Юрий Кирпичев
Гомер и море. Эссе
Рыбацкое счастье закончилось совсем недавно, я видел последние его отблески, застав настоящую рыбу. Темные бревна копченого подтунка, от аромата которого шла кругом голова и текли слюнки! Пласты камбалы – при их виде грезились холодные кружки, увенчанные белопенными шапками. Торпедно-круглая, целеустремленная золотая скумбрия. Благородный, в рыцарских доспехах осетр – царь-рыба!
А пеламида? Неужели не пробовали? Зря, зря, господа. Она, кажется, старшая сестра скумбрии, о которой тоже не скажешь плохого слова, но передать восхитительный вкус копченой пеламиды я не в силах, тут нужен особый талант. Даже потомственный рыбак не донесет до вас все нюансы ее божественного вкуса! Он будет облизывать пальцы, будет впадать в гастрономическую нирвану, будет жмуриться от удовольствия, причмокивать – и все это молча. И он прав. Есть вещи, о которых говорят только после. Дайте мне копченую пеламиду и я тут же забуду об этом рассказе. А дайте вам – читали бы вы его!
Н-дас. Старость стирает плохие воспоминания, оставляя в памяти лишь самое светлое. Первая рыбалка. Огромные звезды детства, подъем до света, ночная роса, серебряная от лунного света река, зорька, клёв. Не всем дано рыбацкое счастье, не всех оно влечет, однако время рыбалки Господь в срок жизни не засчитывает. Но что такое те мелкие речные бычки-бубыри по сравнению с настоящей рыбой!?
За ней я шел стопами эллинов. Вот Ольвия – ну чем могли привлечь их глинистые холмы, за которыми простерлась бескрайняя гиперборейская степь? Почему не возвели город на стратегическом входе в лиман, на месте Очакова? Как не боялись отрываться от родной земли и поднимать парус странствий? Какие чудеса влекли их за горизонт, на край Ойкумены?
Простые: рыба и хлеб. Нет, эллины недаром основали здесь Ольвию, наши края вскормили классическую цивилизацию! В буквальном смысле слова. Хлеба в Элладе всегда не хватало, а оливками и виноградом сыт не будешь. Да, с одной стороны нет проблем с весом, вспомните точеные фигуры на аттических вазах. Но с другой – стоило непогоде задержать суда с зерном из Понта, как вся Аттика затягивала пояса. Понтийская торговля была важнее торговли с Азией со всеми ее сокровищами! Без лиманской и азовской рыбы история пошла бы по иному пути, ибо какой же рабовладельческий строй, когда рабов нечем кормить? Поэтому сам Перикл с Аспазией заплывали в наши воды во главе могучего флота – демонстрировать флаг Афин!
Но и за тысячу лет до него сюда ходили микенские суда (в Черном море находят их каменные якоря) и недаром так близки по форме и технологии изготовления местные и микенские бронзовые котлы, так совпадают знаки протописьменности на керамике. Нет, не зря ахейцы пошли на Трою, когда та закрыла Проливы. Будь дело лишь в неверной супруге Менелая, никакой Паламед не собрал бы вместе этих хитроумных Улиссов!
Ольвия означает Счастливая, но не думайте, что раз речь идет об эллинах, то ольвиополиты в белоснежных хитонах прохаживались в тени трепещущих олив и беломраморных портиков храмов. Чего не было, того не было: ни хитонов, ни мрамора. Ни даже олив ‑ так, маслина-дичок. Гомера, правда, горожане ценили и знали наизусть, Ахилла считали земляком, но одевались соответственно обстоятельствам и климату, по местной скифско-кавалерийской моде. Штаны даже носили.
А храмы… Что и говорить, скромные были храмы. Нет хорошего камня в округе, лишь мягкий ракушечник да нестойкий песчаник. Из них Парфенон не построишь и Афродиту не изваяешь. Но для рыбозасолочных ванн ракушечник годился, и эти ванны – непременный атрибут понтийских городов. Тысячи лет везли отсюда рыбу, особенно тарань, основу рациона греческой бедноты и рабов, римского плебса и рабов, византийской и стамбульской черни и рабов, запорожских казаков, украинских крипаков и русских крепостных. И только в наше свободное время таранка стала деликатесом!..
Впрочем, в благословенные времена тоталитарной юности мы были избалованы таранью. И на кильки-тюльки взирали свысока, считая их годными к столу лишь в самом крайнем случае. Напрасно!
Серебряная хамса… Она не только одна из главных промысловых рыб, не только изумительно вкусна при правильном приготовлении, но и целебна, благотворно влияя на состояние сердца, сосудов, а также на мужское здоровье. Эта маленькая рыбка дарит большие радости! К тому же это лишь для нас, самобытных меотов, она килька, в лучшем случае – азовская хамса-сероспинка, тогда как в цивилизованном мире это одна из восьми разновидностей благородного анчоуса, причем какая ‑ европейский анчоус! Он издавна считается деликатесом, его можно есть целиком с косточками, что даст кальций вашему организму и, говорят, предупреждает развитие раковых клеток.
Страбон писал, что понтийская рыба весьма ценилась и шла второй после хлеба статьей в понтийской торговле. Археологи и сегодня при раскопках находят в Крыму грузила от сетей для хамсы, а под водой корабли, набитые амфорами и пифосами, в которых везли рыбу на экспорт. Греки и римляне обожали нежное, жирное мясо хамсы и ее своеобразный, чуть горьковатый вкус. Ее солили, мариновали или пускали на острый и кислый соус гарум. Будучи недорогой, хамса завоевала любовь не только состоятельных гурманов, но и широких масс населения, обретя статус наиболее демократичной античной рыбы.
В свою очередь Полибий не без сарказма заметил, что известный римский патриот, ревнитель заветов предков Катон (тот самый, который каждое выступление в сенате завершал инвективой в адрес Карфагена, каковой должен быть разрушен) полагал, будто наша рыба подрывает устои Рима. Он негодовал по поводу морально нестойких квиритов, кто «покупает понтийскую рыбу – предмет безумной роскоши». Покупали действительно за бешеные деньги: триста драхм за бочонок!
Впрочем, вряд ли речь шла о бочонке – ни Эллада, чьи корабли везли рыбу в Рим, ни наши степи не могли похвастать обилием товарного леса. Катон, видимо, имел в виду пифос, большой керамический сосуд. Но это несущественно, не форма тут важна, а содержание! Так что рыба Меотиды и впрямь вскормила античную цивилизацию и была не только дешевой едой рабов, но и предметом утонченной роскоши.
Увы, тугие паруса ахейцев и эллинов давно растаяли в голубой дали, от Ольвии остались лишь черепки амфор, вверх по лиману ржавые рудовозы везут бокситы из Африки, а навстречу идут баржи с отходами Николаевского глиноземного завода. Шлам топят прямо в лимане, и при шторме вода становилась красной уже в середине 70-х. Рыба дохла, а рыбаки разводили руками, но не в знаменитом, классическом жесте, не размеры добычи хотели они показать…
О, пеламида моей юности! Я влюбился в нее с первого взгляда и рвался в море, но рыбалка дело серьезное и настоящий рыбак не любит брать на дело любителей. В море, знаете, бывает всякое. То вдруг тонет инспектор рыбнадзора, и вся округа удивляется – ай-яй-яй, а ведь так хорошо плавал! Не верьте, не верьте этому лицемерному удивлению! Бывает, и сам трясешься ночью от страха и холода, ожидая, не осветит ли лодку прожектор катера пограничников. Тем более, что выбираешь полные рыбой чужие сети, запутавшиеся в твоих пустых, и нервно оглядываешься, как бы хорошо ты ни плавал…
Я был доволен уже тем, что научился отличать рыбца от тарани. Тарань – рыба вкусная, но вялая и в ловле неинтересная. Клюет она едва заметно и затем обреченно висит на крючке, не сопротивляясь. Рыбец еще вкуснее, но в отличие от округлой, женственной тарани поджар и спортивен, ловить его трудно. Клюет он резко и сильно, а затем не хочет покидать свою стихию, сражаясь до последнего глотка воды. Удилище гнется, леска звенит, стряхивая брызги, ты лихорадочно ищешь подсак, предвкушая большого леща, но в воздух взлетает рыбец-жеребец грамм на двести – и борьба еще не закончилась! Он и в лодке не сдастся. А громадные, литые сазаны, мерцающие ахейской медью и бронзой? А сколь прекрасны жареные караси в сметане! А судак, судак – нет ничего вкуснее вяленого судака, что бы вы мне ни говорили про тарань!
Да, лиман великолепен, но если у вас хорошая моторка, то стоит выйти из него на просторы Днепровского лимана, стоит сходить в Таврию, на острова в Тендровском и Ягорлыцком заливах. Это заповедник с мириадами птиц, змеями и черепахами, там уже ловится знаменитая кефаль и камбала. Правда, в мое время даже закрытые лиманы сторожили катера пограничной охраны – вдруг ты на моторке сбежишь в Турцию от своего советского счастья! И ведь пытались…
Но даже лиманы Днепра и Буга, этот рыбацкий рай, не могут сравниться с Азовским морем. Недаром Меотида считалась матерью Понта! Больше нет в мире такого мелководного моря с полупресной водой – идеальный рыбный садок! – да еще посреди лучших в мире степей. Его продуктивность превышала среднеокеанскую, если можно так выразиться, в 60-100 раз! На пике уловов, а он пришелся на период НЭПа, добывалось под тридцать тысяч тонн осетровых. Белуги попадались громадные, в полторы тонны, настоящие акулы! Но никакая акула не даст вам ведер черной икры. А еще ловили до трехсот тысяч тонн кильки и тюльки, хамсы и сазана, судака и тарани, бычка и камбалы – всего и не перечислишь.
Затем – упадок. Рыба невзлюбила советскую власть. Да и за что ее любить? Днепр перекрыли плотинами, выпили каналами, сток упал на треть и в лиманы пришла морская вода. Вся химия с полей, вся городская грязь и заводская отрава стекает в них же. Но апофеозом праздника советской жизни стала «Азовсталь», построенная прямо на берегу – без танков социализм неразвит и никого им не осчастливишь. Раскаленный агломерат для комбината везут из Керчи морем, шлак топят в нем же. Но оно же маленькое, мелкое. Беззащитное.
Когда-то в тумане моря голубом рыбацкие суда маячили по всему горизонту, сейчас их почти не видно. Нечего ловить, как говорит современная молодежь, одно время даже тюльки и бычка не было! Моторки браконьеров гоняются за последними осетрами – и российские рыбозаводы не могут раздобыть хоть немного икры. Если бы не удачный опыт с пеленгасом, на море можно было бы ставить крест. Последнюю белугу поймали полвека назад, последнего осетра поймают на днях, уловы остальной рыбы по сравнению с 20-ми годами упали в 20 раз!
А ведь в Европе килограмм осетрины стоит до пятидесяти евро, а белужьей икры до двух-трех тысяч! Если взять НЭПовские уловы, то получаются многие миллиарды долларов, на порядок больше прибыли гигантской «Азовстали», отравившей полморя и половину Мариуполя, вместе с отравившим вторую половину комбинатом Ильича. А еще можно зарабатывать на санаториях – йодистая вода моря очень полезна детям. На степных заповедниках, на коневодстве – вариантов хватает.
Суровым кочевникам и жизнерадостным грекам, отважным запорожцам и оборотистым нэпманам, жителям прибрежных сел и городов, всем любителям хорошей рыбы и степного простора наши места дарили процветание. Но годы сложились в века, те в эоны, и всему приходит конец, в том числе и долгой эпохе рыбацкого счастья. Солнце, сверкавшее на чешуе, закатилось, погасло, село. Мы сами, своими руками устроили этот закат.
Я тоже постарел и уехал далеко от своего моря. Или наоборот, уехал – и постарел. И больше не ловлю рыбу. И на этой печальной ноте можно бы и закончить рассказ, но все еще теплится робкая надежда – а вдруг? Вдруг наступит новый рассвет? Рыбалка – дело тонкое, но, в общем-то, нехитрое. Научились же норвежцы выращивать лосося в своих фиордах? А иранцы сумели восстановить поголовье осетра. Или будем ждать, пока китайцы и этим займутся – в нашем же море? А пока – не купить ли удочку? Не постоять ли с ней на Шипсхедбее?
Postscriptum. Homeri patria
И последнее, связанное уже не с ихтиологией, но с ихтиофагией. Я, кажется, забыл напомнить читателю, что не только Ахилл, но и слепой старик Гомер родом из наших меотских краев. Ведь и ассирийские тексты и Библия называли киммерийцев гимурру или народ Гомер, откуда ясно следует степное происхождение великого слепца.
Что ж, пришло время дать гипотезе твердый базис! Взять «Одиссею» ‑ это гомерический квест, как сказали бы сегодня, это описание эпического похода с изрядным географическим размахом. На всем ее немалом протяжении герои либо плывут, стремясь к неясной цели, либо сражаются, либо пируют и режут при этом нежных коз и жирных баранов, свиней белозубых и быков тяжконогих и криворогих.
Но обратите внимание на меню ахейцев: героические гурманы Гомера более всего любят то жирное мясо, что идет вдоль хребта, хотя ценят и всякое иное. Великим множеством аппетитных эпитетов, посвященных разнообразному мясу, многообразно приготовленному, его божественному вкусу, виду и запаху, звенят бессмертные строфы. Мясо на первом месте в пиру!
Упоминаются также хлеб и сыры, но и они не могут утолить чувства недоумения – неужели же Гомер поет о предках рыболюбивых эллинов? Гм. Когда же те сменили рацион и предпочтения? Что совсем уж подозрительно, в этом же духе описывается пиршество листригонов, к которым возводят свой род балаклавские греки, моряки из моряков. В жертву богам там также сжигаются «тучные бедра» животных. Хотя все происходит у моря.
И только когда «вкуснообильная пища» иссякает, голодные герои вспоминают, что они у «многорыбного моря» и начинают удить рыбу «остросогбенными» крючьями или забрасывают «мелкопетлистый» невод. То есть, как рыбу ловят, Гомер видел. Но у него нет ни слова о самой рыбе, о крутоспинном тунце иль среброхвостом рыбце, не говоря уже о вкусе прочих рыбных деликатесов и о последующем застолье. Это удивительно и даже поразительно! Ничего о ней, царице античного стола рыбе, соленой и копченой, маринованной и запеченной, сырой под острым соусом или просто вяленой, протертой в порошок и смешанной с тестом, а тем более о мидиях и устрицах, осьминогах и прочих вкуснейших морских гадах. Видимо, рыба в глазах Гомера и ахейцев годилась лишь на то, чтоб голод утолить.
И этим все сказано! Я не верю, я просто не могу себе представить, чтобы эллины, эти дети моря ‑ перебивались с хлеба на хамсу, тоскуя о мясе и не умея ни оценить прелести сифуда, ни воспеть их. Этого не может быть, потому что не может быть никогда. Очевидно, ахейцы Гомера еще не стали эллинами, недаром их города располагались поодаль от моря, что немыслимо для полисов истинных эллинов! Поэтому напрасно семь греческих городов спорили за честь называться родиной Гомера. Посмотрите на их список ‑ все они приморские. Тогда как лирник, что очевидно, родился в степях. Киммерийцы, будучи кочевниками, не ели рыбы.
Юрий Кирпичев (1952, Донецк) начинал трудовой путь на металлургическом заводе, затем окончил Донецкий госуниверситет (радиофизик-электроник). 35 лет в наладке: станки с программным управлением и роботокомплексы, атомные спектрометры и прочее сложное технологическое и аналитическое оборудование. Стал генеральным директором производственного объединения. Преподавал и руководил центром повышения квалификации, куда приезжали наладчики со всего СССР. В 2006 г. переехал в Америку. В киевском «Зеркале недели» - первая статья. Затем - публикации в журналах «Звезда» и «Знание-Сила», «Химия и жизнь» и «Наука и жизнь», в бостонских «Кругозоре» и «Лебеде», в «Русском переплете» и The Artilleryman, в газетах «Литературная Россия», «Киевский телеграф» и «Московский комсомолец», etc. А также на ЦВМП (сайт российского военно-морского флота) и в американских русскоязычных газетах («Русский базар», «В новом Свете», «Место встречи Монреаль» и пр.). Живет в Нью-Йорке и Монреале.
