в руки Жар-птицу, от уверенности в том, что всё ещё впереди…
Это сейчас она понимает, что возраст надо нести с достоинством. Придёт время – поймёт это и нынешняя сорокалетняя. Всему свой срок.
Военная музыка
В зале ожидания автовокзала, сидя на передней скамейке, играл на аккордеоне мужчина средних лет. Пока стояла у кассы за билетами, особого внимания на него не обращала. Отметила только про себя профессиональную игру и репертуар аккордеониста: он исполнял мелодии песен военных лет – "В землянке", "Жди меня", "Ой, туманы мои, растуманы"… Музыкальный инструмент звучал мягко и грустно, словно неназойливо напоминая всем о минувшем.
Купив билет, решила присесть на ту же скамейку – неподалёку от музыканта. И только расположившись рядом, поняла, что он слеп и на аккордеоне играл не просто "от нечего делать". У ног мужчины лежал раскрытый чемодан, в который довольно часто летели монеты и бумажные купюры. Народ не скупился. Мелодии военных лет, кажется, не на шутку бередили души людей.
Время от времени, прекратив на минутку-другую игру, музыкант наклонялся к чемодану и неторопливо шарил в нём рукой. Собрав деньги, так же неспешно разглаживал их, складывал купюры пополам и засовывал их в карман брюк. После этого игра возобновлялась…
Человек работал. В лице его, в каждом движении сквозило чувство собственного достоинства. И брал он не подаяние, а плату за труд душевный…
Заблудились…
Хорошо чувствовать себя исследователем, открывателем «уголков родного города»!
… Ряд частных домов, спускающихся по склону вниз. Около одного из них дети срывают с клумбы астры.
– Девочки, как называется эта улица?
– Чулкова гора.
Впервые слышу это название, впервые иду с приятельницей по этим местам, хотя расположены они в центре Курска: крутой скат горы по направлению к реке Тускарь, справа – дома, слева – деревья, в середине – ненадёжная деревянная лестница – доски качаются под ногами. Поддерживая друг друга, спускаемся по ступенькам вниз.
Вот и заброшенный «ничейный» сад, о котором много раз слышала, но вижу впервые. Запасливые куряне уже собрали здесь урожай яблок, груш и пустили их в дело. Но на некоторых яблонях – на верхних ветках – ещё висят спелые да наливные… А под грушевыми деревьями – кучи падалицы.
Идём потихоньку по самому низу склона, трясём яблони, собираем упавшие фрукты…
Вдруг – злобный собачий лай. За высоким металлическим забором – огромный «волкодав», привязанный к длинной цепи, пытается дотянуться до нас. Откуда здесь ТАКАЯ собака? Всё просто: под склоном, на поляне строятся и стоят уже обжитые кирпичные особняки. При одном взгляде на них восхищённо замирает сердце: вот это строения, вот это размах! Куда там западным буржуа (если судить, скажем, по зарубежным фильмам) до наших «новых русских», возводящих в прекрасных уголках природы такие вот чудо-терема-зАмки не на один скромный этажик… А участки земли, примыкающие к ним! Да что там рассказывать – всё это надо видеть своими глазами.
Вот и мы: посмотрели да и пошли восвояси. Чтобы побыстрее выбраться в город, потопали по одной из тропинок сада вверх по склону, наискосок.
Однако, человек, как известно, предполагает, а кое-кто хлопает в ладоши и смеётся… Шли мы, шли, вот уже, кажется, и верх склона: сейчас последние шаги сделаем и выйдем на одну из центральных улиц города…
Но – как бы не так! Подняться-то на склон мы поднялись, да только попали в тупик. Заблудились, как это ни смешно. Тропинка, по которой мы брели вверх по откосу, обрывалась прямо перед носом: упиралась в забор чьего-то огорода. Дальше ходу не было.
Возвращаться назад? К той же «отвергнутой» нами лестнице? Нет уж, будем искать иной выход…
Ага, вот и надежда: дырка в заборе, прикрытая старым, отслужившим свой век корытом. Пройдём через огород, а с хозяевами как-нибудь объяснимся.
Так и сделали: отодвинули корыто, прошли, поставили его на место и двинулись между грядок к небольшому деревянному домику: извиниться перед хозяевами за не прошеное вторжение, попросить выпустить нас отсюда.
На стук в дверь никто не ответил. Ну да ладно, думаем, уж теперь-то найдём продолжение пути: выходят же как-то отсюда…
И вот тут началось самое непонятное: куда ни «ткнёмся» из огорода, всюду – тупик (деревянная калитка возле дома, через которую можно было бы выйти, оказалось запертой на замок). Ходим «по кругу» – раз и другой – а выхода не видим. Как в заколдованном царстве. Даже страшно стало. Я уже хотела, махнув рукой на возраст и чувство достоинства, перелезать через калитку (раза в полтора выше меня), уже примеривалась к ней, как вдруг услышала радостный возглас спутницы:
– Нашла! Иди сюда!
Маленькая дверца была спрятана между двух плетней… Однако радоваться мы начали рано: открыв и закрыв за собой дверцу, мы очутились в таком месте, какого мне не доводилось видеть ни разу в жизни. Земля здесь была поделена на маленькие лоскутки, разнокалиберные треугольнички (буквально по два-три квадратных метра). На некоторых из них ещё росли морковь, лук, свёкла, укроп…
Карликовые по величине огородики были отгорожены друг от друга всяческим хламом: старой мебелью, сетками от кроватей, дощечками, палочками, битыми кирпичами, верёвочками, тряпочками… В довершение картины кое-где «возвышались» маленькие низенькие сараюшки. На всём лежала печать нищеты, какой-то старческой немощи.
Вспомнился гоголевский Плюшкин. И ещё: зрелище ассоциировалось с какой-то страшной сказкой, читанной в детстве. Казалось, для полноты увиденного здесь не хватает только Бабы-Яги и её избушки на курьих ножках.
Но ещё больший трепет вызывало то обстоятельство, что мы по-прежнему не находили выхода – уже из лабиринта этих крошечных огородиков.
И как некстати (или кстати?) вспоминались здесь богатые хоромины, виденные несколько минут назад под горой! Те особняки и эти скособоченные сараюшки, те просторные участки земли возле «чудо-теремов» с «бойницами» вместо окон там и эти жалкие клочки здесь! Какие поразительные контрасты! Как красноречиво говорят они о сегодняшнем расслоении общества на богатых и бедных.
Что ещё сказать? Конечно, мы всё-таки выбрались из тупика – прямо на одну из центральных улиц города. Но эти огородики-лоскутки, где мы побывали, вспоминаются до сих пор.
… Будут ли жить в хороминах люди, обитающие в тесных квартирках домов на той улице, куда мы вышли, и занимающиеся «огородничеством» на задворках своих «особняков»? Выберутся ли они к богатой жизни? Мне трудно ответить на эти вопросы утвердительно.
