В шабат 21 июня в Лондоне ушел из этого мира Майкл Шербурн. Ему было 97 лет. Это даже по нынешним меркам жизнь не короткая, и, тем не менее, я чуть было не написала "всего 97". Потому что энергии, чувства юмора и радости жизни в нем было на пятерых молодых. Как сказал один из наших общих друзей, "казалось, что Майкл будет всегда".
Сегодняшнему русскоязычному читателю имя Майкла мало что говорит, как и имена других, один за другим покидающих нас героев той борьбы, которая обеспечила свободу рассеянным сегодня по всему миру евреям бывшего подсоветского пространства. Это неизбежное следствие массового исторического невежества вообще, а тем более - в области истории Израиля. Что уж говорить о истории борьбы за выезд из СССР... Родившиеся в 80-е годы минувшего века в СССР привыкли считать, что свобода выезда из стран СНГ – это нормальное положение, которое существовало всегда. А тех, кто знает, какой ценой эта свобода добывалась, остается с каждым днем все меньше, и многие уходят, не оставив после себя ни написанных воспоминаний, ни даже рассказов в памяти своих детей...
А между тем, борьба за право евреев на репатриацию из СССР в Израиль - стала героической страницей еврейской истории, воплотив в жизнь одно из самых значительных библейских пророчеств и послужив тем клеем, который снова превратил разбросанные по странам мира еврейские общины в единый народ, заставив вспомнить, что все мы – выходцы из одной семьи.
Майкл Шербурн – один из героев этой борьбы, а до этого – борьбы за создание еврейского государства. Причем, вступил он на путь борьбы вовсе не потому, что так продиктовали жизненные обстоятельства, как бывает у большинства людей. Он мог бы прожить свою жизнь спокойно, не выезжая из Лондона, продолжать работать в школе, где он преподавал французский язык и металлообработку, заниматься заботами о своей семье и чтением столь любимых им книг в уютном кабинете в кресле у камина. Но для такой жизни нужно было иметь другой характер.
Майкл Шербурн в ноябре 2010 г. в Иерусалиме, куда он прилетал на организованную в Кнессете встречу активистов движения за свободу еврейской репатриации из СССР.
Снимок (вырезка из групповой фотографии) сделан автором этой публикации на дружеской встрече в доме Любы Бар-Менахем (Злотвер)
Мое знакомство с Майклом произошло в марте 1973 г., когда я проводила голодовку возле советского посольства в Лондоне. Это была одна из первых голодовок в нашей борьбе, и я надеялась, что она подтолкнет советские власти к выдаче разрешения на выезд в Израиль моим родителям и сестре, которые застряли в глухом отказе в Новосибирске. Я прилетела голодать в Лондон без всякой предварительной подготовки и без согласования с местными активистами, которые незадолго до того объединились в организацию борьбы за советских евреев под названием «35» (35 лет было арестованной в Одессе Рейзе Палатник, и столько же – большинству из собравшихся бороться за ее свободу англичанок). Мне пришлось действовать в таком экстренном порядке по той причине, что мои родители и сестра объявили голодовку в Новосибирске, требуя выпустить маму на похороны дедушки, который умер в Лозанне, где он гостил, пока я была с лекционным турне в США.
Майкл Шербурн с Узником Сиона Лазарем Любарским на Съезде активистов борьбы за алию из СССР в Кнессете осенью 2010 г.
Прилетев в Лозанну на похороны и узнав о голодовке в Новосибирске, я поняла, что должна срочно сесть на голодовку солидарности в любой европейской столице. Но швейцарские родственники объяснили мне, что в Женеве голодать бесполезно – там журналисты пишут только о делах ООН и ее дочерних организаций. Тогда я позвонила в Париж, где в посольстве Израиля у меня был приятель, и сказала ему, что на следующий день прилечу устраивать голодовку. Микки Бавли (так звали приятеля) ошарашил меня воплем: «Только не в Париже! Здесь тебя убьют на улице арабы, и полиция не вступится! Я ничем не смогу тебе помочь!». (Напоминаю: это был всего лишь 1973 год - по нынешним понятиям - вполне вегетарианские времена).
Мартовский день быстро перешел в сумерки. Моросил мелкий дождик пополам со снегом, и я начала быстро замерзать в своем тоненьком кримпленовом костюмчике и легком пальто, в которых прилетела из американской весны. Вспомнив, что местные дамы говорили о необходимости подготовки, я начала догадываться, что они были правы. Но тут они появились снова – с мешками в руках. Мне привезли походный матрас, теплый спальный мешок, чей-то лыжный костюм, достаточно большой, чтобы его можно было надеть поверх моего костюма, теплые носки и сапоги, в которые я с наслаждением всунула окоченевшие в туфлях ноги.
Стали подходить еще какие-то люди, и постепенно вокруг меня собралась довольно большая группа местных активистов. Расспросив меня о положении моей семьи в Новосибирске и о смерти дедушки, они начали деловито планировать кампанию в прессе вокруг моей голодовки. Это было уже хорошо, но тут я поняла, что не учла еще один момент: рабочий день закончился, все учреждения на противоположной стороне улицы закрылись, я сидела на улице уже несколько часов, и мне позарез нужно было в туалет, а ничего похожего на открытое общественное здание поблизости видно не было. Сказать об этом вслух не позволяло еще не выветрившееся советское воспитание, а никому из моих новых друзей это почему-то не приходило в голову.
Я была уже в состоянии, близком к панике. И вот тут к моему уху наклонился немолодой человек и по-русски прошептал: «Может быть, вам нужно в туалет?». В своей машине он отвез меня в какой-то находившийся неподалеку отель, и по дороге мы познакомились. Это и был Майкл Шербурн, к тому времени уже во всем еврейском мире известный как переводчик и главный связной еврейского движения на Западе с русскоязычными отказниками. Ежедневно проводя долгие часы у телефона, Майкл звонил во все города Союза, распечатывая и передавая полученную информацию всем группам активистов в разных странах. Кстати, термин этот – refuseniks - английский аналог нашего самоназвания «отказники» - Майкл сам и создал. Так 41 год назад началось наше знакомство, переросшее в многолетнюю дружбу.
Майкл Шербурн родился в Лондоне 22 февраля 1917 г. Родители его отца приехали в Англию из Пинска (тогдашняя Польша), и в 1888 г. в Лондоне у них родился первенец, Гарри, будущий отец Майкла. Родители матери были урожденными британцами: дед родился в 1866 г., а бабушка – в 1864 г. Бабушкины родители были выходцами из Амстердама (что предполагает происхождение от изгнанников из Испании) и переселились в Лондон в 1856 г. Предки деда прослеживаются в Лондоне еще с 1705 г. По этой причине соседи, среди которых большинство в бедном еврейском квартале лондонского Ист-Энда составляли говорившие на идиш выходцы из Восточной Европы, называли маму Майкла «ди инглишер» - «англичанка».
В 1921 г. родители отца и две его сестры переселились в Нью-Йорк, куда еще раньше уехали четверо его братьев. После отъезда родителей отца семья переселилась в освобожденный ими и чуть более просторный дом на ул. Голд, 67 в еврейском Ист-Энде. Таким образом, семья рассредоточилась - причем, не только географически.
Дело в том, что трудно не обратить внимание на странность фамилии «Шербурн» у евреев из Польши. Я не раз собиралась спросить Майкла о происхождении его фамилии, да все забывала, пока не наткнулась на объяснение в статье ныне уже покойного Сая Фрумкина, другого старого друга и одного из первых американских активистов борьбы за свободу евреев СССР. Вот что он рассказал по поводу этой странной фамилии - со слов Майкла, разумеется.
Чтобы заработать как-то на жизнь в период Первой мировой войны, отец Майкла нанялся моряком на британское торговое судно. Фамилия у него была типично еврейская, что-то вроде Гинзбург или Фридман. Поскольку для британского уха это звучало очень по-немецки, а шла война с Германией, других моряков это очень напрягало. Поэтому немедленно по возвращении на сушу отец Майкла решил сменить фамилию. В поисках альтернативы он взял список знатных британских фамилий, выбрал, что понравилось, и стал вполне по-британски респектабельно звучащим Шербурном. А американские родственники остались по-прежнему не то Гинзбургами, не то Фридманами.
Рассказывая об этом Саю, Майкл вспомнил связанную с его фамилией забавную историю, которая случилась уже в 70-е годы, когда он активно участвовал в нашей борьбе за выезд и когда его хорошо знали и, понятно, ненавидели советские власти.
«Я, наверное, единственный еврей, который был произведен в британские лорды коммунистической газетой, - рассказал он. – В 70-е годы «Правда» напечатала длинную редакционную статью об этом "сионистском провокаторе и типичном представителе прогнившего правящего класса Британии, лорде Шербурне". Я не стал требовать от "Правды" исправления ошибки».
Последние фотографии: январь 2013 г., мой визит к Майклу
В январе 2013 г. по дороге в США я сделала остановку в Лондоне, чтобы повидаться с Майклом, мы провели несколько дней в бесконечных разговорах и воспоминаниях, и он снова со смехом рассказал мне историю своего "превращения в лорда".
Рос этот будущий «лорд» в нищете: отец его был портным, по большей части безработным, потом уличным торговцем сладостями. Потом решил стать таксистом, на что ушло нескольких лет героических усилий, пока, наконец, другие таксисты не подсказали ему, что нужно дать взятку экзаменатору, принимавшему тест. Лишь после этого финансовый статус семьи несколько повысился.
Майкл учился в средней школе, где изучали французский, латынь, математику, физику и химию. Принимали туда не всех, и Майкл смог попасть в школу лишь потому, что получил стипендию за отлично сданные экзамены, а в 14 лет - и особый грант от Совета графства в Лондоне, позволивший ему проучиться еще два года.
Одновременно Майкл и его старший брат Сид ходили после школы на занятия в «Талмуд Тора», где разрешалось говорить только на иврите и где мальчики получали очень хорошее еврейское образование. Таким образом, обладавший редкими способностями к иностранным языкам Майкл вышел из школы со знанием французского, латыни и иврита - плюс к английскому и идишу, на которых говорили дома.
В марте 1930 г. Майкл Цви Ха-Леви был впервые вызван к Торе в синагоге и стал Бар-Мицва. Как он пишет в своих неопубликованных воспоминаниях, не всем мальчикам, которые учились вместе с ним, это делали, и уж, конечно, церемония не сопровождалась пышным празднеством, как это имеет место в наши дни. Было, правда, устроено домашнее чаепитие, на которое приехал дядя со стороны матери. Но сознание своего еврейства и связанных с ним обязательств по отношению к своему народу сохранилось и без грандиозных мероприятий. Только в те дни это не было сопряжено с ношением черных одежд или цицит напоказ, а головные уборы той или иной формы носили все, так что евреи мало отличались от остальных в этом плане.
Майкл окончил школу в 16 лет, что было редкостью в те годы – большинство доучивались лишь до 14 лет, после чего начинали искать работу. Он хотел продолжать учебу в университете, но при бедности его семьи об этом нечего было и думать. Майкл поступил на государственную службу и, благодаря знанию языков и математики, стал чиновником на оружейной фабрике «Вулвич Арсенал», крупнейшем в Британии предприятии по производству оружия, где производили громадные 16-дюймовые пушки для военных кораблей. Это было время тяжелейшей экономической депрессии и сопутствующей безработицы, и постоянной работе на государственном предприятии многие завидовали.
В возрасте 19 лет Майкл впервые участвовал в бою, защищая евреев Лондона от антисемитов. Это был знаменитый бой на Кейбл стрит 4 октября 1936 г. В тот день британские фашисты во главе с Освальдом Мосли задумали пройти маршем по лондонскому Ист-энду, в те годы плотно заселенному евреями. Полиция не только выдала разрешение на марш одетых в фашистскую униформу тысяч чернорубашечников, но и охраняла их. Им навстречу вышли местные евреи, а также социалисты, анархисты и коммунисты, среди которых большинство были тоже евреями. В общей сложности защищать еврейский район собралось, по официальным данным, около 100 тысяч. На западном конце Христианской улицы были воздвигнуты баррикады, защищавшие вход в еврейский район.
6000 полицейских пытались расчистить фашистам путь и пропустить в еврейский район около 3000 чернорубашечников. Защитники района отбивались от полиции палками, камнями, ножками от стульев и другим подобным "оружием". Женщины окружающих домов из окон забрасывали полицию мусором, гнилыми овощами и содержимым ночных горшков.
После нескольких часов столкновений с защитниками еврейского района Мосли дал приказ отступать, но еще на протяжении многих часов продолжались столкновения антифашистов с полицией. Были арестованные (около 150 человек) и около 175 раненых, в том числе женщины и дети.
19-летний Майкл участвовал в этом бою вместе со своим младшим братом Сидом, и оба они были легко ранены.
В 1937 г. Майкл, который со времен своей учебы в еврейской школе остался убежденным сионистом, ушел со своей престижной и хорошо оплачиваемой работы на оружейном заводе (чем вызвал гнев матери) и поступил учеником на сельскохозяйственную ферму в Кенте, принадлежавшую Британской Сионистской федерации. Ему было 20 лет, и он готовился «сделать алию» – уехать в Палестину. На ферме он встретил девушку из Лидса, которая горела теми же идеями. Ее звали Мюриэль. В 1939 г. сложилась ситуация, когда в Эрец-Исраэль они могли попасть только как женатая пара. Британские власти давали Еврейской федерации определенное число сертификатов на въезд в Палестину, причем часть из них была для одиночек, а часть - для семейных пар. В один прекрасный день руководство фермы, где учились обрабатывать землю молодые и неженатые парни и девушки, объявило, что есть один сертификат для женатой пары. Майкл и Мюриэль поженились на следующий день, получили иммиграционные сертификаты и уехали в Палестину – строить еврейское государство. Этот "брак по расчету" оказался для обоих любовью на всю жизнь. Они прожили вместе 56 трудных и счастливых лет. Во время нашей встречи в прошлом году Майкл поделился: "18 лет, как ее нет, а я до сих пор ощущаю фантомные боли, как после ампутации руки..." Он знал, что я, как никто, пойму его: Авраама к тому времени не было уже 15 лет.
В Палестине молодая пара присоединилась к сформировавшейся в Биньямине группе под названием «Англо-балтийский кибуц»: в нее входили молодые сионисты из Балтики и англоязычных стран. Позднее группа взяла участок в Галилее, недалеко от границы с Ливаном, и создала на нем кибуц Кфар-Блюм. Среди балтийских сионистов этой группы был и Нехемия Леванон, несколько лет спустя ставший сотрудником израильской разведки, дипломатом, одно время работавший сотрудником израильского посольства в Москве, а затем - главой организации, ответственной за связи с евреями Восточной Европы и СССР, сегодня известной как «Натив». Дружбы или даже взаимной приязни между Майклом и Нехемией не возникло, но впоследствии старое знакомство помогло Майклу в те годы, когда он принимал активное участие в борьбе за право советских евреев на репатриацию. В отличие от многих западных активистов этого движения, Майкл не был для Нехемии случайным человеком, и от него тот не мог отмахнуться, как отмахивался от других, упрямо настаивая на своей тактике «тихой дипломатии». Но это было потом...
Когда началась Вторая Мировая война, Майкл пришел к выводу о необходимости вступления в британскую армию. В Хайфе он мобилизовался в Британский флот и служил на корабле, приписанном к Хайфской гавани. По окончании войны семья ненадолго вернулась в Англию, где Майкл преподавал французский и обработку металлов в одной из лондонских школ. Но в декабре 1947 г, вскоре после знаменитого голосования в ООН о разделе Палестины, Майкл и Мюриэль снова уехали строить еврейское государство. У них было уже две малышки - Норма и Лана. Майкл немедленно вступил в части «МаХаЛ» - аббревиатура ивритских слов, означающих «добровольцы из-за границы», и служил в новорожденной еврейской армии. Он всю жизнь с гордостью помнил свой армейский номер - 29685 и, когда писал резкие письма с критикой израильского правительства за политику уступок, нередко подписывался с указанием этого номера, тем самым показывая, что он не посторонний.
К моменту их приезда в стране уже шла война, все дороги обстреливались арабами, и в Иерусалим, где планировали поселиться Майкл и Мюриэль, на гражданском транспорте проехать было уже невозможно. Устроив семью в общежитии для новых иммигрантов в Тель-Авиве, Майкл присоединился к той военной части, которая впоследствии стала называться «Хатива 7» (Седьмая бригада). В своих воспоминаниях он пишет, что балаган там был невероятный, поэтому солдаты, смеясь, называли свою часть не «хатива», а «хавита» (что означает на иврите «яичница»), а в сочетании с буквенным ивритским обозначением семерки («заин») получалось и вовсе весело, так как этим словом в ивритском слэнге называют пенис.
Майкл участвовал в боях Войны за независимость до победы, в том числе в печально знаменитой попытке выбить Арабский Легион из монастыря Латрун. В израильской историографии не очень афишируют тот факт, что монастырь уже находился в руках еврейской армии, но в связи с нехваткой войск, в какой-то момент Бен-Гурион приказал перевести удерживавшие его силы в другое место. Это была роковая ошибка, которая привела к блокаде Иерусалима. Монастырь был немедленно занят Арабским Легионом под командованием бригадного генерала Глабба (Глабб-Паша), и выбить его оттуда уже не удалось вплоть до 1967 г. Еврейские потери в бою за Латрун в 1948 году были огромными. Не только из-за разницы в вооружении - у арабов были тяжелые артиллерийские орудия, а у евреев – самодельные винтовки «Стен» (их собирали в Рамат-Гане), которые, по словам Майкла, «представляли большую опасность для нас, чем для врага». Но плюс к этому, хорошо экипированным, откормленным и обученным британцами солдатам Арабского Легиона противостояли, преимущественно, изможденные мальчишки, чудом уцелевшие в немецких концлагерях и только что прибывшие на кораблях нелегальной алии из европейских лагерей для перемещенных лиц. Многие из них шли в бой, не пройдя даже элементарной подготовки и понятия не имея, как держать в руках винтовку. Многие из них погибли безвестными, так как никто даже не успел записать их имена. Нередко это были последние уцелевшие сыновья погибших в Катастрофе еврейских родов. Характерно, что Майкл пишет о тех страшных боях без всякого акцента на собственную персону, хотя и сам он чудом уцелел там.
После этого Майкл был переведен в Сде-Дов - первый военный аэродром Израиля, где создавались израильские ВВС. Поскольку большинство летчиков-добровольцев, только что прибывших из-за границы вместе со своими боевыми машинами, были англоязычными ветеранами Второй мировой войны (еврейскими и нееврейскими) и на иврите не знали ни слова, Майкл служил там в должности переводчика.
Когда война закончилась, выяснилось, что жена Майкла тяжело больна – сказались лишения и недоедание, которые были тогда уделом всего еврейского ишува. К тому же в скученности олимовского общежития Мюриэль подхватила туберкулез. Семье пришлось вернуться в Англию в 1949 г., и там Мюриэль получила приговор: двусторонний туберкулез легких. Врачи сказали, что ей осталось жить не более двух лет. К счастью, они ошиблись: очень долго пролежав в больнице, она выздоровела и прожила потом до 1995 г. В 1980 г. Майкл и Мюриэль снова вернулись в Израиль, где и теперь живет в одном из кибуцев одна из их дочерей с детьми и внуками, - и прожили здесь еще полтора года.
Мюриэль и Майкл Шербурн в январе 1982 года в доме у Элеоноры и Авраама Шифриных
в Зихрон-Яакове (снимок из семейного архива Шифриных)
В Лондоне Майкл по-прежнему преподавал в школе французский и металлообработку. Однажды один из коллег-учителей зацепил его, сказав, что выучить французский для англоязычного человека дело не хитрое - а ты вот попробовал бы русский выучить. И Майкл принял вызов. Язык и вправду оказался значительно труднее, чем он ожидал. К тому же ему было уже за 40. Тем не менее, он не сдался и, в конце концов, не только получил в 1952 г. диплом Лондонского университета по русскому языку и литературе, но и освоил язык до такой степени, что до последних дней читал книги на русском языке и помнил наизусть массу стихов русских поэтов, а в переписке нередко вставлял фразы на русском. Когда я в прошлом году гостила у него, он с удовольствием и не без гордости декламировал мне «Евгения Онегина» целыми главами.
Но и этого ему было мало: в 1962 г., после еще трех лет учебы, он получил вторую университетскую степень по политологии со специализацией на странах Восточной Европы. Все эти знания оказались впоследствии бесценными. Хотя, начиная учить русский язык, Майкл, конечно, не предвидел, к чему это приведет еще 10-15 лет спустя. Когда в середине 60-х, на волне недолгой и уже подмерзавшей «оттепели», в Советском Союзе начало подниматься еврейское движение за выезд в Израиль, евреи свободного мира откликнулись созданием своего движения протеста против советского антисемитизма и с требованием предоставить советским евреям свободу выезда. Борьба за еврейский выезд начиналась по обе стороны «железного занавеса», и было очень важно координировать усилия. Но в СССР среди первых активистов борьбы за выезд мало кто владел английским, а евреи Запада не владели русским. И тогда Майкл, с его безупречным русским, снова встал в строй, и снова добровольцем.
С конца 60-х он ежедневно делал десятки звонков во все города Союза, где были евреи, подавшие заявление на выезд в Израиль. Получал информацию, записывал детали и подробности о семьях отказников, их ситуациях, их проблемах. Подбадривал, шутил, рассказывал, что делают их друзья на Западе, добиваясь их выезда. Выяснял, кто с кем знаком и кто кому может помочь, у кого отключили телефоны, кого уволили с работы, выгнали из института, избили на улице, арестовали... Записывал тексты писем и заявлений, с которыми застрявшие в отказе евреи обращались к жителям «Свободного Запада» с призывами о помощи, а затем переводил их на английский и распространял среди активистов движения во всем свободном мире.
Сегодня многие уже не помнят, что в те годы нельзя было просто набрать номер телефона: приходилось заказывать разговор на определенный час и долго ждать соединения. Причем советские телефонистки, по указаниям из КГБ, всячески задерживали установку связи в надежде, что заказавшему разговор западному человеку просто надоест ждать. Но они не знали Майкла: ему не надоедало, он дожидался связи! Потому что понимал, что для подавших на выезд евреев, запертых в СССР, как птицы в клетке, эти разговоры – единственная связь с волей. В отличие от многих официальных и ответственных лиц, Майкл понимал, что известность об отказнике на Западе – единственная зыбкая гарантия, что он не подвергнется репрессиям со стороны властей, не будет арестован, избит и т.д. И он не жалел ни времени, ни сил, ожидая связи ночи напролет, разговаривая, записывая... Иногда для получения срочной информации о еврейских демонстрациях и других акциях приходилось звонить одним и тем же людям по нескольку раз в день.
Конечно, из зарплаты школьного учителя Майкл не смог бы оплачивать многотысячные телефонные счета. На помощь пришел один из его друзей, известный британский еврей-филантроп Сирил Стайн. (В 1971 г. Майкл познакомил с ним моего, тогда еще будущего, мужа Авраама Шифрина, и Стайн согласился финансировать проект по нелегальной засылке запрещенной литературы в СССР, оплатив купленный Авраамом мини-бус, в который после создания в нем тайников можно было заложить 1000-1200 книг.)
Разговоры отказников с Западом, как правило, записывались по указанию КГБ на пленку. Помню, что однажды, когда я разговаривала еще из Киева с кем-то из американских друзей, вдруг раздался щелчок, ставшее уже привычным шуршание прекратилось, в разговор ворвался девичий голос: «Ой, порвалась, порвалась!» - и разговор оборвался.
У Майкла сохранилось в памяти множество других забавных эпизодов. Например, когда однажды, звоня куда-то в Харьков и пытаясь добиться помощи от местной телефонистки, он представился советским инженером, звонившим из командировки, девушка засмеялась и сказала: «Ну, что вы, мистер Шербурн, мы ваш голос знаем!».
За 20 лет этой деятельности Майкл сделал много тысяч звонков в разные города СССР. Но ведь разговорами эта работа не ограничивалась: после каждого разговора необходимо было расписать его содержание, выделив главную информацию, распечатать, размножить и разослать по множеству еврейских групп, действовавших в англоязычных странах в помощь евреям СССР. Мало кто из получателей этих звонков в Союзе в полной мере отдавал себе отчет, каких трудов это стоило.
Не знали они, конечно, и другого: Майкл - будучи со времени своей кибуцно-армейской жизни в Израиле лично знаком со многими из занявших руководящие посты в стране - использовал получаемую из телефонных контактов информацию, чтобы изменить политику Израиля, заставив ведомство Нехемии Леванона активно действовать в помощь отказникам. Нехемия требовал, чтобы Майкл всю получаемую им информацию пересылал вначале в «Натив» или в израильское посольство в Лондоне - на редактуру, и лишь потом передавал остальным активистам.
Но Майкл никогда не страдал болезнью «политкорректности» и не шел на предательство интересов дела во имя сохранения хороших отношений с сильными мира сего. Тем более, когда речь шла о жизни и свободе доверившихся ему евреев в СССР. Однажды он публично обвинил Леванона в саботаже общественной кампании за свободу советских евреев. А поняв, что переданная им в "контору Леванона" информация просто исчезает или подается потом в искаженном виде, в 1973 г. он начал выпускать свой собственный информационный бюллетень. Об этом Майкл рассказал в 1987 г., в своем интервью Лу Розенблюму, одному из первых американских активистов движения за свободу советских евреев и создателю Объединения советов за советское еврейство - одной из первых не подконтрольных израильскому истэблишменту еврейских организаций Америки. Собственно, все интервью было посвящено обсуждению того, как и почему израильский истэблишмент с самого начала препятствовал разворачиванию кампании в помощь советским евреям в США и других странах Запада.
Когда в 1977 г. в Израиле произошел так называемый "политический переворот", в результате которого левые партии впервые потеряли власть, и главой правительства стал бывший командир антибританского подполья Менахем Бегин, Майкл, вместе с группой других активистов борьбы за советских евреев из США и Англии, добился встречи с ним, чтобы объяснить ошибочность и вредность политики Леванона для алии из СССР. Был подготовлен специальный меморандум, в котором подробно излагались все детали ситуации и аргументы в пользу активных действий. Майкл, так же, как и мы, знал, что в бытность главой оппозиции Бегин многократно в кругу своих приближенных обещал, что, если он придет к власти (больших надежд на это не было), то Нехемия Леванон сядет на скамью подсудимых. Каково же было разочарование Майкла и других участников встречи, когда, войдя в кабинет Бегина, они увидели сидящего рядом с премьерским столом Нехемию Леванона. А когда Майкл передал Бегину подготовленный документ с просьбой прочитать, тот не глядя передал пачку листов Леванону с указанием ознакомиться...
В конце концов, западным активистам, при участии и поддержке активистов, выехавших из СССР, удалось сломить эту тенденцию. Как сказал Майкл в том же интервью, «хвост пытался крутить собакой, но ему это не удалось».
Однако Майкл и в последние годы вспоминал о той встрече с горечью, как и о последовавших вслед за этим шагах когда-то боготворимого им Бегина, заложившего основу политики "территории в обмен на мир", последствия которой мы расхлебываем сегодня. Уже совсем недавно в письме своим многочисленным друзьям Майкл писал:
"Неужели население Еврейского государства, которое было основано в 1948 г., теперь, каких-то 65 лет спустя, культивирует в себе комплекс самоубийства?
Я много отдал, и моя семья немало пострадала (о чем я раньше никогда не говорил) в результате моей добровольческой деятельности в рядах "МаХаЛь" в 1948 г. И до сих пор я гордился тем, что я тогда делал в рядах Седьмой бригады. Но теперь я впервые начинаю сомневаться (и отчаиваться).
Неужели все это время и усилия были потрачены понапрасну?
Неужели евреи так слепы и глупы, что не в состоянии увидеть, что создание арабского государства в Иудее и Шомроне явится передачей их ХАМАСу (и прочим) и созданием второй Газы - еще одной базы, с которой ракеты будут запускаться по Израилю и убивать еще больше евреев в процессе уничтожения Израиля как еврейского государства?"
В другом письме он писал:
"...я никогда, абсолютно никогда не называю их "палестинцами". "Палестина" (название, которое создали римляне, когда они покорили Иудею, еврейское государство "Йеуда") - "Палестина" исчезла в 1948 г., когда ООН согласилась на раздел страны, палестинские евреи согласились на раздел и создали Государство Израиля, а палестинские арабы отвергли это предложение и, вместо того, чтобы создать свое собственное государство, ответили войной против евреев (войной, в которой я принимал участие в составе Седьмой бригады!), войной, в которой они потерпели поражение, нанеся при этом нам тяжелейшие потери. Так что арабы могут винить лишь себя самих за то, что государства Палестины не существует, а потому не существует и такой идентификации как "палестинец", будь то араб или кто-то еще. "Палестина" и "палестинцы" мертвы и не существуют. "Finita la comedia"!
Когда «железный занавес» рухнул, вместе со всем прогнившим зданием «тюрьмы народов», и евреи начали свободно выезжать в Израиль и куда угодно еще, Майкл спокойно занялся другим добрым делом: он стал добровольным помощником в еврейском Доме престарелых и проработал там 14 лет. Параллельно он нашел время перевести на английский язык книгу бывшего ленинградского отказника, историка Михаила Бейзера «Евреи Санкт-Петербурга: прогулки по славному прошлому» (http://www.goodreads.com/book/show/6340392-the-jews-of-st-petersburg).
В прошлом году мы с ним вместе, перебрасывая тексты друг другу по электронной почте, отредактировали мой английский перевод «Четвертого измерения» - лагерных воспоминаний моего покойного мужа Авраама Шифрина, к которому Майкл всегда относился с большой любовью и уважением.
Собственно, благодаря тому что Майкл освоил компьютер, возобновилась и наша связь, временно прервавшаяся после смерти Авраама. Получив однажды одну из Интернет-рассылок, я с радостью увидела среди адресатов имя Майкла. Оказалось, что он вовсе не почивает на лаврах, как написали о нем в статье в «Джерузалем пост» в ноябре 2010 г. в связи с состоявшейся в Иерусалиме встречей ветеранов борьбы за свободу советского еврейства. Майкл по-прежнему много читал и вел активную и обширную переписку и обмен информацией с единомышленниками, прилагая все усилия, чтобы не допустить переизбрания Барака Обамы на второй президентский срок. В отличие от многих более молодых, Майкл в свои 95+ не потерял ясность мышления и понимал, что еще один срок Обамы в Белом доме станет смертельным ударом не только для Америки, но и для всего свободного мира. Среди его постоянных корреспондентов было множество американских ветеранов войн, которые, так же, как и он, пытались не допустить трагедии.
За три месяца до смерти Майкл перенес операцию на своем единственном глазу (первый был потерян по причине врачебной ошибки много лет назад). Ему пришлось согласиться на переезд в дом престарелых. Но не вынужденный отъезд из дома, в котором он прожил 58 лет и в котором был счастлив, лишил его желания жить, а невозможность продолжать быть полезным, делать что-то нужное и полезное.
В шаббат 21 июня Майкл Цви ха-Леви покинул этот мир.
Творить добро ради добра, а не ради наград - это характеристика праведника. Своей смертью Майкл подтвердил, что пригадлежал к этой категории - он скончался во сне в ночь шаббата. Тихо, никого не тревожа, перешел из этого мира, который он называл сумасшедшим, в Мир Правды.
* * *
В предисловии к великолепной книге очерков Леи Алон (Гринберг) «Наедине с Иерусалимом» мой большой друг, писатель и кабалист Эли Люксембург процитировал своего рава: «Второй Храм был разрушен из-за беспричинной ненависти, а Третий будет воздвигнут на почве беспричинной любви – абсолютного альтруизма». Хотя Майкл Шербурн не считал себя религиозным евреем, у меня нет ни малейшего сомнения в том, что за свою жизнь он успел заложить много камней в основание Третьего Храма.
Да будет память о нем светла и благословенна.
Иерусалим
Напечатано в «Заметках по еврейской истории» #7(176)июль 2014 berkovich-zametki.com/Zheitk0.php?srce=176
Адрес оригинальной публикации — berkovich-zametki.com/2014/Zametki/Nomer7/Shifrin1.php
