ПРЕДИСЛОВИЕ
Предмет настоящего исторического очерка – это проблемно–обобщённое народоведческое освещение общественного значения языка идиш, его носителей в Петербурге.
Здесь, в новой столице и ее пригородах проживали в 90–х годах ХIХ века из свыше пяти миллионов евреев царских подданных всего лишь 20 000 человек. Для них среди некоторых социальных групп идиш еще мог служить языком сношений между собой.
(Соответствующая статистика доступна и подробно изложена в демографических исследованиях д–ра Натальи Юхневой.)
Новые статистические данные о состоянии евреев Петербурга (почему–то как «диаспоры») на 2002 год содержатся в статье, опубликованной в ж. «Нева», 2006, № 9. Борис Миронов: „Современная еврейская диаспора в Санкт–Петербурге". По его сведениям, ныне в пятимиллионном городе проживают менее 233,4 тыс. евреев (=0,8%) преимущественно советского, не местного происхождения, в не подавляющем, а подавляемом большинстве этого меньшинства это на 58,5 % – люди престарелого возраста, среди них мало лиц, в какой–то мере знающих семейный, еще реже – школьный и д и ш. Остальные горожане, которые несколько моложе, никакого еврейского языка не знают, потому что ни они, ни их родители не приобрели еврейской начитанности, учености. (Притом 60% этих лиц имеют высшее образование). Неясно, почему этих людей без языков, без некоторой религиозной осведомленности, наконец, без причастного знакомства с историей, культурой, т.е. с еврейской словесностью, вообще следует считать преемственно все еще евреями и более (нет, хуже) того – „диаспорой". ( Т.е. компактно изгнанным (когда? откуда?), пребывающим на чужбине „еврейством", а не просто обывателями среди прочих миллионов россиян.)
Широкого значения и д и ш в Петербурге отнюдь не имел никогда, в отличие от таких городов, как Вильно, Варшава, Витебск, Житомир, Одесса и др. поменьше.
Общественные деятели общались между собою публично на русском языке, усвоенном евреями в массе лишь в Х1Х веке, хотя еще довольно долго идиш понимали все.
Но так как Петербург с самого начала, в XVIII в., явился столицей огромной многоязычной Империи, то отношение властей и народонаселения к языку идиш и любые проявления активности на этом поприще среди самих евреев оказывали временами то положительное, то отрицательное влияние на настроение общества в разных отношениях, в особенности вокруг статуса евреев, их языков, да и не только в столице. Значение имело не само сравнительно скромное число, а положение, социальный состав и деятельность э л и т ы столичных евреев.
Об этом и пойдёт речь в данном, совершенно не официозном и беспартийном очерке.
После многократных разделов „Речи Посполиты Польской" до полной или временной потери ею независимости значительная часть её территории вместе с коренным и еврейским населением доставалась соседней России. Евреев делали, не спрося их о согласии, подданными русских царей (а впоследствии, в 1939 и 1945 годах и СССР) и лишили привилегий, жалованных евреям издавна ещё польскими королями.
Для евреев по разным меняющимся соображениям были придуманы юридические ограничения. Им было положено обитать в определённых, впрочем, поначалу широких районах так называемой „Черты оседлости", хотя евреи, пожалуй, никогда не были кочевниками.
Крестьяне, как в Польше, так и в России были закрепощены, т.е. прикреплены к земле помещиков, так что возможности свободного передвижения было лишено большинство населения российской Империи, что имело общие тяжкие последствия для расчлененного еврейского населения Восточной Европы.
„Крепостное право", а вернее, бесправие было отменено в России окончательно императором Александром Вторым лишь в 1861 году. Но при этом евреям гражданские права передвижения в России (наравне с освобождёнными крестьянами) не были даны. Проживание вне отведенной, постепенно сужающейся „Черты оседлости" и даже в сельских местностях, в деревнях внутри этого района, было запрещено только иудеям, которые формально не считались сословно крестьянами, бывшими „крепостными",
(т.е. живой, движимой частной собственностью). Пребывание в столицах Москве и Петербурге без специального дозволения властей иудеям (за некоторым исключением, вроде демобилизованным после 25–летней службы солдатам) было запрещено. Однако, сменив вероисповедание, приняв крещение (но не ислам – ?!), иудей в России приобретал все права своего мещанского сословия. Это положение было решительно отменено лишь вследствие отречения от престола последнего царя дома Романовых, Николая Второго в 1917 году.
Наступало равноправие по мере осуществления республиканского демократического шаткого режима, но соответственно его колебаниям менялась и ситуация в отношении свобод народонаселения вообще и евреям особенно.
Об этом в очерке подробней...
Идиш по происхождению был языком смешанным по характеру, немецким говором с третью лексики еврейской библейской и талмудической учености
Таким в течении нескольких веков медленно становился язык евреев, прибывавших из романской юго–западной Европы, где их языками, как и их окружения, были образовавшиеся последыши вульгаризованной латыни: старо– французский и итальянский. Расселившись постепенно, около X века, на землях Лотарингии и Эльзаса, в городах над реками Майн, Мозель и Рейн, иудеи усвоили немецкую речь местного населения.
Общим ходом стремительной миграции по разным причинам и с разной целью часть населения немецких земель стала перемещаться в среднюю и потом в восточную Европу.
Быстрее стали переселяться и евреи, гонимые толпами (подстрекаемых католическими проповедниками и властями) участников „Крестовых походов" против близких и отдалённых заморских врагов Иисуса, их Спасителя и Бога, в первую очередь, против их соседей, иудеев. Они иногда получали убежище от резни и разорения у некоторых, более просвещённых христианских властелинов, даже, бывало, у римских Первосвященников, у Пап...
Иудеи, по причине неприятия католичества изгнанные из Испании в 1492 году и позднее, в XVI веке, получали покровительство в мусульманской Оттоманской империи, что было принято к обоюдной выгоде...
Так сложилась в тогдашней Турции еврейская испанская "сефардская" община, говорившая на языке Кастилии пиренейского полуострова (с некоторой библейско-арамейской, меньше еврейско-арабской лексикой), но писавшая еврейским курсивом. Еврейско-немецкий язык, названный «идиш», стал языком «ашкеназских», т.е. немецких евреев, сопутствуя им ещё в северной Италии и далее в передвижении уже в Восточную Европу.
На славянских землях, принадлежащих польским крупным магнатам– землевладельцам в ХV–ХVI веках, ещё не образовались города с торгово– промышленным сословием. Короли „Речи Посполиты", объединившие Польшу и Литву, а также некоторые дворяне на местах проявляли терпимость к евреям, предоставляя им автономный статус в их религиозных и внутренних правовых делах при условии уплаты под круговой порукой налогов казне.
Пришлых людей как «третье сословие» между дворянством и невольниками – крестьянами подчинили непосредственно Короне, т.е. избранному магнатами в сейме королю.
Евреи как члены автономной религиозной общины получили личную свободу, чего долго не имели на немецких землях. Это было привлекательно и способствовало в XVI–XVII веках увеличению числа городского еврейского населения, говорившего на идиш, в котором складывались территориальные диалекты, первоначально – устно, в произношении, а потом – и письменно, в орфографии (что продолжалось вплоть до истребления носителей этого языка в Польше и сопредельных странах в 40–ых годах XX века).
О культуре языка идиш в России, особенно в Петербурге, сообщается в специальных экскурсах.
Этот еврейско–немецкий язык (вытеснив из общения евреев между собой старофранцузский) стал письменным, литературным, когда на нём с XV века стали печатать книги на языке „идиш" еврейскими (финикийскими) буквами курсивного шрифта, что уже внешне отличало иудейскую письменность от христианской у немцев, язык которых продолжал развиваться, отличаясь всё более от языка немецких евреев. Это раздвоение тем более знаменательно, что литература – преимущественно Библия – переводилась исконно из общего еврейского подлинника на один и тот же, тогда ещё разговорный, немецкий язык, ставший благодаря Л ю т е р у, этому протестанту-реформатору, литературным.
Кстати, это поучительное явление расхождения повторяется и ныне у евреев– переводчиков той же Библии на русский язык, который раздвоился в Израиле, откуда поступают в Петербург новые русские переводы еврейской литературы, включая Пятикнижие, бывшее уже в р у с с к и х переводах, как для христиан, так и отдельно для иудеев. Стоит задуматься над тем, что в России, занявшей территорию со значительным еврейским грамотным населением, так ещё и не сложился особый еврейско–русский язык, подобно тому, как образовались еврейско–персидский, еврейско–арабский, еврейско–испанский, еврейско–итальянский, еврейско– французский, да и более живучий еврейско–немецкий (идиш), в недавнем прошлом довольно полноценный мощный язык европейских ашкеназских евреев.
Процессы с м е ш е н и я языков, в особенности таких, как языки евреев, стоит внимательно изучить ради понимания тенденций р у с с к о й речи, в свете периодически одолевающей тяги общества, элиты к изоляции или, наоборот, – к интеграции.
Зарождение некоего еврейско–русского (и/или украинского) языка наблюдалось, напр.в „одессизмах",в юмористических недоразумениях дословных „буквалистских переводов" с идиша на русский (и обратно), а также в популярных типических, „карикатурных" „неправильностях" (этимологических и фонетических) этих двух языков в устах провинциальных, местечковых евреев.
Стоит отметить огорчительное влияние р у с с к о г о языка, подчас через жаргонизированный идиш на обновляемый просветителями–литераторами в России в XIX веке древнееврейский (иврис) и на откровенное, неряшливое засорение руссицизмами („идишизмами") иврита Израиля разнообразными недоучившимися новыми иммигрантами...
О культуре еврейских языков, об их словесности, будет уместно сообщать в специальных экскурсах.
Текст настоящего очерка, не расчленённого на главы, раскрывается следующим подробным оглавлением, долженствующим просветить непредвзятых читателей, без авторских примечаний и без ссылок на источники и вторичную литературу, как это, кстати, принято даже в серьёзных популярных очерках....
ТЕМАТИЧЕСКОЕ ОГЛАВЛЕНИЕ
Первые евреи на службе Петра Первого.
Образование «Черты оседлости евреев».
Происхождение и распространение языка идиш.
Ограничение доступа евреям к просвещению.
Домашнее традиционное образование.
Русское революционное движение и евре.
Еврейское благотворительное строительство синагоги.
Еврейские имена собственные.
«Общество Просвещения Евреев» и ОЗЕ.
Интерес к истории европейских евреев в России.
Ан–ский организует этнографические экспедиции.
Общество Еврейской Музыки в СПб.
Издание евр. народных песен Гинзбурга и Марека в СПб.
Первая Мировая война и немецкий интерес к евреям России.
«Пробуждение народности» у меньшинств».
Советская власть и евреи, интерес к идишу.
Широкий доступ в вузы, первый приток евреев в Ленинград.
«Национальная политика» сов. власти.
Второй приток евреев в Ленинград.
Новый быт евреев и «классовая борьба».
Нормирование литературного языка идиш.
Реформы правописания.
Вторая Мировая Война и оккупация Заладных земель.
Некоторые психологические последствия.
Советизация евреев и вытеснение языка идиш.
Послевоенная советская дискриминация евреев.
ГОСЕТ и Михоэлс.
«Еврейский Антифашистский комитет».
Квази–Общественная самодеятельность.
«Антисионистский комитет».
Антизападная сов.пропаганда и антисемитизм.
Агония сов. власти и эра Горбачёва.
Традиционная община, её структура и функции "кагала".
Усилия российских властей навязать евреям церковную структуру как религиозному сообществу.
Стихийная эмиграция и колебания гражданского статуса.
Взаимоотношения России и Израиля лишены концепции.
Назревающие последствия отсутствия у евреев СПБ, как вообще у меньшинств России своего видения будущего.
Политика клерикализации народонаселения.
Распространение хасидского мессианского культа.
Европейский еврейский опыт немецкой и русской ассимиляции, истребление миллионов живших идишем в 1939 – 1945-х годах и опыт интеграции населения Америки и – Израиля – это закат тысячелетней культуры языка идиш.
Школьная политика властей СПб.
Назревающие последствия отсутствия у евреев СПб как вообще у меньшинств России при недоразвитости демократических институтов… своего видения будущего «Что делать?» и чего делать не надо – тезисы для размышления.
***
Вскоре после того, как царь Пётр в 1703 году заложил основу города Петербурга – новой столицы России, туда прибыли несколько евреев, которых царь пригласил на важные должности, дабы обновить страну по западноевропейскому образцу, приглянувшемуся ему в Голландии, в этой небольшой зелёной стране.
Среди первых евреев был некий Девейер „съфардского" происхождения. Он был назначен полицмейстером Петербурга – города, который ещё предстояло построить по строгому плану иностранными архитекторами под надзором полиции, что само по себе было новшеством.
Другой человек, Шафиров, был отпрыском крещёных евреев Смоленска. Судя по фамилии, восходящей к названию города Шпейера, важного очага ашкъназского, (т.е. немецкоязычного) еврейства, был привлечён Петром для введения внешнеполитических дел.
Девейер, Шафиров и, возможно, мудрый шут Дакоста, вероятно, говорили при дворе на чуть онемечённом голландском – на языке, усвоенном Петром ещё в Москве от иностранцев, которые там служили и с которыми Пётр охотно общался. А позже – во время его пребывания якобы инкогнито в Голландии, где он учился корабельному делу, и наконец, в его поездках по северо-западу Европы, в сопровождении военного эскорта, нацеленного против Швеции.
Несколько десятилетий спустя в Петербурге поселилось немного курляндских евреев, служивших при царице Анне Ивановне – дочери Ивана, старшего брата Петра, которая вследствие брака стала княгиней Курляндии – небольшого немецко-балтийского княжества.
Эти малочисленные курляндские евреи, прибывшие в новую столицу, были состоятельными купцами и почтёнными ремесленниками, ювелирами, золотых дел мастерами, чеканщиками монет для казны.
С вельможами евреи уже стали общаться по-немецки, а между собой евреи, вероятно разговаривали по-еврейски, пожалуй, на курляндском идише, который для посторонних звучал как голландский или балтийско-немецкий, который оказал большое влияние на ново–русский, равно как и на и д и ш, язык евреев восточной Европы.
Минули ещё несколько поколений – это была эпоха Елисаветы Петровны и Екатерины Второй – кстати, чистой немки – вплоть до царства Николая Первого, когда евреям было запрещено постоянно проживать в Петербурге. Лишь со специальным дозволением некоторые привилегированные ашкъеназы могли временно находиться в Росссии, так как эти лица еврейского происхождения прибыли для ведения государственных дел, чтобы заработать деньги. В остальном же старая Россия была „юденфрей" за исключением вновь присоединённых завоеванных от Турции и Персии территорий, а также включённых в Российскую империю Петром Великим земель Прибалтики, а позже Польши.
Вследствие мощной российской экспансии были присоединены территории, издавна густо заселённые евреями, которые насильно стали россиянами, царскими подданными. Под царской властью в отличие от местного христианского населения они лишились своих скромных гражданских и личных прав.
Сначала евреи могли оставаться жить там, где веками обитали их предки по своим обычаям, согласно дарованной ещё королями Польши привилегии, некоторой автономии во внутренних делах общин, при соблюдении круговой порукой налоговых повинностей. Став недобровольно подданными Российской империи, евреи получили
дозволение жить лишь в пределах отведенной им „Черты оседлости", но не в сельской местности. Эта "черта" постепенно сужалась и свелась к местечкам, где становилось всё тесней. Занятие этих евреев (по сословию – „мещан") земледелием было запрещено.
Евреи оказались оторванными от природы, что привело, между прочими, к языковым искажениям и к обеднению их разговорного языка идиш при расширении словаря заимствованных славянских реалий.
Идиш был смешанный в своей основе диалектный западно–немецкий язык, сложившийся в X веке у евреев, перешедших на немецкий язык окружающего населения Лотарингии, городов Майнц, Вормс, Шпейер, Трир и др. В культурном отношении н е м е ц к о–язычные евреи, некогда прибывшие из латинских, испанских и старофранцузских земель, пользовались библейским еврейским и арамейским языком талмуда для выражения религиозных и юридических понятий, а писали на своем языке еврейскими буквами.
Аналогично обогащался и собственно немецкий язык, его диалекты заимствованиями из латыни, языка католической церкви и науки. Когда немецкие племена стали усиленно по разным причинам продвигаться на Восток Европы, они несли с собою родные диалекты, содержавшиеся и в идише.
К этому стремительному движению на Восток были причастны и евреи. Общение немецких и еврейских переселенцев в Восточной Европе продолжалось, что важно для датирования заимствований немецких слов в идише. Евреи переселялись на славянские земли в силу гонений на иноверующих в католических странах. Крестовые походы на Иерусалим под набожным предлогом освобождения от мусульман христианских святынь предварялись резней евреев в Западной Европе и массовыми изгнаниями. Евреи искали приют на славянских землях, а именно в Чехии, в Праге. Здесь были восприняты некоторые славянские слова.
Гораздо крупнее было переселение евреев по приглашению литовско–польских властей в польские и литовские земли из немецкой Средней Европы в XIII – XV веках. Целью властей было развитие в польских городах ремесел и торговли и тем самым увеличение дохода королевской казны за счёт немецкой и еврейской иммиграции.
Пришлым людям как третьему сословию между крестьянами и магнатами, т.е. крупными землевладельцами, власти сулили привилегии и религиозную "толерантность", терпимость. Промышленное и торговое освоение ещё мало заселённых земель протекало при обоюдной выгоде, что привело к размножению населения в городах, в частности евреев.
В языке идиш в Восточной Европе складывались на широкой территории местные говоры, которые не всегда и не во всём могут быть возведены к немецким диалектам, например, к баварскому или к швабскому, франкскому.
Несмотря на большую отдалённость от Надрейнских еврейских центров, от колыбели западноевропейского идиша и на восприятие славянских слов, названий местных реалий, общность идиш–культуры сохранилась отчасти в силу религиозной общности и распространения еврейской учёности, а также и того обстоятельства, что ашкъназы использовали для записи и печати разговорной речи библейско–еврейские буквы. А потому идиш понимался повсеместно одинаково. (Аналогична была роль латиницы у западных, а кириллицы – у восточных славян.)
Отличия идиш–диалектов в живой речи, независимо от того, где и когда они стали массово проявляться, закрепились в обиходе относительно поздно, уже после многократного раздела политически слабой Речи Посполитой Польской ввиду того, что королевская власть там была ограниченной, тогда как фактическая сила была в руках магнатов, крупных землевладельцев, которые составляли правительствующий сейм, где каждый член обладал нерушимым правом 'вето'. Это способствовало феодальному дроблению малоподвижного населения страны, что сказалось и на географическом разделении языка идиш. В прочем, совещательный союз ВААД еврейских общин "четырех земель" поддерживал непосредственную связь с королём и с сеймом столицы отнюдь не в делах просвещения и языка. Евреи рано усвоили польский язык. Вследствие феодальных интриг и коррупции более мощные и алчные соседние государства, а именно Россия и немецкоязычные Пруссия и Австрия стали по частям занимать польские земли. После нашествия революционной Франции и поражения Наполеона европейский 'Венский Конгресс' 1815 года ликвидировал, казалось, окончательно независимость Польши. Большое еврейское население объединённой Польши и Литвы оказалось в подданстве России, другую значительную, южную часть Польши, присоединили к Австро–Венгрии, а меньшая доля досталась Пруссии. Это возрастающее административное разобщение сказалось в культуре "идиш".
В результате этого третьего раздела Восточной Европы еврейское население Литвы и Польши попало в первой трети XIX века под незрелую юрисдикцию почти чуждой евреям Российской Империи. Вопреки обещаниям сохранить за евреями как за религиозным сообществом и меньшинством личные гражданские свободы в духе Великой Французской революции, – права, дарованные действовавшим в Западной Европе Кодексом Наполеона, были урезаны. Венский конгресс оставил упорядочение статуса евреев Европы на усмотрение каждого отдельного государства. В самодержавной России воцарился суеверный дискриминационный произвол, поддержанный церковью как блюстителем по-православному "Святой Руси".
У церкви был немалый опыт миссионерства среди инородцев Северо–Востока и нетерпимости к своим же раскольникам и "еретикам", но не было понимания еврейства. А при нашествии Наполеона на Москву еврейское население, ещё не очухавшееся от мессианских течений Саббатай Цъви и казачьих погромов Хмельницкого и других, в силу политического невежества хасидских вождей, как, впрочем, и русские крепостные крестьяне, бессознательно отвергали исконно революционные народолюбивые наполеоновские реформы. Они и не подозревали, что эти реформы сулили им гражданскую личную свободу. Возможно, об этом обездоленные массы, а также просвещённые интеллигенты, поддавшиеся патриотическому порыву, позже сожалели (о чем свидетельствует восстание "декабристов" за ограничение самодержавия), но крестьяне набожно подчинялись властям и помещикам, которые ими владели без всякого ограничения.
Евреи же воспринимали военные события и невзгоды от нашествия Наполеона и польских восстаний как признаки близкого пришествия Небесного спасителя, предвечного Мессии, ждущего своего часа в перипетиях страшной войны таинственных сил Гога и Магога.
Ограниченная для проживания евреев в России территория „Черты оседлости" напоминает голландский сыр. На благодатной широкой почве были дыры в виде
местечек, где в тесноте обитали искони евреи, ибо земля принадлежала частным владельцам и была недоступна как русским крестьянам, так и евреям.
В местечках проживали евреи-ремесленники, мелкие торговцы. На неделе они ходили по крестьянским дворам, по панским усадьбам, сбывая свой товар и покупая сельские продукты. По пятницам они возвращались домой к семье на Субботу – молиться и отдыхать.
Проживать постоянно в деревнях и там заниматься своим ремеслом или промыслом евреям запрещалось. Всё же некоторым удавалось сдобрить урядника или пристава и получить за мзду возможность жить вне местечек. Здесь они обычно занимались винокурением, держали как арендаторы мельницу, корчму, шинок, иногда арендуя даже господское имение, приторговывая зерном или лесом, дровами по поручению пана–помещика. Этим кормились еврейские семьи, которые уже не жили в местечке, и потому были далеки от еврейства, разве что отправлялись на большие праздники в близкий городок, чтоб молиться среди общины. Они едва умели читать из молитвенника, они были 'ишувники' – поселенцы. Втихаря мещане подсмеивались над их чтением молитв, но соблюдали приличие, так как эти гости из деревни не были нищими, они дарили синагоге деньги, или общине – строительные материалы, что считалось богоугодным делом.
Временами, когда начинались ревизии и изгнания из запрещённых для евреев, хотя и насиженных уже ими, местностей, беженцы из деревень, как правило, направлялись в г о р о д а „Черты оседлости". Трудно становилось содержать семью, теснота и нищета угнетали, а население евреев, тем не менее, постепенно, подспудно увеличивалось...
На евреев по разным соображениям, подчас благим, обрушивались новые царские законы, ограничивающие их право на предпринимательство, торговлю и образование. Вследствие такой политики евреи стали переселяться в большие города внутри „Черты оседлости", чтобы начать жить по-людски, однако, не зная, как и b> чем...
Язык идиш становился всё более городским. Лексикон заметно удалялся от природы, становился узким, мещанским. Мир воспринимался по Библии, и за неимением иных источников сведений о природе, естественно, привлекали славянскую лексику.
Надобно знать, что вплоть до XX века евреям запрещалось, проживать постоянно в качестве граждан в столицах – в Москве и Петербурге. Лишь купцы Первой гильдии, фабриканты, некоторые благородные ремесленники вроде ювелиров, далее врачи, адвокаты, вообще, лица с высшим образованием, поскольку это давало статус личного дворянства, не переходящего по наследству – эти категории могли проживать в Петербурге и им дозволялось жениться и выходить замуж за евреев из „Черты оседлости", а также приглашать к себе оттуда слуг, кстати, для исполнения духовных религиозных нужд. Так прибывали в Петербург из провинции невесты с нееврейскими внешностью и говором, но с подобающим приданным. Порядочные провинциальные женихи редко вступали в брак, роднясь с петербургскими семьями.
Эти молодые люди с религиозным образованием в качестве "зятьёв на коште", стремились к еврейскому „Берлинскому Просвещению", к „асколе", к светской университетской учёбе и к европейской культуре, что нравилось столичным благовоспитанным барышням, умевшим читать по-немецки или по-французски, а также играть на фортепиано...
ННа первых порах это поколение оставалось в Петербурге чуждым, что сказывалось на устной речи евреев в Петербурге, говоривших на р у с с к о м языке с его столичным культурным произношением, но никак не на идиш.
При Николае I простолюдины, обычно бедняки из евреев, получали права жительства вне „Черты оседлости", где им угодно, даже в Петербурге, лишь после 25-летней солдатской службы в армии. Их ещё в детском возрасте ловили из семей, отправляли в отдалённые деревни, чтобы они усвоили русский язык и, живя, работая в христианских домах, укрепили бы здоровье и стали пригодны для несения солдатской тяжкой службы. То были пресловутые "николаевские солдаты-кантонисты". Родной язык идиш они среди русских забывали. Большая их часть вынужденно принимала крещение, получая русские имена.
Так как русский солдат должен был иметь р е л и г и ю , "вероисповедание", то при воинских гарнизонах числился на службе раввин и иногда бывали изданы двуязычные еврейско-русские молитвенники. В них бывала всеподданнейшая молитва, написанная цветисто, по-древнееврейски, во здравие царской семьи (эта стилистика появилась по прерванной традиции и в молитвах за Сталина, защитника от врагов, и Хрущева – борца за мир).
Впрочем, порядок, содержание молитв, вообще обряды солдатам не были известны. (Кстати, таково положение среди прихожан в синагогах и теперь, в XXI веке). Русский перевод Библии и молитв имел православный привкус и никак не способствовал еврейскому просвещению.
Те молодые евреи, которые противились крещению, желая оставаться иудеями, будучи готовы терпеть всяческие унижения не за свои и не за чужие грехи, не смели покидать «Черту оседлости» даже ради учёбы в университетах.
Чтоб учиться в высшей школе, требовалось сперва учиться в государственной средней школе, в гимназии по–русски, чтоб получить «Аттестат зрелости». Состоятельные родители готовили детей, обычно сыновей на «Аттестат зрелости» в частном порядке дома, как это велось у богатых помещиков в провинции.
Во времена Александра Второго еврейских детей ещё принимали в государственные городские училища. Тогда была сокращена и упорядочена служба инородцев в армии. Но позже, после убийства террористами самого гуманного Императора, доступ евреев в средние школы был весьма ограничен, так называемой „процентной нормой".
Более зажиточные еврейские родители, желая дать возможность детям стать врачами, адвокатами отправляли своих сыновей учиться в гимназии в те города, где проживало мало евреев, дабы соблюсти местную процентную норму. Богатые же купеческие семьи оплачивали учёбу девяти русских юношей, дабы их сынок оказался десятым в классе. Дирекция гимназий была таким решением довольна, а крестьянские дети и их родители делали одолжение, учась за счёт еврея-благодетеля. Редко бывали эти подростки благодарны за полученное образование, чаще наоборот. Всю жизнь они бывали снедаемы завистью и враждой к евреям вообще, ибо их сверстники–евреи учились прилежно и хорошо.
Гимназия и университет открывали путь к карьере и к привилегиям. Но в университете, в особенности Петербургском, для евреев имелась ещё более строгая процентная норма. Эти–то удачливые евреи–студенты Петербурга на долгом пути к некой свободе теряли свой родной язык идиш, ибо их матери, прибывшие в Столицу как невесты, уже бывали по–русски или по–немецки ассимилированы, даже когда происходили из „Черты оседлости" или из какого–то посёлка. Крестившись – с согласия родителя или вопреки его воле – еврей принимался на учебу или службу на общих началах.
Некоторые юноши из зажиточных еврейских семейств отправлялись учиться в Германию, а то и в российский немецкоязычный автономный Дерптский университет изучать медицину, где процентная норма не применялась и дискриминации из–за вероисповедания не было. Там еврейские студенты, также из Петербурга, общались между собою на идиш или по–немецки. В своих студенческих союзах они приобщались к еврейскому просвещению, воздерживаясь от русофильской ассимиляции, что сказывалось и в Петербурге в годы общей реакционной политики русификации при Александре III.
Впрочем, дедушки и отцы в зажиточных семьях хотели передать внуку при его совершеннолетии, к тринадцатому дню рождения, некоторые правила обрядов, чтоб умели молиться, „делать кидуш". Их наставляли, чтоб когда подрастут, хотя бы из уважения к предкам, заглянули в синагогу в Судный день (йом киппур) на молитву „Кол нидрэ", провозглашавшую торжественно разрешение грешникам участвовать в богослужении, соблюдая строгий пост, а главное, чтоб внуки, гимназисты или студенты, прочли заупокойную молитву „кадиш" и не забыли по праздникам о поминовении родителей „изкор".
В Петербурге, да и в других городах, на сей предмет приглашали на дом к школьнику современного учителя – мъламеда для того, чтобы научить внука произнести благодарения Богу, когда мальчик будет в синагоге в субботу впервые призван к Торе, прочесть в завершение церемонии очередной отрывок (мафтир) из книги пророка с нужной интонацией, а также уметь наложить по будням ежедневно на руку и голову тъфилин–филактерии – ремни с капсулой „символа веры". Всё это традиционно обязательное обучение тринадцатилетнего мужа проходило с головой покрытой, хотя бы школьной форменной фуражкой, дома, на языке идиш, ибо учителя, прибывшие в столицу из „Черты оседлости", возможно, ещё не владели русским языком, а потому священные тексты объясняли в переводе на еврейско– немецкий язык – ведь немецкий тогда в Петербурге изучали во всех гимназиях.
На идише в Петербурге говорили между собою священнослужители вроде раввинов, резников (шохет) контролёров („бодким") просто мясники („кацов"), торгующие кошерным мясом и „польской" колбасой. Этих специалистов надо было иметь в городе, дабы исполнялись предписания кошерности – ритуальной чистоты пищи.
В большом городе требовалось иметь ещё набожного умельца (мохел) для обрезания мальчиков на восьмом дне жизни.
Полагалось содержать при синагогах ради всеобщего удовольствия хороших канторов и певчих... а также музыкантов – „клезмеров" для увеселения свадебных
гостей. Кроме того требовались – „дай боже, чтоб не понадобились нам" – (шамошим), служители и служительницы–швеи „Священного Братства" („Хевро кадишо"), носильщики и гробовщики, дабы сумели по закону обрядов похоронить на еврейском кладбище и того еврея, кто прожил не набожно, не по–еврейски.
Все упомянутые профессиональные группы и некоторые другие были хранителями определённой лексики в языке идиш.
В Петербурге из среды знатных евреев выдвигались ходатаи (штадлн) стряпчие, умевшие говорить, реже писать по–русски, потому они могли составить протекцию в казённых Присутствиях. Появились также адвокаты, присяжные частные поверенные и их официальные „помощники". Эти образованные юристы забывали родной идиш, безупречно овладев русским языком. Им требовались привратники, лакеи из евреев для приёма клиентов из местечек, которые обычно говорили только на идиш.
Низшие сословия евреев жили в Петербурге в общем легально, но в силу того, что они разговаривали на идиш, они были более или менее изолированы от богатых домовладельцев, держались в стороне от купцов, крупных предпринимателей, банкиров, которые вели свои личные и общественные дела (во избежание кривотолков и недоразумений) на русском языке. Стоит отметить, что избранные прихожанами синагог старшины (габай), даже когда ещё неплохо понимали по-еврейски, вели бухгалтерию и записи по–русски. По–видимому, не хватало им ощущения историзма, связи с традициями еврейства Польши и Литвы.
В Петербурге у евреев преобладало имперское сознание столичности. Это рано способствовало вытеснению идиша.
Интеллигентные евреи – врачи, адвокаты – говорившие в Петербурге преимущественно по–русски, в конце XIX века стали все же проявлять заботу об устройстве цивилизованных ш к о л – не столь для своих детей, токмо ради всеобщей пользы еврейского народа.
У немцев школы на родном языке в Петербурге уже ранее имелись для дворян отдельно, а для иных низких сословий, как то для купеческих семейств, для ремесленников, для детей мастеровых, портных, сапожников, кузнецов и прочих, были свои отдельные школы, хотя все они были немцы и по вероисповеданию преимущественно лютеране. Отличия крылись не в программе, а в чине, в сословии родителей, в их общественном ранге. Известно, что некоторые высокопоставленные е в р е и охотно отдавали своих детей в немецкие школы. Впрочем, немецкие дети, в отличие от еврейских, могли учиться и в государственных или городских русских школах, тогда их связь с родным языком слабела.
Уже среднее образование детей вытесняло из семейного обихода родной язык, в особенности и д и ш.
Относительно школьного образования, вообще воспитания, у евреев России возникли разногласия, но не те, как прежде в Австро-Венгрии между ортодоксальными „хасидами" и их противниками, набожными же „миснагдами".
В конце XIX века в густонаселённой сузившейся „Черте оседлости", особенно в городах, спор шёл между „сионистами–гебраистами"; с одной стороны и свободомыслящими „бундовцами–идишистами" с другой.
Вопрос обострился, кажется, впервые вследствие разного видения будущего, а не прошлого, а именно, на каком языке преподавания должны учиться дети в еврейской школе – раз не на государственном русском (также и в Польше), тогда спрашивается – может, на древнееврейском, как это дозволил бы сам царь, или просто на разговорном языке идиш , который именовался унизительно „жаргоном". Властям хотелось искоренить идиш из обихода, заменив его русским или немецким. От рассуждений и пожеланий евреев ещё ничего не зависело, ни в Петербурге, ни в провинции.
В общих русских школах еврейские дети должны были писать по субботам и строгим праздникам, что было грешно и отрывало от семьи. Еврейские дети обычно терпели всяческие унижения со стороны православных учеников. Не мало русских учителей считали, что дети "прачек и кухарок", даже русских, вообще не должны учиться, тем более сидеть рядом с детьми лучших семейств в одном классе. Выраженное же стремление евреев к высшему образованию – это вообще наглость...
Вопрос, нужны ли о т д е л ь н ы е училища для еврейских детей, не ставился вовсе, ибо было ясно, что очень нужны. Однако на конкретный вопрос: чему и как надо учить еврейских детей, в Петербурге ответа не знали в прошлом веке, и не лучше понимают в нынешнем. Согласия в этом деле не было, и нет.
Ещё в конце XIX века Просвещённые „маскилим", как и их ярые оппоненты, сознательные «бундовцы»–социал–демократы, искали – хотя вовсе не сообща – советы, как реформировать обветшалый „хедер" (= учебную комнату), традиционную начальную религиозную школу в России. Все заинтересованные деятели были согласны в том, что в этих учебных помещениях надобно под надзором врачей соблюдать правила элементарной гигиены. (Этого не было даже в начальных классах русских приходских, деревенских школ того времени).
Одни стремились создать для народа исправленный "обновленный хедер" средствами добровольных пожертвований, где главным образом преподавали бы не вообще древнееврейский язык Пятикнижия, а именно новый и в р и с прямым методом, наглядно, без всякого перевода на идиш–тайтш. Другие же поклонники и д и ш а ещё не осмеливались требовать, чтоб все предметы, например, арифметика, геометрия, естествознание, преподавались на родном языке учеников, просто на идиш.
„Любители Сиона – (Ховъвей цион) – эти протосионисты-гебраисты, которые старались оживить древнееврейский, библейский язык, создавая программы и учебники общих предметов на иврис, с одной стороны, как и сторонники идиша, так называемые, „идишисты", с другой, не имели для этого ни необходимых средств, ни умений... Движение в этом деле возглавило досточтимое „Общество Просвещения Евреев", его петербургский комитет, сокращенно по–русски ОПЕ, а на иврис „Мъфицей Гасколо", заботилось о том, чтоб собрать средства на открытие в провинции школ и читален для взрослых, по еврейской тематике на языках русском, немецком, иврис и идиш. Конечно же, не для собственных петербургских юношей, а для неимущей молодёжи в «Черте Оседлости» – евреев.
Между тем бескорыстные деятели в те времена уже горячо спорили вообще о характере зарождающейся еврейской с в е т с к о й культуры для народа.
Спорили не только в России, но ещё раньше в Австрии, Венгрии, Галиции и Германии, где идиш отнюдь не пользовался симпатией. Тем не менее, именно там было введено законом обязательное начальное школьное образование и для евреев. В царской России этого не было даже для русских, разве что в лютеранской Прибалтике До самой Революции многомиллионное население Империи почти не умело читать и писать. Еврейские дети в „Черте оседлости" были немного лучше образованы, они умели читать молитвы, были знакомы с Библией, могли читать Пятикнижие и с идиш–переводом. И всё это благодаря „хедеру" и учителям-„меламедам" вопреки всем их вопиющим недостаткам.
***
ПоПолезно заглянуть, отступая немного, в прошлое России и сделать узкий экскурс о п о л о ж е н и и евреев, начиная с середины XIX века.
Новая короткая эпоха Александра Второго началась освобождением крестьян от крепостной зависимости в 1861 году, земля же осталась за помещиками. Крестьяне были вынуждены арендовать отчужденную землю, на которой проживали издавна под властью помещиков. За землепользование платили трудом землевладельцам, но при наличии денег могли выкупить землю для пропитания семьи, либо переселиться в город и жить на заработки наёмным трудом.span>
Дарованную личную свободу воспринимали как обиду, однако ещё продолжали надеяться на справедливость царя против помещиков в пользу крестьянского русского народа.
Что же касается положения евреев в местечках „Черты оседлости", то „сознательные" революционно настроенные молодые люди, среди них несколько евреев, вообще видели действительность через русские социалистические очки весьма упрощенно, примитивно. Им народ России казался состоящим из д в у х классов, из огромной массы бедных крестьян и небольшого сословия дворян-землевладельцев.
А так как нищих, безземельных крестьян среди местечковых евреев не было в наличии (даже „как зелья" для лечения слепой марксистской доктрины), то молодые евреи, которые о крестьянской жизни узнавали из изящной словесности в русских гимназиях, сочли себя обязанными, бороться наряду с русскими ровесниками на благо российского обездоленного народа крестьян, которому евреи тоже были чужды.
Это есть корень еврейских страданий, ибо они оказались запертыми между двумя классами.
На ремесленников и торговцев помещики, чиновники смотрели по-барски, как аристократы высшего сословия, сверху вниз, точно так смотрели крестьяне на евреев – скупщиков их продуктов и мещан-ремесленников, шинкарей – снизу вверх, как на ч у ж и х. К тому же торговля в городах в общем оказалась в нерусских руках, например, в Петербурге – в немецких и руках других инородцев.
Постепенно некоторые крестьяне стали заниматься доходными делами, тогда как небольшая часть освобожденных реформой крепостных становились пролетариями, > рабочими фабрик и заводов, рудных промыслов, по найму или устраивались в городах прислугами у зажиточных мещан.
*
Вся чуждая абстрактная безличная идеология к л а с с о в о й борьбы, её пламенная агитация, была направлена сначала против царя, освободителя от крепостной зависимости. Именно либерального императора Александра Второго сочли ответственным за все старые беды в России и за её новые социальные недуги. Вскоре негласные беседы в студенческих кружках насчёт несправедливости в обществе громко ужесточились рассуждением об оправданности т е р р о р а против людей, об искоренении „зла насилием".
Евреям эти взгляды были совершенно ч у ж д ы. Мнимое "право" на индивидуальный террор в борьбе за Свободу присвоили себе российские борцы за Справедливость против „слуг" правительства, против высших чиновников и попутно п р о т и в чужеродных, между прочим, е в р е е в .
Когда социалисты перестали подстрекать крестьян в деревнях бунтовать против помещиков и против доброго царя–батюшки, злобу одетых под мужиков подстрекателей – агитаторов, их речей к р е с т ь я н е тогда ещё не могли понять и одобрить. Стали подстрекать горожан-р а б о ч и х, 'пролетариев' против "капиталистов", которые якобы присвоили, награбили себе чужое добро, как господа Прудон и Маркс понимали, не в криминальном, а в переносном смысле – п о л и т и ч е с к и.
Активисты-евреи ощущали себя подчас надуманно русскими и, пожалуй, уж не очень евреями. Они огорчённо, а то и с большим или меньшим разочарованием, очевидно, могли убедиться в том, что среди евреев нет не только мужиков–крестьян, но также отсутствуют и " э к с п л у а т а т о р ы ", коих надо помочь „экспроприировать", как сие моральное действо страшно учёно тогда именовалось. В еврейских семьях обычно не жили краденым, ибо вокруг обитали бедные люди, а также не промышляли грабежом и разбоем на дорогах, как гордые казаки и кавказцы. Тогда как молодые революционеры–террористы на Кавказе и милейшие „анархисты" сотрудничали с профессиональными преступниками или становились ими, конечно, из благородства, как это живописали романтики.
Короче говоря, еврейское население местечек не подходило для царских предначертаний реформ в пользу крестьян и не годилось для революции на благо пролетариев, кои ещё были малочисленны и слабы в образовании. Маловато было интеллигентных фабрикантов и таких богатеев–помещиков, которые заслуживали быть „экспроприированы" и разорены. Евреев среди безжалостных богачей ещё не водилось даже в романах.
Вожди революций, среди них евреи, до конца не поняли нечеловеческого положения именно евреев, которым тяжко жилось от доходов ремесел, от маклерства и мелкой торговли. Не понимали их нужду, их идиш–культуру и не знали, „что делать?" именно им, евреям России, и понять, „кто виноват". Одни видели в населении социальные классы, другие же полагали, что население России состоит из малых "наций". Ради их свободы молодые люди готовы были бороться, даже пожертвовать собою. Но к а к?
ВсВсе надеялись, что смерть царя, верховного повелителя, или разорение всего достояния помещиков, капиталистов и его раздел между неимущими, создадут счастливую жизнь для всех. Евреи были скромней, они верили честно, что если они получат равные права с неевреями и как чиновники примут участие в решении дел государства и граждан во главе с несколькими ходатаями из своих, тогда все будут счастливы... Однако истина была другой, причина горестей крылась глубже, а, может быть, была на виду, лежа на поверхности, покрытой тонкой паутиной воззрения, идеологии.
Сильна была ещё вера, уверенность в том, что справедливость даётся людям свыше Богом – библейским творцом вселенной, который создал мир таким, как он есть. О помощи надо просить Бога молитвою и богоугодными делами. Евреи, как и христиане, чаяли, ожидали Пришествия Мессии –Помазанника божия, который принесёт спасение от всех бедствий. Но ещё перед Пришествием, предсказанным пророками, неевреи чувствовали себя хозяевами своей отчизны, своего государства, в котором людям надо лишь установить справедливый порядок. Между тем е в р е и ощущали себя в изгнании, на чужбине, но надеялись на Бога непосредственно, иначе, нежели х р и с т и а н е, которые уповали на церковь, на святых людей – небесных заступников. И обе стороны питали надежду на г о с у д а р с т в о, на почти неземную божественную власть царя, за здравие и победу которого молились все, как христиане, так и иудеи...
Среди евреев России в XIX веке и ещё несколько раньше на Украине стала распространяться, так сказать, иудейская "православная вера" – культы праведников, „цадиков" и всяких „ребе" – не учёных раввинов, а эзотериков – каббалистов, харизматиков – хасидских чудотворцев и добрых простых набожных евреев-угодников, способных благотворно влиять на высшие н е б е с н ы е силы... (Об этом движении на закате см. ниже!)
Таким путём выровнялся характер набожности иудейских сектантов – "хасидов" и русских православных, разного толка христиан, да и поляков-католиков, веками живших вперемежку. Евреям, казалось бы, легче стало принять „таинство крещения" и перенять много явных бытовых обрядов, как и прежде, слегка адаптируя их. Такой была открытая, довольно синкретическая обстановка в огромной стране при царях Александре II и Александре III в последней трети XIX века…
Многие евреи России тайно или открыто приняли христианство. В Кишиневе, в 80-х годах ХIХ века, возникла по инициативе бывшего набожного хасида и традиционного знатока Библии и талмуда, интеллигентного негоцианта Иосифа Рабиновича (1837 г.р.р.) христианская иудейская синагога. Он долго сотрудничал в еврейских газетах Петербурга, призывая к просвещению и возврату к земледелию. А затем в 1886 году стал активно проповедовать на языке идиш и по–русски за Иисуса как брата евреев «по крови» и Спасителя всего человечества по внутреннему призванию. Рабинович публиковался в русских газетах, смело выступая даже против антисемитов в печально известном Кишиневе. Он говорил и писал совершенно искренне как б и б л е й с к и й проповедник п р о т и в „талмудистов" (разумея под этим словом по–христиански антииудейскую бездумную заскорузлую католическую и русскую популярную привычку, шельмовавшую нехасидское, свободное от мистики традиционно рациональное еврейство) и делал это, вовсве не стремясь стать (по-русски) православным корысти ради (как подозревали некоторые в Петербурге)…
В этом понимании назначения иудейства и христианства, их желаемых ныне взаимоотношений, он не был одинок. Подобные взгляды были свойственны отчасти некоторым просвещенным (маскилим) немецким евреям, стремившимся к сближению с христианами – протестантами. Об этом стоит знать в России и ныне.
Незнание не украшает и не укрепляет религию.
В России в пору конца Х1Х века стали искать и находить русских пророков– целителей, «старцев» – мудрецов всех толков, которые проповедовали, между прочим, и на и д и ш, наставляя людей, как надлежит обустроить страну, совершенствовать весь м и р, увы, любыми средствами.
Отмечая прогрессивное значение для страны и всего народонаселения Российской империи поздней отмены „крепостного права", часто упускают из виду, что значительно цивилизованная страна, все ещё считалась „православной", а потому относительное бесправие миллионов её подданных иудеев оставалось крепко в порядке вещей, не вызывая возмущения. Высказывалось разве только некоторое благосклонное недовольство передовых людей "русской элиты", которые горячо, патриотически заступались за свободу от мусульманской неволи балканских славян... Даже евреи в Петербурге с подобным положением дискриминации как будто смирились, тем более что в остальной Европе положение евреев оставляло желать лучшего.
Вопреки отнюдь не либеральному, фактически сложившемуся порядку, несмотря на действующие юридические ограничения, еврейские культовые и культурные учреждения развивались даже в столице в силу царских внешнеполитических соображений.
Большую роль сыграла традиционная еврейская благотворительная деятельность, в особенности – крупных предпринимателей–капиталистов.
Построенная в 1892 году на негладком, шатком стыке XIX и XX веков, большая Хоральная синагога в Петербурге могла всегда вместить больше прихожан, чем на деле, даже по праздникам требовалось. Это было обусловлено стремлением к внешней репрезентативности собственного достоинства столичной общины и вместе с тем желанием демонстрировать перед внутренним российским и внешним европейским миром подобающий патриотизм. Строительство этой синагоги в столице явилось событием в жизни еврейской общины Петербурга и российского еврейства в целом.
Большое значение для евреев имело устройство кладбища в условно– восточном стиле, по среднеазиатским арабским, иранским средиземноморским, в частности, испанским образцам, могущим восприниматься ошибочно как съфардские, значит „исконно" еврейские...
Петербургские историки искусств и российские советники архитекторов синагоги сознательно избегали, по разным градостроительным соображениям, подражания западноевропейским ашкъназским синагогам немецких земель. Потому– то преддворье похоронного здания, построенного в 1911 году для омовения, облачения и отпевания покойников перед погребением на кладбище, было воздвигнуто как изысканное строение, увенчанное куполом, видным издалека и окаймленное колоннами под крышей не для тени, как у входов в келии мечети или медресе в Азии, а для укрытия от дождя, снега.
Купол над зданием вообще стал знаком, символом е в р е й с к о г о храма после появления в Иерусалиме УМ–го века христианской эры мусульманской
арабской мечети имени Абд эль Мелек на холме Сион. Там, по преданию, был расположен в 1Х–ом веке до новой эры легендарный, романтически идеализованный в Библии, (но еще глубже и шире в Талмуде), иудейский Первый „Соломонов" храм сказочной роскоши.
Петербургское еврейское кладбище оформлено зодчим в точном подобии медресе, (исламской высшей школы) в городе Язд в Иране и в других местах, между прочим, в Хамадане, где якобы имеется гробница легендарных неисторических героев праздника „Пурим", Мордехая и Эстер (Эсфири).
(Надо предупредить, что на Ближнем Востоке почитаются в разных местах гробницы одних и тех же библейских персонажей, выгодно привлекающие паломников)
В Петербурге на кладбище и в синагоге неминуемо исполнялись восточноевропейские еврейские обряды и бытовала некая набожность на и д и ш. Богослужение ашкъназского толка совершалось, как у русских, без органа, но могло сопровождаться хоральным песнопением.
В конце просвещенного XIX го века и позже хоровое пение в еврейской литургии ещё отвергалось на польских землях как кощунственный признак „Берлинского" просветительства (хаскала) и проявление антихасидского реформизма, а также передовой культуры Петербурга, которую финансово поощрял барон Гораций Гинзбург и другие еврейские меценаты, не любившие идиш–язык простолюдинов местечек.
Ещё долго посетители могил усопших (кстати первым был похоронен низший чин царской армии), будучи уверены, что в одиночестве он не станет звать к себе на "тот свет" знакомых живых, нанимали богомольных нищих стариков произнести молитву. Они вслед за заупокойной молитвой по-древнееврейски „Эль молей рахамим" (= Боже полный милосердия) и по-арамейски „кадиш", называли на идиш имена и родство лиц, заказавших этот молебен, прося усопших предков, особенно маму или бабушку, на их родном языке идиш, чтоб были добрыми заступницами перед престолом Всевысшего. Было как–то неловко молить об этом по–русски на освященном еврейском кладбище. Впрочем, постепенно надгробные надписи о богоугодных достоинствах покойника на каменных памятниках (были традиционно высечены на „священном языке" готовыми архаическими формулами) стали писать на и д и ш (а ныне по-русски, с фотографией, очевидно, вместо православной иконы). Ибо хвалебный текст по-еврейски и имена, данные ещё при рождении, бывали непонятны и чужды, потому в обиходе отвергнуты и нелепо искажены, например, вместо Ицхак вышел Ицик, а библейское имя Дина в Белоруссии произносилось уже Дзина, а в конце концов еврейскими буквами писалась Цинка.
Через и д и ш издавна распространился у евреев обычай давать (нередко – в память усопшего предка или бездетного родственника) двойные имена: одно – библейского происхождения, а другое – в переводе имени на идиш или другой язык. Так появились на идише названия зверей как имена собственые для мужчин вроде Бэрл (ласкательное от Бэр, т.е. медведь, по-древнееврейски Дов). Основатель хасидизма носил имя Дов–Бэр, которое превратилось в Дубэр, Берко. Волф, Вульф, Велвел (значат некошерно волк), а олень в Библии Цеви, на идиш – Гирш и т.п.) Формально и ритуально такие отдельные имена невозможны, но стали народными.
Некоторые имена исказились в русском правописании или произношении, например, вместо библейского (вернее, сокращенно египетского) „Моше" в русском переводе появился Моисей, а далее – „Мовша", (Мошка); вместо Саул стал Савл, вместо Александр пошёл сокращенно Сендер.
(Это имя было заимствовано от названия античного греческого полководца, когда чужое „языческое" имя в эпохе эллинизма не считалось зазорным даже для первосвященника.)
У русских давали новорожденным церковнославянские, канонические имена, записанные в „святцах", а не ласкательные, искаженные бытовые имена, вроде Ванька, Петя или Паша, как это употребимо у южных славян, от которых русские, кстати, заимствовали христианство (и вместе с тем – греческие имена).
Крещённым же иудеям, состоявшим на службе в армии, давали христианские русские имена, схожие по смыслу или созвучные с прежними бытовыми еврейскими именами. Впрочем, священники, крестя иудеев, избегали новообращенным давать библейские имена вроде Абрам, Исаак, Яков или Даниил, хотя (или потому, что) такие еврейские имена были распространены среди православных.
Имена и отчества породили позже такие ф а м и л и и, как Абрамович, Ицкович, Хацкелевич (от Хацкел вместо Йехезкиэль , Иезекииль – библейский пророк).
В России все это зависело от уровня образования „казённого раввина" или сельского писаря, а то даже от еврейского домовладельца, издевательски вставившего в переписи своему жильцу оскорбительную фамилию „Хархурим" (бедолага, неряха и т.п), что, впрочем, не помешало ленинградскому потомку, не посвященному в языкознание, или хотя бы немного знакомому с идишем, носить эту непонятную фамилию, которая красуется на одной могиле в Петербурге.
Присвоение фамилий в России вообще введено поздно. Евреи же Австро-Венгрии и Германии, куда вошла по частям Польша, были рано обязаны принять себе постоянную наследственную фамилию, желательно, по-немецки (чем не все владели). За красивые фамилии чиновнику давали взятки, нередко фамилии навязывались чиновником.
(Шутят, что одному еврею дали фамилию „Шайсхайм", (дерьмовое жилище), но за мзду ему вставили букву „в", и он стал „Швайсхайм". Жена упрекнула мужа, что он принял некрасивую фамилию „Потное жильё", а он в оправдание: знаешь ли ты, во что обошлась нам „буква в"?!)
Фамилии евреев в России часто восходили к бытовым именам и отчествам на идише, вроде Хаимович, Беркович, Гиршевич, Мендельсзон... Женщины нередко оказывались родоначальницами. К их именам восходят фамилии Шейнис, Добин, Фейгин, Райкин, Фрейдин, Блюмкин, Леелес... Ибо именно женщины как хозяйки возглавляли семью, содержали лавку и кормили детей, а мужчины занимались более „важными" делами, т.е. изучали талмуд денно и нощно или просто пребывали при „дворе" Праведника („цадика") служа э т и м самому Богу...
МнМногие фамилии восходили к названиям профессий на идиш, вроде Шнейдер, Шустер, Глезер, Векслер, Лернер, Шрайбер, Меламед, Зингер, Кантор, Хазанов, Рабинович, и совсем курьёзно „Равребе".
Фамилии или прозвища восходили к названиям городов и местетчек, не обязательно по месту рождения или происхождения семьи, (как у русских дворян); например, Берлин, Гальперин (от Хайлброн = лечебный источник) или Гессен, Закс, Френкель, Кобленц, Витенберг ( это названия немецких земель и городов). Географические российские имена не обязательно указывают на родину, а часто относятся к „резиденции" главы хасидской секты, приверженцем которой являлся еврей, например, Чернобилер, Сатановер, Брацлавер, Карлинер, Любавичер – такие имена послужили прозвищем, подчас „титулом", превращаясь в фамилию, даже с польско–дворянским окончанием ,,–ский" = Бердичевский, Варшавский, Шкловский, или Жирмунский, Жириновский (Жирмуны и Жирин –– местечки в Белоруссии).
ПаПаспортизованные псевдонимы демонстративно, „народнически" на идиш принимали себе в ранние советские годы люди искусства, писатели; например, Шолом Алейхем (Рабинович), Михоэлс (Вофси), Иехойош. А также такие люди, которые не знали (или хотели, чтоб другие не знали) их исконного еврейского имени, его смысла или формы, не желая быть Рабиновичем и предпочитая носить фамилию Учитель или ещё лучше – Попов.
Иногда к о н с п и р а ц и и ради подпольщик еврей становился Каменевым, Литвиновым, Ярославским, или недавно, вовсе конъюнктурно – Арбатовым (кажется, вместо Фрейденсон, что раздражало его сотрудников, ЦК КПССовцев). Разрешалось при регистрации брака принять русскую фамилию жены или мужа. Известны случаи, когда дружные семьи оформляли фиктивные разводы (временно), чтобы детям не досталась фамилия Рабиновича, излюбленного героя анекдотов).
Любопытен как пример своеобразного пуризма в отношении женских имён превращение библейского имени праматери Ривка (=Ребекка) в „Рива". При этом полагали, что окончание ,,–ка" из еврейской Библии не подобает для взрослой почтенной женщины в русском метрическом свидетельстве, забывая что русские крестьяне обращаясь к вельможам с челобитной просьбой, сами именовали себя приниженно, скромно, как Ивашка, Стенька, а не Иван и Степан.span>
Дача имён подвержена моде. Изучение имен собственных в и д и ш е, бытовавших и в Петербурге, – это благодатный и доступный предмет, материал народоведения.
Вопреки препятствиям в получении среднего и высшего образования, чинимым царским правительством специально для иудеев и в условиях бедности населения „Черты оседлости", круги читающей и пишущей по-еврейски интеллигенции расширялись и углублялись.
В недрах издательств образовались в конце ХIХ века разные самодеятельные кружки и просветительские общества, например ОПЕ (Общество Просвещения Евреев) и ОЗЕ (Общество Здравоохранения Евреев), которые заодно занимались популяризацией знаний на идиш о культуре и гигиене из Петербурга в провинциях.
(Ныне стоит напомнить о возможности законной реституции имущества очагов ОЗЕ в России и создании силами врачей–евреев доступных поликлиник и больниц, так как власти с опекой престарелых граждан не справляются, а в известных условиях может повториться бойкот еврейских врачей. Теперь известную помощь больным оказывает американский фонд «ДЖОЙНТ» за неимением еврейской „Общины", вообще, местной самодеятельности.)
Насущной потребностью стало под конец ХIХ века в Одессе основание доступной евреям Консерватории и других учебных заведений. Тогда были открыты по-русски цивилизованные два училища для подготовки „казенных раввинов" в Житомире и Вильне. Здесь обучали вести регистрацию гражданского состояния (рождения, браков и смертей) и преподавали русский язык и немного из гражданской истории евреев Европы.
Немало ценных сведений о литераторах, писавших на идиш и имевших отношение к Петербургу, содержатся в 16 томах „Еврейской э н ц и к л о п е д и и", изданной в 1893 году Ефроном и Брокгаузом в Петербурге как отросток большой немецкой энциклопедии Брокгауза в русской версии. Это было и осталось выдающимся достижением. Для составления обеих энциклопедий были привлечены преимущественно знатоки, эрудиты–автодидакты и образованные любители разнообразной еврейской учености из Петербурга и России. Участие в небывалом тогда обширном начинании издать еврейскую энциклопедию придавало авторам, да и самому предмету, общественный вес в России, что тогда не получило должного признания...
(Было бы полезно выборочно переиздать ряд опубликованных статей об использовании языка идиш, хотя бы в Петербурге, уточнив и дополнив их содержание, и как невостребованный ныне памятник культуры Петербурга).
Именно тогда был отмечен в России дефицит учёных, а потому затеяли основать еврейский институт или, так сказать, „университет" еврейских наук, наподобие частных, более или менее светских еврейских высших учебных заведений в Германии. Эти смелые соображения стали осуществляться в Петербурге XX века, разумеется до и п о с л е советской власти.
ВоВозник интеллектуальный интерес к многовековой еврейской и европейской культуре н а р о д а, всячески униженного в России вследствие церковного антииудаизма.
Появился спрос на еврейскую и с т о р и ю, которая евреям была (и остается еще ныне) в сущности, неизвестна, ибо сей предмет еще нигде в России, даже в школах, не преподавался и научно не исследовался.
Р о с с и й с к а я история была еврейским детям, да и взрослым, также русским, чужда. Поколения евреев России жили, в сущности, как бы „вне истории", своей и русской.
Библейский же древнейший период на уроках „слова Божия" излагался (и продолжает преподноситься) как правоверным иудеям, так и православным христианам, без реальной хронологии, догматически, не как словесность, а в духе „наивного реализма", как повесть подлинно исторических фактов, рассказанных в Пятикнижии, в „Священном писании". Таков был официальный учебник для еврейских учеников в русских школах. И этакая „предвечная", на деле в внеисторическая информация о содержании Библии вошла в сознание даже образованных россиян и держится до сих пор, вопреки снятию советского запрета на эту «Книгу разнообразных книг» и несмотря на высочайшее дозволение религиозной проповеди...
Вышел в свет в русском переводе с немецкого – есть и на идиш – сокращенный популярный трехтомник из труда профессора Гейнриха Грэца, (1817 до 1891) „История евреев с древнейших времен, вплоть до современности", изданного в Германии в 1853–1875 годах в 11 томах. Это было важное событие в книжности России, оказавшее большое влияние на умы читателей, (кстати, уже с вековым опозданием в Ленинграде в нелегальных кружках „отказников").
Стали выходить в свет исследования на архивных материалах по истории отдельных, преимущественно российских, еврейских общин Семёна Дубнова. Он начал свою деятельность как историк в Петербурге, но вследствие революции переселился в Берлин, где была к 1929 году издана по-немецки его 10-томная „Всемирная еврейская история", показавшая значение в прошлом (и по его убеждению, – в будущем) национальной территориальной автономии для евреев, говорящих на и д и ш (Сам же он общался в семье по-русски).span>
После захвата власти в Германии нацистами, в 1933 году, Дубнов нашел убежище в Риге, где его монументальная „История" стала выходить в свет в русском оригинале, но так и не успела быть изданной полностью, попав под запрет советской цензуры после советской оккупации Латвии в июне 1940 года.
(Дубнов скончался в 1941 году в Риге в начале немецкой оккупации, а именно до устройства там гетто, на которое он как ученый – историк возлагал некоторые надежды на спасение от стихийно начавшихся в Латвии местных погромов).
Дубнов писал преимущественно на русском языке, на котором все больше просвещенных евреев Российской империи научились ( а позже русские в эмиграции еще не разучились) читать и писать. Статьи Дубнова появлялись в еврейской печати Восточной Европы и на и д и ш, но они не были доступны в СССР.
В Петербурге организовалось общество еврейской этнографии с благим намерением открыть музей „Еврейской старины". Под этим именем был выпущен журнал, наподобие журнала „Русская старина". Вдохновителем этого и ряда других общественных мероприятий был Ан–ский (псевдоним Соломона Раппопорта из Витебска, 1863—1920) — фигура весьма колоритная в своих узких заблуждениях, но по– человечески привлекательная, ш и р о к а я личность именно русского народника. Ан–ский обратился на закате весьма обнадеживающей эпохи, в конце своей жизни российского революционера, к родному еврейскому народу своей витебской родины, к ее исчезающей и д и ш – культуре.
Ан–ский возглавил народоведческие экспедиции на юг России по сбору разнообразных бытовых предметов старины, записывались ими также словесные изустные предания на идиш. Это делалось в духе романтических немецких теорий филолога Якоба Гримма, воспринятых русскими любителями старины, вроде Афанасьева, народниками–фольклористами, которые и ныне еще не перевелись...span>
АнАн–скому в течение недолгого периода „хождения в народ" довелось изучать социальную психологию русских крестьян и уже рабочих, их „м е н т а л и т е т", о чем он честно писал, следуя французским ученым. Но он не успел обобщить свои богатые наблюдения о жизни евреев, он организовал научные экспедиции, а позже оказывал помощь беженцам, появившимся в ходе Первой мировой войны.
Впрочем, свои впечатления о некоторых поверьях евреев Ан–ский, вероятно, изначально выразил на идиш в своем известном драматическом произведении „Дибук" (=одержимость). Пьеса была переведена на иврис поэтом Х.–Н. Бяликом для постановки в Петербурге и Москве новым еврейским театром русского режиссера, который, как и артисты, древнееврейского языка не знал, однако и народным, живым языком евреев России, идиш, пренебрегал.
Были ведь русские, которые изучили иврис, чтобы писать стихи, например, поэтесса Элишева (псевдоним Е. Лишева) которая переселилась в Палестину...
ХуХудожественно сыгранная пьеса Ан–ского, обогащенная м и с т и ч е с к и знаменитым Станиславским и музыкой молодого композитора Энгеля на стихи Х.–Н. Бялика, имела поразительный успех. По–новому организованная как социалистическая артель, новаторская труппа „Габима" (Сцена) отправилась уже после (и\или вследствие) революции на большое турне в Берлин и другие города Европы и уже не вернулась в Советскую Россию, а поселилась в пустынной, нищей Палестине, став рассадником р у с с к о г о театрального искусства среди евреев на иврите.
Вскоре открылась аналогичная еврейская театральная студия на и д и ш в Петербурге, став ещё до и благодаря советской власти „Государственным еврейским художественным театром" (ГОСЕТ) в Москве. (Об этом см. ниже).
Образовалось Общество еврейской м у з ы к и, вдохновляемое Римским-Корсаковым, у которого учились искусству композиции в Петербургской Консерватории молодые люди российских меньшинств, среди них несколько евреев. Они, члены–основатели студенческого кружка, стали собирать народные песни и напевы, начали их аранжировать в своих сочинениях, в оперном виртуозном стиле, как это практиковалось русскими великими композиторами.
Слова же песен, записанных ими на родном идише, молодых людей, вероятно, не интересовали. Их предмет были м у з ы к а л ь н ы е, а не словесные средства выражения, что было новшеством. Тем не менее, их деятельность публичных лекций и печатные издания оказывала влияние на отношение евреев к и д и ш у и пожалуй к народному пению вообще.
Чтоб дать возможность правильно произнести идиш по нотописи песен Соломон Бирнбаум дал латинскую транскрипцию, которую расширил и уточнил Исаак Шпилрейн в ж. «Дер Юде». Однако российские музыковеды этим как и смыслом текста пренебрегали. Конечно, трудно записать нотами еврейские песни. Теперь есть механические электронные средства звукозаписи, но уже не с кого, да и нечего записывать... Намерения петербургского кружка еврейской музыки не став ленинградским остались добрыми пожеланиями. Были в общем записаны 1 000 текстов и к ним всего лишь 300 записей мелодий. Многое осталось в наследии фольклористки Магид на эдисоновых восковых валиках. Ныне по инициативе профессора германской фонетики Наталии Светозаровой коллекция была с новой техникой восстановлена сотрудниками Фонограммархива Института Русской литературы в Петербурге, и за ненадобностью для местной интеллигенции продана профессору Грёцингеру в Потсдаме. Кое-что вышло недавно в свет.
Большие заслуги в критическом ознакомлении немцев еврейскими песнями россиян снискал Фриц Мордехай Кауфманн уже своим кратким, но солидным обзором 1919 года и сборником изданном в Берлине в 1920 г.
Там и тогда было ведь невозможно оторвать песню, мелодию от содержания слов, они у евреев были исони слитны. «Песнь без слов» (нигун) была, но «поэзия» на идиш без пения, без мелодии – явление неисконное и позднее.
Еврейское «синагогальное» пение держалось на выражении смысла текста, который веками подвергался толкованию, комментированию словами, устно и письменно и всегда интонацией, не чуждой индивидуальной виртуозности. Принципы и приемы талмудической дискуссии речитативом были зафиксированы графически (троп, акценты, тъамим) подстрочно в печатных изданиях Библии и вероятно составили существо инструментальной, оркестровой музыки некоторых евреев–композиторов еще в XX веке.
В последнее время (почти столетие после музыковеда немца Кауфманна) творчество группы учившихся в Петербурге молодых композиторов привлекло по понятным, но второстепенным причинам внимание российских музыковедов – фольклористов, алчущих „еврейскости", которую в натуре уже услышать не успели. Первым исследователем материалов, сохранившихся в архивах невостребованными, явился, кажется, профессор Изалий Земцовский, который писал в этой связи и об Ан–ском, пустив из Америки в международный научный обиход понятие „и д и ш и з м в музыке", теснейше связанное, как и сам ученый-фольклорист, с Петербургом, а потому неминуемо – с темой настоящего очерка.
При всем этом представляется мне предосудительной сама „этническая", вернее, концепционно „этнистская", атрибуция музыки, да и языка как такового, абстрактно минуя репертуар, т.е. сводный уровень конкретных „произведений".
Словесный материал обширного репертуара „народных песен" на идиш собрали и издали почти сырьем, (к сожалению без нотописи), прилежные любители Гинзбург и Марек при помощи корреспондентов из разных мест России. Это была крупнейшая, не только по объему, достоверная книга (доступная ныне еще в петербургском первом оставшемся невостребованным издании и уже в американской перепечатке). Сохранились ли „полевые записи" источников коллекции и по каким принципам были проведены неминуемый отбор и текстологическая подготовка к печати, увы, неясно, ибо в предисловии об этом речи нет.
Книга «Еврейские народные песни в России» (330 стр.) вышла в издательстве «Восход», Она содержит, согласно тематическому членению следующее, (о чем впервые заграничным читателям сообщил Кауфманн):
Стр. 1–41 религиозные; 42–59 исторические; 60–83 колыбельные; 84–133 детские; 134–235 любовные; 236–263 о невестах и женихах; 264–302 семейные; 303–330 о народной жизни; 331–348 солдатские; 349–376 разного содержания. Тексты напечатаны с одной стороны еврейским, а с другой латинским шрифтом (согласно «литовскому» произношению).
Тематическое членение материала никогда не может считаться научным, как впрочем и предисловия книги в двух изданиях. Издатели предполагали опубликовать и мелодии, поручив это дело талантливому молодому музыковеду Энгелю. Небольшая часть нотописи была опубликована петербургским Обществом еврейской музыки.
Гинзбург и Марек обратились с воззванием продолжить сбор песен и прислать им в Петербург дополнительные материалы.
Однако потока записей фольклора в ответ на воззвание, как это имело место от крестьян, – эстов и латышей, со стороны евреев не последовало, что свидетельствует о многом...
Богатый сборник, корпус Гинзбурга-Марека скудно документирован вследствие специфики понимания „народного творчества" того времени. Коллекция так и не стала предметом научного анализа записей, „вариантов" по произведениям , чего она давно заслужила, кабы имелась научная фольклористика у еврейской интеллигенции. Следовало бы ныне типологически (а не тематически) воссоединить по произведениям этот обильный материал с остальными разрозненными и по существу бесхозными публикациями песен на идиш и издать подлинный критический, увы, окончательный С в о д как достойный памятник угасшей европейской, ашкъназской культуры языка и словесности идиш.
(Можно было бы в Петербурге получить средства, чтоб такую программу реализовать (коллективно, конечно)). Охотников со средним образованием и знанием идиша принять посильное участие в таком проекте можно бы в России найти и обучить в ходе семинаров за короткий срок, как это мне удалось в Таджикистане и Армении по примеру народов Прибалтики. Еврейским фольклористам в Израиле и Америке присущ в работе беспечный индивидуализм, хотя самое понятие "народное творчество" располагает к к о л л е к т и в н о й работе.
Кстати характерно, что такой крупный сионистский мыслитель как россиянин Ашер Гинзберг (1856, умерший в Палестине в 1927 году), известный под псевдонимом Ахад Гаам, (= некий из народа), счел издание идиш песен делом ненужным и, пожалуй, вредным.
На солидном уровне вышли в свет в США еврейские песни под редакцией И.Л. Кагана. Хорошее издание песенного фольклора на идиш выпустил в свет в 1911 и 1913 годах (и позже) языковед варшавянин Ноах Прилуцкий. Ему довелось возглавить еврейский институт ИВО в Вильнюсе, когда этот польский город был передан Советской властью республике Литва в 1939 году. Тогда же успел выйти в свет текст тома сказок (составил упомянутый выше И.Л. Каган, но без введения и комментариев), который на идиш составил в США. Й.Л. Каган, издавший ранее народные песни с нотописью.
Весьма популярные песенники из эстрадного репертуара были изданы любителями – певцами Кипнис и г-жа Зелигфельд. Эти доходчивые и доходные сборники можно бы рекомендовать для оздоровления нынче убогих концертов, вместо насаждаемого кича, «халтуры» среди евреев в России и Германии.
У меня имеется комплект нот с текстами, изданными «Музыкальным издательством национального народного искусства» в серии «еврейских композиций» Жано С. Роскиным в Берлине ок. 1917 года. (С курьёзной ссылкой на российский закон об авторском праве от 20 марта 1911.)
*
В Петербурге издавались некоторые журналы на иврисе (напр."Мелиц"). После переезда редактора Цедербаума из провинции в столицу здесь недолго издавалась газета на и д и ш, пожалуй, из политических имперских соображений цензуры. Газета была, вероятно, неудачно рассчитана на вывоз в провинцию, где появилась и местная пресса. Уже в ходе февральской Революции из Петерограда были выпущены еврейскими солдатами на ближнем фронте первые газеты или листки на идиш, но развития они не получили.
Никаких следов „столичного" говора и д и ш а, насколько известно, уловить невозможно, в отличие от произношения русского языка бывших, коренных жителей Петербурга. Такое отсутствие есть поучительное свидетельство „духа времени", знаменующее самое начало процесса массовой ассимиляции и быстрый переход евреев на русский язык.
* * *
Эпоха подъема еврейского культурного строительства в общественной жизни, увенчавшаяся в Петербурге, вопреки дискриминации, выдающимися достижениями, была нарушена Первой мировой
в о й н о й 1914 года: в войну вступили с одной стороны – Французская республика в сердечном союзе с самодержавной Россией и Великобританской империей, с другой стороны – монархические Австро-Венгрия и Германия под предлогом усмирения славянских провинций на Балканах, принадлежащих Оттоманской мусульманской империи – Турции.
На обеих сторонах фронтов воевали и евреи, они сначала выражали патриотизм и преданность родным государствам, в которых искони проживали, заверяя государей в совершеннейшем к ним почтении и любви, к иудофобу царю Николаю II в Петербурге и к просвещенному умеренному антисемиту кайзеру Вильгельму II в Берлине – в надежде, что победа в этой войне принесет спасение и благодать еврейским подданным.
В с т р е ч а, чтоб не сказать вооруженное столкновение, русских и немецких евреев в ходе Мировой войны и в особенности её последствия имели судьбоносное значение, между прочим, для и д и ш – культуры Европы...
Поток еврейских беженцев из прифронтовых мест в Курляндии и Лифляндии устремился по железной дороге через Ригу и Тарту (Дорпат, Юрьев) в Петербург.
Здесь стали действовать благотворительные общества в помощь евреям: погорельцам, изгнанникам, как с немецкой, так и из русской стороны фронта.
Многие прибалтийские евреи были взяты в заложники по обвинению со стороны немецких оккупантов в поддержке р у с с к и х, а с русской стороны выселяли евреев русские военные поспешно под предлогом приверженности евреев к н е м е ц к о й культуре через язык идиш. Между тем недоверие к российскому военному начальству немецкого происхождения проявилось несразу и вяло.
С беженцами приходилось в Петербурге общаться на и д и ш. Их эвакуировали в частном порядке, самодеятельно, по возможности, вглубь страны. „Черта оседлости" негласно нарушалась. Некоторые семьи так и остались на „запретной" чужбине и обрусели...
Среди российских военнопленных в Германии были и евреи, их стали гуманитарно опекать немецкие воины-евреи.
Тогда-то проявилось в Германии любопытство у немцев, еврейских интеллигентов к родственному языку и д и ш, к культуре, к экзотическим обычаям и к чуждой „хасидской" набожности восточно–европейских евреев (остъюден). Первый массовый контакт с ними, с эмигрантами, бежавшими от погромов из России в Америку через Г а м б у р г, состоялся в 80 годах Х1Х века. Там возникло народоведческое общество по изучению культуры евреев.
Такой интеллектуальный интерес окреп уже после поражения в Войне, свержения кайзера и революции в Германии. Произведения писателей на идиш стали переводить на немецкий язык в широком потоке любознательности в отношении к революционной Р о с с и и.
(Воинствующая русская Социал–демократическая пропаганда была после войны успешно обращена к немцам, которые русофильски стали воспринимать идеи Маркса в упрощенном применении программой „Третьего интернационала" Ленина и Троцкого. Так в Баварии образовалась „советская республика", возглавленная российским евреем, и быстро свергнутая. Подобное имело место в Венгрии. Агитация и поддержка большевиков имела в Западной Европе успех отчасти при немалой демократической еврейской активности).
*
Между тем среди евреев в Петербурге, да в России вообще, очень умеренная рецепция „Берлинского Просвещения" и „Еврейской науки" резко и, по–видимому, н а в с е г д а прекратилась...
*
(продолжение следует)
Напечатано в «Заметках по еврейской истории» #8(177)август2014 berkovich-zametki.com/Zheitk0.php?srce=177
Адрес оригинальной публикации — berkovich-zametki.com/2014/Zametki/Nomer8/ILevin1.php
