ТИЦИАН
Кающаяся Мария Магдалина
Нездешних слёз глаза ея полны,
дыханье мироносицы срывается,
Мария Магдалина кается…
И значит, нет на ней вины.
Не всем часы геройства суждены,
как и не все Мадоннами рождаются,
Мария Магдалина кается…
И значит, нет на ней вины.
А может это были только сны,
которые грехами не считаются,
Мария Магдалина кается…
И значит, нет на ней вины.
Покайтесь! И тогда вы спасены,
и Небом прегрешенья отпускаются,
как это просто – вовремя покаяться
И значит, не иметь вины?
Мария Магдалина кается…
МИКЕЛЬАНДЖЕЛО
Давид
Боюсь, что героизм - агитка,
как сон, ласкающая глаз,
а так как мрамора - в избытке,
то с детства окружают нас
героев кесаревы лица.
Однако гимн поют певцы
еврею с улицы Уффици,
тому, кто гол и без цицит,
но словно по лекалу тело,
но прямо с Б-гом диалог,
то, что его потомок - Шейлок,
венецианцам - невдомёк.
(несоответствие заметно
когда конкретен антипод,
поскольку каждая конкретность
абстракцию в себе несёт).
А посему стоит устало
ещё не Царь,
ещё - драчун,
приговорённый к пьедесталу
еврей,
терзающий пращу.
ДЕГА
Голубые балерины
Голубые балерины Дега,
поднимите голубые глаза,
ждут вас рампа и зрительный зал,
голубые балерины Дега.
Элегичен ваш цвет и могуч,
значит точно художник знал –
настоящая голубизна
там, где солнце, где нету туч.
А в Париже - дожди и снега,
серой дымкой одеты дома,
лишь просвечивают сквозь туман
голубые балерины Дега.
Серость там, где не надо уметь,
серость – это не для столиц,
и балетный наряд танцовщиц
так стремится поголубеть.
Голубые горят фонари,
стал Булонский лес голубым,
и тяжёлый фабричный дым
полыхает духами Asprey.
Превращеньями мир богат,
стал Париж голубым, как лёд,
потому что балет – полёт
голубых балерин у Дега.
Этим МОДИЛЬЯНИ
Портрет Леонии Чеховской
Флёр Афродиты бродит,
Пракситель – как клише,
и не было до Моди
Ш
О
К
И
Р
У
Ю
Щ
И
Х
шей.
Как в тексте запятая -
для продолженья зов,
так в шеях прорастает
средь линий и мазков
видЕнье чудотворца,
у Б-га напрокат,
отсутствие пропорций
задерживает взгляд
на трепетной гортани –
длиннотой во плоти,
ах, шеи Модильяни
У
С
Л
А
А
А
Д
А
ГИЛЬОТИ
Н.
ЭРНСТ НЕИЗВЕСТНЫЙ
Древо жизни – семь спиралей Мёбиуса
Себя за ухо потяни,
своё увидев отраженье,
спиралевидное движенье -
самопознанию сродни.
Скользя по Мёбиусу вдоль,
поди пойми ты “В”, иль “ВНЕ” ты,
такие странные тенета
натягиваются исподволь,
как у Шекспира - связь времён.
До Эрнста аж от Пифагора,
Давид в ти-шорте от Диора
пращу несёт на стадион,
а Че Гевара чистит трон,
Фаддей сотрудничает в ЛЕФе,
одной фигурой на рельефе -
Харон, Нерон и фараон,
глотает толенол Пилат,
ответа ищут в Эльсиноре,
а в коммунальном коридоре
корыта на гвоздях висят.
Скользя по Мёбиусу, где
нет расчлененья на этапы, -
скрипят серпы, острят сатрапы,
и эскулапы - в декольте.
Перемешались чернь и знать,
кому известно, что первично -
желание Завет познать
илИ Добро поймать с поличным,
от обозренья оборзев,
илИ приватно, без регалий,
пройти все эти семь спиралей,
как экскурсант на суарэ,
где в черепах у черепах,
которых кто-то камнем лупит,
вопрос о неизбежном супе
не пересиливает страх.
Спирален Мёбиуса путь,
ведущий в Мир из Мира-анти,
в незавершённом Зиккурате
он не кончается, отнюдь,
но в бесконечное несёт,
как в незаконченное Слово.
Вот так надумаешься вдоволь,
скользя по Мёбиусу.
Всё.
ТАМАРА ДЕ ЛЕМПИЦКАЯ.
Автопортрет в зелёном Бугатти.
Всего перечислять не хватит
того, что не создал Создатель,
что не вошло в Библейский Код,
виньеткой в антиквариате -
полёт зелёного Бугатти,
а.к.а. иконы арт-деко.
Прикрывшись виртуальным ником,
сама Tamara de Lempicka
тонка и грациозна хоть,
её модели - разнолики,
в туниках или без туники,
но в каждой торжествует плоть
контрастна “Черному Квадрату”,
мешающая целибату
размером рубенсовых дам,
склоняющихся к постулату
первичности матриархата,
в пределах их картинных рам.
Арендою от раритета
её Бугатти, как комета,
сквозь диксиленд и чарльстон,
читатель, на меня не сетуй,
я сам был ошарашен Этой,
взошед на арт-деко престол.
Всего один лишь штрих некстати -
у бабы не было Бугатти,
прошу прощенья за жаргон.
Теперь Мадонна деньги тратит
на этих ню и на Бугатти,
танцуя в клипах арт-деко,
которые - не для схоласта,
как ню - не для иконостаса,
хотя и украшают быт.
Политкорректности гримаса -
подспудное значенья красок
зелёных или голубых.
ЭДВАРД МУНК
Крик
“Я кричал человечеству – отзовись,
Но услышал в ответ молчание…”
С. Шебалин
Есть крик и “КРИК”, поскольку в мизансцене -
апофеоз, нанесенный на холст,
есть рОт, как эпицентр землетрясенья,
как атомный реактор, что в разнос.
В распаде полном иль полураспаде,
орально процветающими днесь,
есть крик и “КРИК”, который был украден,
какой-то смысл в этой краже есть.
Отныне склонен я точить балясы,
что истина – в лежанье на печи.
Тревожить человечество опасно.
Спокойнее, когда оно молчит.
Картина была украдена из галереи.
В. СУРИКОВ
Боярыня Морозова
П. Лебедеву и М. Ходорковскому
Зачем толпа на площадь созвана –
ответ столетья донесут,
везут Боярыню Морозову,
на старых розвальнях везут.
Гудит и стонет многоликая,
о, сколько разных на Руси,
“Я против, против, против Никона,
и хоть куда меня вези”.
Так, в ту толпу свинцово-серую,
(другие краски уберу),
несётся истовое - ВЕРУЮ
и застывает на ветру.
Мы вместе все, и в одиночестве,
стена из сплетен сплетена,
но подают на снег пророчества
и прорастают семена.
Кому подобный вывод выгоден,
чьих размышлений это труд,
что не реален вечный двигатель,
что вечный двигатель – абсурд.
Веками сонны, на полатях как,
где все качанья – нипочём,
но появляются фанатики
и… вечный двигатель - включён.
Везут Боярыню Морозову,
раздолие колоколам,
толпу, как нож, вспороли розвальни
и распластали пополам.
САЛЬВАТОР ДАЛИ
Безвременье
Безвременье - как время,
свалявшееся в ком.
Есть в каждой теореме
ядро из аксиом,
вокруг которых фронда,
пейзане и король,
слагаясь про и контра,
дают в итоге ноль,
провиснувший, как бремя,
в которое впрягли.
Безвременье - есть время
в картине у Дали,
где стрелки, как живые
свидетели интриг,
провиснувших на выях
безвременнЫх вериг,
манящих, как в Каноссу
искомый компромисс.
Уж лучше б в руки посох,
да лёгкий в спину бриз,
да камень на распутье,
да стрелки у столба,
да тряпочки лоскутик
для утиранья лба.
РЕМБРАНДТ
Ночной дозор
Ночной Дозор - хор мудрецов,
спецов, слепцов, глупцов, дельцов,
истцов, что скажется в итоге,
поскольку каждое Лицо,
запечатлённое, - в тревоге
за место в будущем. Мотив
вполне резонный. Заплатив,
быть хочет каждый - Капитаном.
Понятно. Капитан - солист!
И вот под грохот барабана
в их Амстердамской полуночи
(мгновение, остановись,
прекрасно ты или не очень),
позирует Ночной Дозор.
Помощник в чине лейтенанта,
не то - партнёр, не то - фланёр,
но для Рембрандта - доминанта,
обласкан световым лучом
он, ибо знает, что - почём,
он явно не библиофил,
он просто больше заплатил.
Животрепещущий сюжет -
дозор по вечной стойке вольно
да резонёром я, в толпе
глазеющих запойно.
Свой расширяя кругозор
среди завзятых ротозеев,
я опоздал попасть в дозор
по Амстердамскому музею.
Пусть я до Саский - не горазд,
но, выбирая путь окольный
(о, если б от банкротства спас
Рембрандта взнос мой добровольный),
потенциальный доброхот
я, просто заплатил за вход.
АНТОНИО КАНОВА
Паолина Боргезе – Бонапарт
Случались собаки на Вилле Боргезе,
Случались в том смысле что обитали.
Давид Шраер-Петров. “Вилла Боргезе”.
Вдыхал Менелай в древнегреческих сферах,
каррарского мрамора воздух, как новый
задумчивый образ телесной Венеры
с Парисовым яблоком, данным Кановой.
И Аллену Вуди не сделать кино вам
по фабуле, той, что случилась бы из-за
того, что на Вилле случился Канова,
тот самый, Антонио, из классицизма.
Мария Паола, Мария Паола –
почти Казанова, но женского пола.
Секунда – делам, а любовникам - время,
её возносившее прямо к Астарте,
так било ключом Бонапартово семя,
как, впрочем, и у самого Бонапарте.
Париж и сегодня звучит куртуазно,
опала Паолы - глоток ритуала,
на Вилле Боргезе - богиня оргазма
случалась. И в смысле, что обитала.
Паоле - фанерой кифара Орфея,
она Эвридике - сама антитеза,
от века дано возлежать на софе ей,
уже экспонатом, на Вилле Боргезе.
Другие эпохи с тех пор накатили,
распутав случившийся пир гениталий,
теперь и собаки случались на Вилле,
случались…, а всё остальное - детали.
АМАДЕО МОДИЛЬЯНИ
Анна Ахматова
Анкета - Царское Село,
и непременная Одесса,
и Петербург. За слоем слой -
расписанная небом пьеса,
в которой гениальность - крест
и чьей-то воли воплощенье.
Так Кесарь, царствуя окрест,
уподобляется мишени.
И то сказать, что каждый пласт -
лист в поэтической тетради,
будь то “Ротонда” (Монпарнасс),
будь “Дом Фонтанный” в Ленинграде,
будь комаровской “будки” сень,
своих - чужих пристанищ сумма,
своих - чужих имён - досель
звучат - от Моди до Акумы.
Лишь только лампочку вверни,
раздвинув временнЫе плиты,
там том растрёпанный Парни,
там Лувр (ещё без пирамиды ),
там та фатальная софа
в следах шампанского и кофе,
на коей в дар фрондёр-сефард
ЕЯ увековечил профиль.
ЭРНСТ НЕИЗВЕСТНЫЙ
Расколотый лик Раскольникова
В пространстве, скрученном в кольцо,
меня преследует лицо,
предсказанное, как комета,
ещё летающая где-то,
лицо того, чья песня – спета,
анахорета и аскета,
проигранное, как пари,
а кон – внутри,
и сон – внутри.
Лицо разбито, как окно,
и сколами рассечено
на составляющие части,
в которой место – страсти, власти,
какой-то истовой напасти,
застрявшей в обгоревшей пасти,
готовой наиграться всласть,
вчера - не в масть,
сегодня - в масть.
И в каждом сколе - скорбный крик,
старухи убиенный лик,
скользя в извилинах ублюдка,
сквозь скол просвечивает жутко,
но просветление рассудка,
когда духовник - проститутка,
фиксирует апофеоз
С
А
М
О
С А М О Д О Н О С
О
Н
О
С
ДЖОРДЖОНЕ
Юдифь
Без тела Олоферну как-то странно,
обидно, что не смог себя сберечь,
спешил в постель, считал, что ждёт нирвана,
поторопился и попал под меч.
Попасть под меч, затем возникнуть в мифе,
и быть запечатлённым на века,
под пяткою божественной Юдифи,
перехитрившей ночью мужика.
Ну а душе его неймётся снова,
опять его душою правит страсть,
ждёт Олоферна тело Казановы,
готовое в историю попасть.
Быть сексуальным! Что же в том плохого?
Да и у дам похоже был размах,
и Казанова царствовал в альковах,
знать не было Юдифи в тех краях.
Отнаслаждалось временное тело,
и как-то раз не выпало в экстаз,
душа опять на небо отлетела,
готовая для будущих проказ.
Не материален дух и в этом – сила,
не надо ни двора и ни кола,
душа немного отдыха вкусила
и тело для себя подобрала.
Помилуйте, но это же Каренин,
жена его имела ореол,
как Цезаря жена, вне подозрений.
Дух Олоферна перепутал пол,
в досье достойных сверхурочно роясь,
для нас канва такая не нова,
“вне подозрений” бросилась под поезд,
так снова откатилась голова.
Идя по кругу, кто собою властен,
кого не посещали, хоть на миг,
типичные Лимоновские страсти,
те, из которых “Эдичка” возник.
Что до Юдифи, то она наверно,
используя постель, как эшафот,
ценою расчлененья Олоферна,
спасла от истребленья свой народ.
Вот тут бы сфантазировать конец а,
причинность связей мне не по уму,
пытался к Олоферну присмотреться…
Смеётся он,
Казалось бы, чему?
ТИЦИАН
Даная
Неясное стучалось в рёбра,
и возникал, как фаллос, образ.
Зачем он возникал - не знаю,
быть может Зевс искал Данаю.
Пробрался он в её темницу,
чтоб золотым дождём пролиться
на это лакомое лоно,
затем Персей убьёт Горгону,
затем… А впрочем, вам видней,
что сталось вплоть до наших дней.
Чем живы мы - не знаем сами -
дарующими жизнь дождями,
периодической таблицей
иль тем, что в рёбра нам стучится.
АГЕСАНДР АНТИОХИЙСКИЙ (вероятный автор)
Венера Милосская
Прогуливаясь на пленэре
на днях, представлен был Венере,
той самой с острова Милос.
Как я читал неоднократно,
тогда она была - руката.
Не веришь – посмотри на холст
Пуссена, или же Тьеполо.
Как хороша! … Для волейбола.
Лишь только трусики надень,
прикинь кипридово бикини,
которых не было в помине
в тот пасторально – людный день.
Взирая в Лувре на Венеру
безмолвно, взором костюмера,
я зафиксировал конфуз –
что будет, если обикинив
симфонию фривольный линий,
мы просто потеряем вкус?
Промолвит эрудит: “иди ты,
Венера, в прошлом - Афродита,
она из – пенного суфле,
неприменимого к рутине”.
Укутав телеса в бикини,
поскольку несколько – теплей,
мы возвращаемся к пленэру,
туда, где встретил я Венеру
четверостишия тому,
как сочинитель и ценитель,
там Агесандр, как Пракситель,
и уступаю я ему.
МИКЕЛЬАНДЖЕЛО БУАНАРРОТИ
Моисей
“Что ты Гекубе? Что тебе Гекуба?”
“Гамлет”. Шекспир.
Но лишь в него вдохнул Создатель Эго,
дабы вручить Заветы, как подряд,
был визави, один из человеков
в укроминах Синайских анфилад
с Невидимым, с которым - плоть от плоти,
А что Моше ошибочно - рогат,
то это просто ляп Буонарроти.
От времени и мрамора он сер,
гробницей Папы ограничен, хоть и
на сорок лет, как на века, присел,
и с Юлием пытался уютиться,
Создатель, начертав своё эссе,
дал Моисею десять дефиниций.
Зачем ты для гробницы, Моисей?
Кто ты гробнице? Что тебе гробница?
ДЖОТТО ДИ БОНДОНЕ
Поцелуй Иуды
Триптих
1.
Ненужным может быть вопрос
или наивным, будто чудо, -
куда же смотришь ты, Христос,
в твоих объятиях - Иуда?
Бесстрастен кроткий лик Христа,
ему - что прибыль и что - убыль,
А тот другой, к его устам
Свои в ы т я г и в а е т губы.
Библейский поцелуй!
И знак!
Подумай, кто к тебе – с губами.
Уже не друг,
ещё не враг,
всего лишь - ПОЦЕЛУЙ,
и - Амен.
Водораздел!
Добро и Зло!
Предельно чёткая граница.
Но как бывает тяжело
на линии остановиться.
Проверил римлян Рубикон,
а у Христа - свои премьеры,
всего лишь - поцелуй, но ОН
сигнал к отсчёту Новой Эры.
Поцеловать.
Перешагнуть.
Быть вместе ДО и ПОСЛЕ гроба,
Отправиться в нетленный путь,
которому причастны оба.
Библейский поцелуй - дебют,
а на потомков смотрит косо,
вне смысла,
ибо на иуд
возможно ль
напастись Христосов?
2
Еще не ведали про стансы,
в иконах - цирлих и манирлих,
но - ПОЦЕЛУЙ,
и плоский мир их -
уже перетекал в пространство.
Не сиганув с моста Риальто,
на зной беззлобно негодуя,
в преддверье Падуи паду я
в бассейн с водою минеральной,
неподалёку от Скровеньи,
где диссидент, владелец нимба, -
целуем обессмертно, ибо
укоренится в ойкумене
отныне триединый вектор.
Пусть в Гефсимане - многолюдно,
но действует – один, ИУДА.
Один из приобщённых. Тех, кто
вкушали хлеб и пили воду
из рук того, кого считали
вершиной некой вертикали,
земным. Земным - не с небосвода.
Иисус Иуде - “Что делаешь, делай скорее”.
(Иоанн 13: 27)
C тех дней Иуда - в ореоле
предателя Искариота.
Но оба в мизансцене Джотто
свои разыгрывают роли.
3.
Погрязла в спорах диагностов
теологическая рать,
зачем двенадцатый апостол
означен был поцеловать?
Навряд ли доведут до истин
Евангелистов пара строк,
и этот поцелуй, как выстрел,
но что нажало сей курок?
P.S. Случилось это в эмпиреях
где, кроме римлян, все - евреи.
МЕНЕ – ТАКЕЛ – ФАРЕС
(ТРИПТИХ)
МАРК ШАГАЛ
Одиночество
Так сидеть в позиции изгоя,
видеть всё - исток и эпилог.
ИЗБРАННОСТЬ!
А это что такое?
Для чего придумал это Б-г?
ОН решил пожать, что раньше сеял,
избранность - награда или груз?
ОН вручил Скрижали Моисею,
дав Завет и заключив Союз.
Избранность хранящего Заветы
что даёт, что требует взамен?
Тем, кто не был избран - эполеты,
тем, кто избран - Вавилонский плен.
Вечного рассеяния данность,
Холокоста пепельная пасть,
протоколы с примесью циана -
это тоже избранности часть.
Вечность - без суда и приговора,
вместо них - с нагайкою казак.
РАВ застыл,
к груди прижата Тора.
И такая ИЗБРАННОСТЬ - в глазах.
И.Н. КРАМСКОЙ
Христос в пустыне
“…Я ловлю в далёком отголоске,
Что случится на моём веку”.
Борис Пастернак
“Всё смешалось опять, словно в доме Облонских”,
ОН, уйдя в свои мысли, услышать готов
здесь в пустыне - грядущих боёв отголоски,
возвращённое временем эхо боёв.
Всё сместилось с осей, с однозначных позиций,
оказалось песком то, что мнилось скалой,
смазан заданный фон, и не в фокусе лица,
и на истинных красках - не истинный слой.
Мир, как прото - комок, нет ни фронта, ни тыла,
на какую спираль нас весло занесло,
Ариаднина нить изумлённо застыла б,
завязав на себе паутину узлов.
Если воздух - и тот, как на шее вериги,
если даже палач ныне не аноним,
то возможно, что только в глубинах религий
всё логично, всё ясно, одно - за другим.
Вот пустыня вокруг, вот трёхмерность пространства,
одари его духом и дай ему суть,
может этот момент - есть исток христианства,
как казалось ЕМУ - есть единственный путь.
Но смешалось всё снова…
ОГЮСТ РОДЕН
Мыслитель на Вратах Ада
Какие мысли навещают
твою склонённую главу,
какие жернова вращают,
какую темень освещают,
с чем умирают, с чем живут?
Не обязательно - философ,
но обязательно - живой,
поставит прямо или косо,
как догмы, словеса вопросов
перед собой, перед тобой.
И в битве будней бесконечных
необходимо разрубать
то осторожно, то калеча
узлы и зло противоречий,
чтоб синтезировать опять
происходящее. На Вратах
всё зарифмовано уже,
разрушен Храм, распят Оратор,
и каждый новый круг, как кратер,
и прист с раввином - в блиндаже.
Неистребимая триада:
ответ - сомнение - вопрос,
судьба - триумф, как буффонада,
ужели только Врата Ада
ведущий в будущее мост?
