During the twilight hours of the Arctic summer night, glowing with beautiful colors,
the ghostly forms of these whales… add the crowning effect of strange unworldly mystery to the scene…
(В сумерках летней арктической ночи призрачные, отблескивающие чудными цветами
формы этих китообразных придают всему неповторимый, нездешний, загадочный вид…)
Edward W. Nelson, "Intimate Studies of Big and Little Creatures"
(Эдвард В. Нельсон, "Интимные исследования больших и малых созданий")
Der taykh Amur hot yornlang di fish far zey gevigt
(Река Амур бессчетно лет растила рыб для них)
Itsik Fefer, “A khasene in Birobidzhan”
(Ицик Фефер, «Свадьба в Биробиджане»)
В 1987 году некий житель Нью-Хемпшира, пожелавший остаться неизвестным, обнаружил на одном из местных блошиных рынков несколько картонных коробок с пожелтевшими от времени письмами, за каждое из которых продавец требовал доллар. Повертев письма в руках, покупатель обнаружил, что все они принадлежали известному в свое время канадско-американскому полярному исследователю и этнографу Вильялмуру Стефансону, умершему за четверть века до этого в нью-хемпширском университетском городке Гановер. Писем было несколько сотен, как написанных рукой самого Стефансона, так и адресованных ему, однако опытный «охотник», не торгуясь, тотчас же отдал требуемую сумму. Одним из основных корреспондентов оказалась американская новелистка Фанни Хёртс, когда-то довольно известная представительница богемы Гринвич-Виллиджа, по сценарию которой Голливуд снял нашумевший фильм «Имитация жизни». Как оказалось, Стефансон состоял в многолетней связи с Хертс, о чем свидетельствовал интимный тон их переписки. Не нужно было быть семи пядей во лбу, чтобы понять историческую значимость этой находки. Очень быстро она вылилась в круглую сумму, которую согласился выложить знаменитый Дартмутский колледж в Гановере, где Стефансон проработал изрядное количество лет вплоть до своей смерти директором Института полярных исследований.
Стефансон и Херст почему-то предпочитали скрывать свою связь, несмотря на сильные чувства, испытываемые ими друг к другу. В 1932 году, десять лет спустя после их знакомства Херст, эта «новая» женщина, активно боровшаяся с мужским доминированием в мире, вдохновенно поздравляла своего возлюбленного: «Мой самый дорогой человек, пятьдесят три года назад произошло изумительнейшее и важнейшее событие моей будущей жизни, опередившее ее на десять лет...» Но самым интересным оказалась не эта тайная страсть. Обнаруженная переписка приоткрыла завесу над той стороной жизни и деятельности бывшего полярника, которую он впоследствии пытался увести в тень, а то и вообще вычеркнуть из своей биографии, а именно его активная роль в просоветском Американо-Биробиджанском комитете, сокращенно «Амбиджан», который был создан в середине 1930-х годов и вплоть до войны в Корее лоббировал еврейское переселение в Биробиджан на советском Дальнем Востоке. Стефансон принял чрезвычайно деятельное и, можно сказать, сердечное участие в попытках «Амбиджана» привлечь североамериканскую общественность к биробиджанской инициативе. Настолько сердечное, что даже складывается впечатление, что его связь с Херст оборвалась именно из-за временной приостановки этого проекта на исходе 1930-х годов.
Осенью 1935 года один из основателей «Амбиджана», бывший конгрессмен от штата Нью-Йорк и известный общественный деятель Вильям Коэн обратился к Стефансону за поддержкой. Стефансон, открывший несколько арктических островов, был широко популярен как в Северной Америке, так и в Советской России. Правда, организованная им в 1921 году экспедиция на русский остров Врангеля в Северном Ледовитом океане – в попытке провозгласить его сначала канадской, а потом британской территорией – потерпела громкий провал, однако впоследствии он неустанно восхвалял СССР за беспрецедентные достижения в освоении Севера. Удовлетворенные русские предпочли «забыть» о врангелевской авантюре: уже в 1928 году московское издательство «Молодая гвардия» заказало перевод книги Стефансона о жизни эскимосов «Охотники Крайнего Севера». В предисловии к этому изданию, вышедшему в свет через год, Стефансон назван «одним из самых крупных и оригинальных современных исследователей северных полярных стран», который «замечателен не только своими географическими открытиями, но и оригинальными взглядами на экономическое значение Севера в ближайшем будущем для человечества». В 1930-е годы в СССР вышли еще две книги Стефансона, причем одна из них, «Значение Арктики для заселения» – в соседнем с Биробиджаном Хабаровске. Так что самим фактом своей поддержки исследователь мог стать бесценным кадром для «Амбиджана».
Коэн сообщил Стефансону о целях и задачах Американо-Биробиджанского комитета, который с приходом нацистов к власти в Германии вознамерился спонсировать эмиграцию в Биробиджан крепких и физически выносливых евреев Восточной и Центральной Европы, способных адаптироваться к суровому дальневосточному климату и заниматься тяжелым физическим трудом. Стефансон, много лет проведший в Арктике и имевший огромный опыт по выживанию в экстремальных условиях, неожиданно воспротивился подобному подходу: «Хорошее здоровье и физическая крепость, хоть и желательны, но вторичны. Самое главное – это душевная склонность... То, что нужно для Биробиджана – это не физиологическая крепость, а способность к адаптации». Стефансон призвал Коэна отбирать прежде всего тех, «кто желает ехать, кто намерен полюбить это место и кто собирается достичь там успеха». Такая позиция мгновенно завоевала симпатии амбиджанцев, включая и самого Коэна, ибо неожиданно даже для самих евреев, мечтавших о выковке «нового еврейского типа», вселяла веру в потенциал вчерашнего и сегодняшнего местечкового населения.
Стефансон выступил на бессчетном количестве общественных мероприятий «Амбиджана» как эксперт по арктическим и субарктическим условиям жизни, а также по географии, флоре и фауне региона. Родившийся в Канаде в семье исландских эмигрантов исследователь стал вдохновенным пропагандистом советского плана по «реабилитации» евреев на неосвоенных землях Дальнего Востока. Его компетенция быстро вышла за рамки естественных наук и антропологии. Как рассказывает «Амбиджанский бюллетень», англоязычный печатный орган организации, на одном из собраний в 1936 году он сходу прочитал пятнадцатиминутную лекцию на довольно туманную строфу из известного стихотворения советского еврейского поэта Ицика Фефера «Криница»:
Unter zun, vi vayse bern,
Vaksn teg in groysn sod,
Un baym vaytn shayn fun shtern
Tantsn yatn in a rod.
Когда кто-то начал переводить – «Под солнцем, как белые медведи, растут дни в большом секрете…», – в зале прозвучал недоуменный вопрос: что за секрет белых медведей имел в виду Фефер? Стефансон авторитетно поведал собравшимся об удивительной способности детенышей полярных медведей, рождающихся совсем крохотными, достигать за короткое время внушительных размеров. «Человечество ждет еще множество сюрпризов в изучении Арктики. СССР стоит на переднем рубеже в этой сфере, и советские люди, в том числе и поэты, живо интересуются самыми мельчайшими подробностями», – закончил свою речь Стефансон. Между прочим, в своей автобиографии «Discovery» Стеф, как его звали близкие друзья, даже не упомянул «Амбиджан», хотя и числился там одним из вице-президентов. Это неудивительно: в разгар маккартизма амбиджанцев обвиняли в тайном финансировании компартии США, так что такого рода биографический факт стал совершенно неудобным.
Сложно сказать, что привлекало в этом деле Фанни Хертс, чье еврейское происхождение не играло большой роли в ее жизни, однако Стефансон явно искал новые каналы по продвижению своих арктических исследований, и широко муссируемый еврейский вопрос мог тут оказаться – и оказался! – неплохим «тригером». Со временем оба обнаружили себя глубоко погруженными в «амбиджанское дело». Именно в контексте этого экзотического полярно-еврейского симбиоза и упоминается в письме Стефансона к Херст «бело-голубой дельфин».
В августе 1937 года Стефансон пишет своей подруге, что в одном из амурских притоков на территории советской еврейской автономии замечены дельфины неустановленного вида и что скорее всего речь идет о представителях семейства Phocoenidae или морских свиньях. «Самое неожиданное и поразительное тут не то, что дельфины оказались в реке на значительном расстоянии от моря, что случается довольно часто, а подмеченный местными жителями их бело-голубой окрас и темные круги вокруг глаз, похожие на очки. Как это символично, не правда ли?» Ответа Херст на это в обнаруженных письмах не последовало – любовники могли обсудить эту сенсацию при личной встрече в Нью-Йорке. Но пару месяцев спустя Херст шутливо поинтересовалась насчет «нашего бело-голубого дельфина в очках». Все это выглядит своеобразным интимным розыгрышем, намекающим на «еврейское» увлечение Стефансона, если бы не упоминание о так называемой «биджанской белуге» в советском довоенном литературно-публицистическом альманахе на идише «Форпост», который специализировался на биробиджанской тематике.
В 1935 году в Биробиджане была создана «Научно-исследовательская комиссия по изучению культуры и природных богатств Еврейской автономной области». По заданию этой комиссии выпускник биофака Харьковского университета Гершон Гринберг, преподававший природоведение в биробиджанском педучилище, провел впечатляющую работу по картографированию растительного и животного мира региона, которая частично была опубликована в «Форпосте» в 1936 году. Эта публикация во многом основывалась на материалах естественно-научной экспедиции с участием Гринберга, захватившей, среди прочего, район впадения реки Биджан в Амур. Именно там, как сообщили краеведам жители деревни Дежнево, несколько раз была замечена здоровенная рыба голубовато-белого окраса, которая «кричала как теленок». Поймать эту «белугу» еще никому не удавалось, но о ней ходили самые разные слухи. Кто-то якобы видел, как она бережно держала своего детеныша в подбрюшных плавниках, совсем как руками. Другие рассказывали о счастливых случаях спасения ею утопающих. Вроде как вокруг глаз у нее были темные круги, а на спине небольшой треугольный белый плавник, похожий на морской флажок. Один старик-кореец рассказал членам экспедиции, что живя в Китае, он слышал о речном дельфине, которого китайцы именно так и называют – «белый флажок», по-китайски «байджи». Экспедиции не удалось своими глазами увидеть «биджанскую белугу», однако краеведы были чрезвычайно взволнованы близостью к настоящему научному открытию. Возможно, именно эта публикация и послужила источником информации, которая попала к Стефансону.
Так или иначе, в 1939 году, на фоне отказа СССР от услуг «Амбиджана» (как, впрочем, и других иностранных организаций), Стефансон и Херст расстались. Много лет спустя Херст тоже написала автобиографию, под кокетливым названием «Anatomy of Me», в которой, как и Стефансон, обошла молчанием не только увлечение Биробиджаном, но и Стефансона самого, в результате чего их связь и оставалась неизвестной вплоть до обнаружения их переписки. Стефансон же не бросил своих полярно-еврейских фантазий. Несколько лет спустя в возрасте 61 года он женился на другой еврейке, 28-летней Эвелин Шварц из Бруклина, своей секретарше и научному ассистенту. Вместе с ней он продолжил сотрудничество с воспрявшим во время Второй мировой войны «Амбиджаном». В ноябре 1944 года, в рамках международной конференции Комитета, в которой приняли участие сотни делегатов из США, Канады, Мексики и Кубы, Стефансоны устроили большой банкет. За одним столом оказались тогдашний советский посол в США Андрей Громыко, нью-йоркский конгрессмен Иммануэль Селлер, сенатор из Юты Элберт Томас. На сохранившейся фотографии Громыко сидит по левую руку от Стефансона. Один за другим звучали тосты за Сталинград, за Биробиджан, за победу над Германией, за Сталина, за Рузвельта. Из рук в руки переходил недавно изданный в Нью-Йорке сборник стихов на идише все того же Ицика Фефера под названием «Heymland» («Родина»), с иллюстрациями Марка Шагала. На одной такой картинке была изображена еврейская свадьба в Биробиджане: молодая пара, он в «литовской» шапке, она в свадебном наряде и с букетом, в окружении гостей, клезмеров, животных, закусок, бокалов с вином и – крупной рыбины с руками вместо плавников. Параллельно участники «динера» объявляли о суммах, которые они лично согласны пожертвовать на еврейских сирот, на еврейский театр, на сборные дома для переселенцев, на прокладку дорог и на промышленное разведение в автономии... китовых. Последнее звучит откровенным мессианством, словно бы амбиджанцам не терпелось поскорее подарить миру райского левиафана. Впрочем, щедрый спонсор вполне мог где-то прочитать о перспективах разведения кетовых в регионе, в неточном переводе на английский как Cetaceans. Всего в тот вечер было собрано около миллиона долларов. Часть вырученных средств была предназначена на закупку оборудования для рыборазводного завода в поселке Теплоозерск, расположенного в сотне километров к западу от города Биробиджан. Не исключено, что кто-то из собравшихся нисколько не сомневался в том, что жертвует именно на загадочных бело-голубых дельфинов. О какой-либо реакции Стефансона на все это история умалчивает.
Год спустя уже известный нам биолог Гринберг был назначен директором открывшегося в Биробиджане краеведческого музея. В своей новой должности он, в сопровождении нескольких бывалых следопытов, снова отправился в экспедицию по сбору экспонатов. Участникам этой экспедиции удалось раздобыть зуб мамонта, а также подстрелить белогрудого гималайского медведя, чучело которого до сих пор радует биробиджанских школьников. Гринберг захватил с собой специальный эхолот, с помощью которого время от времени прослушивал речные воды. Как свидетельствовал через пару лет на следствии по делу Гринберга в местном управлении МГБ охотник из села Столбовое Евфимий Козвинский, краевед упорно расспрашивал жителей прибрежных к Биджану и Амуру деревень на предмет бело-голубой белуги. Удовлетворенный следователь младший лейтенант госбезопасности Шумкин записал в протоколе фразу, которой позже воспользовался особый закрытый суд в Хабаровске, осудивший Гринберга за «националистическую деятельность, выразившуюся, в частности, в распространении диких слухов о существовании в реках области дельфинов бело-голубого цвета, подобно флагу Всемирной сионистской организации. Тем самым осуществлялось воздействие на общественное мнение, в рамках спланированной операции группировки Бахмутского по отделению Биробиджана от СССР и его последующему присоединению к США, при содействии комитета «Амбиджан» и подобных ему американских организаций». Бывший первый секретарь обкома ЕАО Александр Бахмутский был приговорен к высшей мере наказания. Гринберг отделался 10 годами строгого режима; на процессе он не отрицал, что занимался поисками «биджанской белуги», однако сионистскую подоплеку этих поисков признать отказался. Между прочим, с тех пор никто больше не пытался на деле выяснить факт существования каких-либо «белуг» в Приамурье, включая и созданный в автономии в начале 90-х годов прошлого века Институт комплексного анализа региональных проблем при Российской академии наук.
Примерно в то же время, когда в Биробиджане создавался краеведческий музей, Отдел морских исследований при главном управлении ВМС США (ONR) в Арлингтоне, Вирджиния, предложил Стефансону контракт на подготовку под его редакцией 20-томной «Encyclopedia Arctica». Стефансон нанял целый штат сотрудников, около двадцати человек, включая переводчиков с русского языка, и споро взялся за дело. В короткое время были подготовлены к печати первые несколько томов, однако в 1949 году ВМС США без объяснений прервали контракт в одностороннем порядке. Нет сомнения, что причиной этому стали подозрительные контакты Стефансона с советскими дипломатическими представителями. Сегодня материалы неоконченной энциклопедии можно увидеть на интернет-сайте Дартмутского колледжа. Ее третий том целиком посвящен зоологии, причем очень подробная статья рассказывает об одном из трех эндемических представителей семейства китовых в Арктике и прилегающих районах – белой морской свинье, известной на многих языках, в частности, на английском и французском, под именем белуга, хотя на русском их сегодня принято называть белуха. Статья написана известным канадским ихтиологом из русских эмигрантов Вадимом Дмитриевичем Владыковым в каком-то экзальтированно-восторженном стиле. Одна из первых фраз сообщает, что цвет и голос Delphinapterus beluga «обладают какой-то магией», а затем следует описание загадочного корякского культа «китового оракула», включающего мистическое поклонение белужьей голове. Статья отмечает ярко выраженный голубой окрас молодых особей, особенно вокруг глаз, который с возрастом переходит в белый. Известно множество случаев, когда белуги поднимались в реки против течения на огромные расстояния, например, в Юкон на Аляске, где их видели в 700 милях от устья. В летние месяцы множество белуг можно наблюдать в устье Амура у Охотского моря, куда их привлекают большие скопления лососевых. Так что вполне вероятно, что особо настойчивые белуги могли попасть и в Биджан, где их приметили жители Дежнево. Впрочем, это мог быть и какой-то другой родственный вид, попавший туда в незапамятные времена. Совсем не исключено, что он чудесным образом сохранился и по сей день в уникальной биосфере среднего Амура, как сохранился в мутных водах Янцзы китайский речной дельфин байджи. Правда, ни того, ни другого давно уже не видели живьем.
После смерти Стефа в 1962 году его жена Эвелин, сама ставшая писателем и исследователем Арктики, прожила удивительно долгую и насыщенную жизнь. Переехав в Вашингтон, она вышла замуж за профессора истории экономики из Чикагского университета Джона Нефа, а несколько лет спустя, в 1968 году, давний друг Стефансонов еще по «Амбиджану» Марк Шагал преподнес паре уникальный подарок – монументальное мозаичное садовое панно для их особняка в Джорджтауне, единственное в своем роде, выполненное им для частного дома. После смерти Эвелин в 2009 году панно по ее завещанию было подарено вашингтонской Национальной галерее искусств, где им смог полюбоваться автор этих строк. В центре композиции, в одном ряду с лучистым солнцем, изображены фигуры из древнегреческой мифологии, олицетворяющие Старый Свет: Орфей с лирой, три грации, крылатый Пегас, напоминающий характерных шагаловских местечковых коров. Справа, к востоку от Орфея устроилась под цветущим (яблоневым?) деревом влюбленная пара. Когда Эвелин наивно спросила, не они ли это с мужем изображены там под деревом, то Шагал, по ее словам, ответил: «If you like». Поскольку их беседа протекала на русском языке (который Эвелин, согласно ее «Autobiography of an Optimist», в свое время неплохо выучила и на котором общалась когда-то с Громыко), то, скорее всего, он сказал что-то вроде «Ну, если вам так хочется». Возвращаясь к панно: в его левой, западной, части изображена кучка, судя по всему, евреев на пути в очередной Исход, за спиной у них подобие египетской пирамиды, символ рабства, а впереди – расступающееся синее море, из которого радостно выпрыгивает все та же крупная рыба, знакомая нам по «биробиджанской» иллюстрации. Правда, там она приветствует молодоженов, а здесь – эмигрантов. Лица последних явно направлены в сторону пары под деревом: его левая рука, как в «Песни песней», у нее под головою, а правая обнимает ее. Видимо, и тут дело идет к свадьбе. При внимательном взгляде на левый угол вырисовывается и некий дельфинообразный контур. Не тонкий ли это намек художника на того бело-голубого дельфина, о котором на полном серьезе шутил в свое время Вильялмур Стефансон и за которого Гершон Гринберг так дорого заплатил? Так и слышится ворчливый ответ Шагала: «Ну, если вам так хочется».
Напечатано в «Заметках по еврейской истории» #7(176)июль 2014 berkovich-zametki.com/Zheitk0.php?srce=176
Адрес оригинальной публикации — berkovich-zametki.com/2014/Zametki/Nomer7/Kotlerman1.php
