Татьяна Белогорская
«Я ДУМАЮ СТИХАМИ»
К 20-летию кончины Андрея Крыжановского, внука сказочника Евгения Шварца
Познай свое дело и делай его так, как велят совесть и разум! Не будь игроком - и не станешь игрушкой.
А.Крыжановский
Наташа Шварц вышла замуж накануне своего двдцатилетия. Ее избранником стал энтомолог Олег Леонидович Крыжановский. Он жил в Москве, а в Ленинграде завершал работу над диссертацией. Первоначально Евгений Львович без восторга воспринял союз домашней девочки и сложившегося тридцатилетнего мужчины. Единственная дочь была для него, можно сказать, светом в очах. Недаром после замужества Наташи отец писал ей: «Знай твердо, что всегда и при всех обстоятельствах, пишу или нет - я с тобой и за тебя, и ты для меня самое главное... Впрочем, ты это и без моих слов знаешь». В дальнейшем Шварца и Крыжановского связывали дружеские отношения.
Олегу Леонидовичу и Наталье Евгеньевне суждено было провести вместе 47 лет. Если правда, что Небеса соединяют сердца, их брак тому пример. Счастливые родители воспитали двух детей, дышали одним воздухом, смотрели в одну сторону, слышали друг друга в любых ситуациях. И после кончины жены Олег продолжал воспринимать ее в настоящем времени. «Люблю Наташу», – писал он мне.
Вскоре после свадьбы Крыжановские переехали в столицу, где в феврале 1950 года родился их первенец Андрей. По этому поводу Шварц радостно сообщал знакомым: «... у меня родился внук! В Москве! Мужчина!» Ребенок был слабеньким и в раннем детстве часто хворал. Повзрослев, он воссоздал место и время своего появления.
Я родился в далеком, как детство, году
говорят, очень слабеньким и маловесным,
чуть не умер, московским врачом неизвестным
воскрешен, да воздастся ему по труду.
Я родился тринадцатого, в феврале.
Век, качнувшись на самой своей середине,
выбрал жизнь, пошептав надо мной по-латыни,
в двух шагах от людей, волховавших в Кремле.
Я родился тринадцатого, в понедельник,
прежде срока, при звездах, на самой заре.
Пребывание в столице оказалось недолгим, так как научная работа старшего Крыжановского требовала его присутствия в Институте Зоологии Академии Наук СССР. В городе на Неве семья осталась навсегда.
Впервые я увидела Андрюшу, когда ему было четыре года. Его новорожденная сестра Маша лежала в коляске, а шустрый мальчик всячески переключал внимание на себя – только на голове не стоял. Он относился к типу детей, интеллектуальные задатки которых обнаруживаюся рано. О таких врачи и психологи говорят: ум – главное направление развития. Не даром няня-крестная, приговаривая «он умнее вас всех», пророчила будущее двухлетнему мальчику. А Шварц называл его раннее детство «гениальным периодом развития». По мере его взросления Наташей все больше овладевала тревога – сын думал и писал о серьезных вещах. Прочтя однажды его отроческие строки, она сказала мне: «Я боюсь за него! Он так глубоко копает...» Тем временем мальчик все больше углублялся в суть происходящего с ним и вокруг него.
Как труден мне из детства переход
Во взрослость. Я хотел остаться в детстве,
А жизнь рекой то радостей, то бедствий
Уже включилась в дело и несет.
Рифмами Андрюша занялся лет в 7, а в 19 говорил стихами. Так начинался непростой путь поэта Божьей милостью. Он впитывал мудрость предшествующих поколений, умом и сердцем постигал жизнь – по его словам «в потоке, впечатлений, дней, недель...» И рано стал поверять свои ощушения стихам, письмам, прозе.
Андрей постоянно навещал живущую в Москве бабушку Нину Владимировну Крыжановскую и переписывался с ней. Она бережно хранила послания внука, благодаря чему впоследствиии они были опубликованы. Их отношения отличались редкой духовной близостью. Строго говоря, много ли найдется внуков – нынче и в былые времена, годами распахивающих душу в письмах к своим бабушкам? В одном из посланий юноша писал: «Свою последнюю поездку в Москву я часто вспоминаю, как и наши с тобой разговоры о литературе и истории, очень для меня интересные, и для тебя, кажется, тоже...»
Письма Андрея к бабушке – удивительные человеческие документы. Они одушевлены работой мысли, тонким юмором, порой доходящим до сарказма. Их тематический разброс говорит о широте взглядов внука, о мучивших его жгучих вопросах. А его живо интересовали Пушкин, Тютчев, Герцен (стихотворение о нем Андрей посвятил бабушке), Достоевский (изучением его творчества он серьезно занимался), Маяковский, Заболоцкий, Маршак (ему он посвятил стихотворение), Шекспир, Ибсен... Интерес к музыке подтверждают его строки о Моцарте (ему он посвятил стихи) и Чайковском (о нем им написана статья). Андрея интересуют политические лидеры, философы, шахматисты...
Незадолго до кончины Нина Владимимировна переехала в Ленинград. Вспоминая ее, молодую и постаревшую, он писал:
А нынче все чудится рядом,
уже не стара, не юна
прозрачна, невидима взглядом,
в сиянье, как птица над садом,
со мной постоянно она.
В память о бабушке ее имя носит дочь Андрея.
К сожалению, стихи внука оказались за пределами жизни деда. Шварц умер, когда мальчику не было восьми лет. Тогда Наташа колебалась, брать ли его на похороны. Помню ее слова: «Надо Андрюшу взять. Нельзя воспитывать эгоиста». Будущее показало, что эгоизм, по счастью, обошел его стороной.
В жизни Андрея Крыжановского происходили толчки, но на ухабах и поворотах он не отклонялся от вложенной в него программы быть поэтом. Двойственность натуры – гуманитарий и технарь – привела его в Военно-механический институт. Поскольку он интересовался авиацией и космонавтикой, то считал свой выбор правильным. Впрочем, опыт оказался неудачным. Затем он поступал на филологический факультет Ленинградского университета, но на экзамене его подвела... Анна Каренина – он не знал, что сия дама была детской писательницей. (Многие ли помнят эту деталь? Характеризует ли она уровень подготовки абитуриента?) Затем была эпизодическая работа в Публичной библиотеке в качестве помощника библиотекаря.
1969 год развернул судьбу Крыжановского в другом направлении. Он поступил в Ленинградский Педагогический институт им. Герцена, где оказался в демократической среде преподавателей и студентов. Пребывание в институте завершилось блестящей дипломной работой об эстетике последнего и самого сложного романа Ф.М.Достоевского «Братья Карамазовы». Впоследствии Крыжановский написал ряд статей о Достоевском, некоторые из них были опубликованы в академическом издании писателя.
У Андрея был опыт преподавания в техническом училище, но он счел необходимым уйти, так как работа отнимала все силы, а они требовались для творчества. И тут подвернулось кочегарство, о чём он писал впоследствии: «Это был некий «путь», уже опробованный другими, легенда, способная сработать на литературный имидж». (Не секрет: в 70-80 -х годах в котельных находили приют многие одаренные философы, художники, поэты...) В кочегарке родного института им. Герцена он провел не один год, в связи с чем пошутил: «Вышел поэт отдельно и кочегар отдельно».
Еще одним поворотным моментом была встреча с Г.М.Фридлендером, специалистом по поэтике и эстетике ХIХ века, впоследствии академиком, автором монографии «Достоевский и мировая культура». Ученик посвятил учителю стихотворение «Прогулка», которое тому очень понравилось. Оценив дипломную работу Андрея как диссертационную, Фридлендер предложил ему поступить в аспирантуру Пушкинского дома, куда тот и подал документы в 1977 году. Но кого-то, похоже, не устраивало присутствие Крыжановского в этих стенах... Спустя десятилетие Крыжановский говорил, что не жалеет о своем несостоявшемся аспирантстве – Пушкинский дом высушил бы его как поэта.
Он дружил с Дмитрием Равинским – аспирантом, а затем преподавателем Института Культуры. Нас с Димой связывали работа в институте и близость к семье Крыжановских. Однажды в газете «Вечерний Ленинград» я обнаружила статью о «недостойных» юношах, интересующихся «самиздатом» и «тамиздатом». Хотя таких «несознательных» в ту пору хватало, мальчиком для общественной порки оказался Равинский. В статье за его фамилией следовало глухое «и др». Нетрудно было догадаться, что за «др» скрывается Андрей Крыжановский.
Дело, которому посвящалась статья, касалось следующего. В Ленинграде под наблюдением спецслужб оказались две группы читателей «самиздата», в одну из которых входили Крыжановский и Равинский. Начался судебный процесс, и были осужденные. Андрея вызывали в Большой дом на Литейном (Ленинградскую Лубянку), где ему напомнили, что он внук известного писателя Евгения Шварца, сын видного ученого и предложили не заниматься «самиздатовскими глупостями». С Равинским дело обстояло серьезнее. Институтское начальство обвинило его в создании «антисоветской инфраструктуры», после чего за ним захлопнулась дверь альма-матер.
Наперекор обстоятельствам, включая кормившую семью работу в котельной, Крыжановский продолжал писать стихи – настойчиво продвигался вперед. На пути к «перестройке» наметился поворот в его творческой биографии. В начале 80-х годов он стал членом Литературного объединения, руководимого поэтом и педагогом Глебом Семеновым. Некогда Семенов жил в «надстройке» на Канале Грибоедова, 9, знаменитой тем, что там квартировали многие писатели, в том числе В.Каверин, М.Зощенко, Е.Шварц... Однажды юноша получил записку от Бориса Пастернака: «Дорогой Глеб! Твой отец рассказал мне, что ты пишешь стихи. Бросай это дело, дружок, тяжелое и неблагодарное ремесло». Но Семенов выбрал поэзию, и, уже в качестве педагога, окружил себя начинающими поэтами. В числе его учеников, ставших сподвижниками и друзьями, известные литераторы – В.Британишский, А.Городницкий, Г.Горбовский, Я. Гордин, Б.Слуцкий... Дружеские отношения связывали его с Ефимом Эткиндом.
Крыжановский пришел в Литературное объединение к Семенову в 1980 году и на поприще поэзии впервые оказался в роли ученика. Впервые же из уст мэтра он услышал признание своего творчества. «Мне нечему учить вас» – сказал Семенов. Но общение двух поэтов оказалось недолгим. Когда в 1982 году учитель скончался, Андрей написал стихотворение «На смерть Глеба Семенова».
В середине 80-х годов Крыжановский стал участником Конференции молодых поэтов Северо-Запада. Как следствие, книга его стихов была рекомендована к опубликованию в издательстве «Советский писатель». Однако ее путь к читателю был долгим и тернистым; утомительная волокита длилась 6 лет. Все это время Андрей продолжал писать стихи. И тут случилось повторение некогда произошедшего с его дедом. Если в давние времена смелую пьесу-сказку Евгения Шварца «Дракон» взяли под защиту И.Эренбург и С.Образцов, то по отношению к книге стихов внука подобным образом поступил Евгений Евтушенко. Текст его письма в издательство не требует комментария. «Мною внимательно прочитана рукопись книги Андрея Крыжановского «Звездный муравейник». Лично я не знаком с ним, и мой отзыв абсолютно объективен. Книгу отличает завидная профессиональная надежность формы, выношенное содержание... Если «тянучка» с этой книгой будет продолжаться, боюсь, что мне придется печатно высказаться по этому поводу. Это мой Вам добрый совет, никакая не угроза. Потом Вам же самим стыдно будет за то, что Вы эту книгу держали так долго под спудом. Рекомендую книгу Крыжановского к печати. Секретарь Союза писателй СССР, Лауреат Гос. Премии СССР Евг. Евтушенко».
Небольшой сборник стихов «Звездный муравейник» вышел в 1990 году. К тому времени Андрей составил еще две книжки. Это явилось толчком – прорывом в его творчестве. Вступив в Союз писателей, он вскоре стал председателем секции поэзии Ленинградского отделения. Помимо предпринятой активизации работы секции, он задумал издание журнала «Речитатив» с широким литературным охватом – поэзия, эстетика, критика. К участию в журнале он привлек талантливых прозаиков и поэтов, в числе которых А.Городницкий, М. Герман, Ю. Колкер... Исключительно по инициативе участников этого проекта – без поддержки Союза – в 1992 году вышел первый номер «Речитатива». Последний подготовленный Крыжановским выпуск появился в 1995 году и еще один в следующем – после его кончины. По мнению Андрея, любые инициативы, включая созданный его усилиями «Речитатив», подчеркнуто не интересовали руководство Союза. Его интеллект и активная жизненная позиция почему-то мешали руководству. Атмосфера враждебности побудила Андрея Олеговича выступить по радио с заявлением о выходе из Союза писателей Санкт-Петербурга.
На радио – в рамках канала «Невский проспект» – он вел авторскую программу, которая пользовалась успехом у ленинградцев. Помню, с каким вниманием я слушала стихи и прозу, мастерски подобранные и озвученные Андреем. Но в связи с решением выйти из Союза он был отстранен на какое-то время от эфира.
После ранней женитьбы Крыжановский выстраивал свою жизнь самостоятельно. Андрей и Наташа – музыкант по профессии – познакомились в 1969 году и с тех пор не разлучались. В ту пору он показывал ей свои импровизации – сиюминутно рождающиеся стихи на предложенные слушателями темы. Такая форма стихосложения проявилась в детстве, но длительное время он не демонстрировал на публике свои возможности, хотя годами доводил это своё искусство до совершенства. Андрей говорил, что рождение строф по заявке присутствующих требует большого напряжения. Поскольку Наташа – постоянный слушатель и советчик – понимала влияние импровизаций на здоровье мужа, она просила его не напрягаться. Тем не менее, домашние тренировки продолжались. В них была найдена точка введения в задаваемую тему – «представьте себе». Это стимулировало Крыжановского, помогало ему создать неповторимый образ.
Не сказалась ли тут генетика? Ведь и его дед был автором многочисленных экспромтов. Мне посчастливилось стать свидетелем рождения нескольких из них, и хотя это произошло давно, слово в слово помню рифмы Евгения Львовича, появившиеся во время нашей прогулки. Кстати сказать: поводом для них послужила рассказанная мною забавная история. Но если для Шварца каламбуры и реплики были развлечением – этаким пустяковым баловством, то для его внука стихи на заданную тему стали серьезной работой – неотъемлемой частью творчества. Скорее всего, склонность Шварца к жанру экспромта преобразовалась в уникальный дар его внука. Свой мозг Андрей настраивал как скрипку на восприятие диктуемых слушателями заданий, и такое общение с ними позволило ему овладеть синхронным методом стихосложения.
Первый вечер импровизаций Крыжановского состоялся в марте 1993 года в Петербургском Доме литераторов, а последний в ноябре 1994 года в театре «Старый Петербург». Дмитрий Равинский, давний друг Андрея, так описал происходящее. «Андрей наугад брал записки с предложенными темами - и читал стихи. Это было не буриме, не бойкое виршеплетство - это были стихи. Настоящие. Помню свое недоумение – в чем же фокус? Заранее, что ли узнал темы? Ведь нельзя же такие стихи сочинять на глазах у публики. Только потом, после смерти, узнал о словах Андрея: «Я думаю стихами».
Предложенные слушателями темы были разными. В ответ на заявку «12 месяцев в году будет длиться апрель» Крыжановский тотчас ответил 20-ю строками. За установкой «Представьте себе, что арапа своего младая не любит Дездемона» последовала блестящая (на мой взгляд) импровизация:
Итак, зачем арапа своего
младая не любила Дездемона,
зачем орел летел на черный пень,
зачем был сер и тучен этот день,
зачем, как вы сказали, невлюбленно
отнюдь она смотрела на него?
Зачем такая тема - каково
справляться с ней хоть самому Шекспиру? -
Затем, чтоб деве, и орлу, и миру
жить без тревог, накапливая жир.
За вечер импровизаций он создал 14 (!) стихотворений, каждое из которых восхищало и изумляло слушателей. Они не верили, что такое возможно! Лишь одну предложенную тему Андрей оставил без ответа - текст записки гласил: «Все хорошо! Все хорошо! Все хорошо!» Отложив ее, он сказал: «Так не бывает».
Он жил взахлеб, торопился многое успеть, отдавал себя во власть эмоциям... Опередив родителей, он ушел досрочно. Внук сказочника, сын ученого, Андрей Олегович Крыжановский скоропостижно скончался от инфаркта 1-го декабря 1994 года. За два месяца и две недели до своего 45-летия. Он похоронен в Санкт-Петербурге на семейной площадке Богословского кладбища рядом с дедом Евгением Львовичем Шварцем.
За минувшие с того времени годы не раз звучали его имя и стихи. Радиостанция «Свобода» посвятила Крыжановскому передачу; газеты и журналы публиковали подборки его стихов. В числе авторов воспоминаний о нем поэт Юрий Колкер, литературовед Борис Аверин, научный сотрудник Российской национальной библиотеки Дмитрий Равинский... Искусствовед Евгений Калмановский, общавшийся со Шварцем, вспомнил его внука словами другого хорошего поэта – Бориса Слуцкого: «Я, как собака, вою над бедной твоей головою».
Знавшие Андрея Крыжановского едины в своих оценках. Истинный интеллигент – образованный, ответственный, душевно щедрый и дружелюбный, он не был догматиком и моралистом. В общении был легким и радостным. Он ценил слова – без зауми и лакировки передавал свои ощущения в стихах и прозе. Чуждый приспособленчества, он во всем проявлял самостоятельность. Андрей внимательно относился ко всему, что его окружало, включая животных – как Шварц и родители любил кошек и собак. Традиции семьи были его корнями, помогавшими не согнуться в трудное время. Не случайно привязанность к дому он назвал «подкорковым рефлексом». В широком смысле он нес в себе след генетического кода семьи Шварц-Крыжановских. Дед мечтал быть романистом, и стал писателем; внук видел себя поэтом, и его мечта сбылась. Оба Мастера были миротворцами и бунтарями. Если там, куда ушел Андрей существуют стихи, то они его сопровождают. Примечательно, что ему принадлежат строки, расширяющие земное пространство.
...Еще вопрос, такая ль тьма темнот
ждет душу, улетевшую из тела -
пусть белый свет, как первый снег, сойдет,
но свет и там воспримется, как белый.
Татьяна Белогорская (Ленинград-Петербург) - по профессии библиограф, кандидат педагогических наук. Преподавала в Ленинградском институте культуры. С 1994 года живет в США (г. Спрингфилд, Иллинойс). Автор книг: «Портреты в интерьере времени» и «Автографы», посвященных – А.Радищеву, В.Баженову, Е.Ростопчиной, Н.Тэффи, Е.Шварцу, Б.Бабочкину, Г.Рошалю и др.
