1.
Историки удивляются: как Йосеф Виткин (1876-1912), скромный человек, не видевший в себе лидера и при жизни не ставший им[1], сделал так много за 15 лет жизни в Эрец-Исраэль: разработал программу образования в еврейских школах, основал Гистадрут учителей, написал несколько принципиальных статей о воспитании, инициировал Вторую алию[2]. Личность цельная и художественная, он был открыт людям, любил семью и родных, ценил дружбу. Все его письма можно рассматривать как один большой роман.
Мы выбрали одно неопубликованное письмо, посланное в феврале 1904 г. из мошавы Месха (Кфар-Тавор) друзьям, супругам Михелю и Нехаме Похачевским, в Ришон-ле-Цион[3]. Это третье место жительства Йосефа, прибывшего в Эрец-Исраэль в 1897 г. Первым, после 5-месячной работы на строительстве винодельни, была гедерская школа, в которой талантливый учитель Виткин проработал лишь около года, Дела в колониях шли плохо, и родители не хотели связывать судьбу своих детей с этой провинциальной страной, отчего предпочитали обучение на французском языке, а не на иврите. Йосеф был уволен. В 1901-1903 гг. он работал в школе Ришон ле-Циона, где его понимали лучше и где он познакомился с Похачевскими. Затем – Месха (1903-1905), маленькая мошава в Нижней Галилее, основанная бывшими билуйцами три года тому назад и имевшая школу и библиотеку. «Его уроки по еврейским наукам и Танаху были поэзией», – писал гостивший у Виткина двоюродный брат Йосеф Шапира. Он очень много работал: учил языки, читал педагогическую литературу, создал программу воспитания на природе. Как и все первые интеллигенты нового ишува, Йосеф жил национальными проблемами: как спасти колонии, находящиеся в катастрофическом положении, как остановить отъезд, как воспитывать детей. Одиночество – характерное самочувствие всех лидеров еврейского ишува начала ХХ века; у них еще нет ни партии, ни газеты, ни профсоюзов, ни надежного сообщения с внешним миром. «Среда сильнее меня, и все, что мы сеем в стенах школы в течение многих лет с напряжением наших душевных сил, вырвано в короткое время» (1905), – писал он чуть позже другому своему другу, директору гедерской школы Аврааму Суму. Он жил аскетом, как рабочие[4]. Нежный сын и брат, он ждал приезда родителей и сестер[5], а семья сильно осложнит его жизнь: надо устроить родителей, найти отцу заработок, помогать сестре Саре, которая должна окончить гимназию в Курске, ибо в Эрец-Исраэль, внушал он ей, нужны только образованные люди. Холодная зима, на несколько месяцев закрывшая Иосифа в маленьком поселении, и болезнь – усугубляют одиночество, приводя порой в отчаяние.
В письме, которое мы помещаем ниже, видно органическое перетекание тем и смыслов. Виткин не может отвлечься ни от чего: от погоды, болезни, денежных обязательств, – так же, как от раскола в сионистском движении, случившемся на VI сионистском конгрессе. Из-за экономического положения в Эрец-Исраэль становился популярным угандизм. Можно ли преодолеть разделенность заброшенных в глухом углу людей? При этом его мысль остается свободной, он беспрестанно ищет выхода. «В нем было что-то успокаивающее, несмотря на то, что сам он не знал покоя»[6].
***
2.
Семье Похачевских, шалом!
Ваше письмо от 4-го числа месяца Шват получил. Спасибо вам, друзья, за сочувствие и ободрение. Из груди моей невольно вырвался вздох. Я тогда писал письмо тёмной и бурной ночью[7]. Вой ветра, стук дождя по ставням со всех сторон и ужасное одиночество внутри комнаты омрачили мой дух, и я написал, что написал. Но мой пессимизм не навсегда. Я действительно был болен и несчастен, а также перенёс тяжёлую операцию[8], но, наконец, с этим справился и надеюсь стать здоровее, чем до болезни. Школа моя всё больше приходит в порядок, и надеюсь, что на днях станет вполне приличной. Родители мои наверняка приедут. В данный момент у отца нет работы, и из своего жалования мне придётся ежемесячно посылать 25 франков сестре, но всё-таки уверен, что и мне, и родителям станет лучше. Постараюсь, чтобы родители сошли в Хайфе, а если не получится – то в Яффе, и тогда и я с ними буду, и мы тогда сможем пообщаться. А что касается десяти наполеонов[9], постараюсь их не истратить, а если не удастся, то попрошу, чтобы банк мне послал чек в Бейрут, и по этому чеку получу деньги у торговцев из Тверии. Как вы поживаете? Мы здесь, как заживо погребённые. Нет у нас газеты (послать отсюда деньги за границу трудней, чем перейти Красное море). Как и в отправляемых и получаемых нами письмах нет уверенности, что дойдут, и мы как бы оторваны от всего мира. Россия будет воевать с Японией, а Герцль уступит Усышкину по вопросу об Уганде[10], вместо которой придёт Конго, а потом Мадагаскар[11] или что-то ещё далёкое – а мы по горло сидим в своём болоте и ничего не знаем. Чёрное небо над нами, чёрное болото под нами, а в середине – несчастный человек, пытающийся изо всех сил одолеть дорожную грязь. Вот он напряг все духовные силы – найти место понадёжнее для второй ноги и оставшиеся телесные силы – вытащить застрявшую ногу. Но напрасно! Несчастный протягивает руки – и некому помочь. Пока не увязнет и она в блестящей грязи, а из окон глядят такие же, как он, несчастные, и блаженный смех, как и положено при страданиях другого, пробегает по их губам. Сейчас и мы испытали эту радость. Ибо прекратилось хождение ногами по земле Израиля, прекратилось! И если кому-либо понадобится добраться до соседей или других людей, им придется вывести коня или осла и ехать верхом от дома к дому, и даже малые дети заделались всадниками, а школьный двор превратился в караван-сарай[12]. И из глубины своего болота глаза мои устремляю туда, за возвышающиеся горы и тёмные тучи, туда, где люди переходят дорогу без опасения утонуть в глине трясины, где люди читают газеты, пишут письма протеста, вмешиваются в политику и вообще живут культурной жизнью. Счастливые, сознаёте ли вы своё счастье? Вот один здесь помешался и перешёл отважно из своего болота. Что тебе нового в нашем болоте, брат? – спрошу его. Есть новости, – мне ответит. В Ришон ле-Ционе случилось то и то, в Яффо – это и ему подобное. Откуда ты это знаешь, брат? – Прочёл в газете «Хацофе» (выходящей, как известно, в Варшаве)[13]. И «Хацофе» этот новый Совсем свежий, полученный месяц назад. Поймете ли, как мы рады культурной жизни с беспроволочным телеграфом? Представьте, какую радость доставит человеку, вроде меня, ваше письмо, в котором вы сообщите, что происходит с вами и вообще в мире. Сколько стоит виноград, как настроение вообще и как оно зависит от снижения цен?
Как дела у вас в школе? Любят ли её по-прежнему у вас в колонии? Продолжают ли гордиться ею или поостыли сердца?
Как здоровье самого г-на Похачевского?
Сообщите мне, забытой Богом овце, обо всём, и вам воздастся – если не сейчас, то в будущем непременно.
Ваш верный друг Йосеф Виткин
А ты, дорогой Асаэль[14], почему никогда не почтишь нас своим письмом? Тяжела тебе работа и слишком её много, или забыл меня?
Привет Мирьям[15].
Выше подписавшийся.
Перевод М. Улановской
***
3.
Что же было после этого? Весной 1904 г. Йосеф Виткин написал свое историческое обращение к «молодежи Израиля, сердца которой со своим народом и Сионом», которое подписал: «группа молодежи из Эрец-Исраэль» – «глас вопиющего» от имени «нашего народа и нашей страны». Эмоциональная связь его с письмами друзьям – непосредственна. «Вообще я увижу, как повлияет мой призыв, вышедший из разорванного и болящего сердца»[16]. В марте 1905 г. М. Усышкин распространил брошюру среди молодых сионистов юга России, Румынии и Польши. В послепогромное время она подтолкнула молодых евреев приехать в Эрец-Исраэль, началась эпоха «завоевания работы».
Но все личные проблемы Иосифа остались. Прибывшая (через Яффу, где Йосеф их не ждал, но подготовил повозку) семья не обеспечена необходимым. «Некоторые стороны нашей жизни им не особенно нравились – нет у нас пока ни молока, ни мяса, ни зелени, ни овощей, ни фруктов, а иногда не хватает и хлеба. Вообще наша колония пока пустыня, с новыми колониями всегда это бывает, однако со временем все это поправится». Приехавшая Сара не может найти работу даже помощницей воспитательницы; отец, не увидевший в Эрец-Исраэль того, что ожидал, через год умирает. Сам Йосеф в 1907 г. вынужден обратиться к врачам и поехать в венскую больницу. Отсюда он обращается с открытым письмом к европейским сионистам с тем же призывом к личной активности, личной помощи колониям. Из Вены, едва оправившись от операции, Виткин отправляется в Россию в качестве посланника Одесского комитета. Вернувшись, продолжает работать в школе Ришон ле-Циона, участвует в создании первой газеты «Ха-поэль ха-цаир». Любимая девушка не ответила взаимностью, вышла замуж и уехала в Каир. Наконец, вторая операция в 1911 г. в той же венской больнице, и он вернулся домой обреченный. Друзья навещали, но не так часто, как хотелось.
Ранняя кончина Виткина (22 января 1912 г.) вызвала не только его публичное признание (заголовки некрологов: «Пророк халуцианства», «Человек работы», «Учитель народа», «Человек воззвания»), но и полемику. Каким должен быть новый еврей, духовный и политический лидер? Публицист И. Ахаронович оценивал Виткина с социалистической точки зрения: он «был вынужден забывать о своих страданиях ради страданий народа»[17]. Йосеф Хаим Бренер понял Виткина в перспективе будущего, когда появится, наконец, гармоническая личность: «рабочий и прекрасный учитель», он «был человеком индивидуальным и общественным вместе, цельным и активным», ибо «ноша человека» не отталкивает ни в коем случае «ношу нации»; перед нами – идеальная возвышенная личность, которая способна возвратить слову «идеалист» все сияние, которое было у него ранее[18]. Но и сам Виткин понимал, что самопожертвование и самоотдача ущемляют и сужают личность: «Сердце требует жизни, любви, душа требует какого-то большого стремления, какой-то широты», – писал он сестре Саре.
Жизнь Сары сложилась не так, как мечталось в Курске. Она была предназначена для работы учительницей, с детьми, вместо этого, вместе с мужем Йосефом Шапира, скиталась из одного поселения в другое, неудачи и несчастья преследовали семью постоянно. Младшая сестра Йосефа Рахель, за которую он больше всего переживал и безнадежно больной, прожила более спокойную жизнь, ее дочь присутствовала на Вечере памяти.
23 января 2012 г. у могилы Виткина на ришон-ле-ционском кладбище собралось несколько поколений его потомков. Вечером в Музее Ришон ле-Цион к ним присоединились ученики из школы им. И. Виткина, гости из Кфар-Виткин, ученые-историки; зал был переполнен.
Благодарю за предоставленные материалы:
из архива Виткина-Шапира – Лару Цинман,
из архива М. и Н. Похачевских – Рут Арбель и Тали Авишай.
Примечания
[1] Н. Портнова. Иосиф Виткин – застенчивый лидер. Лехаим. 2010. № 11; «Не с легкостью выкупается земля…». Иосиф и Сара Виткины в семейной переписке. Быть евреем в России… Материалы по истории русского еврейства. 1900-1917 годы. Составление, заключительная статья и примечания Нелли Портновой. Иерусалим. 2002. С. 204-247.
[2] Ласков Шуламит. Коль коре. Хаяв ве-змано шел Йосеф Виткин. (Коль Коре. Жизнь и время Йосефа Виткина). Тель-Авив. 1986.
[3] Михель Похачевский (1866-1947) – один из «ротшильдовских» агрономов, обучавший выращиванию винограда во всех еврейских поселениях. См. Нелли Портнова. «Михель Похачевский. Человек дерева». Лехаим. 2009. №12.
[4] «Его квартира в Ришон ле-Ционе была в маленьком бараке. Мебель была такая: кровать из деревянных досок, положенных на жестянки из-под нефти; три такие же жестянки, поставленные одна на другую, – стол; пустая канистра – стул. Днем Йосеф лежал посреди комнаты на циновке с книгой в руках. Когда появлялись гости, расстилалась еще одна циновка – вот и ложе. И от сердца к сердцу течет дружеская беседа». Я. Мидраши.Йосеф Виткин. Парашат хаяв в-паялто (История его жизни и деятельности). 1946. С. 24.
[5] В семье были сильны сионистские корни: прапрадед Иосифа приехал в Эрец-Исраэль, прожил там 40 лет и был похоронен в Хевроне, отец Шимон Виткин, комментатор Торы, первым употребил в своей книге «Швиль тов» слово «халуцим», которое сын использовал в «Кол Коре».
[6] Д. Закай. Азкара ле-Йосеф Виткин б-рехово б-Тель-Авив (Друзья поминают Й. Виткина на его улице в Тель-Авиве). Давар. 1937.10.2.
[7] См. предыдущее письмо Виткина Похачевскому: Китвей Йосеф Виткин. Маамарим ве-арцаот, решимот, михтавим, дварим ле-дмуто. (Сочинения Йосефа Виткина. Статьи и лекции, заметки, письма, воспоминания). Тель-Авив, 1961. С. 135.
[8] В 1903 г. Й. Виткин перенес первую операцию на горле, сделанную шотландским миссионером.
[9] Наполеон (наполеондор) – фр. золотая монета достоинством 20 франков (с 1803 по 1914 г.).
[10] План британского правительства (1903) создать еврейское государство на территории Кении (Восточная Африка) под названием Уганда был поддержан Герцлем на VI Сионистском конгрессе, но отвергнут российскими сионистами, в том числе, М. Усышкиным. Комиссия Сионистской организации пришла к выводу о непригодности местности для массового расселения, и на VII Конгрессе план был отвергнут.
[11] План «очищения» Европы от евреев путем переселения их в Мадагаскар был предложен в 1885 Паулем де Лагардом; в 1937 г. к этому плану обратилась Польша, а в августе 1940 г. – нацисты.
[12] Об этом же из писем в Гедеру А.Суму: «Страшная грязь, в которой мы потонули два месяца… невозможно было перейти улицу, и у трех детей началось воспаление легких от холода и сырости. Вал болезней и трудностей свалился на меня». Архив еврейского образования. 8.183/8.
[13] «Наблюдатель» – ежедневная газета сионистского направления (1903-1905), выступала против плана Уганды; впервые в ивритской прессе репортажи для нее передавались телеграфом.
[14] Асаэль – сын Похачевских; в 1904 г. ему 11 лет.
[15] Мирьям – тетя Асаэля.
[16] Письмо Аврааму Суму. 1905. Архив еврейского образования. Тель-Авив. 8.183/8.
[17]Китвей Йосеф Виткин (Сочинения Йосефа Виткина). Тель-Авив. 1961. С. 10.
[18] Там же. С. 198-199.
