Георгий ЧЕРНОБРОВКИН
г. Олонец
«Я честно жил карелом на земле…»
(Новые переводы с карельского)
Брендоев Владимир Егорович (1931-1990) – карельский поэт и писатель.
***
Заморских диковин кому-то не хватит
для полного счастья. А вот для меня
важнее нет леса спокойных объятий,
да шири озёрной на все времена.
Была бы всегда сладкозвучна кукушка,
да хлеб на столе, и стояла бы соль,
и был бы родной человек в комнатушке,
чтоб смог разделить пополам мою боль.
Чтоб только топор понимал сколько муки
он может извлечь из елового дня.
Мне слышать бы дятла задорные звуки,
да видеть бы в лососе отблеск огня.
Не надо диковин. Поверьте, не надо.
Я видеть хочу, что реки берега
чисты, как и прежде, что озера пряди,
как некогда, радуги красит дуга;
что мамы любовь согревает нас вечно,
что всё людям в радость: и отдых и труд.
Лишь было бы небо спокойно и млечно
как счастие, что для других берегут.
Я вынесу всё, что судьба предназначит.
С родного колодца вода – молоко.
И кто любит родину, – смотрит иначе
на многие вещи и дышит легко.
ВЕСНА
Слаб утренник и немощен мороз,
и ты не прыток – силы на исходе.
Среди вздохнувших теплотой берёз
я радуюсь весенней непогоде.
Портянки туч – дырявое тряпьё –
куда летите и чего спешите?
За снежной лавой? Так весна её
обогнала и берега расшиты
сияющим руном: барашки ив
дрожат над полноводною рекою,
весенняя черёмуха, ожив,
ластится к пашне белой головою.
Весна пришла и принесла дары:
тепло для старых и любовь для юных.
Мне не уснуть до утренней поры
весенней ночью, собирая руны.
* * *
Жадной лапой осень обобрала рощу:
унесла наряды, спрятала средь туч.
Я в свинцовом небе их искал на ощупь
только дождь развеял листья среди круч.
Дождь косой изгадил двор когда-то чистый,
вереницей тучи убегают прочь.
Ветер под стрехою оторвал, как листик,
доску и колотит так, что мне невмочь.
Ест огонь поленья с треском. У лежанки
кот лежит нахально. Ветер над землёй
отбивает глухо деревом морзянку…
Шла б ты, осень, к лешим тропкою лесной…
* * *
Плывёт горбушкой в ламбушке луна,
похожая на рыбу, а избушка,
состарившись за век, стоит одна
на кромке света у лесной опушки.
Спит дом карельский безмятежным сном
под крышею уже совсем замшелой.
И небо звёздным черпает ковшом
из ламбу воду, задевая ели.
Как невесомый селезень плывёт
по ламбе лодка и вода струится
и слышно как качает небосвод
осенний волчий вой, и кобылица
пугливая ушами ночь прядёт
на берегу высоком, и овина
пятно темнеет и плывёт вперёд
моя лодчонка. Время воедино
связалось и почудилось на миг,
когда телег колёса заскрипели,
мне воплениц рыдания и крик
среди уснувших звёзд в лесной купели.
ТОСКА
Осенний ветер обрывает листья,
разносит их и кружит надо мной.
Удача что? Порой – из дома письма,
порой гроза над бедной головой.
Тоска, как обруч, обвивает душу,
да так, что не порвать, не разломить.
Земля чужая – это просто суша.
Кто здесь меня сумеет полюбить?
Кому какое дело до печали
растёт она или идёт на спад?
Лишь мамы руки, что меня качали
тоску затушат в этот листопад.
ПОСЛЕДНЕЕ СТИХОТВОРЕНИЕ
Простите все, пред кем я был в долгу.
Земная жизнь моя идёт к закату.
Уже стоит на тонком берегу
моя долбёнка, мягкая, как вата.
Белее снега саван в ней лежит.
Легко жилище новое. Как полно
жизнь прожита! как в воздухе дрожит
тягучий запах этой лодки смольной!
Жалею, что немногое успел.
Добра большого никому не сделал.
Всё от того, что было много дел
здесь, на земле, у старого карела.
Могильный крест, прошу, не рушьте мне.
Простите все невольные ошибки.
Я честно жил карелом на земле.
И вот плыву в своей последней зыбке.
ДУБИНИНА Зинаида Тимофеевна – (родилась 2 августа 1934 г.) – карельская поэтесса, переводчик. Пишет на ливвиковском диалекте карельского языка.
ОСЕНЬ
Лето прошло, опускается вечер
тёмный холодный густой.
Красные листья осина навстречу
стелет дрожащей рукой.
Полною горстью срывает с берёзы
ветер студёный листву.
И разбивается временем оземь
лето моё наяву.
Озера ровная гладь опустела,
ветер шумит над водой.
Бьётся о берег волна то и дело,
камни шлифуя собой.
Ветер почти что срывает одежду,
трудно стоять на ногах.
И искупаться осталась надежда
только лишь в солнечных снах.
Длинными крыльями небо взмахнуло
и закурлыкал простор.
Прячась среди журавлиного гула
лето покинуло двор.
Знаю, что птицы вернут наше лето,
мы их дождёмся домой.
Что принесут дни грядущие эти
в край мой карельский весной?
Будут ли живы родные деревни,
лодка у берега плыть?
И мой народ на земле этой древней
будет ли, будет ли жить?
***
Холодное лето дожди заелозили,
но кроткая осень вступила в права
и золотом лес загорелся, и в озере
вода стала тихой и чёрной едва.
Легко по воде катит стройная лодочка:
не слышно уключин и вёсел в воде.
За лодочкой тянется длинная тропочка
и берег далёкий всё ближе ко мне.
Деревня в трудах не затихнет минутою.
Брусника и клюква зарделись в лесу
и к дому ребята от ягод раздутые
по зорьке вечерней корзины несут.
Яви нам, природа, красоты осенние!
Волшебным богатством любуюсь опять.
Пусть золотом дышит твоё вознесение,
прошу, погости, не спеши исчезать.
ЖУРАВЛИ
Дрожат берёзовые дали.
Остылый ветер землю бьёт.
Цветы последние опали
и встала осень у ворот.
Высоко журавли над нами
курлычут жалобно земле.
И долгий путь в чужие страны
очерчен солнцем на крыле.
Лети, печальный клин, далёко,
но невредимыми весной
пусть сядут журавли отлого
на берег, дышащий волной.
Я знаю, как нас тянет к дому –
тоску разделим пополам.
Живой всегда придёт к родному
порогу, словно птичий стан.
***
Как ты живёшь, карел? Где ты живёшь, карел?
В осенней темноте пуста твоя деревня:
калитка не скрипит, забор окоченел,
берёзы старой стан скрипит у дома гневно.
Здесь больше не горит по вечерам окно,
в пустых домах живёт остылый ветер вольный,
а бани на задах осыпалась давно
и брёвен жжёт гнильё один закат свекольный.
Покосы полегли. Укроет скоро снег
всё, что не сберегли рачительные люди.
Не жаль тебе, карел, в железный этот век
своей земли родной, что более не будет?
И не болит душа? И ты спокойно спишь?
Иль, может, ни за что не хочешь верить: просто
Карелия умрёт без деревенских крыш,
без языка народ покроется коростой,
исчезнет без следа… Так, где же ты, карел?
И как тебе сберечь земли любимой имя?
И больно мне, что ты до срока онемел,
и там, где дом твой был, теперь лежит пустыня.
