Советская власть строила «социализм» и, конечно, озаботилась проблемами жилья для трудящихся с самого начала своего существования.
Реализуя главные лозунги победоносной Октябрьской революции: «Землю –крестьянам!», власть превратила землю в государственную собственность, «Заводы –рабочим!» – заводы и все предприятия также стали государственной собственностью.
Вместе с конфискацией заводов, фабрик были конфискованы все здания в городах, и почти все квартиры стали государственной собственностью. Жилплощадь конфисковали у классово чуждых элементов с целью «улучшения жилищных условий нуждающихся пролетарских масс». Проблему обеспечения населения жильём власть сначала решала революционно, по методу Шарикова, пациента доктора Преображенского в повести «Собачье сердце» Булгакова – «Всё забрать и поделить!».
Первая волна ограбления населения прошла после Первой Мировой и Гражданской войн, когда разрушилась инфраструктура государства и пригодные ещё вчера дома, потеряв воду и свет, переставали быть пригодными для жизни.
Жителей из непригодных для жизни подвалов и бараков переселяли в квартиры бежавших и даже не бежавших владельцев. Это сколько же денег власть сэкономила на жилищном строительстве?
А сколько хороших квартир освободили «троцкисты», «бухаринцы» и прочие «враги народа»?
Ну, а если бы гражданин СССР по старым привычкам попытался сам построить дом в городе, то рисковал попасть в те же враги народа, «буржуи» в начальный период «революции». Позже он рисковал стать клиентом государственной структуры ОБХС (Отделы Борьбы с Хищениями социалистической собственности), был бы обвинён в покупке краденого, потому что все строительные материалы были достаточно дороги для населения, а часто просто не продавались в магазинах. Проще и дешевле было купить краденые.
Конфискованного жилья, казалось, должно было хватить на всех, «с гаком». Ведь эти буржуи так жировали. Но, увы, жилплощади катастрофически продолжало не хватать.
Государство стало выделять жильё по принципу – «одна семья – одна комната». В результате в жизнь страны массово было внедрено великое изобретение коммунистов: «коммунальная квартира», когда в одну квартиру вселяли несколько семей. (бывало пару чужих семей в одну комнату). Большие комнаты стали делить перегородками.
Особенно колоритные «коммунальные квартиры» были в столичных городах, которые нашли своё отображение в классических произведениях советской литературы. Например: «Общежитие имени монаха Бертольда Шварца», «Воронья слободка», в эпохальном произведении «Двенадцать стульев» Ильи Ильфа и Евгения Петрова.
Появились квартиры со множеством кнопок звонков у входных дверей (я видел одиннадцать в Одессе, слышал, что в Ленинграде, нынешнем Петербурге, встречались и восемнадцать звонков). Появились туалеты со множеством лампочек на потолке и со множеством кругов для сидения, которые вывешивали на стенах туалетов и коридоров.
Большевики обещали сформировать нравственно совершенных граждан и избавиться от несоответствующих советским стандартам «нравственных уродов». Так и делали, множество «несовершенных» расстреляли, а ещё большее количество посадили и выслали. Это, конечно, освободило много квартир, но жилья всё равно не хватало.
Новые владельцы старых богатых квартир почему–то не превратились в нравственно образцовых людей, образцов для жителей загнивающего капитализма. Многие считали, что люди даже стали хуже. Божественный Воланд из «Мастера и Маргариты» Булгакова посчитал, что советских людей «испортил» именно квартирный вопрос.
Для тех, у кого не было жилья, например: молодёжь или людей, переехавших из другого города, или деревни, или для людей, живущих уж очень скученно, организовали «очереди на получение жилья или улучшение жилищных условий».
Советская власть уважала семью, «первичную ячейку социалистического общества», намного больше, чем отдельных холостых особей. Настолько больше, что многих холостых считали недостойными даже стать в такую очередь на, так называемый, «квартирный учет». Для них были организованы общежития. Общежития были разные, но в основном такие, что толкали индивидуумов поскорее объединяться в «семейные коллективы», что далеко не всегда позволяло получить сразу какое-нибудь жильё. Чаще всего были общежития, в комнатах которых проживали по несколько человек. Мне довелось видеть рабочие и студенческие общежития с комнатами на двадцать, тридцать человек. (У советской власти уже был опыт организации «общежитий» в концентрационных лагерях.) Кроме этого, за обитателями общежитий легче было организовывать надзор во избежание безнравственного поведения, например, комендантский час, и много других процедур, «украшающих» жизнь жильцов.
Но семья – дело особое. Когда в семье «грозил» появиться на свет новый член общества, вот тогда администрация, профсоюзная организация и Советская власть в лице райисполкомов (Районных исполнительных комитетов) начинали «чесать» голову над решением «неожиданно» возникшей проблемы.
К решению квартирного вопроса были привлечены множество людей, которые работали в различных комиссиях и комитетах, расходовали на решение этих вопросов массу рабочего и личного времени. А граждане, просители, расходовали не только время, но и нервы, здоровье. Сколько инфарктов и инсультов связано было с решением квартирных вопросов!
Некоторых особо ценных счастливчиков ставили «на конвейер». Сначала давали комнату в общежитии, потом комнату в коммунальной квартире, потом однокомнатную отдельную квартиру – предел ранних мечтаний!
Однако, «неблагодарные» трудящиеся рожали детей, ещё и этим значительно ухудшали свои жилищные условия. Снова люди шли в профсоюзные и советские организации с просьбой «об улучшении жилищных условий», правда, этих можно было быстро осадить: «Тебе уже улучшали условия? Всё, становись снова в очередь, в конец». Рано или поздно ценному работнику выделяли две комнаты в коммунальной квартире, потом отдельную двухкомнатную квартиру, потом предел мечтаний всей жизни – отдельную трёхкомнатную! Но «неблагодарные» разменивали эту роскошь , чтобы дать жилплощадь своим уже давно повзрослевшим детям с внуками.
Ещё одним способом «решения квартирного вопроса» был «Обмен», изобретенного при Советской власти. Этот способ достоин целой научной докторской диссертации, и не менее. В больших городах устраивали так называемые биржи, где встречались нуждающиеся. Простые обмены – пара разводится и разъезжается в две комнаты другой пары, стремящейся к объединению – относительно просты. Люди придумывали тройные, четверные и более сложные обмены. В помощь им пришли в моей родной Одессе так называемые маклеры – старые, но мудрые люди, которые ходили с рулетками, планами и схемами. Равноценные обмены практически не существовали, следовательно, люди искали денежную разницу, но при социализме это расценивалось как ужасный грех, корыстолюбие, спекуляция государственной собственностью. Оплачивать усилия маклера – это ещё одно преступление, за которым охотился ОБХСС. То есть профессия маклер оказалась криминальной специальностью, поэтому изобретались умопомрачительные схемы расчетов при обмене.
Семьи стояли в очереди «на улучшение жилищных условий» годами, десятилетиями!
Дети интеллигентных служащих, учителей, врачей в Москве, Ленинграде, в больших городах имели «блестящую перспективу» хоронить своих родителей из «завоёванной» ими много лет назад жилплощади, и затем быть похороненными своими детьми (или чаще единственным ребёнком) из той же жилплощади. Размножение было затруднено, двое детей в семье уже были большой роскошью.
Оправданием отсутствия жилья сначала была Гражданская война, затем и Вторая Мировая или Великая Отечественная.
Трудности с жильём были у всех, но для евреев, как всегда, трудности были на порядок выше. Это была одна из важнейших причин, почему евреи так дружно поехали из Союза практически точно не зная – куда, но точно зная – откуда.
Власть не спешила развёртывать настоящее строительство жилья. Генеральной линией забот власти была подготовка к походу против капитализма, к победе, в которой власть не сомневалась. Победа позволила бы конфисковать массу новых квартир на завоёванных территориях. Так произошло в прибалтийских республиках, Западной Украине, Западной Белоруссии, куда посылали на работу и на постоянное место жительства людей не обеспеченных жильём. Так завоёванные территории заселялись в том числе семьями вышедших на пенсию офицеров, а на строительные работы завозили и освободившихся заключенных. Да и количество нуждающихся после победоносных походов могло серьёзно сократиться в связи с боевыми потерями (так и случилось).
Вторая Мировая война очень «помогла» партии в решении жилищной проблемы, хотя и не так, как планировали. Сколько жильцов освободили жилплощадь – 10 миллионов, 20, 50? В одном Ленинграде сколько было освобождено государственных квартир? Да, немцы разрушили много домов, на них и списали все проблемы с жильём. Но тратить деньги главным образом на оружие не перестали. Это только «дурной» Хрущев начал массовое гражданское строительство, а старые кадры, его оппоненты, уверяли, что до сих пор население обходилось и дальше может обойтись.
Был ещё один прием решения жилищных проблем, когда владельца квартиры «уплотняли», то есть подселяли к нему как правило в самую худшую комнату квартиры нового квартиранта или целую семью.
Например, семью моих молодых родителей из трёх человек подселили в комнату семь квадратных метров в 1929 году, а моего друга с женой подселили в шестиметровую кухню, принуждённую исполнять роль комнаты–квартиры в 1952 году.
Автору задали вопрос: «зачем ты пишешь о делах давно ушедших, которые людей унижают, о которые они хотят забыть?»
Ответ: «Не правда, что эти вещи давно ушли!» Коммунальные квартиры до сих пор не исчезли. А главное, в Европе и в Америке есть четкая тенденция на «увеличение роли государства» в жизни людей, это и есть «путь к социализму». Государственные машины берут на себя всё больше функций, а это означает большую власть бюрократии, не рациональное расходование средств, большее количество вранья, прикрываемого благородными лозунгами, например, политкорректности. В Америке количество людей, получающих пособие на продукты, превысило 40 миллионов человек. То есть значительные массы людей демобилизуют и превращают из самостоятельных, инициативных, достойных граждан в иждивенцев общества. Целые трудоспособные семьи могут жить в почти бесплатных квартирах, получать достаточные денежные и продуктовые пособия. Работать становится не выгодно. Зачем напрягаться, если почти то же можно получить даром! «Люди! Будьте бдительны!»
Вот истории о том, как улучшали свои жилищные условия мои хорошие знакомые, друзья.
«Горький метод»
Борьба за «улучшение жилищных условий прошла широкой красной линией через всю жизнь моего друга Бориса и его семьи.
Он был призван в Красную Армию на войну в 1944 году из Узбекистана, куда занесли его беженские потоки. Отслужив семь долгих лет в армии, круглый сирота, он подался на родину, в Молдавию, но не в Тирасполь, где жил до войны, а в Кишинёв, куда ранее вернулся и устроился его старший брат с семьёй.
Когда в 1949 году Борис приехал в полагающийся ему отпуск, то обнаружил, что сестра с мужем и ребёнком, проживали в городке Оргееве под Кишинёвом, жили в одной комнатке в доме свёкра, вторую комнатку занимали свекор со свекровью.
У старшего брата жилищные условия были круче: он с женой и ребёнком занимал одну комнату – 8 квадратных метров, другая дочь хозяина с мужем занимала вторую комнатку около четырёх метров, а тесть и тёща третью, тоже 4 метровую, но тёмную. У обоих родственников в домах «удобства» (вода, канализация и туалет) – во дворе. Вот в свою 8 метровую комнату старший брат и принял младшего в отпуск и после отпуска. Это был первый этап в его эпопее «улучшения жилищных условий».
Ко дню демобилизации ситуация изменилась.
Советская власть в очередной раз озаботилась проблемами вновь «приобретенного собственного народа» и в том числе улучшением жилищных условий.
В июне 1940 года Красная Армия «помогла» королю Румынии и его элите осознать, что она не имела права на территорию Бессарабии и Буковины, ибо законными наследниками развалившейся Российской империи является только Советская власть, которая уже давно вела подпольную работу на указанной территории силами коммунистических ячеек Коминтерна.
Власти после войны вспомнили, что с 28 июня 1940 до июня 1941 она не успела навести новый советский порядок в «освобождённой» Бессарабии, и Кишиневе в частности. Вероятно, по подготовленным ещё до войны карательным спискам стали формировать эшелоны в ссылку в Сибирь, в Казахстан. Теплушки набивали бывшими «буржуями», «богатеями», «кулаками» и прочими классовыми врагами. Их выявлением на вновь приобретенных территориях и занесением в «черные списки» озаботились корыстные соседи–завистники и НКВД (Народный Комиссариат Внутренних дел) ещё до войны. После войны КГБ, наследник НКВД, попытался завершить начатое дело независимо от изменившегося за годы войны материального положения подозреваемых.
В этих списках оказались и престарелые родители мужа старшей сестры Бори. Хотя евреи, бежавшие в эвакуацию, давно всё потеряли. Они вернулись после войны в Кишинёв, тогда большую одноэтажную деревню и занимали там крохотный домик. Но у Советской власти была «хорошая память»: в старом списке числилось, что до присоединения Бессарабии у них была корова, в единственном числе... (Может, власти и понимали, что коровы давно нет, но семью снова раскулачивали, подозревали, что «эти враги не забыли, что у них была корова и, наверное, держат обиду на самую справедливую в мире власть».) Главное, вероятно, власть планировала наградить освободившимся жильём бдительного и преданного власти гражданина, и этим внести вклад в улучшение жилищных условий «нужных родине людей».
Советская власть после смерти своего «самого» успешного менеджера, «товарища» Сталина, «осознала» и позволила сосланным вернуться. Естественно тем, кто остался в живых, но домик, конечно, не вернули, ведь бдительный гражданин не виноват...
Борис следовал давно принятому решению: ехать в Кишинёв, родной брат не оставит на улице. Брат с женой, действительно, приняли. Помогли кое–как приодеться, ведь на солдатские и даже сержантские деньги не сильно разгуляешься..., а ходить в сапогах и гимнастёрке после года жизни на гражданке как–то некрасиво. (Правда, военный бушлат Борис носил на работу ещё несколько лет). Прежде всего надо было получить работу, а гражданские специальности у Бориса – сельскохозяйственный работник, тракторист в городе никому не нужны. Нашелся родственник, со странной еврейской фамилией – Комисаренко, а может и не такой уж странной, который дал совет: «Став токарем придётся жить на одну зарплату, а иди–ка ты учеником механика швейных машин на нашу фабрику. Может и будет у тебя «живая копейка»». Но мы сейчас не об одежде, не о работе ведём речь, а о «решении квартирного вопроса».
В то время получить квартиру, пусть даже комнату в общежитии, молодому рабочему было практически невозможно, а пора уже было обзаводиться семьёй. Этой идеи придерживались и все члены Бориной семьи.
Идеи, что сперва «надо стать на ноги», тогда не очень довлели над людьми. Были предложения невест, даже богатых, но в «прыймы» Борис идти не хотел, уж очень независимый характер ему достался и укрепился за годы войны.
Нашел невесту, тоже еврейку по имени Рая, но из присоединённой Бессарабии. Молодая девушка из нищего румынского села рванула в новую жизнь активно – превратилась в «отличницу, комсомолку, и красавицу». Однако, невеста, несмотря на статус «неосвобождённого секретаря комсомольской организации» большого завода, проживала с матерью и семьёй старшей сестры в покосившемся, сыром домишке, точнее сарае с земляными полами.
Новоиспеченная жена, по совету друзей, подаёт заявление в профком родного завода на предоставление жилой площади для молодёжной комсомольской семьи. Комиссия, назначенная для проверки жилищных условий комсорга, приходит в ужас от условий её проживания. По заключению комиссии свои заседания провел комитет комсомола, профком, партком и директор со своим штабом. На закрытом совместном заседании администрации, парткома, профкома принимается решение: «нельзя отказать такому хорошему работнику, надо выделить жилплощадь во чтобы то ни стало» . Власти завода приняли нелёгкое для себя решение: превратить однокомнатную квартиру главного механика, только что получившего эту квартиру, в коммунальную, отдать кухню в качестве квартиры заслуженной работнице и активистке.
В «улучшенные жилищные условия» молодая семья взяла и мать жены. Ей на ночь ставили постель на козлах для пилки дров у плиты. Было, правда, небольшое неудобство, жена главного механика часто, по привычке, приходила ночью выпить воды на кухню... (Слава Богу, остальные удобства были на улице, а не в кухне). Это был для Бориса «Второй этап в решении квартирного вопроса».
Такой вариант оказался совсем неплохим для Бориса, потому что «в улучшении его жилищных условий» теперь были заинтересованы два ценных работника, две семьи: главного механика, который с укором смотрел на директора завода, главного инженера, парторга, профорга и смел намекать на свою проблему достаточно часто. А также борец идеологического фронта, лидер комсомола завода, бывшая румынская батрачка. И выделением одной комнаты администрация убивала сразу двух зайцев.
Через год молодая семья, наконец, получает отдельную комнату в рабочем общежитии коридорного типа. Маленький недостаток – «удобства» по–прежнему во дворе. А то, что помойные вёдра все выставляли в общий коридор, в расчет не идёт. Естественно, вопрос предварительно обсуждался во всех общественных штабах завода. Это был «Третий этап...»
И снова «не освобождённый» комсорг завода (то есть у неё есть прямые обязанности, а комсомольская работа просто общественная нагрузка. Платить за эту работу стали позже, когда эту должность стали занимать люди, предназначенные для карьерного роста) поднимает вопрос об улучшении жилищных условий. Несмотря на то что она проводит большую часть суток на заводе, в молодой семье готовится пополнение. И снова общественные организации назначают комиссии, обсуждают семейное положение и условия жизни ответственного сотрудника завода, принимают соответствующие решения.
Тут подошло время активистке поступать в партию. Она собрала все необходимые характеристики: от профсоюзной организации, от комсомольской, от секретаря партийной организации, лично от директора завода. Её проверяли, гоняли по всем возможным вопросам на комитете комсомола, на заседании парткома Она отвечала хорошо и чувствовала себя достаточно уверенно. Вот она входит на комиссию в райком партии, стараясь спрятать уже достаточно большой живот. Но тут, происходит, что–то невероятное. На правильные ответы два члена комиссии почему–то морщат лица, затем предлагают выйти и ждать в коридоре. Уже поздно вечером ей объявляют, что её не приняли в ряды авангарда советского общества Коммунистическую партию Советского Союза. Люди тогда не жившие не поймут размер этой трагедии. А дело происходило в начале 1953 года.
Жена Бори уходит в декретный отпуск, чтобы не видеть никого. А весь актив завода ей сочувствует и тихо негодует. Рая в положенный срок рожает, но начались проблемы со здоровьем. Такие психологические травмы не проходят бесследно. Уже прошел март, умер великий кормчий. Прошел апрель, май. Неожиданно Раю вызывают в райком партии. Как будто ничего не произошло, практически без вопросов её принимают в партию.
Профсоюзная организация и администрация завода, как бы исправляя свою вину, наконец, выделяет своему активисту две комнаты!
Но, очередное «но», комнаты в мало–коммунальной квартире, где другая семья занимала одну комнату. Это был «четвёртый этап...»
Во избежание трений на коммунальной кухне (а где им быстрее всего появляться?), где трудно было разминуться двум женщинам, приняли решение: кухня поступает в распоряжение семье с одной комнатой, а вторая семья, то есть Борина, получает маленький коридорчик.
Молодой муж, хоть и не царевич, и не волшебник, но постепенно превращает коридорчик в кухоньку: проводит воду, подводит канализацию, облицовывает стены кафелем, проводит газ! Правда, всё это не по щучьему велению, а за деньги, которые надо заработать за сверхурочную работу. И это удовольствие растянулось на достаточно долгий срок в пять лет. И это можно считать «Пятым этапом...»
Вот однажды, поздно вечером, когда Боря пришел домой с очередной «халтуры», покушал и расслабился, жена поделилась «гениальным» планом, женской задумкой, разработанной совместно с подругой, бухгалтером завода. Она занимала одну комнату в двухкомнатной коммунальной квартире их заводского дома. Её сосед получил право построить себе квартиру по знаменитому «Горьковскому методу», разработанному в городе Горьком (ныне Нижнем Новгороде.) Самому передовому и прогрессивному в тот период Советской власти.
А что такое «Горьковский метод»? Это идея мобилизации творческих способностей народных масс. Будущий жилец должен был отработать бесплатно определённое количество часов и дней на строительстве и благоустройстве своего дома и своей квартиры. Именно так формулировался принцип. Значит, Боре надо будет помочь соседу подруги жены отработать на стройке эти часы и дни.
Там было ещё одно дополнительное обстоятельство: завод решил с первого января нового года передать этот дом ЖЭКу (Жилищно–Эксплутационной Конторе), то есть городу. «Если Ваш муж, Боря, поможет моему соседу закончить со строительством до нового года, то я организую «обмен». Ваша семья переедет в нашу самостоятельную двухкомнатную квартиру, а я перееду из своей однокомнатной в ваши две комнаты, пусть и коммунальной квартиры», объяснила задумку подруга жены.
Муж, Боря, должен был работать на стройке во вторую смену и отказаться от совместительств и денег за них. А бюджет семьи без этих денег отказывался складываться. Совместительства было легко потерять, а найти достаточно сложно в условиях советского социалистического строя и царства ОБХС. Пришлось переходить на работу в три смены.
(Совсем как в старом анекдоте: «Что такое 5,4,3,2,1? Это необходимость выполнить Пятилетку в 4 года, в три смены, своими двумя руками и за одну зарплату».)
Напоминаю про невинное условие: нужно было завершить всё до 31 декабря, когда над квартирами ещё была власть заводского профкома.
Боря нехотя соглашается с гениальным предложением жены. Но вскоре обнаружилось, что на стройке не хватает материалов. В первую очередь стекла, а квартиру нужно застеклить, чтобы в холодную осень и декабре вести внутренние работы. Будущий хозяин даже не представляет, что и где искать. Боря мобилизует своих друзей, знакомых, находит «левое» стекло, вынужден сам уплатить, у хозяина почему–то не оказывается денег.
Дальше хуже, у строителей нет сантехники для дома. Будущие жильцы « должны сами находить и устанавливать». «Уважаемые новосёлы, позаботьтесь, пожалуйста». И позаботиться должен опять Боря, хозяин совсем не по этим делам, но не забывает напоминать, что ему надо приготовить квартиру до 31 декабря. Боря почувствовал, что попал в капкан. Он уже столько сил и времени вложил в эту квартиру, что обратного хода нет. Пришлось снова мобилизовать друзей, связи, естественно не бесплатно. Это, вероятно, со стороны была бы смешная картина, как он тащил унитаз, умывальники и фаянсовую ванну на 8 этаж.
Извините, он тащил все эти вещи только на второй этаж (повезло же человеку). Умывальники и унитаз тащить было полегче. Правда, пришлось тащить и советскую фаянсовую ванну, а она значительно тяжелее. К концу стройки участники «Горьковского метода» переименовали его в «Горький метод».
«Горький метод» наносит Боре ещё один удар: необходимо «постелить» полы в квартире. Он разузнал у друзей и знакомых как это надо делать. Договорился с хозяином, что после работы станут делать вместе, а это, действительно, легче и продуктивнее делать вдвоём. Хозяин вовремя не появляется. Боря не любит терять время и берется за работу сам. К полуночи хозяин не появляется, зато заходит сосед, Борин сослуживец, который рядом тоже «кладёт» пол.
– Боря, что ты тут делаешь?
– Ты что не видишь?
– Это ты стелешь пол этому охламону?
Боря объяснил хитрую комбинацию, задуманную женщинами.
– Так почему ты сам не взялся построить себе квартиру?
Этот вопрос с того момента мучает его всю оставшуюся жизнь, хотя ответ он получил ещё тогда от жены. Попасть в число счастливчиков, получавших право на приобретение жилья творческим «Горьковским методом», он не мог, считалось, что он жильём обеспечен. Боря не то забыл, не то плохо расслышал, не то не понял, но уверен, что построил себе и ему жильё не по «Горьковскому методу» , а по «Горькому методу».
(Потом этот метод только так и называли по всему Союзу). Но это всё–таки была очередная победа – «Шестой этап...». Этот этап был особенно трудный и обидный – через три года от завода, наконец, заслуженной работнице, ветерану труда «дали» максимальную советскую норму – трёхкомнатную квартиру. Правда заслуженная работница, войти туда сама уже не могла, должна была въехать на инвалидной коляске. Но эту коляска появилась у неё после гостевого визита в Америку. Это был уже «Седьмой этап».
Со временем власти одумались, потому что в продаже строительных материалов не было, и строить можно было только из ворованного, то есть выгоду получали заведующие складами и прочие материально ответственные лица, (которые действовали по принципу «что охраняешь, то имеешь»), а не уполномоченные властью чиновники, как, вероятно, задумывалось изобретателями этого метода.
Однако к этому времени две дочери выросли, и старшая вышла замуж. Боря и его жена освоили новые возможности, предоставленные Советской властью – добились разрешения вступить в строительный кооператив, что тоже неоднократно обсуждалось на разных заседаниях общественных организаций завода. Дочь с мужем и двумя сыновьями остаётся в трёхкомнатной квартире, родители переезжают в двухкомнатную кооперативную. Это можно считать «Восьмым и девятым этапами».
Всё в жизни познаётся в сравнении. Для того чтобы оценить подвиг Бориной семьи в многолетнем марафоне «по улучшению жилищных условий», надо сравнить с другими семьями. Семья старшей сестры главного героя, хорошего врача и классного зубного техника, как начала «снимать квартиру» после возвращения из ссылки, так и прожила до 1974 года, а в семье выросли две дочери, которые уже вышли замуж. Им стало невтерпеж, и они улетели, как в песне Высоцкого, «туда, где принимают», в Израиль, где успешно решили свой квартирный вопрос.
Десятый этап случился с ним и его семьёй уже в эмиграции, в благословенной Америке. Дочери взяли ссуды в банках и купили собственные дома, а Боря получил от социальных служб отдельную двухкомнатную квартиру и никакие общественные организации завода не заседали, не тратили своё рабочее время.
Ко всему этому веселому рассказу есть ещё одно веселое замечание. Социализм шагает по Европе и уже по Америке. Новым неимущим нуждающимся одиночкам выделяется уже не односпальная, двухкомнатная квартира, а так называемая студия – одна комната со встроенной кухней.
«Я что, не женщина?»
Вот не совсем или совсем не типичная история одного моего хорошего знакомого по имени, допустим, Иосиф.
Мама с Иосифом, малым ребёнком, бежала в 1941 году от фашистского наступления за Урал. Вернувшись после войны в родной Бердичев, в своей квартире нашла семью военного, с которым судиться было бесполезно, а мамин муж, тоже военный_ погиб на фронте и помочь своей семье не мог ничем. Ей повезло, нашла крохотную комнатку и нового мужа, человека много натерпевшегося, озлобленного, не очень способного на любовь, тем более к чужому ребёнку. Отчим держал «мальчишку–нахлебника» в строгости. Улучшить жилищные условия у них не было возможности, как впрочем, у большинства жителей страны. Иосиф вплоть до получения «неполного среднего образования», окончания седьмого класса, спал на трёх составленных стульях. Мало того, что ложе было тесноватым, так он часто среди ночи оказывался на полу. Автор тоже неоднократно падал с такого ложа, ребра хорошо помнят этот опыт. Множество людей в то время отведали «это блюдо», но всё детство...
Наконец, школа позади. Иосиф вырывается из тесноты крохотной комнаты и «строгости» отчима. Он отправляется учиться в большой город. Там поступает в техникум и получает заветное место в студенческом общежитии: тумбочку и две вешалки в общем шкафу, настоящую кровать, а с ней и нормальный сон, лафа!
Началась новая, замечательная, свободная жизнь. Иосиф полон энергии, активно включается в учебу и общественную жизнь. Он мастер на все руки, член комитета комсомола техникума. Участник художественной самодеятельности. Руководство техникума пригласило профессионала для организации ансамбля народного танца. Иосиф становится активный его участником, солистом, танцует не хуже актёра профессионального коллектива. Если нужно, наденет белую рубашку, галстук-бабочку и поведет концерт в качестве конферансье.
После окончания техникума он попадает работать на фабрику в большой город на западе Украины. Украинский язык для него не проблема. Он быстро осваивается на фабрике. Рабочие и работницы обращаются к нему уважительно – «Пан технорук». А как это важно для мальчишки, жившего в бедности и унижении.
А вот он встретил девушку. Теплая, весёлая, настоящая «девчонка просто клад, такая же зелёная...», Рита, еврейская девочка, да из самой Москвы! Ещё герои Чехова стремились в Москву – там настоящая, яркая жизнь!
Не подумайте, не было у Иосифа корыстных расчетов, а была настоящая любовь. Расписались они в одном из первых дворцов бракосочетания, хотя предстояло жить далеко не во дворце. Подарили друг другу любовь и доверие. Невеста, которая родилась в «рубашке», подарила её своему молодому мужу. На вопрос: «почему?», ответила просто: «Она ему нужнее!». (На золотой свадьбе она призналась, что не зря подарила и прожила жизнь «за его спиной, как за каменной стеной!» Но до золотой свадьбы им тогда было ой как далеко).
У невесты таки была жилплощадь в Москве – «комнатища» 1,40 х 4,00 метра в коммунальной квартире на четыре семьи. Его это не смутило, он тесноты не боялся! Москва встретила нашего героя не очень ласково. Ему тут никто не предоставил место, соответствующее должности «пана технорука». Но молодые не унывали. Иосиф искал любые подработки. Его тёщу, главного квартиросъёмщика, наконец, поставили в районную очередь на «улучшение жилищных условий». А пока она ночью, чтобы не мешать молодым, уходила спать на коммунальную кухню, на раскладушку. (Так называлось примитивнейшее раскладное спальное место, переделанное из козлов для резки брёвен на дрова).
Но жизнь идёт своим чередом. У новой семьи наметилось пополнение, а как его принять на 1.4 х 4.00=5.60 квадратных метра? Меньше, чем на одного новосёла, при стандартной норме обеспечения – 6 квадратных метров. А в жилищном отделе райисполкома попалась обычная антисемитка, которая ещё и издевалась: «Вот подойдёт ваша очередь – тогда и получите».
– Да у нас в коммунальной квартире живут супруги с открытой формой туберкулёза, как мы принесём новорожденного в такие условия?
– Да я скорее дам этим больным квартиру, чем вам «явреям» – был ответ. (Конечно, нагло врала, ничего она им не дала.)
Семья в отчаянии. Что делать?
Бывалые люди подсказали, что можно записаться на приём к депутату Верховного Совета СССР, он может повлиять на райисполком. Хлопотать, ходить по инстанциям должен «главный квартиросъёмщик». Но «главный квартиросъёмщик», мама молодой жены, была тихая еврейская женщина из маленького местечка на Украине, которая боялась всего. Поэтому Иосиф идёт на помощь «главному квартиросъёмщику», и включается в борьбу, иначе эту деятельность не назовёшь. Он узнает, где приёмная депутата и кто этот депутат. Оказывается, депутатом их района является сама Екатерина Алексеевна Фурцева, считай «Первая леди» Советского Союза», и принимает просителей один раз в месяц.
А у жены Иосифа уже 4 с лишним месяца беременности. Сразу после работы, в указанный день и время, Иосиф с женой прибегают к депутатскому пункту. Но оказывается, чтобы попасть на приём существует очередь. А чтобы записаться в очередь на приём надо прийти в день очередного приёма и записаться на следующий месяц. Запись начинается сразу после окончания приёма в этот день.
Теперь Иосиф получил дополнительную работу, которая, кстати, мешает всем остальным, каждый вечер и каждое утро приходить и отмечаться в очереди у депутатского пункта. Там, как положено, ему пишут специальным, химическим, плохо смываемым, карандашом порядковый номер на ладони, «чтобы не было обмана». В этой ежедневной очереди он проходит курс «молодого москвича».
Такая очередь со временем образует своеобразное братство, где люди начинают искренне сочувствовать друг другу, делятся знаниями по решению любых вопросов. Начиная от того где здесь можно перекусить и кончая как оказать первую помощь при неожиданных родах. Тут можно хорошо повеселиться. Но Иосифу не до веселья. Депутат принимает во время приёма только пять посетителей! А они оказались только восьмыми. Может кто–то «отсеется»? Подходит срок, никто из очереди не потерялся, не «отсеялся».
Надо занимать очередь на новый месяц. На этот раз, ура! Иосиф оказался третьим. Подходит заветный день, но... приём отменили, товарищ Фурцева отбыла в государственную командировку за рубеж. Господи, а месяцы идут, живот растёт! Что делать? Сцепить зубы и ждать следующего приёма – другого выхода нет. И снова ежедневно, как на работу...
Наконец, пришел заветный день. Иосиф с женой уже за час у заветных дверей. Двери открываются, и очередь бросается вверх по красиво мраморной лестнице. Рита неожиданно остановилась. Иосиф обалдел. «Не могу, слышишь? Стучит», – сказала Рита приложив руку мужа к животу. Иосиф взял себя в руки и осторожно стал помогать Рите подниматься. «Ничего, мы не первые, успеем», успокоил он жену. Наконец, привел жену е внутрь приёмной депутата, напоминая по дороге, что и как надо сказать. Ведь это был уже восьмой месяц беременности и живот у Риты вырос очень большой. Многие думали, что родится двойня. (Тогда в Союзе ещё не было техники, определяющей количество желающих появиться на свет). Оба супруга страшно волнуются, Наконец, Риту приглашают в кабинет. Иосиф бережно провожает её к двери, и не полностью закрывает. Ему же надо слышать, не оплошает ли она перед большим начальством. Оплошала. Сразу расплакалась. «Я что не говорила в исполкоме, в разных комиссиях? Меня послушали?» Но депутат успокаивает: «Не плачьте, в чем дело?» Кое как, сквозь слёзы Рита рассказывает, что начальник жилотдела райсовета не хочет выделить квартиру, а у нас...
– Подождите, я сейчас выясню. Секретарь соедините меня с начальником жилотдела.
– Начальник жилотдела слушает.
– Вот у меня здесь сидит и плачет беременная женщина такая–то, почему ей отказано в выделении квартиры?
– Да врёт она всё, ничего им не положено, да и никакая она не беременная, просто подложила подушку?
Депутат Верховного Совета СССР, Член ЦК КПСС, Министр Культуры на мгновение потеряла дар речи от напора опытной и наглой бюрократки. В глазах у депутата зажглись злые огоньки. Еле сдерживая себя, тихо произносит:
– Это вы мне говорите?
Закипая:
– Я что, не женщина? Я что, дура, не могу отличить беременность от подушки?
И дальше непечатные слова и выражения. Екатерина Алексеевн Фурцева была опытным партийным, советским работником и искусством матерной речи владел в совершенстве, хотя и не злоупотребляла им.
На другом конце провода испуганное молчание.
– Немедленно выделить двухкомнатную квартиру и доложить, я это беру на контроль. А вы просительница можете идти.
Рита поспешила к двери. Уже там, за дверями Иосиф услышал окончание телефонного разговора:
– Идиотка, ещё немножко потянешь, она родит двойню и ты отдашь ей трёхкомнатную!
Услышанные слова очень обнадёжили Иосифа.
Счастливые супруги отправляются домой, чтобы проинформировать главного квартиросъёмщика, то есть тёщу, что завтра ей надо идти в жилотдел за ордером на квартиру.
На следующий день тёща звонит Иосифу на работу:
– Всё получила, подписала!
– Постойте мама, нужно поехать посмотреть!
Иосиф срывается с работы и мчится домой, начальство знает, понимает, в чем дело. Они все вместе берут такси, экстренный случай (на такси очень дорого), и едут по указанному в ордере адресу. Боже, однокомнатная, и расположена на первом этаже как раз над камерой для сброса мусора из мусоропровода! Иосиф, фактический глава семьи, вспыхивает праведным гневом.
– Эта сволочь решила нам нагадить!
Этим же такси они едут в жилотдел. Иосиф без очереди пробивается в кабинет начальницы.
– Вот вам назад, этот ордер, однокомнатная над мусорным ящиком, а нас четверо! Такая квартира нам не подходит!
– На не рождённого не получите, не положено! Да и ордер уже Вами подписан!
– Я с вами уже спорить не буду, я еду разговаривать с Екатериной Алексеевной Фурцевой! Она нам обещала...
И начальница дрогнула:
– Подождите, я вам дам другую квартиру. Приходите завтра!
И уже из-за дверей Иосиф услышал раздраженный голос, начальницы, обращенный к сотруднице, находившейся в кабинете:
– Не, я больше не буду искать приключений на свою ж... От этих жидов всегда одни неприятности. (Она с ненормативной лексикой тоже была на ты, как, впрочем, почти все советские начальники обоих полов).
И действительно, наши герои получили отдельную двухкомнатную квартиру!
В полученной квартире у супругов родилось двое детей. Они через всю жизнь пронесли благодарность Советской власти, и главной женщине страны Екатерине Алексеевне Фурцевой.
Один пессимист спросил у Иосифа:
– А если бы депутат оказался мужчиной?
– Ой, не говори глупости! Разве такое могло случиться. Не хочу и думать о таком.
Героям рассказа квартира бы досталась через годы! И мало ли что могло случиться за эти годы. Слава Богу, Советская власть решилась поднять одну женщину на такую высоту и стала немножко человечнее.
А когда кончилась советская власть, дети героев рассказа построили собственные дома и в разных странах.
Советская власть строила «социализм» и, конечно, озаботилась проблемами жилья для трудящихся с самого начала своего существования.
Реализуя главные лозунги победоносной Октябрьской революции: «Землю –крестьянам!», власть превратила землю в государственную собственность, «Заводы –рабочим!» – заводы и все предприятия также стали государственной собственностью.
Вместе с конфискацией заводов, фабрик были конфискованы все здания в городах, и почти все квартиры стали государственной собственностью. Жилплощадь конфисковали у классово чуждых элементов с целью «улучшения жилищных условий нуждающихся пролетарских масс». Проблему обеспечения населения жильём власть сначала решала революционно, по методу Шарикова, пациента доктора Преображенского в повести «Собачье сердце» Булгакова – «Всё забрать и поделить!».
Первая волна ограбления населения прошла после Первой Мировой и Гражданской войн, когда разрушилась инфраструктура государства и пригодные ещё вчера дома, потеряв воду и свет, переставали быть пригодными для жизни.
Жителей из непригодных для жизни подвалов и бараков переселяли в квартиры бежавших и даже не бежавших владельцев. Это сколько же денег власть сэкономила на жилищном строительстве?
А сколько хороших квартир освободили «троцкисты», «бухаринцы» и прочие «враги народа»?
Ну, а если бы гражданин СССР по старым привычкам попытался сам построить дом в городе, то рисковал попасть в те же враги народа, «буржуи» в начальный период «революции». Позже он рисковал стать клиентом государственной структуры ОБХС (Отделы Борьбы с Хищениями социалистической собственности), был бы обвинён в покупке краденого, потому что все строительные материалы были достаточно дороги для населения, а часто просто не продавались в магазинах. Проще и дешевле было купить краденые.
Конфискованного жилья, казалось, должно было хватить на всех, «с гаком». Ведь эти буржуи так жировали. Но, увы, жилплощади катастрофически продолжало не хватать.
Государство стало выделять жильё по принципу – «одна семья – одна комната». В результате в жизнь страны массово было внедрено великое изобретение коммунистов: «коммунальная квартира», когда в одну квартиру вселяли несколько семей. (бывало пару чужих семей в одну комнату). Большие комнаты стали делить перегородками.
Особенно колоритные «коммунальные квартиры» были в столичных городах, которые нашли своё отображение в классических произведениях советской литературы. Например: «Общежитие имени монаха Бертольда Шварца», «Воронья слободка», в эпохальном произведении «Двенадцать стульев» Ильи Ильфа и Евгения Петрова.
Появились квартиры со множеством кнопок звонков у входных дверей (я видел одиннадцать в Одессе, слышал, что в Ленинграде, нынешнем Петербурге, встречались и восемнадцать звонков). Появились туалеты со множеством лампочек на потолке и со множеством кругов для сидения, которые вывешивали на стенах туалетов и коридоров.
Большевики обещали сформировать нравственно совершенных граждан и избавиться от несоответствующих советским стандартам «нравственных уродов». Так и делали, множество «несовершенных» расстреляли, а ещё большее количество посадили и выслали. Это, конечно, освободило много квартир, но жилья всё равно не хватало.
Новые владельцы старых богатых квартир почему–то не превратились в нравственно образцовых людей, образцов для жителей загнивающего капитализма. Многие считали, что люди даже стали хуже. Божественный Воланд из «Мастера и Маргариты» Булгакова посчитал, что советских людей «испортил» именно квартирный вопрос.
Для тех, у кого не было жилья, например: молодёжь или людей, переехавших из другого города, или деревни, или для людей, живущих уж очень скученно, организовали «очереди на получение жилья или улучшение жилищных условий».
Советская власть уважала семью, «первичную ячейку социалистического общества», намного больше, чем отдельных холостых особей. Настолько больше, что многих холостых считали недостойными даже стать в такую очередь на, так называемый, «квартирный учет». Для них были организованы общежития. Общежития были разные, но в основном такие, что толкали индивидуумов поскорее объединяться в «семейные коллективы», что далеко не всегда позволяло получить сразу какое-нибудь жильё. Чаще всего были общежития, в комнатах которых проживали по несколько человек. Мне довелось видеть рабочие и студенческие общежития с комнатами на двадцать, тридцать человек. (У советской власти уже был опыт организации «общежитий» в концентрационных лагерях.) Кроме этого, за обитателями общежитий легче было организовывать надзор во избежание безнравственного поведения, например, комендантский час, и много других процедур, «украшающих» жизнь жильцов.
Но семья – дело особое. Когда в семье «грозил» появиться на свет новый член общества, вот тогда администрация, профсоюзная организация и Советская власть в лице райисполкомов (Районных исполнительных комитетов) начинали «чесать» голову над решением «неожиданно» возникшей проблемы.
К решению квартирного вопроса были привлечены множество людей, которые работали в различных комиссиях и комитетах, расходовали на решение этих вопросов массу рабочего и личного времени. А граждане, просители, расходовали не только время, но и нервы, здоровье. Сколько инфарктов и инсультов связано было с решением квартирных вопросов!
Некоторых особо ценных счастливчиков ставили «на конвейер». Сначала давали комнату в общежитии, потом комнату в коммунальной квартире, потом однокомнатную отдельную квартиру – предел ранних мечтаний!
Однако, «неблагодарные» трудящиеся рожали детей, ещё и этим значительно ухудшали свои жилищные условия. Снова люди шли в профсоюзные и советские организации с просьбой «об улучшении жилищных условий», правда, этих можно было быстро осадить: «Тебе уже улучшали условия? Всё, становись снова в очередь, в конец». Рано или поздно ценному работнику выделяли две комнаты в коммунальной квартире, потом отдельную двухкомнатную квартиру, потом предел мечтаний всей жизни – отдельную трёхкомнатную! Но «неблагодарные» разменивали эту роскошь , чтобы дать жилплощадь своим уже давно повзрослевшим детям с внуками.
Ещё одним способом «решения квартирного вопроса» был «Обмен», изобретенного при Советской власти. Этот способ достоин целой научной докторской диссертации, и не менее. В больших городах устраивали так называемые биржи, где встречались нуждающиеся. Простые обмены – пара разводится и разъезжается в две комнаты другой пары, стремящейся к объединению – относительно просты. Люди придумывали тройные, четверные и более сложные обмены. В помощь им пришли в моей родной Одессе так называемые маклеры – старые, но мудрые люди, которые ходили с рулетками, планами и схемами. Равноценные обмены практически не существовали, следовательно, люди искали денежную разницу, но при социализме это расценивалось как ужасный грех, корыстолюбие, спекуляция государственной собственностью. Оплачивать усилия маклера – это ещё одно преступление, за которым охотился ОБХСС. То есть профессия маклер оказалась криминальной специальностью, поэтому изобретались умопомрачительные схемы расчетов при обмене.
Семьи стояли в очереди «на улучшение жилищных условий» годами, десятилетиями!
Дети интеллигентных служащих, учителей, врачей в Москве, Ленинграде, в больших городах имели «блестящую перспективу» хоронить своих родителей из «завоёванной» ими много лет назад жилплощади, и затем быть похороненными своими детьми (или чаще единственным ребёнком) из той же жилплощади. Размножение было затруднено, двое детей в семье уже были большой роскошью.
Оправданием отсутствия жилья сначала была Гражданская война, затем и Вторая Мировая или Великая Отечественная.
Трудности с жильём были у всех, но для евреев, как всегда, трудности были на порядок выше. Это была одна из важнейших причин, почему евреи так дружно поехали из Союза практически точно не зная – куда, но точно зная – откуда.
Власть не спешила развёртывать настоящее строительство жилья. Генеральной линией забот власти была подготовка к походу против капитализма, к победе, в которой власть не сомневалась. Победа позволила бы конфисковать массу новых квартир на завоёванных территориях. Так произошло в прибалтийских республиках, Западной Украине, Западной Белоруссии, куда посылали на работу и на постоянное место жительства людей не обеспеченных жильём. Так завоёванные территории заселялись в том числе семьями вышедших на пенсию офицеров, а на строительные работы завозили и освободившихся заключенных. Да и количество нуждающихся после победоносных походов могло серьёзно сократиться в связи с боевыми потерями (так и случилось).
Вторая Мировая война очень «помогла» партии в решении жилищной проблемы, хотя и не так, как планировали. Сколько жильцов освободили жилплощадь – 10 миллионов, 20, 50? В одном Ленинграде сколько было освобождено государственных квартир? Да, немцы разрушили много домов, на них и списали все проблемы с жильём. Но тратить деньги главным образом на оружие не перестали. Это только «дурной» Хрущев начал массовое гражданское строительство, а старые кадры, его оппоненты, уверяли, что до сих пор население обходилось и дальше может обойтись.
Был ещё один прием решения жилищных проблем, когда владельца квартиры «уплотняли», то есть подселяли к нему как правило в самую худшую комнату квартиры нового квартиранта или целую семью.
Например, семью моих молодых родителей из трёх человек подселили в комнату семь квадратных метров в 1929 году, а моего друга с женой подселили в шестиметровую кухню, принуждённую исполнять роль комнаты–квартиры в 1952 году.
Автору задали вопрос: «зачем ты пишешь о делах давно ушедших, которые людей унижают, о которые они хотят забыть?»
Ответ: «Не правда, что эти вещи давно ушли!» Коммунальные квартиры до сих пор не исчезли. А главное, в Европе и в Америке есть четкая тенденция на «увеличение роли государства» в жизни людей, это и есть «путь к социализму». Государственные машины берут на себя всё больше функций, а это означает большую власть бюрократии, не рациональное расходование средств, большее количество вранья, прикрываемого благородными лозунгами, например, политкорректности. В Америке количество людей, получающих пособие на продукты, превысило 40 миллионов человек. То есть значительные массы людей демобилизуют и превращают из самостоятельных, инициативных, достойных граждан в иждивенцев общества. Целые трудоспособные семьи могут жить в почти бесплатных квартирах, получать достаточные денежные и продуктовые пособия. Работать становится не выгодно. Зачем напрягаться, если почти то же можно получить даром! «Люди! Будьте бдительны!»
Вот истории о том, как улучшали свои жилищные условия мои хорошие знакомые, друзья.
«Горький метод»
Борьба за «улучшение жилищных условий прошла широкой красной линией через всю жизнь моего друга Бориса и его семьи.
Он был призван в Красную Армию на войну в 1944 году из Узбекистана, куда занесли его беженские потоки. Отслужив семь долгих лет в армии, круглый сирота, он подался на родину, в Молдавию, но не в Тирасполь, где жил до войны, а в Кишинёв, куда ранее вернулся и устроился его старший брат с семьёй.
Когда в 1949 году Борис приехал в полагающийся ему отпуск, то обнаружил, что сестра с мужем и ребёнком, проживали в городке Оргееве под Кишинёвом, жили в одной комнатке в доме свёкра, вторую комнатку занимали свекор со свекровью.
У старшего брата жилищные условия были круче: он с женой и ребёнком занимал одну комнату – 8 квадратных метров, другая дочь хозяина с мужем занимала вторую комнатку около четырёх метров, а тесть и тёща третью, тоже 4 метровую, но тёмную. У обоих родственников в домах «удобства» (вода, канализация и туалет) – во дворе. Вот в свою 8 метровую комнату старший брат и принял младшего в отпуск и после отпуска. Это был первый этап в его эпопее «улучшения жилищных условий».
Ко дню демобилизации ситуация изменилась.
Советская власть в очередной раз озаботилась проблемами вновь «приобретенного собственного народа» и в том числе улучшением жилищных условий.
В июне 1940 года Красная Армия «помогла» королю Румынии и его элите осознать, что она не имела права на территорию Бессарабии и Буковины, ибо законными наследниками развалившейся Российской империи является только Советская власть, которая уже давно вела подпольную работу на указанной территории силами коммунистических ячеек Коминтерна.
Власти после войны вспомнили, что с 28 июня 1940 до июня 1941 она не успела навести новый советский порядок в «освобождённой» Бессарабии, и Кишиневе в частности. Вероятно, по подготовленным ещё до войны карательным спискам стали формировать эшелоны в ссылку в Сибирь, в Казахстан. Теплушки набивали бывшими «буржуями», «богатеями», «кулаками» и прочими классовыми врагами. Их выявлением на вновь приобретенных территориях и занесением в «черные списки» озаботились корыстные соседи–завистники и НКВД (Народный Комиссариат Внутренних дел) ещё до войны. После войны КГБ, наследник НКВД, попытался завершить начатое дело независимо от изменившегося за годы войны материального положения подозреваемых.
В этих списках оказались и престарелые родители мужа старшей сестры Бори. Хотя евреи, бежавшие в эвакуацию, давно всё потеряли. Они вернулись после войны в Кишинёв, тогда большую одноэтажную деревню и занимали там крохотный домик. Но у Советской власти была «хорошая память»: в старом списке числилось, что до присоединения Бессарабии у них была корова, в единственном числе... (Может, власти и понимали, что коровы давно нет, но семью снова раскулачивали, подозревали, что «эти враги не забыли, что у них была корова и, наверное, держат обиду на самую справедливую в мире власть».) Главное, вероятно, власть планировала наградить освободившимся жильём бдительного и преданного власти гражданина, и этим внести вклад в улучшение жилищных условий «нужных родине людей».
Советская власть после смерти своего «самого» успешного менеджера, «товарища» Сталина, «осознала» и позволила сосланным вернуться. Естественно тем, кто остался в живых, но домик, конечно, не вернули, ведь бдительный гражданин не виноват...
Борис следовал давно принятому решению: ехать в Кишинёв, родной брат не оставит на улице. Брат с женой, действительно, приняли. Помогли кое–как приодеться, ведь на солдатские и даже сержантские деньги не сильно разгуляешься..., а ходить в сапогах и гимнастёрке после года жизни на гражданке как–то некрасиво. (Правда, военный бушлат Борис носил на работу ещё несколько лет). Прежде всего надо было получить работу, а гражданские специальности у Бориса – сельскохозяйственный работник, тракторист в городе никому не нужны. Нашелся родственник, со странной еврейской фамилией – Комисаренко, а может и не такой уж странной, который дал совет: «Став токарем придётся жить на одну зарплату, а иди–ка ты учеником механика швейных машин на нашу фабрику. Может и будет у тебя «живая копейка»». Но мы сейчас не об одежде, не о работе ведём речь, а о «решении квартирного вопроса».
В то время получить квартиру, пусть даже комнату в общежитии, молодому рабочему было практически невозможно, а пора уже было обзаводиться семьёй. Этой идеи придерживались и все члены Бориной семьи.
Идеи, что сперва «надо стать на ноги», тогда не очень довлели над людьми. Были предложения невест, даже богатых, но в «прыймы» Борис идти не хотел, уж очень независимый характер ему достался и укрепился за годы войны.
Нашел невесту, тоже еврейку по имени Рая, но из присоединённой Бессарабии. Молодая девушка из нищего румынского села рванула в новую жизнь активно – превратилась в «отличницу, комсомолку, и красавицу». Однако, невеста, несмотря на статус «неосвобождённого секретаря комсомольской организации» большого завода, проживала с матерью и семьёй старшей сестры в покосившемся, сыром домишке, точнее сарае с земляными полами.
Новоиспеченная жена, по совету друзей, подаёт заявление в профком родного завода на предоставление жилой площади для молодёжной комсомольской семьи. Комиссия, назначенная для проверки жилищных условий комсорга, приходит в ужас от условий её проживания. По заключению комиссии свои заседания провел комитет комсомола, профком, партком и директор со своим штабом. На закрытом совместном заседании администрации, парткома, профкома принимается решение: «нельзя отказать такому хорошему работнику, надо выделить жилплощадь во чтобы то ни стало» . Власти завода приняли нелёгкое для себя решение: превратить однокомнатную квартиру главного механика, только что получившего эту квартиру, в коммунальную, отдать кухню в качестве квартиры заслуженной работнице и активистке.
В «улучшенные жилищные условия» молодая семья взяла и мать жены. Ей на ночь ставили постель на козлах для пилки дров у плиты. Было, правда, небольшое неудобство, жена главного механика часто, по привычке, приходила ночью выпить воды на кухню... (Слава Богу, остальные удобства были на улице, а не в кухне). Это был для Бориса «Второй этап в решении квартирного вопроса».
Такой вариант оказался совсем неплохим для Бориса, потому что «в улучшении его жилищных условий» теперь были заинтересованы два ценных работника, две семьи: главного механика, который с укором смотрел на директора завода, главного инженера, парторга, профорга и смел намекать на свою проблему достаточно часто. А также борец идеологического фронта, лидер комсомола завода, бывшая румынская батрачка. И выделением одной комнаты администрация убивала сразу двух зайцев.
Через год молодая семья, наконец, получает отдельную комнату в рабочем общежитии коридорного типа. Маленький недостаток – «удобства» по–прежнему во дворе. А то, что помойные вёдра все выставляли в общий коридор, в расчет не идёт. Естественно, вопрос предварительно обсуждался во всех общественных штабах завода. Это был «Третий этап...»
И снова «не освобождённый» комсорг завода (то есть у неё есть прямые обязанности, а комсомольская работа просто общественная нагрузка. Платить за эту работу стали позже, когда эту должность стали занимать люди, предназначенные для карьерного роста) поднимает вопрос об улучшении жилищных условий. Несмотря на то что она проводит большую часть суток на заводе, в молодой семье готовится пополнение. И снова общественные организации назначают комиссии, обсуждают семейное положение и условия жизни ответственного сотрудника завода, принимают соответствующие решения.
Тут подошло время активистке поступать в партию. Она собрала все необходимые характеристики: от профсоюзной организации, от комсомольской, от секретаря партийной организации, лично от директора завода. Её проверяли, гоняли по всем возможным вопросам на комитете комсомола, на заседании парткома Она отвечала хорошо и чувствовала себя достаточно уверенно. Вот она входит на комиссию в райком партии, стараясь спрятать уже достаточно большой живот. Но тут, происходит, что–то невероятное. На правильные ответы два члена комиссии почему–то морщат лица, затем предлагают выйти и ждать в коридоре. Уже поздно вечером ей объявляют, что её не приняли в ряды авангарда советского общества Коммунистическую партию Советского Союза. Люди тогда не жившие не поймут размер этой трагедии. А дело происходило в начале 1953 года.
Жена Бори уходит в декретный отпуск, чтобы не видеть никого. А весь актив завода ей сочувствует и тихо негодует. Рая в положенный срок рожает, но начались проблемы со здоровьем. Такие психологические травмы не проходят бесследно. Уже прошел март, умер великий кормчий. Прошел апрель, май. Неожиданно Раю вызывают в райком партии. Как будто ничего не произошло, практически без вопросов её принимают в партию.
Профсоюзная организация и администрация завода, как бы исправляя свою вину, наконец, выделяет своему активисту две комнаты!
Но, очередное «но», комнаты в мало–коммунальной квартире, где другая семья занимала одну комнату. Это был «четвёртый этап...»
Во избежание трений на коммунальной кухне (а где им быстрее всего появляться?), где трудно было разминуться двум женщинам, приняли решение: кухня поступает в распоряжение семье с одной комнатой, а вторая семья, то есть Борина, получает маленький коридорчик.
Молодой муж, хоть и не царевич, и не волшебник, но постепенно превращает коридорчик в кухоньку: проводит воду, подводит канализацию, облицовывает стены кафелем, проводит газ! Правда, всё это не по щучьему велению, а за деньги, которые надо заработать за сверхурочную работу. И это удовольствие растянулось на достаточно долгий срок в пять лет. И это можно считать «Пятым этапом...»
Вот однажды, поздно вечером, когда Боря пришел домой с очередной «халтуры», покушал и расслабился, жена поделилась «гениальным» планом, женской задумкой, разработанной совместно с подругой, бухгалтером завода. Она занимала одну комнату в двухкомнатной коммунальной квартире их заводского дома. Её сосед получил право построить себе квартиру по знаменитому «Горьковскому методу», разработанному в городе Горьком (ныне Нижнем Новгороде.) Самому передовому и прогрессивному в тот период Советской власти.
А что такое «Горьковский метод»? Это идея мобилизации творческих способностей народных масс. Будущий жилец должен был отработать бесплатно определённое количество часов и дней на строительстве и благоустройстве своего дома и своей квартиры. Именно так формулировался принцип. Значит, Боре надо будет помочь соседу подруги жены отработать на стройке эти часы и дни.
Там было ещё одно дополнительное обстоятельство: завод решил с первого января нового года передать этот дом ЖЭКу (Жилищно–Эксплутационной Конторе), то есть городу. «Если Ваш муж, Боря, поможет моему соседу закончить со строительством до нового года, то я организую «обмен». Ваша семья переедет в нашу самостоятельную двухкомнатную квартиру, а я перееду из своей однокомнатной в ваши две комнаты, пусть и коммунальной квартиры», объяснила задумку подруга жены.
Муж, Боря, должен был работать на стройке во вторую смену и отказаться от совместительств и денег за них. А бюджет семьи без этих денег отказывался складываться. Совместительства было легко потерять, а найти достаточно сложно в условиях советского социалистического строя и царства ОБХС. Пришлось переходить на работу в три смены.
(Совсем как в старом анекдоте: «Что такое 5,4,3,2,1? Это необходимость выполнить Пятилетку в 4 года, в три смены, своими двумя руками и за одну зарплату».)
Напоминаю про невинное условие: нужно было завершить всё до 31 декабря, когда над квартирами ещё была власть заводского профкома.
Боря нехотя соглашается с гениальным предложением жены. Но вскоре обнаружилось, что на стройке не хватает материалов. В первую очередь стекла, а квартиру нужно застеклить, чтобы в холодную осень и декабре вести внутренние работы. Будущий хозяин даже не представляет, что и где искать. Боря мобилизует своих друзей, знакомых, находит «левое» стекло, вынужден сам уплатить, у хозяина почему–то не оказывается денег.
Дальше хуже, у строителей нет сантехники для дома. Будущие жильцы « должны сами находить и устанавливать». «Уважаемые новосёлы, позаботьтесь, пожалуйста». И позаботиться должен опять Боря, хозяин совсем не по этим делам, но не забывает напоминать, что ему надо приготовить квартиру до 31 декабря. Боря почувствовал, что попал в капкан. Он уже столько сил и времени вложил в эту квартиру, что обратного хода нет. Пришлось снова мобилизовать друзей, связи, естественно не бесплатно. Это, вероятно, со стороны была бы смешная картина, как он тащил унитаз, умывальники и фаянсовую ванну на 8 этаж.
Извините, он тащил все эти вещи только на второй этаж (повезло же человеку). Умывальники и унитаз тащить было полегче. Правда, пришлось тащить и советскую фаянсовую ванну, а она значительно тяжелее. К концу стройки участники «Горьковского метода» переименовали его в «Горький метод».
«Горький метод» наносит Боре ещё один удар: необходимо «постелить» полы в квартире. Он разузнал у друзей и знакомых как это надо делать. Договорился с хозяином, что после работы станут делать вместе, а это, действительно, легче и продуктивнее делать вдвоём. Хозяин вовремя не появляется. Боря не любит терять время и берется за работу сам. К полуночи хозяин не появляется, зато заходит сосед, Борин сослуживец, который рядом тоже «кладёт» пол.
– Боря, что ты тут делаешь?
– Ты что не видишь?
– Это ты стелешь пол этому охламону?
Боря объяснил хитрую комбинацию, задуманную женщинами.
– Так почему ты сам не взялся построить себе квартиру?
Этот вопрос с того момента мучает его всю оставшуюся жизнь, хотя ответ он получил ещё тогда от жены. Попасть в число счастливчиков, получавших право на приобретение жилья творческим «Горьковским методом», он не мог, считалось, что он жильём обеспечен. Боря не то забыл, не то плохо расслышал, не то не понял, но уверен, что построил себе и ему жильё не по «Горьковскому методу» , а по «Горькому методу».
(Потом этот метод только так и называли по всему Союзу). Но это всё–таки была очередная победа – «Шестой этап...». Этот этап был особенно трудный и обидный – через три года от завода, наконец, заслуженной работнице, ветерану труда «дали» максимальную советскую норму – трёхкомнатную квартиру. Правда заслуженная работница, войти туда сама уже не могла, должна была въехать на инвалидной коляске. Но эту коляска появилась у неё после гостевого визита в Америку. Это был уже «Седьмой этап».
Со временем власти одумались, потому что в продаже строительных материалов не было, и строить можно было только из ворованного, то есть выгоду получали заведующие складами и прочие материально ответственные лица, (которые действовали по принципу «что охраняешь, то имеешь»), а не уполномоченные властью чиновники, как, вероятно, задумывалось изобретателями этого метода.
Однако к этому времени две дочери выросли, и старшая вышла замуж. Боря и его жена освоили новые возможности, предоставленные Советской властью – добились разрешения вступить в строительный кооператив, что тоже неоднократно обсуждалось на разных заседаниях общественных организаций завода. Дочь с мужем и двумя сыновьями остаётся в трёхкомнатной квартире, родители переезжают в двухкомнатную кооперативную. Это можно считать «Восьмым и девятым этапами».
Всё в жизни познаётся в сравнении. Для того чтобы оценить подвиг Бориной семьи в многолетнем марафоне «по улучшению жилищных условий», надо сравнить с другими семьями. Семья старшей сестры главного героя, хорошего врача и классного зубного техника, как начала «снимать квартиру» после возвращения из ссылки, так и прожила до 1974 года, а в семье выросли две дочери, которые уже вышли замуж. Им стало невтерпеж, и они улетели, как в песне Высоцкого, «туда, где принимают», в Израиль, где успешно решили свой квартирный вопрос.
Десятый этап случился с ним и его семьёй уже в эмиграции, в благословенной Америке. Дочери взяли ссуды в банках и купили собственные дома, а Боря получил от социальных служб отдельную двухкомнатную квартиру и никакие общественные организации завода не заседали, не тратили своё рабочее время.
Ко всему этому веселому рассказу есть ещё одно веселое замечание. Социализм шагает по Европе и уже по Америке. Новым неимущим нуждающимся одиночкам выделяется уже не односпальная, двухкомнатная квартира, а так называемая студия – одна комната со встроенной кухней.
«Я что, не женщина?»
Вот не совсем или совсем не типичная история одного моего хорошего знакомого по имени, допустим, Иосиф.
Мама с Иосифом, малым ребёнком, бежала в 1941 году от фашистского наступления за Урал. Вернувшись после войны в родной Бердичев, в своей квартире нашла семью военного, с которым судиться было бесполезно, а мамин муж, тоже военный_ погиб на фронте и помочь своей семье не мог ничем. Ей повезло, нашла крохотную комнатку и нового мужа, человека много натерпевшегося, озлобленного, не очень способного на любовь, тем более к чужому ребёнку. Отчим держал «мальчишку–нахлебника» в строгости. Улучшить жилищные условия у них не было возможности, как впрочем, у большинства жителей страны. Иосиф вплоть до получения «неполного среднего образования», окончания седьмого класса, спал на трёх составленных стульях. Мало того, что ложе было тесноватым, так он часто среди ночи оказывался на полу. Автор тоже неоднократно падал с такого ложа, ребра хорошо помнят этот опыт. Множество людей в то время отведали «это блюдо», но всё детство...
Наконец, школа позади. Иосиф вырывается из тесноты крохотной комнаты и «строгости» отчима. Он отправляется учиться в большой город. Там поступает в техникум и получает заветное место в студенческом общежитии: тумбочку и две вешалки в общем шкафу, настоящую кровать, а с ней и нормальный сон, лафа!
Началась новая, замечательная, свободная жизнь. Иосиф полон энергии, активно включается в учебу и общественную жизнь. Он мастер на все руки, член комитета комсомола техникума. Участник художественной самодеятельности. Руководство техникума пригласило профессионала для организации ансамбля народного танца. Иосиф становится активный его участником, солистом, танцует не хуже актёра профессионального коллектива. Если нужно, наденет белую рубашку, галстук-бабочку и поведет концерт в качестве конферансье.
После окончания техникума он попадает работать на фабрику в большой город на западе Украины. Украинский язык для него не проблема. Он быстро осваивается на фабрике. Рабочие и работницы обращаются к нему уважительно – «Пан технорук». А как это важно для мальчишки, жившего в бедности и унижении.
А вот он встретил девушку. Теплая, весёлая, настоящая «девчонка просто клад, такая же зелёная...», Рита, еврейская девочка, да из самой Москвы! Ещё герои Чехова стремились в Москву – там настоящая, яркая жизнь!
Не подумайте, не было у Иосифа корыстных расчетов, а была настоящая любовь. Расписались они в одном из первых дворцов бракосочетания, хотя предстояло жить далеко не во дворце. Подарили друг другу любовь и доверие. Невеста, которая родилась в «рубашке», подарила её своему молодому мужу. На вопрос: «почему?», ответила просто: «Она ему нужнее!». (На золотой свадьбе она призналась, что не зря подарила и прожила жизнь «за его спиной, как за каменной стеной!» Но до золотой свадьбы им тогда было ой как далеко).
У невесты таки была жилплощадь в Москве – «комнатища» 1,40 х 4,00 метра в коммунальной квартире на четыре семьи. Его это не смутило, он тесноты не боялся! Москва встретила нашего героя не очень ласково. Ему тут никто не предоставил место, соответствующее должности «пана технорука». Но молодые не унывали. Иосиф искал любые подработки. Его тёщу, главного квартиросъёмщика, наконец, поставили в районную очередь на «улучшение жилищных условий». А пока она ночью, чтобы не мешать молодым, уходила спать на коммунальную кухню, на раскладушку. (Так называлось примитивнейшее раскладное спальное место, переделанное из козлов для резки брёвен на дрова).
Но жизнь идёт своим чередом. У новой семьи наметилось пополнение, а как его принять на 1.4 х 4.00=5.60 квадратных метра? Меньше, чем на одного новосёла, при стандартной норме обеспечения – 6 квадратных метров. А в жилищном отделе райисполкома попалась обычная антисемитка, которая ещё и издевалась: «Вот подойдёт ваша очередь – тогда и получите».
– Да у нас в коммунальной квартире живут супруги с открытой формой туберкулёза, как мы принесём новорожденного в такие условия?
– Да я скорее дам этим больным квартиру, чем вам «явреям» – был ответ. (Конечно, нагло врала, ничего она им не дала.)
Семья в отчаянии. Что делать?
Бывалые люди подсказали, что можно записаться на приём к депутату Верховного Совета СССР, он может повлиять на райисполком. Хлопотать, ходить по инстанциям должен «главный квартиросъёмщик». Но «главный квартиросъёмщик», мама молодой жены, была тихая еврейская женщина из маленького местечка на Украине, которая боялась всего. Поэтому Иосиф идёт на помощь «главному квартиросъёмщику», и включается в борьбу, иначе эту деятельность не назовёшь. Он узнает, где приёмная депутата и кто этот депутат. Оказывается, депутатом их района является сама Екатерина Алексеевна Фурцева, считай «Первая леди» Советского Союза», и принимает просителей один раз в месяц.
А у жены Иосифа уже 4 с лишним месяца беременности. Сразу после работы, в указанный день и время, Иосиф с женой прибегают к депутатскому пункту. Но оказывается, чтобы попасть на приём существует очередь. А чтобы записаться в очередь на приём надо прийти в день очередного приёма и записаться на следующий месяц. Запись начинается сразу после окончания приёма в этот день.
Теперь Иосиф получил дополнительную работу, которая, кстати, мешает всем остальным, каждый вечер и каждое утро приходить и отмечаться в очереди у депутатского пункта. Там, как положено, ему пишут специальным, химическим, плохо смываемым, карандашом порядковый номер на ладони, «чтобы не было обмана». В этой ежедневной очереди он проходит курс «молодого москвича».
Такая очередь со временем образует своеобразное братство, где люди начинают искренне сочувствовать друг другу, делятся знаниями по решению любых вопросов. Начиная от того где здесь можно перекусить и кончая как оказать первую помощь при неожиданных родах. Тут можно хорошо повеселиться. Но Иосифу не до веселья. Депутат принимает во время приёма только пять посетителей! А они оказались только восьмыми. Может кто–то «отсеется»? Подходит срок, никто из очереди не потерялся, не «отсеялся».
Надо занимать очередь на новый месяц. На этот раз, ура! Иосиф оказался третьим. Подходит заветный день, но... приём отменили, товарищ Фурцева отбыла в государственную командировку за рубеж. Господи, а месяцы идут, живот растёт! Что делать? Сцепить зубы и ждать следующего приёма – другого выхода нет. И снова ежедневно, как на работу...
Наконец, пришел заветный день. Иосиф с женой уже за час у заветных дверей. Двери открываются, и очередь бросается вверх по красиво мраморной лестнице. Рита неожиданно остановилась. Иосиф обалдел. «Не могу, слышишь? Стучит», – сказала Рита приложив руку мужа к животу. Иосиф взял себя в руки и осторожно стал помогать Рите подниматься. «Ничего, мы не первые, успеем», успокоил он жену. Наконец, привел жену е внутрь приёмной депутата, напоминая по дороге, что и как надо сказать. Ведь это был уже восьмой месяц беременности и живот у Риты вырос очень большой. Многие думали, что родится двойня. (Тогда в Союзе ещё не было техники, определяющей количество желающих появиться на свет). Оба супруга страшно волнуются, Наконец, Риту приглашают в кабинет. Иосиф бережно провожает её к двери, и не полностью закрывает. Ему же надо слышать, не оплошает ли она перед большим начальством. Оплошала. Сразу расплакалась. «Я что не говорила в исполкоме, в разных комиссиях? Меня послушали?» Но депутат успокаивает: «Не плачьте, в чем дело?» Кое как, сквозь слёзы Рита рассказывает, что начальник жилотдела райсовета не хочет выделить квартиру, а у нас...
– Подождите, я сейчас выясню. Секретарь соедините меня с начальником жилотдела.
– Начальник жилотдела слушает.
– Вот у меня здесь сидит и плачет беременная женщина такая–то, почему ей отказано в выделении квартиры?
– Да врёт она всё, ничего им не положено, да и никакая она не беременная, просто подложила подушку?
Депутат Верховного Совета СССР, Член ЦК КПСС, Министр Культуры на мгновение потеряла дар речи от напора опытной и наглой бюрократки. В глазах у депутата зажглись злые огоньки. Еле сдерживая себя, тихо произносит:
– Это вы мне говорите?
Закипая:
– Я что, не женщина? Я что, дура, не могу отличить беременность от подушки?
И дальше непечатные слова и выражения. Екатерина Алексеевн Фурцева была опытным партийным, советским работником и искусством матерной речи владел в совершенстве, хотя и не злоупотребляла им.
На другом конце провода испуганное молчание.
– Немедленно выделить двухкомнатную квартиру и доложить, я это беру на контроль. А вы просительница можете идти.
Рита поспешила к двери. Уже там, за дверями Иосиф услышал окончание телефонного разговора:
– Идиотка, ещё немножко потянешь, она родит двойню и ты отдашь ей трёхкомнатную!
Услышанные слова очень обнадёжили Иосифа.
Счастливые супруги отправляются домой, чтобы проинформировать главного квартиросъёмщика, то есть тёщу, что завтра ей надо идти в жилотдел за ордером на квартиру.
На следующий день тёща звонит Иосифу на работу:
– Всё получила, подписала!
– Постойте мама, нужно поехать посмотреть!
Иосиф срывается с работы и мчится домой, начальство знает, понимает, в чем дело. Они все вместе берут такси, экстренный случай (на такси очень дорого), и едут по указанному в ордере адресу. Боже, однокомнатная, и расположена на первом этаже как раз над камерой для сброса мусора из мусоропровода! Иосиф, фактический глава семьи, вспыхивает праведным гневом.
– Эта сволочь решила нам нагадить!
Этим же такси они едут в жилотдел. Иосиф без очереди пробивается в кабинет начальницы.
– Вот вам назад, этот ордер, однокомнатная над мусорным ящиком, а нас четверо! Такая квартира нам не подходит!
– На не рождённого не получите, не положено! Да и ордер уже Вами подписан!
– Я с вами уже спорить не буду, я еду разговаривать с Екатериной Алексеевной Фурцевой! Она нам обещала...
И начальница дрогнула:
– Подождите, я вам дам другую квартиру. Приходите завтра!
И уже из-за дверей Иосиф услышал раздраженный голос, начальницы, обращенный к сотруднице, находившейся в кабинете:
– Не, я больше не буду искать приключений на свою ж... От этих жидов всегда одни неприятности. (Она с ненормативной лексикой тоже была на ты, как, впрочем, почти все советские начальники обоих полов).
И действительно, наши герои получили отдельную двухкомнатную квартиру!
В полученной квартире у супругов родилось двое детей. Они через всю жизнь пронесли благодарность Советской власти, и главной женщине страны Екатерине Алексеевне Фурцевой.
Один пессимист спросил у Иосифа:
– А если бы депутат оказался мужчиной?
– Ой, не говори глупости! Разве такое могло случиться. Не хочу и думать о таком.
Героям рассказа квартира бы досталась через годы! И мало ли что могло случиться за эти годы. Слава Богу, Советская власть решилась поднять одну женщину на такую высоту и стала немножко человечнее.
А когда кончилась советская власть, дети героев рассказа построили собственные дома и в разных странах. м Советская власть строила «социализм» и, конечно, озаботилась проблемами жилья для трудящихся с самого начала своего существования.
Реализуя главные лозунги победоносной Октябрьской революции: «Землю –крестьянам!», власть превратила землю в государственную собственность, «Заводы –рабочим!» – заводы и все предприятия также стали государственной собственностью.
Вместе с конфискацией заводов, фабрик были конфискованы все здания в городах, и почти все квартиры стали государственной собственностью. Жилплощадь конфисковали у классово чуждых элементов с целью «улучшения жилищных условий нуждающихся пролетарских масс». Проблему обеспечения населения жильём власть сначала решала революционно, по методу Шарикова, пациента доктора Преображенского в повести «Собачье сердце» Булгакова – «Всё забрать и поделить!».
Первая волна ограбления населения прошла после Первой Мировой и Гражданской войн, когда разрушилась инфраструктура государства и пригодные ещё вчера дома, потеряв воду и свет, переставали быть пригодными для жизни.
Жителей из непригодных для жизни подвалов и бараков переселяли в квартиры бежавших и даже не бежавших владельцев. Это сколько же денег власть сэкономила на жилищном строительстве?
А сколько хороших квартир освободили «троцкисты», «бухаринцы» и прочие «враги народа»?
Ну, а если бы гражданин СССР по старым привычкам попытался сам построить дом в городе, то рисковал попасть в те же враги народа, «буржуи» в начальный период «революции». Позже он рисковал стать клиентом государственной структуры ОБХС (Отделы Борьбы с Хищениями социалистической собственности), был бы обвинён в покупке краденого, потому что все строительные материалы были достаточно дороги для населения, а часто просто не продавались в магазинах. Проще и дешевле было купить краденые.
Конфискованного жилья, казалось, должно было хватить на всех, «с гаком». Ведь эти буржуи так жировали. Но, увы, жилплощади катастрофически продолжало не хватать.
Государство стало выделять жильё по принципу – «одна семья – одна комната». В результате в жизнь страны массово было внедрено великое изобретение коммунистов: «коммунальная квартира», когда в одну квартиру вселяли несколько семей. (бывало пару чужих семей в одну комнату). Большие комнаты стали делить перегородками.
Особенно колоритные «коммунальные квартиры» были в столичных городах, которые нашли своё отображение в классических произведениях советской литературы. Например: «Общежитие имени монаха Бертольда Шварца», «Воронья слободка», в эпохальном произведении «Двенадцать стульев» Ильи Ильфа и Евгения Петрова.
Появились квартиры со множеством кнопок звонков у входных дверей (я видел одиннадцать в Одессе, слышал, что в Ленинграде, нынешнем Петербурге, встречались и восемнадцать звонков). Появились туалеты со множеством лампочек на потолке и со множеством кругов для сидения, которые вывешивали на стенах туалетов и коридоров.
Большевики обещали сформировать нравственно совершенных граждан и избавиться от несоответствующих советским стандартам «нравственных уродов». Так и делали, множество «несовершенных» расстреляли, а ещё большее количество посадили и выслали. Это, конечно, освободило много квартир, но жилья всё равно не хватало.
Новые владельцы старых богатых квартир почему–то не превратились в нравственно образцовых людей, образцов для жителей загнивающего капитализма. Многие считали, что люди даже стали хуже. Божественный Воланд из «Мастера и Маргариты» Булгакова посчитал, что советских людей «испортил» именно квартирный вопрос.
Для тех, у кого не было жилья, например: молодёжь или людей, переехавших из другого города, или деревни, или для людей, живущих уж очень скученно, организовали «очереди на получение жилья или улучшение жилищных условий».
Советская власть уважала семью, «первичную ячейку социалистического общества», намного больше, чем отдельных холостых особей. Настолько больше, что многих холостых считали недостойными даже стать в такую очередь на, так называемый, «квартирный учет». Для них были организованы общежития. Общежития были разные, но в основном такие, что толкали индивидуумов поскорее объединяться в «семейные коллективы», что далеко не всегда позволяло получить сразу какое-нибудь жильё. Чаще всего были общежития, в комнатах которых проживали по несколько человек. Мне довелось видеть рабочие и студенческие общежития с комнатами на двадцать, тридцать человек. (У советской власти уже был опыт организации «общежитий» в концентрационных лагерях.) Кроме этого, за обитателями общежитий легче было организовывать надзор во избежание безнравственного поведения, например, комендантский час, и много других процедур, «украшающих» жизнь жильцов.
Но семья – дело особое. Когда в семье «грозил» появиться на свет новый член общества, вот тогда администрация, профсоюзная организация и Советская власть в лице райисполкомов (Районных исполнительных комитетов) начинали «чесать» голову над решением «неожиданно» возникшей проблемы.
К решению квартирного вопроса были привлечены множество людей, которые работали в различных комиссиях и комитетах, расходовали на решение этих вопросов массу рабочего и личного времени. А граждане, просители, расходовали не только время, но и нервы, здоровье. Сколько инфарктов и инсультов связано было с решением квартирных вопросов!
Некоторых особо ценных счастливчиков ставили «на конвейер». Сначала давали комнату в общежитии, потом комнату в коммунальной квартире, потом однокомнатную отдельную квартиру – предел ранних мечтаний!
Однако, «неблагодарные» трудящиеся рожали детей, ещё и этим значительно ухудшали свои жилищные условия. Снова люди шли в профсоюзные и советские организации с просьбой «об улучшении жилищных условий», правда, этих можно было быстро осадить: «Тебе уже улучшали условия? Всё, становись снова в очередь, в конец». Рано или поздно ценному работнику выделяли две комнаты в коммунальной квартире, потом отдельную двухкомнатную квартиру, потом предел мечтаний всей жизни – отдельную трёхкомнатную! Но «неблагодарные» разменивали эту роскошь , чтобы дать жилплощадь своим уже давно повзрослевшим детям с внуками.
Ещё одним способом «решения квартирного вопроса» был «Обмен», изобретенного при Советской власти. Этот способ достоин целой научной докторской диссертации, и не менее. В больших городах устраивали так называемые биржи, где встречались нуждающиеся. Простые обмены – пара разводится и разъезжается в две комнаты другой пары, стремящейся к объединению – относительно просты. Люди придумывали тройные, четверные и более сложные обмены. В помощь им пришли в моей родной Одессе так называемые маклеры – старые, но мудрые люди, которые ходили с рулетками, планами и схемами. Равноценные обмены практически не существовали, следовательно, люди искали денежную разницу, но при социализме это расценивалось как ужасный грех, корыстолюбие, спекуляция государственной собственностью. Оплачивать усилия маклера – это ещё одно преступление, за которым охотился ОБХСС. То есть профессия маклер оказалась криминальной специальностью, поэтому изобретались умопомрачительные схемы расчетов при обмене.
Семьи стояли в очереди «на улучшение жилищных условий» годами, десятилетиями!
Дети интеллигентных служащих, учителей, врачей в Москве, Ленинграде, в больших городах имели «блестящую перспективу» хоронить своих родителей из «завоёванной» ими много лет назад жилплощади, и затем быть похороненными своими детьми (или чаще единственным ребёнком) из той же жилплощади. Размножение было затруднено, двое детей в семье уже были большой роскошью.
Оправданием отсутствия жилья сначала была Гражданская война, затем и Вторая Мировая или Великая Отечественная.
Трудности с жильём были у всех, но для евреев, как всегда, трудности были на порядок выше. Это была одна из важнейших причин, почему евреи так дружно поехали из Союза практически точно не зная – куда, но точно зная – откуда.
Власть не спешила развёртывать настоящее строительство жилья. Генеральной линией забот власти была подготовка к походу против капитализма, к победе, в которой власть не сомневалась. Победа позволила бы конфисковать массу новых квартир на завоёванных территориях. Так произошло в прибалтийских республиках, Западной Украине, Западной Белоруссии, куда посылали на работу и на постоянное место жительства людей не обеспеченных жильём. Так завоёванные территории заселялись в том числе семьями вышедших на пенсию офицеров, а на строительные работы завозили и освободившихся заключенных. Да и количество нуждающихся после победоносных походов могло серьёзно сократиться в связи с боевыми потерями (так и случилось).
Вторая Мировая война очень «помогла» партии в решении жилищной проблемы, хотя и не так, как планировали. Сколько жильцов освободили жилплощадь – 10 миллионов, 20, 50? В одном Ленинграде сколько было освобождено государственных квартир? Да, немцы разрушили много домов, на них и списали все проблемы с жильём. Но тратить деньги главным образом на оружие не перестали. Это только «дурной» Хрущев начал массовое гражданское строительство, а старые кадры, его оппоненты, уверяли, что до сих пор население обходилось и дальше может обойтись.
Был ещё один прием решения жилищных проблем, когда владельца квартиры «уплотняли», то есть подселяли к нему как правило в самую худшую комнату квартиры нового квартиранта или целую семью.
Например, семью моих молодых родителей из трёх человек подселили в комнату семь квадратных метров в 1929 году, а моего друга с женой подселили в шестиметровую кухню, принуждённую исполнять роль комнаты–квартиры в 1952 году.
Автору задали вопрос: «зачем ты пишешь о делах давно ушедших, которые людей унижают, о которые они хотят забыть?»
Ответ: «Не правда, что эти вещи давно ушли!» Коммунальные квартиры до сих пор не исчезли. А главное, в Европе и в Америке есть четкая тенденция на «увеличение роли государства» в жизни людей, это и есть «путь к социализму». Государственные машины берут на себя всё больше функций, а это означает большую власть бюрократии, не рациональное расходование средств, большее количество вранья, прикрываемого благородными лозунгами, например, политкорректности. В Америке количество людей, получающих пособие на продукты, превысило 40 миллионов человек. То есть значительные массы людей демобилизуют и превращают из самостоятельных, инициативных, достойных граждан в иждивенцев общества. Целые трудоспособные семьи могут жить в почти бесплатных квартирах, получать достаточные денежные и продуктовые пособия. Работать становится не выгодно. Зачем напрягаться, если почти то же можно получить даром! «Люди! Будьте бдительны!»
Вот истории о том, как улучшали свои жилищные условия мои хорошие знакомые, друзья.
«Горький метод»
Борьба за «улучшение жилищных условий прошла широкой красной линией через всю жизнь моего друга Бориса и его семьи.
Он был призван в Красную Армию на войну в 1944 году из Узбекистана, куда занесли его беженские потоки. Отслужив семь долгих лет в армии, круглый сирота, он подался на родину, в Молдавию, но не в Тирасполь, где жил до войны, а в Кишинёв, куда ранее вернулся и устроился его старший брат с семьёй.
Когда в 1949 году Борис приехал в полагающийся ему отпуск, то обнаружил, что сестра с мужем и ребёнком, проживали в городке Оргееве под Кишинёвом, жили в одной комнатке в доме свёкра, вторую комнатку занимали свекор со свекровью.
У старшего брата жилищные условия были круче: он с женой и ребёнком занимал одну комнату – 8 квадратных метров, другая дочь хозяина с мужем занимала вторую комнатку около четырёх метров, а тесть и тёща третью, тоже 4 метровую, но тёмную. У обоих родственников в домах «удобства» (вода, канализация и туалет) – во дворе. Вот в свою 8 метровую комнату старший брат и принял младшего в отпуск и после отпуска. Это был первый этап в его эпопее «улучшения жилищных условий».
Ко дню демобилизации ситуация изменилась.
Советская власть в очередной раз озаботилась проблемами вновь «приобретенного собственного народа» и в том числе улучшением жилищных условий.
В июне 1940 года Красная Армия «помогла» королю Румынии и его элите осознать, что она не имела права на территорию Бессарабии и Буковины, ибо законными наследниками развалившейся Российской империи является только Советская власть, которая уже давно вела подпольную работу на указанной территории силами коммунистических ячеек Коминтерна.
Власти после войны вспомнили, что с 28 июня 1940 до июня 1941 она не успела навести новый советский порядок в «освобождённой» Бессарабии, и Кишиневе в частности. Вероятно, по подготовленным ещё до войны карательным спискам стали формировать эшелоны в ссылку в Сибирь, в Казахстан. Теплушки набивали бывшими «буржуями», «богатеями», «кулаками» и прочими классовыми врагами. Их выявлением на вновь приобретенных территориях и занесением в «черные списки» озаботились корыстные соседи–завистники и НКВД (Народный Комиссариат Внутренних дел) ещё до войны. После войны КГБ, наследник НКВД, попытался завершить начатое дело независимо от изменившегося за годы войны материального положения подозреваемых.
В этих списках оказались и престарелые родители мужа старшей сестры Бори. Хотя евреи, бежавшие в эвакуацию, давно всё потеряли. Они вернулись после войны в Кишинёв, тогда большую одноэтажную деревню и занимали там крохотный домик. Но у Советской власти была «хорошая память»: в старом списке числилось, что до присоединения Бессарабии у них была корова, в единственном числе... (Может, власти и понимали, что коровы давно нет, но семью снова раскулачивали, подозревали, что «эти враги не забыли, что у них была корова и, наверное, держат обиду на самую справедливую в мире власть».) Главное, вероятно, власть планировала наградить освободившимся жильём бдительного и преданного власти гражданина, и этим внести вклад в улучшение жилищных условий «нужных родине людей».
Советская власть после смерти своего «самого» успешного менеджера, «товарища» Сталина, «осознала» и позволила сосланным вернуться. Естественно тем, кто остался в живых, но домик, конечно, не вернули, ведь бдительный гражданин не виноват...
Борис следовал давно принятому решению: ехать в Кишинёв, родной брат не оставит на улице. Брат с женой, действительно, приняли. Помогли кое–как приодеться, ведь на солдатские и даже сержантские деньги не сильно разгуляешься..., а ходить в сапогах и гимнастёрке после года жизни на гражданке как–то некрасиво. (Правда, военный бушлат Борис носил на работу ещё несколько лет). Прежде всего надо было получить работу, а гражданские специальности у Бориса – сельскохозяйственный работник, тракторист в городе никому не нужны. Нашелся родственник, со странной еврейской фамилией – Комисаренко, а может и не такой уж странной, который дал совет: «Став токарем придётся жить на одну зарплату, а иди–ка ты учеником механика швейных машин на нашу фабрику. Может и будет у тебя «живая копейка»». Но мы сейчас не об одежде, не о работе ведём речь, а о «решении квартирного вопроса».
В то время получить квартиру, пусть даже комнату в общежитии, молодому рабочему было практически невозможно, а пора уже было обзаводиться семьёй. Этой идеи придерживались и все члены Бориной семьи.
Идеи, что сперва «надо стать на ноги», тогда не очень довлели над людьми. Были предложения невест, даже богатых, но в «прыймы» Борис идти не хотел, уж очень независимый характер ему достался и укрепился за годы войны.
Нашел невесту, тоже еврейку по имени Рая, но из присоединённой Бессарабии. Молодая девушка из нищего румынского села рванула в новую жизнь активно – превратилась в «отличницу, комсомолку, и красавицу». Однако, невеста, несмотря на статус «неосвобождённого секретаря комсомольской организации» большого завода, проживала с матерью и семьёй старшей сестры в покосившемся, сыром домишке, точнее сарае с земляными полами.
Новоиспеченная жена, по совету друзей, подаёт заявление в профком родного завода на предоставление жилой площади для молодёжной комсомольской семьи. Комиссия, назначенная для проверки жилищных условий комсорга, приходит в ужас от условий её проживания. По заключению комиссии свои заседания провел комитет комсомола, профком, партком и директор со своим штабом. На закрытом совместном заседании администрации, парткома, профкома принимается решение: «нельзя отказать такому хорошему работнику, надо выделить жилплощадь во чтобы то ни стало» . Власти завода приняли нелёгкое для себя решение: превратить однокомнатную квартиру главного механика, только что получившего эту квартиру, в коммунальную, отдать кухню в качестве квартиры заслуженной работнице и активистке.
В «улучшенные жилищные условия» молодая семья взяла и мать жены. Ей на ночь ставили постель на козлах для пилки дров у плиты. Было, правда, небольшое неудобство, жена главного механика часто, по привычке, приходила ночью выпить воды на кухню... (Слава Богу, остальные удобства были на улице, а не в кухне). Это был для Бориса «Второй этап в решении квартирного вопроса».
Такой вариант оказался совсем неплохим для Бориса, потому что «в улучшении его жилищных условий» теперь были заинтересованы два ценных работника, две семьи: главного механика, который с укором смотрел на директора завода, главного инженера, парторга, профорга и смел намекать на свою проблему достаточно часто. А также борец идеологического фронта, лидер комсомола завода, бывшая румынская батрачка. И выделением одной комнаты администрация убивала сразу двух зайцев.
Через год молодая семья, наконец, получает отдельную комнату в рабочем общежитии коридорного типа. Маленький недостаток – «удобства» по–прежнему во дворе. А то, что помойные вёдра все выставляли в общий коридор, в расчет не идёт. Естественно, вопрос предварительно обсуждался во всех общественных штабах завода. Это был «Третий этап...»
И снова «не освобождённый» комсорг завода (то есть у неё есть прямые обязанности, а комсомольская работа просто общественная нагрузка. Платить за эту работу стали позже, когда эту должность стали занимать люди, предназначенные для карьерного роста) поднимает вопрос об улучшении жилищных условий. Несмотря на то что она проводит большую часть суток на заводе, в молодой семье готовится пополнение. И снова общественные организации назначают комиссии, обсуждают семейное положение и условия жизни ответственного сотрудника завода, принимают соответствующие решения.
Тут подошло время активистке поступать в партию. Она собрала все необходимые характеристики: от профсоюзной организации, от комсомольской, от секретаря партийной организации, лично от директора завода. Её проверяли, гоняли по всем возможным вопросам на комитете комсомола, на заседании парткома Она отвечала хорошо и чувствовала себя достаточно уверенно. Вот она входит на комиссию в райком партии, стараясь спрятать уже достаточно большой живот. Но тут, происходит, что–то невероятное. На правильные ответы два члена комиссии почему–то морщат лица, затем предлагают выйти и ждать в коридоре. Уже поздно вечером ей объявляют, что её не приняли в ряды авангарда советского общества Коммунистическую партию Советского Союза. Люди тогда не жившие не поймут размер этой трагедии. А дело происходило в начале 1953 года.
Жена Бори уходит в декретный отпуск, чтобы не видеть никого. А весь актив завода ей сочувствует и тихо негодует. Рая в положенный срок рожает, но начались проблемы со здоровьем. Такие психологические травмы не проходят бесследно. Уже прошел март, умер великий кормчий. Прошел апрель, май. Неожиданно Раю вызывают в райком партии. Как будто ничего не произошло, практически без вопросов её принимают в партию.
Профсоюзная организация и администрация завода, как бы исправляя свою вину, наконец, выделяет своему активисту две комнаты!
Но, очередное «но», комнаты в мало–коммунальной квартире, где другая семья занимала одну комнату. Это был «четвёртый этап...»
Во избежание трений на коммунальной кухне (а где им быстрее всего появляться?), где трудно было разминуться двум женщинам, приняли решение: кухня поступает в распоряжение семье с одной комнатой, а вторая семья, то есть Борина, получает маленький коридорчик.
Молодой муж, хоть и не царевич, и не волшебник, но постепенно превращает коридорчик в кухоньку: проводит воду, подводит канализацию, облицовывает стены кафелем, проводит газ! Правда, всё это не по щучьему велению, а за деньги, которые надо заработать за сверхурочную работу. И это удовольствие растянулось на достаточно долгий срок в пять лет. И это можно считать «Пятым этапом...»
Вот однажды, поздно вечером, когда Боря пришел домой с очередной «халтуры», покушал и расслабился, жена поделилась «гениальным» планом, женской задумкой, разработанной совместно с подругой, бухгалтером завода. Она занимала одну комнату в двухкомнатной коммунальной квартире их заводского дома. Её сосед получил право построить себе квартиру по знаменитому «Горьковскому методу», разработанному в городе Горьком (ныне Нижнем Новгороде.) Самому передовому и прогрессивному в тот период Советской власти.
А что такое «Горьковский метод»? Это идея мобилизации творческих способностей народных масс. Будущий жилец должен был отработать бесплатно определённое количество часов и дней на строительстве и благоустройстве своего дома и своей квартиры. Именно так формулировался принцип. Значит, Боре надо будет помочь соседу подруги жены отработать на стройке эти часы и дни.
Там было ещё одно дополнительное обстоятельство: завод решил с первого января нового года передать этот дом ЖЭКу (Жилищно–Эксплутационной Конторе), то есть городу. «Если Ваш муж, Боря, поможет моему соседу закончить со строительством до нового года, то я организую «обмен». Ваша семья переедет в нашу самостоятельную двухкомнатную квартиру, а я перееду из своей однокомнатной в ваши две комнаты, пусть и коммунальной квартиры», объяснила задумку подруга жены.
Муж, Боря, должен был работать на стройке во вторую смену и отказаться от совместительств и денег за них. А бюджет семьи без этих денег отказывался складываться. Совместительства было легко потерять, а найти достаточно сложно в условиях советского социалистического строя и царства ОБХС. Пришлось переходить на работу в три смены.
(Совсем как в старом анекдоте: «Что такое 5,4,3,2,1? Это необходимость выполнить Пятилетку в 4 года, в три смены, своими двумя руками и за одну зарплату».)
Напоминаю про невинное условие: нужно было завершить всё до 31 декабря, когда над квартирами ещё была власть заводского профкома.
Боря нехотя соглашается с гениальным предложением жены. Но вскоре обнаружилось, что на стройке не хватает материалов. В первую очередь стекла, а квартиру нужно застеклить, чтобы в холодную осень и декабре вести внутренние работы. Будущий хозяин даже не представляет, что и где искать. Боря мобилизует своих друзей, знакомых, находит «левое» стекло, вынужден сам уплатить, у хозяина почему–то не оказывается денег.
Дальше хуже, у строителей нет сантехники для дома. Будущие жильцы « должны сами находить и устанавливать». «Уважаемые новосёлы, позаботьтесь, пожалуйста». И позаботиться должен опять Боря, хозяин совсем не по этим делам, но не забывает напоминать, что ему надо приготовить квартиру до 31 декабря. Боря почувствовал, что попал в капкан. Он уже столько сил и времени вложил в эту квартиру, что обратного хода нет. Пришлось снова мобилизовать друзей, связи, естественно не бесплатно. Это, вероятно, со стороны была бы смешная картина, как он тащил унитаз, умывальники и фаянсовую ванну на 8 этаж.
Извините, он тащил все эти вещи только на второй этаж (повезло же человеку). Умывальники и унитаз тащить было полегче. Правда, пришлось тащить и советскую фаянсовую ванну, а она значительно тяжелее. К концу стройки участники «Горьковского метода» переименовали его в «Горький метод».
«Горький метод» наносит Боре ещё один удар: необходимо «постелить» полы в квартире. Он разузнал у друзей и знакомых как это надо делать. Договорился с хозяином, что после работы станут делать вместе, а это, действительно, легче и продуктивнее делать вдвоём. Хозяин вовремя не появляется. Боря не любит терять время и берется за работу сам. К полуночи хозяин не появляется, зато заходит сосед, Борин сослуживец, который рядом тоже «кладёт» пол.
– Боря, что ты тут делаешь?
– Ты что не видишь?
– Это ты стелешь пол этому охламону?
Боря объяснил хитрую комбинацию, задуманную женщинами.
– Так почему ты сам не взялся построить себе квартиру?
Этот вопрос с того момента мучает его всю оставшуюся жизнь, хотя ответ он получил ещё тогда от жены. Попасть в число счастливчиков, получавших право на приобретение жилья творческим «Горьковским методом», он не мог, считалось, что он жильём обеспечен. Боря не то забыл, не то плохо расслышал, не то не понял, но уверен, что построил себе и ему жильё не по «Горьковскому методу» , а по «Горькому методу».
(Потом этот метод только так и называли по всему Союзу). Но это всё–таки была очередная победа – «Шестой этап...». Этот этап был особенно трудный и обидный – через три года от завода, наконец, заслуженной работнице, ветерану труда «дали» максимальную советскую норму – трёхкомнатную квартиру. Правда заслуженная работница, войти туда сама уже не могла, должна была въехать на инвалидной коляске. Но эту коляска появилась у неё после гостевого визита в Америку. Это был уже «Седьмой этап».
Со временем власти одумались, потому что в продаже строительных материалов не было, и строить можно было только из ворованного, то есть выгоду получали заведующие складами и прочие материально ответственные лица, (которые действовали по принципу «что охраняешь, то имеешь»), а не уполномоченные властью чиновники, как, вероятно, задумывалось изобретателями этого метода.
Однако к этому времени две дочери выросли, и старшая вышла замуж. Боря и его жена освоили новые возможности, предоставленные Советской властью – добились разрешения вступить в строительный кооператив, что тоже неоднократно обсуждалось на разных заседаниях общественных организаций завода. Дочь с мужем и двумя сыновьями остаётся в трёхкомнатной квартире, родители переезжают в двухкомнатную кооперативную. Это можно считать «Восьмым и девятым этапами».
Всё в жизни познаётся в сравнении. Для того чтобы оценить подвиг Бориной семьи в многолетнем марафоне «по улучшению жилищных условий», надо сравнить с другими семьями. Семья старшей сестры главного героя, хорошего врача и классного зубного техника, как начала «снимать квартиру» после возвращения из ссылки, так и прожила до 1974 года, а в семье выросли две дочери, которые уже вышли замуж. Им стало невтерпеж, и они улетели, как в песне Высоцкого, «туда, где принимают», в Израиль, где успешно решили свой квартирный вопрос.
Десятый этап случился с ним и его семьёй уже в эмиграции, в благословенной Америке. Дочери взяли ссуды в банках и купили собственные дома, а Боря получил от социальных служб отдельную двухкомнатную квартиру и никакие общественные организации завода не заседали, не тратили своё рабочее время.
Ко всему этому веселому рассказу есть ещё одно веселое замечание. Социализм шагает по Европе и уже по Америке. Новым неимущим нуждающимся одиночкам выделяется уже не односпальная, двухкомнатная квартира, а так называемая студия – одна комната со встроенной кухней.
«Я что, не женщина?»
Вот не совсем или совсем не типичная история одного моего хорошего знакомого по имени, допустим, Иосиф.
Мама с Иосифом, малым ребёнком, бежала в 1941 году от фашистского наступления за Урал. Вернувшись после войны в родной Бердичев, в своей квартире нашла семью военного, с которым судиться было бесполезно, а мамин муж, тоже военный_ погиб на фронте и помочь своей семье не мог ничем. Ей повезло, нашла крохотную комнатку и нового мужа, человека много натерпевшегося, озлобленного, не очень способного на любовь, тем более к чужому ребёнку. Отчим держал «мальчишку–нахлебника» в строгости. Улучшить жилищные условия у них не было возможности, как впрочем, у большинства жителей страны. Иосиф вплоть до получения «неполного среднего образования», окончания седьмого класса, спал на трёх составленных стульях. Мало того, что ложе было тесноватым, так он часто среди ночи оказывался на полу. Автор тоже неоднократно падал с такого ложа, ребра хорошо помнят этот опыт. Множество людей в то время отведали «это блюдо», но всё детство...
Наконец, школа позади. Иосиф вырывается из тесноты крохотной комнаты и «строгости» отчима. Он отправляется учиться в большой город. Там поступает в техникум и получает заветное место в студенческом общежитии: тумбочку и две вешалки в общем шкафу, настоящую кровать, а с ней и нормальный сон, лафа!
Началась новая, замечательная, свободная жизнь. Иосиф полон энергии, активно включается в учебу и общественную жизнь. Он мастер на все руки, член комитета комсомола техникума. Участник художественной самодеятельности. Руководство техникума пригласило профессионала для организации ансамбля народного танца. Иосиф становится активный его участником, солистом, танцует не хуже актёра профессионального коллектива. Если нужно, наденет белую рубашку, галстук-бабочку и поведет концерт в качестве конферансье.
После окончания техникума он попадает работать на фабрику в большой город на западе Украины. Украинский язык для него не проблема. Он быстро осваивается на фабрике. Рабочие и работницы обращаются к нему уважительно – «Пан технорук». А как это важно для мальчишки, жившего в бедности и унижении.
А вот он встретил девушку. Теплая, весёлая, настоящая «девчонка просто клад, такая же зелёная...», Рита, еврейская девочка, да из самой Москвы! Ещё герои Чехова стремились в Москву – там настоящая, яркая жизнь!
Не подумайте, не было у Иосифа корыстных расчетов, а была настоящая любовь. Расписались они в одном из первых дворцов бракосочетания, хотя предстояло жить далеко не во дворце. Подарили друг другу любовь и доверие. Невеста, которая родилась в «рубашке», подарила её своему молодому мужу. На вопрос: «почему?», ответила просто: «Она ему нужнее!». (На золотой свадьбе она призналась, что не зря подарила и прожила жизнь «за его спиной, как за каменной стеной!» Но до золотой свадьбы им тогда было ой как далеко).
У невесты таки была жилплощадь в Москве – «комнатища» 1,40 х 4,00 метра в коммунальной квартире на четыре семьи. Его это не смутило, он тесноты не боялся! Москва встретила нашего героя не очень ласково. Ему тут никто не предоставил место, соответствующее должности «пана технорука». Но молодые не унывали. Иосиф искал любые подработки. Его тёщу, главного квартиросъёмщика, наконец, поставили в районную очередь на «улучшение жилищных условий». А пока она ночью, чтобы не мешать молодым, уходила спать на коммунальную кухню, на раскладушку. (Так называлось примитивнейшее раскладное спальное место, переделанное из козлов для резки брёвен на дрова).
Но жизнь идёт своим чередом. У новой семьи наметилось пополнение, а как его принять на 1.4 х 4.00=5.60 квадратных метра? Меньше, чем на одного новосёла, при стандартной норме обеспечения – 6 квадратных метров. А в жилищном отделе райисполкома попалась обычная антисемитка, которая ещё и издевалась: «Вот подойдёт ваша очередь – тогда и получите».
– Да у нас в коммунальной квартире живут супруги с открытой формой туберкулёза, как мы принесём новорожденного в такие условия?
– Да я скорее дам этим больным квартиру, чем вам «явреям» – был ответ. (Конечно, нагло врала, ничего она им не дала.)
Семья в отчаянии. Что делать?
Бывалые люди подсказали, что можно записаться на приём к депутату Верховного Совета СССР, он может повлиять на райисполком. Хлопотать, ходить по инстанциям должен «главный квартиросъёмщик». Но «главный квартиросъёмщик», мама молодой жены, была тихая еврейская женщина из маленького местечка на Украине, которая боялась всего. Поэтому Иосиф идёт на помощь «главному квартиросъёмщику», и включается в борьбу, иначе эту деятельность не назовёшь. Он узнает, где приёмная депутата и кто этот депутат. Оказывается, депутатом их района является сама Екатерина Алексеевна Фурцева, считай «Первая леди» Советского Союза», и принимает просителей один раз в месяц.
А у жены Иосифа уже 4 с лишним месяца беременности. Сразу после работы, в указанный день и время, Иосиф с женой прибегают к депутатскому пункту. Но оказывается, чтобы попасть на приём существует очередь. А чтобы записаться в очередь на приём надо прийти в день очередного приёма и записаться на следующий месяц. Запись начинается сразу после окончания приёма в этот день.
Теперь Иосиф получил дополнительную работу, которая, кстати, мешает всем остальным, каждый вечер и каждое утро приходить и отмечаться в очереди у депутатского пункта. Там, как положено, ему пишут специальным, химическим, плохо смываемым, карандашом порядковый номер на ладони, «чтобы не было обмана». В этой ежедневной очереди он проходит курс «молодого москвича».
Такая очередь со временем образует своеобразное братство, где люди начинают искренне сочувствовать друг другу, делятся знаниями по решению любых вопросов. Начиная от того где здесь можно перекусить и кончая как оказать первую помощь при неожиданных родах. Тут можно хорошо повеселиться. Но Иосифу не до веселья. Депутат принимает во время приёма только пять посетителей! А они оказались только восьмыми. Может кто–то «отсеется»? Подходит срок, никто из очереди не потерялся, не «отсеялся».
Надо занимать очередь на новый месяц. На этот раз, ура! Иосиф оказался третьим. Подходит заветный день, но... приём отменили, товарищ Фурцева отбыла в государственную командировку за рубеж. Господи, а месяцы идут, живот растёт! Что делать? Сцепить зубы и ждать следующего приёма – другого выхода нет. И снова ежедневно, как на работу...
Наконец, пришел заветный день. Иосиф с женой уже за час у заветных дверей. Двери открываются, и очередь бросается вверх по красиво мраморной лестнице. Рита неожиданно остановилась. Иосиф обалдел. «Не могу, слышишь? Стучит», – сказала Рита приложив руку мужа к животу. Иосиф взял себя в руки и осторожно стал помогать Рите подниматься. «Ничего, мы не первые, успеем», успокоил он жену. Наконец, привел жену е внутрь приёмной депутата, напоминая по дороге, что и как надо сказать. Ведь это был уже восьмой месяц беременности и живот у Риты вырос очень большой. Многие думали, что родится двойня. (Тогда в Союзе ещё не было техники, определяющей количество желающих появиться на свет). Оба супруга страшно волнуются, Наконец, Риту приглашают в кабинет. Иосиф бережно провожает её к двери, и не полностью закрывает. Ему же надо слышать, не оплошает ли она перед большим начальством. Оплошала. Сразу расплакалась. «Я что не говорила в исполкоме, в разных комиссиях? Меня послушали?» Но депутат успокаивает: «Не плачьте, в чем дело?» Кое как, сквозь слёзы Рита рассказывает, что начальник жилотдела райсовета не хочет выделить квартиру, а у нас...
– Подождите, я сейчас выясню. Секретарь соедините меня с начальником жилотдела.
– Начальник жилотдела слушает.
– Вот у меня здесь сидит и плачет беременная женщина такая–то, почему ей отказано в выделении квартиры?
– Да врёт она всё, ничего им не положено, да и никакая она не беременная, просто подложила подушку?
Депутат Верховного Совета СССР, Член ЦК КПСС, Министр Культуры на мгновение потеряла дар речи от напора опытной и наглой бюрократки. В глазах у депутата зажглись злые огоньки. Еле сдерживая себя, тихо произносит:
– Это вы мне говорите?
Закипая:
– Я что, не женщина? Я что, дура, не могу отличить беременность от подушки?
И дальше непечатные слова и выражения. Екатерина Алексеевн Фурцева была опытным партийным, советским работником и искусством матерной речи владел в совершенстве, хотя и не злоупотребляла им.
На другом конце провода испуганное молчание.
– Немедленно выделить двухкомнатную квартиру и доложить, я это беру на контроль. А вы просительница можете идти.
Рита поспешила к двери. Уже там, за дверями Иосиф услышал окончание телефонного разговора:
– Идиотка, ещё немножко потянешь, она родит двойню и ты отдашь ей трёхкомнатную!
Услышанные слова очень обнадёжили Иосифа.
Счастливые супруги отправляются домой, чтобы проинформировать главного квартиросъёмщика, то есть тёщу, что завтра ей надо идти в жилотдел за ордером на квартиру.
На следующий день тёща звонит Иосифу на работу:
– Всё получила, подписала!
– Постойте мама, нужно поехать посмотреть!
Иосиф срывается с работы и мчится домой, начальство знает, понимает, в чем дело. Они все вместе берут такси, экстренный случай (на такси очень дорого), и едут по указанному в ордере адресу. Боже, однокомнатная, и расположена на первом этаже как раз над камерой для сброса мусора из мусоропровода! Иосиф, фактический глава семьи, вспыхивает праведным гневом.
– Эта сволочь решила нам нагадить!
Этим же такси они едут в жилотдел. Иосиф без очереди пробивается в кабинет начальницы.
– Вот вам назад, этот ордер, однокомнатная над мусорным ящиком, а нас четверо! Такая квартира нам не подходит!
– На не рождённого не получите, не положено! Да и ордер уже Вами подписан!
– Я с вами уже спорить не буду, я еду разговаривать с Екатериной Алексеевной Фурцевой! Она нам обещала...
И начальница дрогнула:
– Подождите, я вам дам другую квартиру. Приходите завтра!
И уже из-за дверей Иосиф услышал раздраженный голос, начальницы, обращенный к сотруднице, находившейся в кабинете:
– Не, я больше не буду искать приключений на свою ж... От этих жидов всегда одни неприятности. (Она с ненормативной лексикой тоже была на ты, как, впрочем, почти все советские начальники обоих полов).
И действительно, наши герои получили отдельную двухкомнатную квартиру!
В полученной квартире у супругов родилось двое детей. Они через всю жизнь пронесли благодарность Советской власти, и главной женщине страны Екатерине Алексеевне Фурцевой.
Один пессимист спросил у Иосифа:
– А если бы депутат оказался мужчиной?
– Ой, не говори глупости! Разве такое могло случиться. Не хочу и думать о таком.
Героям рассказа квартира бы досталась через годы! И мало ли что могло случиться за эти годы. Слава Богу, Советская власть решилась поднять одну женщину на такую высоту и стала немножко человечнее.
А когда кончилась советская власть, дети героев рассказа построили собственные дома и в разных странах.
Напечатано в «Заметках по еврейской истории» #8(177)август2014 berkovich-zametki.com/Zheitk0.php?srce=177
Адрес оригинальной публикации — berkovich-zametki.com/2014/Zametki/Nomer8/BZamihovsky1.php
