Хенрик (Генрих) Штифельман[1] родился 15 октября 1870 г. в Одессе, в еврейской семье. О его детстве и юности, да и о дальнейшей личной жизни практически ничего не известно. Поэтому речь пойдет в основном о его деятельности в области архитектуры и благотворительности. Архитектуру он начал изучать в Одессе у известного архитектора польского происхождения Николая Толвинского[2], который по окончании Петербургской Академии Художеств много строил на юге России, главным образом в Одессе, где и поселился в 1889 г., получив в Петербурге звание академика. Вместе со Штифельманом учился Станислав Вайс[3], уроженец Варшавы. Они подружились и начали практику под руководством того же Толвинского. В 1900 г. мэтра избрали ординарным профессором варшавского Политехнического института им. императора Николая II по кафедре архитектуры и он переехал в Польшу. Следом за ним в Варшаву отправились и два его любимых ученика[4], где они основали проектно-строительное бюро, действовавшее вплоть до гибели Вайса в 1917 г.
Действовали друзья очень активно. Построив для начала несколько особняков, они быстро перешли к многоэтажным доходным домам. Большинство их было возведено в самом центре Варшавы – на Маршалковской и прилегающих улицах. Те, что уцелели во время последней войны, до сих пор привлекают внимание внешним видом и играют заметную роль в городском пейзаже. Творческий почерк Штифельмана – Вайса хорошо узнаваем. Они ориентировались в первую очередь на стилистику модного в начале века модерна. При этом все их сооружения отличались четко выверенными пропорциями, умелым распределением объемов, вкусом и элегантной сдержанностью в оформлении фасадов. Бюро успешно справлялось и с организационной частью работы, строило добротно, на современном уровне. Заказы следовали один за другим. Фирма работала масштабно – не будет преувеличением сказать, что творческая деятельность этих архитекторов в значительной степени сформировала столичный облик центра Варшавы этого периода, определив стиль и атмосферу целого ряда городских площадей и улиц на несколько десятилетий вперед. После почти тотального разрушения города лишь сохранившиеся (восстановленные) здания Штифельмана – Вайса и других архитекторов первой половины ХХ в. позволяют представить, чем была Варшава в то время.
Во время Первой мировой войны призванный в русскую армию С. Вайс попал в плен в форте Помехувка и умер в плену же, в Конрадштайне (Conradstein). После смерти друга Штифельман продолжал работать один. Модерн постепенно выходил из моды. Архитектор теперь чаще всего использовал во внешнем оформлении фасадов исторические стилизации. Его роль в формировании облика города в новый период – период независимой Речи Посполитой – не менее существенна. Выстроенные им здания имеют художественную и историческую ценность. Но он был не только талантливым и деятельным архитектором-строителем. Будучи большим любителем отечественного наследия прошлого, Штифельман вошел в Общество опеки исторических памятников с первого момента его основания, одновременно исполняя обязанности секретаря Союза варшавских архитекторов, а с 1900 г. редактировал отдел архитектуры в журнале «Пшеглёнд Техничны» (Техническое обозрение). Он также посвящал много времени и сил благотворительности, будучи членом еврейских общественных организаций. Штифельман умер в Варшаве 10 июня 1938 г., похоронен на еврейском кладбище на Окоповой[5].
Довольно странно, что при таком значительном вкладе в столичную архитектуру, нам не удалось обнаружить ни одной польскоязычной монографии о творчестве этого выдающегося мастера[6]. Данные о построенных им зданиях разбросаны по различным статьям и веб-сайтам.
Один из самых ранних реализованных проектов Штифельмана – Вайса – собственный дом Николая Толвинского (ул. Служевска, 3, строился в 1903-1905 гг.). Мэтр сам участвовал в разработке проекта и не случайно привлек к нему учеников, желая поддержать их в начале карьеры. Внешний вид постройки представлял собой яркий пример модерна. Фасад делился пятью осями, в верхней части дома – ряд больших овальных окон. Новостью стали также открытые террасы на двух симметричных башенках на крыше здания (этой находкой архитекторы пользовались и в дальнейшей практике). Возле дома обустроили зеленый двор с фонтаном и бассейном. Главную лестничную клетку украшали витражи и балюстрады. Правда, при перестройке в 1926 г. здание подверглось заметным изменениям – было достроено еще два этажа, поэтому от террас над четвертым этажом пришлось отказаться. В 1946 г., несмотря на то, что здание было во вполне сносном состоянии и считалось одной из жемчужин польского модерна, его демонтировали[7].
До первой мировой войны бюро Штифельмана – Вайса построило несколько зданий в историческом центре Варшавы:
Семиэтажный доходный дом (1909-1911) в стиле модерн на ул. Мёдовой, 3, в двух шагах от Королевского замка. После Второй мировой войны два верхних этажа убрали, а затем стилизовали фасад под постройку ХVШ в.
Доходный дом на ул. Новогродска, 18. Он сохранился до сих пор в первоначальном виде. Сдержанные, но весьма характерные для модерна формы фасада подчеркивает декоративно оформленная арка: обрамляющие ее полуколонны завершают скульптуры девочки с голубями и мальчика с виноградом в руках[8].
Доходный дом на ул. Злота, 45 (не сохранился).
Особняк, выстроенный в 1908-1909 гг. для Леона и Зофьи Гольдштанд на ул. Монюшко[9]. Эта улица в начале века была застроена многоэтажными офисами страховых компаний и фирм. Единственный трехэтажный особняк представлял собой исключение для общего характера застройки этого района. При строительстве были использованы самые современные огнеупорные перекрытия. Середину фасада украшал застекленный эркер, увенчанный террасой. В 1944 г. особняк сгорел, но прочная конструкция позволяла сделать быстрый ремонт. Однако послевоенная атмосфера меньше всего располагала к сохранению модерна начала века – новые власти решительно меняли внешний вид центральной части города – поэтому устоявшие стены и перекрытия были демонтированы.
В тот же период своей бурной деятельности Штифельман – Вайс успешно возводили многоэтажные здания в районе Маршалковской, которая с конца ХIХ века была главной магистралью деловой и представительской части Варшавы. Из ансамблей не сохранившихся или сохранившихся лишь частично:
В 1909-13 гг. на углу с улицей Олеандров были выстроены два здания-близнецы (№ 19 и 21). Оба разрушены во время последней войны, сохранилась лишь часть флигеля.
Точно такие же симметричные здания стояли чуть дальше, под № 50 и 52) по обеим сторонам ул. Польной. Оба дома возводились по заказу Ф. Саломоновича (F. Salomonowicz). После войны от обоих ансамблей остался только дом № 52, в котором ныне располагается общежитие Политехнического института.
Еще несколько многоэтажек на Маршалковской не пережили военных лет – дом № 31 был разрушен в 1944, руины разобраны в 1946.
Дом № 81а (1904-1905), стоявший на месте табачной фабрики «Union», также был разрушен.
Доходный дом Марианна Конопницкого (1911-1912), ныне – театр «Сирена» на ул. Литевска № 3.
Сохранившиеся постройки заслуживают более подробного рассказа. Огромный доходный дом Яна Лаского был выстроен за год до начала Первой мировой войны на Маршалковской, в тогда еще слабо застроенном районе. Боковым фасадом дом выходил на ул. Багателя (№ 15)[10], а центральным ограничивал с восточной стороны площадь Унии Любельской. В то время здание поражало современников не только высотой, но и эффектным оформлением: характерные для манеры Штифельмана – Вайса объемы, две угловые башни, балконы и барельефы в виде рогов изобилия и стилизованных ваз. Стильная отделка интерьеров – деревянные порталы при входе с лестничной клетки в квартиры, потолки с лепниной, полы из декоративного паркета. В 1914 г. было закончено строительство соседнего дома по ул. Багатела № 13, более скромного, но в том же стиле.
На первом этаже дома № 15 располагались магазины и рестораны. Настоящей легендой стало кафе «Несподзянка» («Неожиданность») на последнем этаже и в башенках-глориеттах, заканчивавшихся небольшими террасами – с одной из них открывался вид на варшавские крыши, а с другой – на незастроенные в то время Мокотовские поля. Во время Первой мировой войны, когда немецкие войска шли к югу, все кафе было забито людьми, наблюдавшими этот марш среди разрывов снарядов и пожаров. Во время Второй мировой войны многие квартиры в доме занимали немецкие офицеры (на соседней улице располагалось гестапо). Одна из жительниц дома, Барбара Зейдлер, вспоминала в мемуарной заметке, что немцы лазили повсюду, пили, безобразничали, грабили. Во время восстания в 1944 г. в доме напротив забаррикадировалась группа повстанцев. Двери всех квартир в доме 15 были открыты, жильцы переходили от окна к окну, чтобы понять, что происходит. После восстания немцы выгнали всех жильцов из дома и погнали в сторону гестапо. Мужчин расстреляли, женщинам велели идти перед танками, сделав из них «живой щит». Мемуаристке, в то время 13-летней девочке, удалось сбежать. После войны она смогла поселиться в том же доме. Оба дома, №№ 15 и 13, были восстановлены в 1946–1948 гг. со значительными изменениями. Например, террасы на башенках заменили плоскими куполами.
Еще один эффектный доходный дом, уцелевший в пожарищах двух войн был возведен в 1913–1914 для семьи Сукерт на ул. Хожа, №№ 1 и 1а. Первоначально это было одно здание, но в 1919 их разделили на две части. № 1а после Второй войны не восстанавливали, а в 2002 разобрали окончательно. Дом № 1 до сих пор играет чрезвычайно важную роль в градостроительной системе города. Это высокое здание в прекрасном стиле модерн, который в течение нескольких десятилетий считался безвкусицей. Долгие годы здание практически не ремонтировалось, но под конец ХХ века произошла решительная переоценка. После ремонта здания проявились его художественные достоинства. Теперь оно эффектно выделяется среди домов, обрамляющих площадь Тшех Кшижи, являясь архитектурным акцентом ее западной части.
Доходный дом на ул. Ноаковского, 4, строился в 1913 г. по заказу Рубинлихта (Rubimlicht)[11], богатого предпринимателя, имевшего на ул. Нововейской склад строительных материалов, которые он сам доставлял на стройку. Позже дом выкупил Казимеж Млодзяновский, представитель известной в межвоенной Варшаве семьи. Его государственная карьера увенчалась тем, что он занял должность министра внутренних дел. Квартиры в этом доме были заняты семьями известных врачей, инженеров и т.д. Во время войны здание обгорело, но не разрушилось. При восстановлении многие декоративные детали были сбиты с фасада – модерн в начале 1950-х был совсем не в моде, игравшие первую скрипку архитекторы относились к нему презрительно. В начале ХХI века в треугольном завершении здания было пробито еще одно окно. Неподалеку, на ул. Львовская, 3, находится выстроенный в 1911 г. той же фирмой доходный дом Саломона Перетца, сохранивший свою первоначальную красоту.
Особую страницу в деятельности Штифельмана – Вайса представляют их постройки благотворительных учреждений.
Самая ранняя из них – лечебница для неврологических больных с симптомами пограничной психиатрии. В 1906 г. Общество опеки евреев, страдающих психическими расстройствами (неврозами), приняло решение построить специальную клинику в Отвоцке (под Варшавой). Инициаторами были врачи Адам Визль (Adam Wiezl), Самуэль Гольдфлам (Samuel Goldflam), Людвик Брегман (Ludwik Bregman) и инженеры Адольф Вейсблат (Adolf Weisblat) и Майер Рудштайн (Majer Rudstein), судья Арнольд Шпинак (Arnold Szpinak)[12]. Они обратились к Штифельману и Вайсу (надо полагать, выбор архитекторов был не случаен). В 1908 г. началось строительство. Это была первая социальная лечебница такого типа.
Проект был осуществлен благодаря Зофье Эндельман (Zofia Endelman), которая продала ради этого все свои драгоценности. На вырученные средства был куплен участок в Отвоцке, на ул. Кохановского, 10. В честь благотворительницы комплекс получил название «Зофьювка». В том же 1908 г. был выстроен корпус с тремя просторными помещениями на первом этаже – столовая, палата для больных и зал ожидания для навещавших. Там же были буфетная, туалеты, комната для гостей и специальное помещение для садового инвентаря. На втором этаже располагались ванные комнаты, каждая на 10–15 лавок. Были также два изолятора для тяжелых пациентов, кабинеты врачей, служебные комнаты надзирателей и кладовки для санитарного оборудования.
В 1910 г. на средства, пожертвованные Германом Познанским, неподалеку от мужского корпуса был построен одноэтажный женский корпус. Внутри находились две просторные спальни, соединенные аркадами, общая гостиная, кабинеты врачей и служебные помещения. В 1926 г. благодаря займу, полученному у городского правления, был выстроен следующий корпус на 60 мест. В 1927 «Зофьювка» располагала уже 275 местами для пациентов.
Первым директором комплекса стал Самуэль Гольфлам[13]. «Зофьювка» принимала «тихих» больных, сохранивших частичную работоспособность. Большинство пациентов лечились на средства Общества опеки или еврейской общины. Некоторые – на средства родственников, подписывавших заявление о регулярной выплате взносов в пользу Общества.
С началом войны «Зофьювка» вошла в состав отвоцкого гетто. 1 августа 1942 г. началась его ликвидация. Из тех, кто еще оставался в клинике, 108 пациентов и 3 врача были убиты. Некоторых отправили в концлагерь, кое-кому удалось бежать (например, директору Миллеру), многие покончили жизнь самоубийством (врачи Левинувна, Маслянко, Лихтенфельд).
В 1943 г. немцы планировали организовать в «Зофьювке» Центр матери и ребенка для восточного региона. Медицинское оборудование по согласованию со службами СС и GG Police было перевезено из гетто в Варшаву. Оба корпуса предполагалось адаптировать для 100 матерей и 150 детей. Один предназначался для акушерства, второй для нянек и сирот. Целью этого учреждения была германизация польских детей и подготовка их для проживания в немецких семьях. Этот фантастический план никогда не был осуществлен, но благодаря ему комплекс не был разрушен. В настоящее время он находится в непригодном для использования состоянии.
После окончания строительства «Зофьювки» (в 1910) Штифельман – Вайс приняли участие в следующем благотворительном проекте. Идея постройки социального объекта – Дома ребенка, запланированного Янушем Корчаком[14], – оформилась к 1909 г., когда Общество «Помощь сиротам» приняло решение построить собственный детский дом и начало собирать деньги (чаще всего это были добровольные пожертвования). 25 апреля 1910 г. состоялось чрезвычайное собрание Общества, посвященное проблеме покупки участка на ул. Крохмальной, 92 (в районе Воля). 12 мая 1910 г. он был куплен за 24.000 руб.
Общество учредило Комиссию по постройке под председательством Исаака Элиасберга. В состав комиссии входил также Януш Корчак. Проект здания был принят в результате ограниченного конкурса, 26 мая 1911 г. были утверждены планы постройки. Ее конструкция и планировка отражали педагогические концепции Корчака. Краеугольный камень был заложен 14 июня. Строительство здания вместе с участком обошлось в 114.000 рублей.
7 октября 1912 г., несмотря на то, что еще продолжались отделочные работы, Януш Корчак (директор Дома ребенка) и Стефания Вильчинска (оба работали без оплаты, на общественных началах) разместили в Доме 85 детей. Официально открытие этого учреждения состоялось 27 февраля 1913 года. Оно началось богослужением и речью проповедника Великой Синагоги на Тлумацкем доктора Абрахама Познанского. На открытие прибыло множество гостей.
Здание строилось как целевой проект, с учетом его основной функции. В Доме можно было поселить 106 детей. В мансарде находилась комната Корчака (характерное окно видно на фасаде), который жил здесь до 1932 г.[15] Дом был четырехэтажный, с центральным отоплением по системе подачи воды под низким давлением. Крыша – черепичная, опоры – кирпичные на железных балках. В полуподвалах, специально изолированных от сырости, располагались хозяйственные помещения, кухня с кладовками, прачечная, котельная и центральное отопление, а также – гардероб, столовая и душевые. На первом этаже – большой рекреационный зал площадью около 180 кв. м с галереей, рассчитанной на 100 сирот и 200 приходящих детей, канцелярия и три классные комнаты.
Второй этаж занимали швейная мастерская, музей Дома, а также две однокомнатные квартиры с кухней, предназначенной для так называемых «очагов». Эти квартиры были заняты временно – там жили какое-то время семьи, проходившие обучение у Корчака перед тем, как взять на воспитание сирот из Дома ребенка. На этом же этаже был бокс для инфекционных больных.
На третьем этаже располагались две большие спальни-дортуары – для мальчиков и для девочек, всего – 106 мест. Помещения были светлые, с хорошей вентиляцией. При спальнях – умывальные комнаты и туалеты, а также комната для воспитателя и сестры-хозяйки.
Чердак был специально приспособлен для сушки большого количества белья, там же установлен магель (устройство для глажки) и шкафы, где хранилось постельное белье, одеяла, одежда и т.д. На каждом этаже были предусмотрены туалеты, которые так же, как умывальные, кухня, прачечная, банные комнаты, были выложены кафелем до высоты 1.80 м, а полы – плиткой. В остальных помещениях полы были дубовые, лестницы выложены мозаикой.
В 1912 г. вокруг Дома ребенка территория была слабо застроена, и ничто не предвещало того, что в самое ближайшее время этот район превратится в промышленный. Тогда только со стороны ул. Карольковой к дому подступала фабрика столовых приборов братьев Ханнебергов. Фабрику и ее покрытый зеленью участок окружала высокая стена. Но постепенно территория вокруг Дома застраивалась. Развеялись надежды Корчака на то, что вдалеке от центра города он сможет предоставить детям покой и зелень.
До войны Корчак вёл не только дом ребенка на Праге, но и Наш дом в Прушкове (около 50 мест) и на Белянах (около 100 мест) для детей от 7 до 14 лет. Во всех Домах он осуществлял концепцию самоуправления с собственными учреждениями – детский сейм, суд, газета, система дежурств, опека старших над младшими, нотариат, ссудная касса, спортклуб, кружок «Полезные развлечения». Над психофизическим и социальным развитием детей велись систематические наблюдения, проводились социометрические исследования – распределение симпатий – антипатий в группе, анализ свободных высказываний детей.
Рекреационный зал на первом этаже
Во время оккупации Корчак носил польский военный мундир и не подчинялся требованию носить повязку с голубой звездой Давида. Он не ограничивался руководством своими Детскими домами, но помогал и другим детским организациям. Когда детей и воспитателей поместили в гетто, друзья предлагали ему выйти и были готовы спрятать его на «арийской» стороне, но Корчак отказался. С детьми оставались и остальные воспитатели – Стефания Вильчиньска, Наталия Поз, Ружа Липец-Якубовска, Ружа Штокман-Азрылевич. Все они погибли вместе с детьми в Треблинке.
После освобождения Варшавы здание занимали различные государственные учреждения. Однако с началом «оттепели», в 1956 г. Корчаковский комитет под председательством Игоря Неверли начал бороться за возвращение Дому его предназначения. На фасаде Дома были установлены мемориальные таблицы памяти Януша Корчака, убитых детей и сотрудников Дома.
Наконец, в 1957 г. здание было отдано в распоряжение комитета. Началась подготовка к приему детей. Огромные спальни были заменены меньшими, прилегающий к Дому участок расширен, устроены газоны, посажены деревья и сделана спортивная площадка. Торжественное открытие Государственного дома ребенка № 2 им. Я. Корчака состоялось 11 сентября 1957 г.
14 сентября 1979 г. торжественно отмечалось 100-летие Корчака. Во дворе Дома был открыт памятник ему, созданный выдающимся польским скульптором. К. Дуниковским. В 1988 г. в день празднования 75-летия со дня открытия Дома, была установлена мемориальная доска в память Стефании Вильчиньской, а возле главных ворот – памятный камень в честь многолетнего сторожа Дома Петра Залевского, расстрелянного во дворе в августе 1944 г.
Рассмотренные выше объекты были выстроены фирмой Штифельман – Вайс в центральной части левобережной Варшавы (за исключением психиатрической клиники в Отвоцке и Дома ребенка на Воле, специально размещавшихся вдалеке от центра). На правом берегу Вислы расположен особый варшавский район – Прага[16]. Еще в середине ХVIII в. там начали селиться евреи; в 1755 г. Сейм дал им на это официальное разрешение, и здесь образовалась крупная еврейская община. С этого времени евреи могли здесь приобретать земельные участки и строить дома. Беднота жила в деревянных домах, ремесленники и богатые купцы строили дома каменные. На рубеже ХVIII-ХIХ вв. на Праге жило 5 тыс. евреев, к 1-й пол. ХХ в. они составляли 40% жителей района. Еще и в ХХ в. на Праге (а также в левобережных еврейских районах) по улицам ходили люди в черных халатах и шапочках, с пейсами, пожилые женщины в париках. В эту эпоху кроме ремесленников и купцов, среди евреев было уже много врачей, адвокатов, книжников, художников.
В 1911-14 гг. бюро Штифельмана – Вайса выстроило на Праге (ул. Петербургская, 28, ныне – Ягеллонская, 28) Воспитательный дом Общины (гмины) Старозаконных, до сих представляющий достопримечательность района[17]. Он был открыт по инициативе председателя Общины М. Бергсона и носит его имя. В оформлении фасада использованы детали, напоминающие дворцовую архитектуру ХVШ в. и ренессансные зернохранилища в Дольном Казимеже. Главной задачей этого учреждения было создание условий для обучения, отдыха и гигиены еврейских детей этого района. Здесь была школа на 550 учеников, детский сад на 100 мест для детей от 2 до 5 лет, приют на 100 мест. Были также предусмотрены квартиры для персонала и пражского бюро Отдела благотворительности. В одном из просторных помещений находилась синагога для персонала и воспитанников. Строительство было закончено в 1914 г. и, едва дом начал функционировать, как разразилась Первая мировая война. Здание заняли русские военные части, с 1915 – немецкие. И только с 1917 г. Гмина Старозаконных продолжила свою воспитательную деятельность – до нападения гитлеровцев на Польшу, когда в здании был размещен польский военный госпиталь, а во время оккупации, в 1940 г. всех бывших сотрудников и детей переселили в гетто, где их ждала гибель.
В 1944 г. в отличие от левобережных районов Варшавы, Прага, которую уже заняли советские войска, не подвергалась тотальному разрушению. Поэтому после войны многие учреждения размещались именно там. В одном из помещений бывшего Воспитательного дома работал Воеводский комитет польских евреев. В 1948–1950 гг., согласно новым веяниям, синагога была перестроена по проекту Элеоноры Секрецкой под Еврейский театр им. Эстер Каминьской, а с декабря 1953 (до наших дней) – кукольный театр «Бай». Остальные помещения использовались под квартиры и детский сад.
Здание сохранило свой первоначальный вид и является одним из немногих идеально сохранившихся памятников еврейской культуры в Варшаве. На главном фасаде сохранилась и мемориальная доска с надписью «Здание Воспитательного дома варшавской гмины Старозаконных им. Михала Бергсона»[18].
Неподалеку находится еще одно здание фирмы Штифельмана – Вайса более раннего периода, представляющее собой архитектурный памятник развитого модерна. В 1906 г. на перекрестке улиц Петербургской (ныне Ягеллонская) и Бруковой (ныне Окшеи) был возведен доходный дом по заказу князя В. Массальского. Владелец жил на левом берегу, данная инвестиция имела целью только получение доходов от сдачи квартир. Но если в конце ХIХ в. подобные дома зачастую строились минимальными средствами, с деревянными перекрытиями, создававшими пожароопасность, и без каких-либо удобств, то в данном случае постройка была весьма качественной. Об этом свидетельствует ее относительная прочность (все-таки здание простояло до наших дней) и, главное, необычная декоративность фасада: он украшен фигурами сов, настолько привлекавших внимание, что здание вошло в обиход и в историю Варшавы как «Дом под совами». Угол здания выполнен в виде выдвинутой вперед башни-эркера, поначалу увенчанной куполом со шпилем. Кроме скульптурных сов на фасаде размещены барельефы летучих мышей и мифических драконов. Это были характерные для модерна мотивы, аналогичные дома строились в Киеве («Дом с химерами»), Петербурге и других европейских городах.
Вложив средства в дом, Масальский не собирался заботиться о его состоянии, во всяком случае в 1930-х годах стали поступать жалобы жильцов на протекающую крышу и отпадающие карнизы. В то время первый этаж здания занимал ресторан «У Абрама», по имени ее владельца Абрахама Кроненберга. Когда ему стали докучать своими выходками националистические группировки, он решил изменить название на первое попавшееся имя с буквы «А». Местные жители долго вспоминали, что новая вывеска «У Адольфа» появилась на ресторане чуть ли не в день прихода Гитлера к власти. Во время оккупации владельцем ресторана стал Аполинарий Левицкий, сменивший название на «Бар Рекорд». После войны там разместилась аптека, существующая по сей день. В 2005 г. «Дом под совами» был внесен в реестр архитектурных памятников и находится под охраной государства.
Архитектурно-строительное бюро Штифельмана – Вайса прекратило свое существование после смерти одного из компаньонов. Но Штифельман продолжал активно работать уже в независимой Польше и возвел несколько значительных объектов общественного предназначения. В середине 1920-х годов он спроектировал и построил комплексы, до сих пор играющих роль в жизни города. Первый – это Еврейский дом академицкий (общежитие) на Праге[19]. В межвоенные годы много еврейской молодежи приезжало из провинции в Варшаву, чтобы получить высшее образование. Устроиться с проживанием, особенно в первое время, им было нелегко. По статистическим данным в 1920-е годы в варшавских вузах училось более 4 тыс. студентов еврейского происхождения. Половина их были приезжими. Поэтому Общество помощи еврейским студентам «Auxilium Academicum Judaicum».задумало построить общежитие. Нужно сказать, что Общество объединяло многих выдающихся еврейских интеллигентов. Его членами были сенатор Мойжеш Кёрнер (Mojesz Koerner), доктор Гершон Левин, депутат Сейма Максимилиан Хартглас, а также Хенрик Штифельман. Именно он и стал автором проекта и генеральным застройщиком.
Первоначально общежитие хотели строить в районе Воля или на Грохове, но в конце концов был выбран участок между улицами Наместниковской (ныне Сераковского), Широкой и Буковской (ныне Окшеи), то есть невдалеке от Пражской синагоги. Группировавшиеся вокруг нее ортодоксальные круги воспротивились размещению общежития в таком близком соседстве. Они указывали на различные препятствия религиозного характера, так что переговоры заняли несколько месяцев.
Наконец, соглашение было достигнуто, Общество получило в банке кредит, и в августе 1924 г. началось строительство. Оно закончилось в ноябре 1926 г. Торжественное открытие состоялось 8 декабря. Фасад этого монументального восьмиэтажного здания оформлен в духе польского ренессанса, доминирующими элементами стали два ризалита, завершенные аттиками. Над главным входом можно увидеть монограмму «AAJ» («Auxilium Academicum Judaicum»), а наверху – две пары барельефов, которые по мнению историка Т. Григеля, представляют собой женские фигуры – аллегории наук и искусств (Архитектура, Право, Медицина и т.д.). Предполагают, что автором барельефов является известный в то время в Варшаве скульптор Зыгмунт Юзеф Отто. Архитектурное решение фасада отличается смелостью и необычностью
На него как бы наложен силуэт еще одного фасада в стиле барочного маньеризма. Эта «накладка» выделена цветом и с одной стороны разбивает огромную плоскость основного фасада, делая его менее монотонным, а с другой стороны создает ассоциацию с иными историческими эпохами. По мнению того же Т. Григеля, архитектор умело декорировал как внешние стены, так и интерьеры здания. Оформляя его в формах позднего историзма, он проявил независимость по отношению к царившей тогда моде, хотя треугольные деления в верхней части окон деликатно связывают этот стиль с актуальным в то время польским ар деко.
Комнаты для студентов были оформлены скромно, но со всеми необходимыми удобствами. Всего общежитие было рассчитано на 300 мест (147 жилых комнат: 10 одноместных, 122 двухместных, 7 трехместных и 8 четырехместных). В здании располагался гимнастический зал, библиотека, читальня, студенческий клуб, медицинский кабинет, кухня и даже темная комната для проявления фотопленки, с соответствующим оборудованием. На последнем этаже размещались комнаты для занятий и камеры для хранения чемоданов. Актовый зал им. Альберта Эйнштейна мог вместить 360 человек. Одним из директоров Дома был депутат Сейма, историк Игнаций Шипер (Ignacy Schiper). В Доме академицком жили главным образом студенты Варшавского университета и Политехнического института. Самым известным (впоследствии) жильцом этого общежития был Менахем Бегин, который тогда изучал право в Варшавском университете.
Во время Второй мировой войны в здании помещался Пражский госпиталь, так как его собственное здание заняли немцы. Поскольку госпиталь оставался польским, то сюда после покушения на военного преступника Франца Кучера (Franz Kutchera) подпольщики привезли тяжелораненых боевиков «Лота» и «Тихого», здесь же им спасли жизнь. Когда в 1944 г. Прагу заняли советские войска, в Доме академицком расположилось НКВД со всеми своими кабинетами и тюремными камерами. После войны здание занимало уже польское Управление безопасности (аналог НКВД). В настоящее время здание используется как гостиница для полицейского управления. В последнее время Варшавская еврейская община (гмина) выступила с требованием вернуть ей это здание. В масштабе города оно имеет большое историческое значение, поскольку было единственным общежитием, строившимся и предназначенным исключительно для еврейских студентов. В то же время оно является одной из архитектурных достопримечательностей Старой Праги и внесено в городской реестр архитектурно-исторических памятников.
К строительству второго значительного объекта Штифельман приступил через год после сдачи в эксплуатацию Еврейского дома академицкого. Следующий заказ перешел к нему уже на стадии осуществления строительства. Это был Дом опеки для детей из бедных еврейских семей на 300 мест, идея которого витала в обществе еще с 1918 г., а в 1924 дело, наконец, сдвинулось с мертвой точки – был организован Комитет по строительству, в 1925 куплен участок на улице Плоцкой. Однако разработавший проект архитектор Мауриций Гродзеньский вскоре после начала работ скончался. В 1927 г. Комитет передал строительство Штифельману, который не только его продолжил, но и ввел свои изменения. Например, он добавил еще два корпуса в форме буквы «V». Из-за нехватки средств стройка затягивалась, до отделочных работ дело дошло только в 1933 г. В 1935 г. Дом опеки начал функционировать. Однако вскоре были раскрыты финансовые и педагогические нарушения. В связи с этим Дом был распущен, детей перевели в здание на ул. Лешно и других детских домов, а здание передали Вольской больнице, где как раз в то время активно развивались исследовательские работы.
Во время немецкой оккупации в Вольской больнице, сохранявшей статус противотуберкулезной лечебницы, проводились нелегальные занятия медицинского факультета Варшавского университета и Университета западных земель. Все врачи и медперсонал принимали участие в конспиративной деятельности, хотя это было связано с огромным риском для жизни. Они принимали на лечение и спасали раненых членов Армии Крайовы и других преследуемых, предоставляя им убежище и медицинскую помощь. Варшавское восстание и массовые расстрелы жителей района коснулось Вольской больницы самым непосредственным образом. В своем кабинете были на месте расстреляны директор Ю.М. Пясецкий и выдающийся педиатр проф. Я. Зейланд, из работавших в больнице погибли 3 врача, 20 студентов, многие технические работники и пациенты.
В послевоенные годы в Польше неудержимо распространялись туберкулезные заболевания. В 1948 г. на базе Вольской больницы был учрежден Польский противотуберкулезный институт. В настоящее время он называется Институт туберкулеза и легочных болезней и имеет статус головной клиники и НИИ Министерства здравоохранения по данному профилю.
Хенрик Штифельман попал в Варшаву в молодости, когда Царство Польское было частью Российской империи. Так что он пользовался в равной степени польским и русским языками, осознавая свою принадлежность к обеим культурам, но никогда не забывал и о своем еврейском происхождении – об этом свидетельствует его благотворительная деятельность и постоянная связь с кругами польского еврейства. Его талант сочетался с организационными и деловыми способностями, что позволило ему достичь большого успеха в творчестве. Выбрав в качестве места жительства и профессиональной деятельности регион «повышенного риска», который в течение почти двух столетий постоянно играл роль плацдарма для кровопролитных боевых действий и массовых убийств, Штифельман счастливо избежал испытаний, выпавших на долю его соотечественников и соплеменников, – он прожил деятельную, насыщенную плодотворным трудом жизнь и скончался в своей постели накануне грозного катаклизма, уничтожившего почти половину его творений. Остается добавить, что в данном очерке были названы не все проекты и лишь некоторые из названных рассмотрены более подробно как с архитектурной, так и исторической точки зрения. Объем статьи не позволил рассмотреть такие темы, как профессиональные публикации архитектора или его участие в архитектурных конкурсах. Между тем, несомненно, что творчество Х. Штифельмана заслуживает отдельного и пристального изучения.
Варшава
Примечания
[1] Хенрик Штифельман – Heryk Stifelman, 1870, Одесса, –1938, Варшава. (Loza S. Architekci i budowniczowie w Polsce. – Warszawa, 1954).
[2] Николай Константинович Толвинский – Mikołaj Tołwiński (1857–1924, Варшава), известный польский и русский архитектор, в 1889–1900 гг. строил главным образом – в Одессе, Мариуполе, Новороссийске.
[3] Станислав Вайс – Stanisław Weiss, 1871, Варшава, – 1917, Conradstein (Германия).
[4] Относительно периода и места обучения Х. Штифельмана и С. Вайса существует неясность. В большинстве источников указывается, что они учились в Одессе у Толвинского, но он не преподавал там в высших учебных заведениях. Хотя в 1890-х годах открыл в Одессе свою мастерскую-школу (все сведения о Толвинском со ссылками на документальные источники почерпнуты из: Буров С. Академик архитектуры Николай Толвинский // http://old-mariupol.com.ua/akademik-arxitektury-nikolaj-tolvinskij). Не исключено, что поехав следом за Толвинским в Варшаву, Штифельман и Вайс закончили архитектурное отделение варшавского Политехнического института и лишь после этого организовали свое проектное бюро, поскольку до 1905 г. никаких указаний на их проекты или постройки не обнаружено. Совместное проектирование в 1903 г. особняка Толвинского могло быть практическим заданием в рамках университетского образования – но это лишь догадки.
[5] О могиле Х. Штифельмана см.: http://cemetery.jewish.org.pl; Cmentarze m. st. Warszawy. Cmentarze żydowskie. – Warszawа, 2003.
[6] Общие сведения: Loza S. Architekci i budowniczowie w Polsce. – Warszawa, 1954; Wallis M. Secesja. Wydanie II. – Warszawa, 1974.
[7] Источник: http://www.warszawa1939.pl
[8] Источник: http://www.polskaniezwykla.pl
[9] Источник: http://warszawa.wikia.com/wiki/Ulica_Moniuszki
[10] Источники: Majewski J.S. Bagatela 15 // Gazeta Wyborcza Stołeczna. 25.08.2005; http://klimatwarszawy.pl
[11] Kasprzycki J. Korzenie Miasta. Warszawskie pożegnania. T. I. Śródmieście Południowe. – Warszawa, 1996. S. 159–162; Majewski J.S. Luksusowe niebotyki // Gazeta Wyborcza Stołeczna. 25.04.2008.
[12] Источник: http://www.turystycznyotwock.pl/en/9-zofiowka
[13] Самюэль Гольдфлам (Samuel Goldflam, 1852–1932) – врач-невролог, один из первых ввел использование микроскопа для изучения заболеваний нервной системы.
[14] Источник: http://www.domdziecka-korczak.waw.pl/strona/historia
[15] Покинув служебную квартиру, Корчак переехал к сестре на ул. Журавя, 42, а позднее – на ул. Злота, 8.
[16] Источник: http://www.twoja-praga.pl
[17] Kasprzycki J. Korzenie miasta: warszawskie pożegnania. T. 3. Praga. – Warszawa, 1998. S. 73–76; сайт „Wirtualny sztetl”: http://www.sztetl.org.pl/pl ; Małkowska-Bieniek E. Śladami warszawskich Żydów. – Warszawa, 2008. S. 19‑20.20.
[18] Использованные источники: http://www.fundacja-hereditas.pl/praga; Bergman E. «Nie masz bóżnicy powszechnej». Synagogi i domy modlitwy w Warszawie od końca XVIII do początku XXI wieku. – Warszawa, 2007. S. 197; Małkowska-Bieniek E. Śladami warszawskich Żydów. – Warszawa, 2008. S. 19–20; Kasprzycki. J. Korzenie miasta: warszawskie pożegnania. T. 3. Praga. – Warszawa, 1998. S. 73–76; http://www.klimatwarszawy.pl
[19] Источники: http://www.warszawskapraga.pl/object_route.php?object_id=155;
http://zmh.um.warszawa.pl/ss.htm
Напечатано в альманахе «Еврейская старина» #2(81) 2014 berkovich-zametki.com/Starina0.php?srce=81
Адрес оригинальной публикации — berkovich-zametki.com/2014/Starina/Nomer2/Obuhova1.php
