Война нас учила когда-то.
Он был повседневен, как быт,
Закон фронтового солдата:
«Убей или будешь убит!»
Что было, о том не жалею.
Но, жаль, позабыть не дано -
Иной был закон для еврея:
«Ты будешь убит все равно».
М. Азов
7 ноября 1944 года в венгерской тюрьме была казнена Хана Сенеш – студентка из будущего Израиля, работавшая на английскую разведку. Но ее собственной, личной целью, ради которой она прыгала с парашютом на территорию врага, было – предупредить венгерских евреев, что их собираются уничтожить.
15 марта 1957 года в Израиле был убит сионистский функционер Режё Кастнер, убийца мстил за то, что Кастнер, который вел переговоры с Эйхманом и знал о его намерениях, венгерских евреев не предупредил.
Так вот, как это ни печально, как тот, так и другая погибли ЗРЯ.
Обратите внимание: в Венгрии жила мать Ханы, ее тоже арестовали, в тюрьме мать и дочь имели возможность встречаться (вот, Лубянки-то на них не было!). Так неужели же не сумели бы они обе на волю передать то самое важное сообщение? Только вот – кому передать-то? Юденрату? И что же сделает юденрат? Откажется списки составлять на депортацию? Так его и сменить недолго. Порекомендует евреям бежать? Но куда?
Источники свидетельствуют: ограда, проволока и часовые вокруг гетто побегам препятствовали не слишком. В Белоруссии одну докторшу регулярно в партизанский отряд приглашали, а потом столь же аккуратно из леса возвращали домой. Из варшавского гетто мальчишки чуть не каждый день за харчами бегали, причем, ловили их уже с картошкой на обратном пути. Эльмар Ривош из гетто рижского с рабочего места ушел без проблем, достаточно было пиджачок сменить в укромном уголке. Дело в том, что уйдя из гетто, подвергаешь опасности оставшихся – родню и соседей (кто же знал, что в итоге их все равно убьют!), и потом, надобно где-то быть и что-то кушать, когда нигде тебя как-то вот не ждут и принять не готовы.
Когда того же Кастнера обвиняют, что у Эйхмана выкупил и в Швейцарию переправил только тех, кто ему был по вкусу, а прочих бросил на верную смерть, как-то забывают упомянуть, что он бы и больше выкупил, и даже деньги достал бы, да больше-то Швейцария не брала. Так что толку предупреждать, если все равно не можешь предложить выход?
И юденрат не спешите обвинять. Ну, предположим на минуточку – сделал бы он как Абба Ковнер: Первого января 1942 года, за девятнадцать дней до открытия Ванзейской конференции, в вильнюсских гетто была распространена листовка-воззвание, составленная Аббой Ковнером. В ней, в частности, говорилось: "Еврейские юноши! Не верьте своему руководству. Все пути гестапо ведут в Понары. А Понары -- это смерть… Гитлер собирается уничтожить всех евреев Европы. И судьба евреев Литвы -- быть первыми в этом ряду. Не дадим вести себя, как овец на бойню! Мы слабы и беспомощны -- это правда. Но единственный ответ нашим врагам может быть только таким: Сопротивление! Братья! Лучше пасть свободными бойцами, чем жить по милости убийц. Сопротивляйтесь! Сопротивление до последнего дыхания!
Откликнулось на этот призыв около тысячи из сорока тысяч человек… Сколько участников в знаменитом варшавском восстании было? А всего в гетто сколько?.. Вот то-то и оно.
Нет-нет, не подумайте, я вовсе не повторяю антисемитские бредни о "трусости" евреев. Совершенно также вели себя и вполне "арийские" жертвы всех без исключения гено- и демоцидов прошедшего века: русские дворяне, питерские поляки, китайские профессора, украинские крестьяне и горожане Кампучии. Я только хочу сказать, что нам такое поведение обошлось дороже, чем прочим, и потому именно нам стоит первыми задуматься над опасностью этой ловушки.
По случаю недавно прошедшего "Дня памяти" со всех трибун нас призывали не забывать Шоа. Но, товарищи дорогие, память – это не только слезы, не только вздохи, не только сбор документов и свидетельств и даже не только помощь тем, кто пострадал. Память это – прежде всего – готовность извлекать уроки из прошлого и стараться не наступать на те же грабли. Никто ведь не считает кощунственным в день 9 Ава упомянуть синат хинам (напрасную ненависть), потому что все понимают: опасность сохраняется. Не прекращаются дискуссии об ее современных формах и способах борьбы с ней в наши дни, причем, никто не обвиняет дискутирующих в попытке оправдания императора Тита. Так не настало ли время и с Шоа разобраться всерьез?
На сегодняшний день подходы к осознанию Холокоста можно разделить на следующие группы:
Не было этого. А если было, то не то. Если убивали, то не евреев, потому что все они произошли от хазар, а если евреев, то не убивали, и вообще, читайте "Протоколы сионских мудрецов". Представление весьма распространенное, но среди евреев сторонников у него все-таки не так много.
Ах да, конечно было, ах, это было ужасно, но нельзя же все время жить в мире ужасов. Ну, сходите к психоаналитику, пусть он вам объяснит, что упорное нежелание забывать такие вещи вызвано слишком тугим пеленанием во младенчестве. Поймите же, наконец, что этого больше не может быть, потому что не может быть никогда.
Это было так ужасно, что помнить надо вечно, собирать свидетельства, доказательства и громко кричать: "Это не должно повториться!". Чем дольше и громче будем кричать, тем надежнее будет неповторение.
Иными словами, при всех различиях и даже противоречиях, все непоколебимо уверены, что повторения не предвидится (как минимум – оно предотвратимо!). А почему?
А потому что: "Это было так ужасно, что просто невозможно вообразить, чтобы оно…". И, вроде бы, никто не замечает опрокинутой логики: Дождь не может пойти, потому что если я сейчас промокну, то наверняка от пневмонии помру. Не аргумент это, потому как дождю до моей пневмонии дела нет, у него свои причины, и только разобравшись с ними, мы можем если и не предотвратить его, то хотя бы не забыть зонтик.
Но всякую попытку, докопаться до причин, холокостохранящий истэблишмент воспринимает как личное оскорбление. Господин Саул Фридлендер не только заявляет, что не может постичь происшедшего, но и от других требует, чтобы постигать не дерзали, поскольку таковое постижение может поколебать идею уникальности и неповторимости.
Дозволяется только и исключительно метод Эммануэля Левинаса: Дорогие, сядем рядом, поглядим в глаза друг другу, каждый в другом увидит личность и незамедлительно возлюбит его более самого себя… Ну, то есть не то чтобы я отказывалась личность в человеке разглядывать, само по себе это было бы даже весьма полезно, но… А еще полезно заниматься физкультурой, учить иностранные языки, переходить улицу на зеленый свет и сочинять теорию относительности, да вот беда – от Холокоста все это так-таки не спасает.
Антисемиты (в т.ч. и еврейские, как показало недавнее происшествие в Яд-Вашем) твердо верят, что весь балаган просто корысти ради – требуют себе, понимаешь, под это дело прав, льгот и привилегий… Не отрицая в принципе возможности злоупотребления памятью Катастрофы (особенно со стороны господ типа Ноама Хомского, Изи Шамира или Фелиции Лангер), позволю себе все же предположить, что все гораздо хуже. Не за бренные блага земные борются наши охранители и даже не за приятную иллюзию морального превосходства.
Если допустить, что Гитлер со товарищи не марсианский десант, а Шоа – всего лишь одно из многих (пусть даже и первое среди равных) массовых убийств прошедшего века, то абсолютно обессмысливается основополагающее утверждение просвещенческого гуманизма: Человек добр и разумен, а если его поведение местами и временами свидетельствует об обратном, то причина либо в несправедливых и угнетательских общественных структурах, которые его давят, вызывая протест, либо в неправильном воспитании, не позволяющем ему определить, что такое хорошо и что такое плохо.
Но Холокост приключился в одной из самых благовоспитанных стран земного шара, а свободы в Веймарской республике было, как известно, чем хочешь – тем и кушай. Ну да, конечно, была проигранная война, экономический кризис и т.п., ну так можете ли вы гарантировать, что беды такой ни у кого никогда больше в истории не случится? А если не можете, откуда уверенность, что Холокост неповторим? Понятно, что звереют народы не просто так, а от кризиса, но ведь не обходится без кризисов история ни одного народа.
Поскольку "непознаваемость" возникает лишь в рамках просвещенческой картины мира, то, может быть, стоит сменить картинку, не дожидаясь потери еще шести миллионов жизней? Может, стоит все-таки попытаться понять, какой именно кризис и при каких обстоятельствах способен выродиться в новый Холокост и выработать на этот случай оптимальную линию поведения?
***
И снова цирк приезжает,
От любопытных отбою нет,
И каждый в лоб получает,
Но не раскрывает секрет.
Х. Альберштайн
Песенка Хавы Альберштайн начинается словами: "Эту историю рассказал мне папа, когда я была маленькой". Мне эту притчу в детстве рассказывала бабушка, вероятно, многие из вас, дорогие читатели, тоже ее слыхали. Это история про бродячий цирк, который рядом с большим шатром ставит маленькую палатку и в ней обещает некий "секретный аттракцион". Впускают по одному. А сидит там здоровенный громила, который всякому входящему влепляет затрещину и выкидывает вон. Но ни один из пострадавших не пытается предупредить очередь любопытных. Почему?
Прежде всего, потому, что знает: на их месте (на котором только что был) и сам он ни за что не поверил бы. Всякий, кто попробует предупредить, только зря рискует собственной репутацией – помочь он все равно никому не сможет. Но почему же так-таки не поверят? А потому что не находят причин. По их соображениям бить их совершенно не за что: видит их данный товарищ первый (и вероятнее всего – последний) раз в жизни, ничего плохого они ему не сделали и даже ограбить их он, явственно, не намерен.
Именно такой была первоначальная реакция обреченных 20-го века: они же никому ничего плохого не сделали. Дворяне служили, крестьяне пахали, профессора хранили лояльность, евреи успешно ассимилировались, как вдруг… Естественная реакция – попытаться понять, чем же это я так им не угодил. В России во времена "большого террора" на этом играли следователи, заставляя обвиняемого самого сочинять обвинение на себя. В Китае линчеватели-хунвейбины диктовали жертве, в чем она должна каяться, в Германии с евреями вовсе не дискутировали, опираясь на теоретическую базу известных "Протоколов". Во всяком случае, никакого отношения к тому, что обвиняемый на самом деле делал, говорил или хотя бы думал, эти "обвинения" не имели.
Отношение они имели только и исключительно к каким-то проблемам самих "обвинителей": техническая и экономическая безграмотность советского руководства, массовое разорение и деклассирование населения Германии, провал "большого скачка" в Китае… Проблемы – реальны, их наличие не опровергнешь, да никто и не пытается. Но если убийца поверит, что жертва в них не виновата, ему придется искать настоящие причины, причем, при честном поиске виноватым, скорее всего, окажется он сам… комментарии излишни.
Если и были люди, что помогали и прятали, то, как правило – по старой дружбе, из жалости (особенно детей), из личной симпатии (например, к привлекательным девицам), из корысти (деньги, ценности, рабочая сила, необходимые для производства специалисты). Того же Ривоша старый знакомый прятал, потому что был уверен в скором возвращении русских, а потом – баптисты, надеявшиеся обратить его в свою веру. Вопрос о вине/невиновности вообще не вставал, т.е., оправдания – будь то словом или делом – бессмысленны и бесполезны.
Не то чтобы периодические опровержения антисемитского фольклора были вовсе излишними – просто пригодны они исключительно для внутреннего употребления, для защиты евреев от влияния изливающихся со всех сторон ушатов клеветы. Из всех других-прочих восприимчивыми к фактам и логике окажутся очень немногие, так что в качестве стратегии защиты цена подобным разъяснительным кампаниям – грош в базарный день.
А следовательно, заведомо провальной является демонстрация лояльности убийцам, исполнения их требований и соответствия их пожеланиям. Я, конечно, имею в виду не "деланье вида" по расчету и не уступки силе, которых не избежать, но вот именно старание не за страх, а за совесть, призванное убедить их, что "мы с вами одной крови", а стало быть, с нами так поступать нельзя. Например, явной ошибкой было "сохранение коммунистических убеждений" номенклатурными персонами, арестованными в 37-м (этим пользовались, вынуждая оговаривать других), или пресмыкательство немецких евреев перед нацистской властью.
Подобную политику принято нынче ставить в вину юденратам, но ужас-то весь в том, что большинство управляемых ее поддерживало и надеялось на нее. Поэтому сработал трюк с "увариванием лягушки", постепенное нагревание воды в кастрюле, чтоб не испугалась и не выпрыгнула до времени: уничтожение шло постепенно, по группам, оставляя прочим надежду и нейтрализуя сопротивление.
Как в том анекдоте: нет смысла предупреждать, все равно никто не поверит. Подумает, что ты все выдумал, что у тебя мания преследования, что ты как-то не так себя повел. Коренные немецкие евреи до последней минуты будут уверены, что с ними не может произойти то, что происходит с полулегальными переселенцами из Польши, французские надеются, что депортировать будут только тех, кто без гражданства, а благородный американский демократ Франкфуртер откажется верить рассказу Яна Карского. Лишь десятилетия спустя сумеет Александр Галич сформулировать:
А как наши судьбы? Как будто похожи:
И на гору вместе, и вместе с откоса…
Но вечно по рельсам, по сердцу, по коже
Колеса, колеса, колеса, колеса…
Но почему же так много времени потребовалось, чтобы понять простые вещи? И много ли людей их понимают даже в наши дни?
***
Я подумал: мы в пахаре
Чтим целину,
В воине -
Страх врагам,
Дипломат свою
Представляет страну,
Я представляю
Орган!
М. Анчаров
Всякий нормальный человек верен своему сообществу, своему народу, и в большинстве случаев он связывает эту верность с местом, в котором обитает. Помните у Симонова:
Да, можно выжить в зной, в грозу, в морозы,
Да, можно голодать и холодать,
Идти на смерть... Но эти три березы
При жизни никому нельзя отдать.
Но, как сказал Гейне, "портативной Родиной" еврея два тысячелетия был ТАНАХ, и потому верность своему народу у нас связывалась не со зримым пейзажем, но с умозрительной идеей. Контакты с окружающим миром всегда были живыми и активными, но… только на уровне прагматики. Не жили мы, а выживали в ожидании Машиаха, нового неба и новой земли, до самого 20-го века, а потом… потом, на пороге впадения в собственную страну, распался, как водится, единый поток на мелкие ручейки дельты.
Ручеек "традиционалистов" все больше отрывается от реальности и уходит в песок. И верность их умозрительной идее становится все более умозрительной, теперь они (не из лени, а из принципа!) и пальцем не согласны пошевелить для ее воплощения в реальность, в лучшем случае производятся действия символические типа "Псалмами по ракетам!".
Ручеек "идеалистов" журчит во всех современных идеологиях, не исключая и самые антисемитские, куда только пустят. Не щадя живота своего бьются наши соплеменники за что ни попадя – от коммунизма до расового равенства, включая штопанье озоновых дыр. Понятно, что субъективно они ощущают тесную связь с ревнителями того же "общего дела", в то время как судьба собственного народа им скорее безразлична, Троцкий искренне считал себя "не евреем, а революционером". Жаль только, что другие революционеры его уверенность разделяли далеко не всегда.
Ручеек "специалистов". Сообщества профессионалов науки, техники и искусства в наши дни интернациональны. Даже в совке за железным занавесом были доступны публикации, книги, журналы, изредка поездка на какой-то конгресс, а уж в свободном мире… Естественно, еврей, которому именно профессиональные качества обеспечили вполне заслуженные деньги, славу и положение в обществе, окружает свою профессию ореолом священнодействия, начинает в ней видеть магистральный путь спасения человечества, а себя причисляет раньше и прежде всего к аристократическому сообществу коллег. Помните, у Стругацких: Они были магами потому, что очень много знали, так много, что количество перешло у них наконец в качество, и они стали с миром в другие отношения, нежели обычные люди<…> И они приняли рабочую гипотезу, что счастье в непрерывном познании неизвестного и смысл жизни в том же. Национальная же общность знакома им разве что по антисемитской дискриминации при приеме на учебу или работу.
Разумеется, я говорю об элите, о том незначительном количестве лидеров, которое определяет качество всего сообщества, кто задает тон и служит образцом для подражания. Так вот, еврейская элита на момент Холокоста была озабочена либо ускорением прихода Машиаха, либо борьбой за освобождение человечества, либо с энтузиазмом делала ракеты и покоряла Енисей. Потребовался могучий интеллект Ханны Арендт, чтобы мгновенно открыть простую истину: Если на тебя нападают как на еврея, то и защищаться должен ты как еврей. Должен… но сможешь ли, если меньшая часть потенциальных жертв не понимает слова "защищаться", а бОльшая не понимает слова "еврей"?
Традиционалисты ждут распоряжения с печатью небесной канцелярии, да к тому же никого и не считают евреями, кроме самих себя. Идеалисты до последнего вздоха хранят верность своей идеологии, невзирая на то, что братья по разуму по большей части кинули их, а на соплеменников из ненашего инкубатора смотрят как на классового врага. Специалисты надеются, что их сохранят ввиду необыкновенной полезности, не важно для какого дела. А безыдейная масса по инерции продолжает цепляться за "образ себя" как нормальных граждан цивилизованного общества, за который столько боролись в процессе ассимиляции.
Во все времена и у всех народов практический опыт рано или поздно входит в противоречие с умозрительными идеями и вынуждает отбрасывать или изменять их, но у евреев 20-го столетия умозрительные идеи окопались за крепостными стенами двухтысячелетней верности теории, рассудку вопреки, наперекор стихиям. В ситуации "двойной лояльности", выбора между своим народом и своей идеологией, совесть оказалась на стороне идеи. Решение защищаться не как коммунист, демократ или физик-теоретик, а "как еврей" субъективно воспринималось как пусть вынужденное и временное, но все же, в какой-то мере… предательство.
Яркий пример такого когнитивного диссонанса – позиция интеллектуалов, выходцев из Германии (типичные представители Ханна Арендт и Мартин Бубер), в момент провозглашения еврейского государства. Они еще худо-бедно готовы были оправдать переселение в Палестину: с одной стороны преследования, с другой – экономическая и техническая польза для региона, а главное – перспектива создать новую, "справедливую" модель человеческого общежития. Но принять бен-гурионовскую "нормализацию": будем жить как все люди на своей земле, продолжать свою историю, отстаивать свои права… Нет, никогда!
Их наследники, надо отдать им справедливость, и поныне неукоснительно придерживаются линии партии. Именно потомки выходцев из Германии делают антиизраильскую погоду во всех университетах Америки и нашей страны. Это они – авторы и читатели "Гаарец", гордо именующей себя "газетой думающих людей" – думают главным образом об искуплении смертного греха измены великой идее ради презренной материи. Совершенствование демократии для них куда важнее выживания страны.
Конечно, демократия как таковая – явление вполне положительное. Но вспомним, что изобрели ее западные народы в размышлении, как бы получше обустроить свою Англию, Америку, Францию… идея, что Родиной ради демократии надо жертвовать, не приснилась бы им и в страшном сне.
Когда-то это синхронно поняли и выразили два очень разных еврея, которые вряд ли были знакомы лично. Из "идеологического" (сиречь левого, ассимилянтского) лагеря вышел Владимир-Зеев Жаботинский и сказал: Если бы у меня был выбор между еврейским государством, построенным по галахе, или совсем никаким, я бы, при всем моем нежелании по галахе жить, все-таки выбрал первое. Из "традиционалистского" (сиречь хасидского) лагеря вышел рав Авраам Ицхак Коэн Кук и сказал: У меня есть выбор между еврейским государством, построенным НЕ по галахе, и совсем никаким. При всей моей приверженности галахе и вере в ее необходимость, я выбираю первое.
Но много ли нашлось у них последователей, как с той, так и с другой стороны?
***
На небе ни тучки грозовой,
Башни часовые стерегут.
Пусть они вот только нападут,
Мы еще посмотрим, кто кого!
Но нет отваги в них, и нет злости,
А мне все больше по пути знаков:
По тем, кто ныне говорит: "Брось ты",
Рожку пастушьему навзрыд плакать
Н. Болтянская
Итак, за идеей "непостижимости" Холокоста скрывается, не в последнюю очередь, неготовность осознать собственные ошибки, а за идеей "неповторимости", соответственно – уверенность, что это и не нужно, ибо никакой практической пользы не принесет такое знание. Но может, все-таки права Ханна Арендт: Что раз произошло – и в другой произойти может? Ведь в нашей истории это случай не единичный, да и в ненашей встречается и по сей день.
Не раз и не два уже после Холокоста разыгрывался сценарий "наказания невиновных и награждения непричастных": как за проигранную Германией войну отвечать должны были евреи, а за катастрофы перегруженных советских поездов – инженеры, вот также во искупление колониальных грехов отцов и дедов господа хорошие с удовольствием порушили жизнь и судьбу буров Южной Африки. То, что буры пришли на эту землю с моря практически одновременно с черными племенами, двигавшимися с севера, роли не играет. И не рассказывайте мне, пожалуйста, о нехорошем апартеиде: аналогичные порядки в Эстонии или Саудии никого не беспокоят – значит, дело не в нем.
Причем, принуждали буров к самоубийству совершенно тем же подлым манером, каким ломали коммунистов в тюрьмах НКВД. Вот как моделирует Артур Кёстлер московские процессы 37-го, где обвиняемые признавались в явно несовершенных и абсолютно бессмысленных злодеяниях:
- Добровольно выступив на Открытом процессе, вы выполните последнее
задание Партии… Партийный курс определен абсолютно четко. Наша цель оправдывает любые средства - вот единственный закон, которому подчинена тактика Партии. И, руководствуясь этим законом, Государственный Обвинитель потребует вашей смерти, гражданин Рубашов... Ваша задача проста. Фактически, вы сами ее сформулировали: необходимо всемерно высветлить для масс то, что правильно, зримо зачернить то, что неправильно… Такой язык будет понятен народу…
Кроме того, массы не должны испытывать к вам ни жалости, ни
симпатии - это тоже входит в вашу задачу. Симпатия или жалость к оппозиции со стороны широких масс чреваты опасностями для страны в целом... Товарищ Рубашов, я надеюсь, вы понимаете, какое доверие оказывает вам Партия… Рубашов подписал последний пункт обвинения, в котором он признавался, что действовал из контрреволюционных убеждений и был платным агентом мирового капитализма.
Рубашов готов признать ложное обвинение в предательстве революции именно потому, что на самом-то деле, наоборот – до последней минуты идентифицирует себя с ней. Больше утраты жизни страшит его утрата возможности понимать себя как участника великой борьбы за преобразование мира и счастье человечества.
Вот также и население ЮАР (не то чтобы совсем всех, но явно большинство) больше всего страшила утрата возможности понимать себя как часть Западного мира с его демократией и правами. Об экономических следствиях бойкота судить не берусь, но настаиваю на том, что идеологические были достаточно весомыми – обществу грозила утрата смысла жизни, и оно сломалось.
Значит, прежние методы работают, не заржавели, да и за кризисом нынче дело не станет. И кризис тот – не экономический, а социальный, структурный кризис: тут вам и переселение народов, и рост числа бездельников, которых работающим все труднее кормить, и, по этой причине, задолженность выше головы… Нет, нет, не надо, не напоминайте мне, что и Израилю эти проблемы отнюдь не чужды – евреев Германии и военное поражение, и инфляция, и экономический кризис 20-х годов ничуть не меньше затронули, чем немцев… Ну так и что с того?
На самом деле Рубашов был коммунистом не менее, если не более убежденным, чем его палачи. На самом деле дискриминация, практикуемая бурами ЮАР, была не жестче (а как бы еще не мягче), чем шейхами Саудии. На самом деле евреи Германии были в 30-х не меньшими, а как бы еще не большими патриотами, чем сами немцы… Но кого это на самом деле интересовало? В кризисной ситуации главное – виноватого найти.
Даже и без недавних угроз мистера Керри невозможно не видеть, что сегодня эта роль уже опять предназначается нам. Не только Израилю, но каждому еврею, где бы он ни жил и как бы ни относился к сионизму. Готовы ли мы сегодня противостоять такому вызову?
***
Никто не даст нам избавленья,
Ни бог, ни царь и ни герой –
Э. Потье
По экономическим, военно-техническим и стратегическим вопросам сказать мне, естественно, нечего. Подозреваю (хотя и не уверена), что проблемы будут серьезные, но… все же решаемые при условии нашей готовности переносить трудности и идти на жертвы. Так готовы ли мы на самом деле спать в бомбоубежище, продукты по карточкам получать и ждать с фронта похоронки? Уверены ли, что игра стоит свеч и нет иного выхода?
Обратите внимание на странное противостояние правительства и оппозиции по поводу формулы "еврейское демократическое" или "демократическое еврейское" государство. Можно подумать, Натаньягу выборы отменить собирается, или Ливни желает в школах преподавать по-китайски и вместо Ханукки праздновать Рождество… Чего же ради Биби гуседразнение устраивает, лишний раз вписывая слово "еврейское" в какие-то официальные бумажки?
Поверьте мне, Биби не ошибается, его цель – носом ткнуть нашу политическую элиту, как кутенка в лужицу, в простой вопрос: Готова ли она "защищаться как еврей", когда нападают на нас "как на еврея"? Чему на самом деле лояльны вы, мастера культуры? Цените ли вы демократию как оптимальное устроение для страны или страну – как сырье для создания супер-демократии?
Совершенно тот же вопрос можно задать и противоположному краю политического спектра: Цените ли вы галаху как оптимальный порядок жизни народа или народ – лишь по мере соблюдения галахи?
Не сомневаюсь, что и ответы прозвучат сходные с обоих концов: чем демократичнее (галахичнее) обустроим мы свою жизнь, тем вернее за нас заступятся… не важно, из небесной ли канцелярии или от мировой общественности, в любом случае, отвечать за свою жизнь будем НЕ МЫ. Мы готовы умирать за свою идею, а за землю или даже просто за повседневную безопасность нашу пусть умирает кто-нибудь другой…
Нет, это не трусость, ибо трусости принято стесняться, а эти люди гордятся своими принципами и готовы бесстрашно отстаивать их, это – то самое галутное сознание, которое сыграло роковую роль во времена Холокоста, а на заре нашей государственности его очень смешными методами пытались искоренять, запрещая идиш и насаждая земледелие. Да не в идише, как видно, опасность, а в неизжитой привычке, Родину с теорией путать и опоры искать в общности идеологии вместо общности судьбы.
Именно таким привык еврей быть в галуте, таким привыкли видеть его и "почвенные нации". И популярность, какой пользуются ультралевые и ультрарелигиозные у братцев-демократцев, объясняется не только (несомненным) антисионизмом последних, но и тем, что только такой еврей представляется им нормальным: беззащитный и слабый, во всем зависящий от их милости. Израильским ультралевакам и ультраортодоксам дают в Европе гранты и премии, предоставляют аудиторию и трибуну. Да, в этом есть, конечно, и политическая корысть, но немало и от бескорыстной привычки. Еврей, что ведет себя примерно также, как они бы на его месте сами себя повели, раздражает как несанкционированное нарушение правильного мирового порядка.
Какая-нибудь Захава Гальон совершенно искренне верит, что деятели из ЕС ее спонсируют, потому что считают единомышленником и товарищем по борьбе, а они ее спонсируют, потому что она для них явление понятное и привычное, т.е., по определению Ханны Арендт, "пария", готовая вечно смотреть на них снизу вверх и копировать все их закидоны. Причем, никто никого сознательно не обманывает, обе стороны думают, что понимают друг друга, и если завтра, не дай Бог, грянет новый Холокост, мадам Захава, как и 70 лет назад, ума не приложит, с чего это вдруг дорогие товарищи ее заподозрили в пожирании арабских младенцев и при встрече быстро переходят на другую сторону улицы.
Ультрарелигиозные антисионисты, надо отдать им справедливость, подобных иллюзий лишены, они прямо и честно говорят народам: "Мы – ваши рабы", - и до прихода Машиаха против этого статуса возражать не намерены.
Но те и другие по умолчанию предполагают некое подобие "общественного договора": мы – ваши… ну, пусть даже не рабы, но – подпевалы, жизнь готовые положить за вашу (ну, то есть, общую нашу) идеологию, завсегда впереди паровоза бежать, а вы за это признаете наше право на существование. Но беда-то вся в том, что нет на самом деле такого договора, и не было никогда, и дорогие партнеры, финансирующие и рекламирующие мадам Захаву пополам с нетурейкартежниками, никогда ничего такого не имели в виду. Они-то как раз никого не обманывают, это евреи обманывают сами себя.
Да, разумеется, сегодня, не как тогда, у нас есть государство, есть прекрасно вооруженная армия, но… Может ли быть по-настоящему боеспособной армия, в которой традиционалистам служить зазорно, специалистам времени жалко, а идеологи от нее требуют, прежде всего, не страну защищать, а соответствовать европейским поведенческим стандартам, дабы не посрамить имя "единственной демократии Ближнего Востока"?
Израильская левая всегда готова наступать на горло собственной песне, не только (и не столько) ради того, чтоб европейцы нас не разлюбили, сколько чтоб мы не разлюбили сами себя. Ибо если мы – не как они, то мы вообще никто, и звать нас никак, и жить не стоит.
А уж про диаспору и вовсе говорить нечего.
Лет 15 назад прочла я книжку израильского гражданина, парижского жителя Мишеля Варшавского, где аккуратно перечислялись все проблемы нашего государства, из нерешенности каковых легко выводилась нерешаемость, а из нерешаемости, соответственно – наша обреченность. Причем, он явственно в упор не замечал куда более серьезных проблем, стоящих перед прекрасной Францией, тем паче перед живущими в ней евреями.
Франция для него была как бы само собой разумеющаяся данность, которая, конечно, тоже не без проблем (уж он-то, как идейно выдержанный троцкист, мог бы про них накатать десяток фолиантов!), но ни право ее на существование, ни его собственное право на существование в ней как бы вовсе от этого и не зависело. Сомневаюсь, что эту установку смогли поколебать даже недавний отстрел единоплеменников в Тулузе и околопарижские фейерверки из машин, такие товарищи обычно факторезистентны.
Израиль же имеет право на жизнь только ежели соответствует, ибо не для жизни, а для соответствия его создавали. В противном случае нас вполне устраивает Париж, а если в нем еще раз произойдет то, что 70 лет назад происходило, то мы опять впадем в состояние полного умственного изумления и хором продекламируем: "Это не должно повториться!".
Замечательно точно сформулировал еврей американский, по совместительству влиятельный госчиновник Дэвид Роткопф: Был, мол, молодой, романтичный, восторгался Израилем, а теперь поубавилось восторга. Не оправдал Израиль надежд, таким прозаическим оказался, что аж противно. Требуется что-то новенькое, свеженькое, новый нарратив, другая парадигма, в которой рядом с Израилем найдется место для палестинского государства (не важно, насколько это осуществимо практически, важно, что нарратив не смотрится без него), потому что, по большому счету, в реальном Израиле такой уж необходимости нет. Он лично ни минуты не сомневается, что Америка для еврея место вполне надежное… как и деды его не сомневались, что уж надежней Германии быть ничего не может, и уверенности его не поколеблет даже печальное завершение многолетнего романа с афроамериканцами.
Вполне возможно, в текущем бюджетном столетии в Америке будет все спокойно… или не будет. Во всяком случае, от мистера Роткопфа это зависит не слишком. Другие будут решать за него, причем, он, также как 70 лет назад, уверен, что всегда решат положительно. А то как же? Он же, как поется в старой пионерской песне, внимательный, он старательный, привлекательный, замечательный, образцово-показательный! Он американец на 200%, а еврейство – так, вроде хобби – очень мило, но только в свободное время. Ему и в голову не приходит, что в один прекрасный день дорогие сограждане могут придать этой мелочи значение несколько большее, чем ему хотелось бы.
…Долгих двадцать веков книга была нам Родиной, так велико ли диво, что автоматически возникает искушение отвергнуть Родину за то, что не может быть воплощением книги? Но в прошлом-то книга, худо-бедно была у нас на всех одна, а кто не наш - у того были другие книги и другие судьбы. Сегодня страна у нас на всех одна – и у поклонников Торы, и у адептов "Манифеста коммунистической партии", да и вне страны судьба общая, хотим ли мы того или нет, но, похоже, не замечают этого ни те, ни другие.
В прошлом не было альтернативы упованию на ненадежную милость "почвенных наций", так что очень трудно было обойтись без иллюзии, что "все наладится-образуется" и после Холокоста никакого антисемитизма уже просто не может быть. Сегодня стоило бы все же даже жителям диаспоры взглянуть правде в глаза – не затем, чтобы немедленно начать собирать чемоданы, а затем, чтобы не упустить момент, когда на самом деле целесообразно будет их собирать и брать билеты на самолет… не обязательно даже в сторону Израиля.
Напечатано в «Заметках по еврейской истории» #7(176)июль 2014 berkovich-zametki.com/Zheitk0.php?srce=176
Адрес оригинальной публикации — berkovich-zametki.com/2014/Zametki/Nomer7/Grajfer1.php
