И настанет година свободы,
Сгинет зло, сгинет смерть навсегда,
И сольются в одно все народы
В мирном братстве святого труда
П. Лавров
Русское слово "правда" обозначает одновременно две совершенно разных вещи: справедливость и истину.
Истина есть правильное суждение об объективной реальности, данной нам в ощущениях. Дважды два – четыре. Это проверено опытом, с чем в равной мере согласны нацисты и коммунисты, сионисты и исламисты, атеисты и верующие, не говоря уже о прочих нефанатичных обывателях всех цветов кожи. Справедливость же есть нечто принципиально иное.
Справедливость - это правильные отношения между людьми в смысле прав и обязанностей, поощрений и наказаний, распределения материальных и прочих благ. Но при попытке определить, какие они – правильные, немедленно выясняется, что отношения между людьми в разных сообществах – различны, да к тому же в каждом из них со временем меняются. И потому местами и временами случается борьба с несправедливостью (строго говоря - между разными справедливостями) с использованием как оружия критики, так и критики оружием.
Тем не менее, люди склонны считать правила поведения чем-то столь же естественным как закон тяготения. Причем, не только русские люди. Иммануил Кант утверждал, что нравственный закон внутри нас столь же незыблем, как звезды над нами (тогда еще, правда, и слыхом не слыхать было ни про сверхновые, ни про черные дыры).
Лет 300 назад наличие разных справедливостей истолковывали однозначно: наша – правильная, а они все недоразвитые дикари. Разногласия были только насчет перспективы: расисты утверждали, что они такие от природы и навсегда глупыми останутся, а прогрессисты – что со временем они доразовьются и поймут, что мы всегда были правы. В последнее время на западе наблюдается еще и обратный вариант, подсказанный самоненавистью: это нам еще расти и расти до единственно правильной справедливости "благородного дикаря". Во всяком случае, по умолчанию принимается, что эта самая пригодная для всех, единая справедливость, т.е. в глубине каждой души обитающий "нравственный закон", существует, просто пока что мы не сумели его открыть, сформулировать, сделать практические выводы.
Как сумеем – так сразу осуществится мечта незабвенного Макарушки Нагульнова о полном слиянии в экстазе всех народов и рас, чтоб стали все "приятно смуглявые", навсегда зарыли топор войны и сотворили себе, как предписывал Иммануил Кант, на веки веков всемирное правительство. В этой точке рассуждений происходит эдакий ненавязчивый перескок из пространства во время – по умолчанию предполагается, что это самое правительство будет вечным, поскольку воплотит вековечное стремление к той самой объективно существующей справедливости, которая имеет быть обнаружена. Под "вечностью" я подразумеваю не несменяемость должностных лиц, (вполне возможно предусмотреть всемирные демократические выборы, да и вообще – человек смертен), но неизменность "правил игры", которые устраивают всех психически нормальных и исключают применение насилия.
Так вот, нижеследующий текст имеет целью показать, что никакой справедливости для всех и на вечные времена в принципе быть не может, а если бы появилась – это было бы концом человечества.
* * *
Посмотрите, вот он без страховки идет.
Чуть правее наклон - упадет, пропадет!!
Чуть левее наклон - все равно не спасти!!
Но должно быть ему очень нужно пройти
Четыре четверти пути!
В. Высоцкий
На самом деле у Дарвина написано вовсе не: "Выживает сильнейший", – а: "Выживает самый приспособленный", что не одно и то же. В какой-то исторический момент мелкие травоядные кролики оказались лучше приспособлены к новым обстоятельствам, чем громадные зубастые динозавры, так что сами знаете, кому пришлось вымирать. А почему? А потому что мир меняется, причем, изменения эти не под силу заранее предвидеть не только динозаврам.
Даже люди, приспособившиеся сами довольно активно менять среду своего обитания, результаты просчитать сами же и не могут, тем более в долгосрочной перспективе. Невозможно спорить с ультраэкологистами: никто не даст гарантии, что через 25 поколений не проявится какого-нибудь вредного действия генномодифицированной кукурузы или карманного мобильника. Но им почему-то в голову не приходит, что с таким же успехом отрицательные последствия их собственных славных побед могут проявиться уже завтра после обеда.
Потому что не бывает никакой "приспособленности", а есть "приспособление" – не статичное состояние, а динамичный процесс, и разворачивается он на уровне не индивидов, а сообществ. У Дарвина соперничают биологические виды, но поскольку вид хомо сапиенс давно уже вне конкуренции, внутри него соперничают племена, народы, цивилизации и т.п. Для современных западных гуманистов конкуренция эта – что-то вроде христианского первородного греха: совсем искоренить невозможно, но надо давить всегда, давить везде, открывая дорогу в светлое будущее.
Согласно кантовской схеме "вечного мира" человек был сперва очень дикий и совсем не считался с интересами ближнего своего, но в ходе истории постепенно преодолевал свою невоспитанность – сначала в отношении самых ближних, потом – пошире, потом до граждан своего государства дорос, и нет никаких оснований предполагать, что этот процесс прервется, не увенчавшись вечным миром и созданием всеобщего правительства.
Разумеется, так бы оно и было, если бы было так, но проблема-то в том, что этот красивый и логичный процесс никогда не имел места нигде, кроме как в гениальной голове кенигсбергского философа. На самом деле человек животным общественным был задолго до того, как перестал быть животным. Даже будучи ну очень диким, он хорошо понимал правила отношений с ближними, и правила эти были куда более строгими, и наказания за их нарушение более суровыми, чем в либеральном обществе Канта.
Сообщества животных всегда имеют некоторое внутреннее устроение с выраженной иерархией, процедурой занятия ступенек с соответствующим объемом функций, прав и обязанностей для каждого индивида. Не стану утверждать, что им знакомо абстрактное понятие "справедливости", но судя по тому, что революций они не делают (всегда есть соперничество за каждую ступеньку, но никогда не наблюдается попыток изменить систему в целом) такое устроение "несправедливым" им не представляется.
У людей же развитие идет не в направлении, указанном Кантом, а ровно наоборот: не самоограничение дикого индивида в пользу культурного сообщества, а самоограничение консервативного сообщества в пользу прогрессивного индивида. И тому есть весьма веские причины: именно личная инициатива отдельного нахала обеспечивает динамику приспособления сообщества как целого. Кто-то когда-то первым изобрел колесо, выстрелил из лука, и если бы, как ехидно заметил Д. Гранин, вопрос о вращении земли решался голосованием, она бы до сих пор на месте стояла. В борьбе за выживание и преуспеяние внутри российского общества Молчалин Чацкого всегда обыграет, но… Крымская война быстро выявит, что Россия уступает в жизнеспособности той же Англии, где "ружья кирпичом не чистят" – именно по этой причине.
Если бы смягчение правил общества в пользу прав индивида могло продолжаться бесконечно, мы бы, конечно, давно уже до Марса долетели, но, к сожалению, оно имеет естественные ограничения. Чтобы не рассыпался коллектив, надо, во-первых, чтобы свобода твоего кулака заканчивалась там, где начинается свобода моего носа, а во-вторых, чтобы было ясно, кто и где имеет право принятия решений, обязательных для других. Ведь прогрессивное новшество мало изобрести – его требуется еще и внедрить, и тут уж не обойтись без какой ни на есть общественной структуры.
Только не надейтесь пожалуйста, что сейчас я вам по полочкам разложу: вот отседова доседова конформизм требуется, а дальше дозволяется инициатива. Не разложу, и никто не разложит, ибо каждая ситуация неповторима, и кто был прав выясняется обыкновенно лишь задним числом. Не случайно тот еврей из анекдота вздыхал, что хотел бы таким умным сегодня быть, какой его жена будет завтра. Вне всякого сомнения, на стороне традиционного порядка будет периодически возникать унтер Пришибеев, что шаг в сторону – шаг назад считает за побег, а на стороне свободы и прогресса – шизанутые изобретатели вечного двигателя, отважные экспериментаторы, норовящие сунуть факел в ведро с бензином, и вдохновенные пусси, что, не страшась простуды, всему супермаркету с торжеством демонстрируют совокупление с мороженными курями.
Но выбора нет. Существование человеческого общества есть на поверку не что иное как вечный бой. Если победителем выйдет коллектив, имеем выбор между образом жизни африканских пигмеев, что еще из джунглей не вылезали, и Трофим Денисычем Лысенко, что определенно стремится туда вернуться. Если верх возьмет индивид, ждите "парадов гордости" и трогательной заботы о преступнике больше, чем о жертве. Решающая победа одной из сторон (все равно, какой) – верная гибель общества в целом. Любые новшества угрожают сложившейся структуре, без которой выжить невозможно, а отсутствие новшеств в меняющемся мире угрожает утратой приспособляемости, без которой тоже не жить (подробнее об этом поговорим чуть ниже).
Единственно правильная справедливость на вечные времена может быть только на кладбище, где все спокойненько, для жизни же необходимы две (как минимум!) соперничающие справедливости зараз, отчего постоянно нагнетается напряжение. Для стравливания же оного, чтоб не разорвало, существуют разнообразные предохранительные клапаны. Один из них – проповедь всех без исключения религий о любви к ближнему – ее внушают с детства, чтобы любое нарушение вызывало угрызения совести. Другой – ненависть к дальнему: перенос агрессии с реальной причины, т.е. членов своего сообщества, на чужаков, за пределы родного коллектива.
В священных книгах всех времен и народов можно без труда обнаружить и то, и другое, а в соответствующих теориях "научных атеистов" – торжествующие обличения "непоследовательности", "противоречивости" и "двойной меры" (некоторые даже до "расизма" договариваются) коварных торговцев религиозным дурманом, открытым текстом заявляющих, что "свой" и "чужой" – не одно и то же. Современные апологеты религий, в свою очередь, обкладывают непрезентабельные пассажи хитрыми толкованиями – слышала я не раз, что под вавилонскими младенцами, коих надлежит разбивать о камень (Пс.136: 9), следует понимать то ли языческих идолов, то ли собственные грехи, а "джихад", оказывается, вовсе не священная война, а, главным образом, внутреннее самосовершенствование. Еще пуще конфузятся апологеты, когда в древних книгах прямо заходит речь о войне как о вполне нормальном явлении, да еще с инструкциями: как мобилизацию проводить, как добычу делить и даже – как соблюдать права пленницы, взятой в жены.
В Германии доводилось мне слышать от тамошних леваков, что предки их идею войны в процессе христианизации из Библии почерпнули, а до того были исключительно добрыми, кроткими, и вообще непонятно, кто же это нам когда-то Рим развалил… На самом-то деле война гораздо старше Библии, строго говоря, и человечества старше, и если, при всех благих пожеланиях, отменить ее не удается до наших дней, значит, есть у нее какие-то функции, без которых обойтись никак невозможно. Одну из них мы уже упомянули – перенос агрессии – но то ли еще увидим ниже...
* * *
О, Запад есть Запад, Восток есть Восток, и с мест они не сойдут,
Пока не предстанет Небо с Землей на Страшный Господень суд.
Но нет Востока, и Запада нет, что племя, родина, род,
Если сильный с сильным лицом к лицу у края земли встает?
Р. Киплинг
Вспомним еще раз о пигмеях. Положим, их образ жизни для нас с вами не идеал, но… ведь живут же люди, живут себе и не помирают, не первое уже тысячелетие. Так, может, Трофим Денисыч не так уж неправ? Может, поживи мы так вот пару веков под баобабами, послушай сказки про перевоспитание карася в порося, и ничего – стерпится-слюбится? Ну их, в самом деле, к аллаху – все эти космические полеты и центральное отопление, вернемся к природе, как мечтали Руссо и Толстой. Можно так?
Нет, дорогие товарищи, так нельзя. Опять же, и Руссо, и Толстой намечтали себе историю человечества совсем не такой, какой была она на самом деле. Не от большой любви к джунглям пигмеи там живут, а оттого, что народы более приспособленные в джунгли их загнали и смертным боем бьют при всякой попытке высунуть нос наружу. По страницам любимых подростковых романов 19 века победно шествует образ "благородного дикаря", закаленного в битве с суровой природой. Увы, европейские романтики уже опять перепутали причину и следствие: именно "благородство", т.е. куда более однозначное, в сравнении с нашим, представление о "справедливости", господствовавшее в соответствующих сообществах, привело в свое время к вытеснению их в места с ну очень суровой природой.
А по нынешним временам, похоже, скоро и там не будет им спасения, поскольку технический прогресс их обитель пригодной сделает для тех, кто лучше приспособлен к выживанию в ситуации постоянного увеличения количества хомо как бы сапиенсов на нашей планете.
Взять хоть нынешний конфликт в Негеве. Веками жили там бедуины, караваны водили, коз пасли, соседей грабили помаленьку, однажды в античные времена даже город красивый выстроили под названием Петра – сегодня он в Иордании – замечательный туристский аттракцион. Только вскорости забросили они тот город за полной ненадобностью, государства не заводили, не охраняли границ, поскольку жить в таких неприветливых, безводных краях никто особо не рвался. Население практически не росло за отсутствием не только гигиены, но и (что важнее) источников пропитания. Чтоб в пустыне с редкими оазисами одну козу прокормить (не говоря уже о верблюде) куда больше гектаров требуется, чем в какой-нибудь Вологодской области, так что на предмет пастбищ отношения между кланами выяснялись просто: "Не протягивай руки, а то протянешь ноги!". Так вот жили они себе, не тужили, но в конце 19 века пришли евреи и все опошлили.
Воду в пустыне нашли, городов своих понаставили… Ну, бедуины, понятное дело, с претензиями: наша, мол, земля! А те в ответ: "Ничего не знаем. Где такое написано, что ваша, в каких границах? Бумаги извольте предъявить". Мать честная! Ну где они вам бумаги возьмут, коли границы у их земли отродясь климатические были и никто на нее не зарился, кроме своего же брата-бедуина, что избыточной грамотностью никогда не страдал?
По идее можно бы, конечно, и поделить бы: досюда – ваше, отсюда – наше, да не тут-то было! Евреи воду нашли, гигиену завели, врачей своих навезли – так бедуины на радостях и размножились демографическим взрывом, теперь им, ежели по-старому жить, вдвое против прежнего земли требуется, а тут и прежнюю, того гляди, уведут… Ну, что ты станешь делать?
Представим на минуточку, что под давлением международного антисемитизма евреи из Негева ушли и бедуины промеж себя остались – что будет? Я вам скажу – Руанда будет. Такая резня промеж кланов пойдет за каждый квадратный метр, что проклятое израильское иго потерянным раем покажется. А что, если мировая общественность их, опять же от великого антисемитизма, на вечное содержание возьмет, как тех же палестинцев? Так палестинцев же не задарма кормят, а за утоление извечной ритуальной жажды еврейской крови. Ну а если, предположим, ничего с них не требовать, даже убийства? Тогда выйдет как с австралийскими аборигенами: Всем пожизненная пенсия, существование без смысла и усилий, коллективная депрессия, повальный алкоголизм, при всех врачах – вымирание.
Более приспособленные вытесняют менее приспособленных, не мытьем так катаньем, не оружием – так бездельем. Справедливо ли это? С бедуинской точки зрения – определенно, что нет. Почему это вот именно они, а не те же евреи должны менять свой привычный традиционный образ жизни? Чем они хуже-то? Но у истории, у эволюции – справедливость другая: Плодитесь, и размножайтесь, и наполняйте землю.
Когда размножился хомо сапиенс, расплодился и распространился по лицу земли, и занял все места, пригодные для охоты и собирательства, совершил он великую неолитическую революцию: стал земледельцем и скотоводом, так что на меньшей площади смогло кормиться куда больше людей. Прогрессивные племена стали многочисленнее, сытее и сильнее отсталых, стали земли у них отбирать, и, в конце концов, оттеснили их на всякие неудобья.
Потом, уже в исторические времена, пришел черед скотоводов. Долгие века накатывали орды кочевников волнами на оседлые села, уничтожали, порабощали, сравнивали с землей, пока не появились приемы и инструменты агротехники, позволившие распахать и засеять степи, где прежде шумел лишь ковыль… Земледелие с той же площади кормит больше людей, чем кочевое скотоводство, и степных удальцов стали теснить, и оттеснили туда, где пахать уж вовсе невыгодно, а иной раз и опасно. Например, казахские и монгольские земли, где трава держит тонкий слой почвы, а вспашка отдает его во власть первого же вихря, гуляющего на открытых пространствах. На этом, помнится, и погорела в свое время поднятая Хрущевым целина.
Сейчас, на наших глазах, земледельческую деревню поглощает промышленный город, додавливая заодно и обитателей самых бесплодных песков и гиблых болот, под которыми случайно оказалось какое-то полезное ископаемое. Но и ему придет срок… Выживает самый приспособленный, только не забудьте, что этот "самый приспособленный" в нашем случае – не вид и не индивид, но сообщество: племя, народ, цивилизация, так что вымирать не обязательно, люди – не динозавры, есть и другие варианты.
Только вот… вы будете смеяться, но пусковым механизмом наиболее успешных из этих вариантов является… война.
* * *
Спите себе, братцы, все начнется вновь,
все должно в природе повториться:
и слова, и пули, и любовь, и кровь...
времени не будет помириться.
Б. Окуджава
В одной перестроечной пьесе из первобытной жизни положительный вождь племени размышляет: "Их стрелы летят дальше наших копий". Не важно, как там, в пьесе, дело решилось, но в истории возможностей было три: либо красиво умереть в борьбе с превосходящими силами противника, либо в самое гиблое болото уйти и тысячу лет медузами питаться, либо… учиться у врага. И многие хомо оказались, таки да, сапиенсами.
Только не надо, не надо мне рассказывать, что это можно было проделать мирным путем в порядке обмена опытом, потому что на пути заимствования чужого непреодолимый бастион возводила верность традиции, ксенофобия, да и попросту лень. Вспомните, какими зверскими методами внедрял просвещение Петр Первый, притом, что не из самодурства он его внедрял (хоть и был, разумеется, тем еще самодуром!), а ввиду явственной и несомненной военной опасности. Прогресс в Россию пришел через армию и ВПК, а к австралийским аборигенам с пожизненной пенсией так и не пришел и не придет никогда – от добра добра не ищут.
Откроем ТАНАХ и перечтем 1 Цар 13:16-23. Как обладатели ноу хау самого современного по тем временам – железного – оружия, филистимляне определенно заинтересованы в нераспространении методов его изготовления, евреи же, в свою очередь, всеми правдами и неправдами стремятся обойти запрет… Вам эта картинка ничего не напоминает?
И кто бы в отсутствие военной опасности в такие штуки средства вкладывать стал? Кто бы стал кормить какого-нибудь классического "рассеянного профессора", что в делах житейских дурак-дураком, только и знает свое любопытство за казенный счет удовлетворять, если бы не укреплял он конкурентоспособность народа и государства?
Если бы отношения с филистимлянами были безоблачными, не стали бы, вероятно, ни Давид, ни его наследники своих кузнецов заводить, но… Филистимляне – угнетатели и враги, пришлось, значит, предкам нашим хошь – не хошь, самим ковать свое железо, пока горячо. Промышленная революция начиналась в Англии, но вся прочая Европа быстро стала подтягиваться, чтобы не опростоволоситься в случае конфликта, атомную бомбу еврейские физики делали для Германии, Гитлер ее от большого ума Америке подарил, а сегодня даже ну очень антисионистский Иран не брезгует жидовскими штучками …
Со временем прогрессивная технология находит применение в мирных целях, во времена библейские – железные детали для плугов, повышающие производительность труда, сегодня – атомные электростанции, космические полеты, да, наконец, тот же интернет. И в результате - там, где вчера два человека кормилось, смогут кормиться двести.
Многочисленность и разнообразие культур человечества – залог одновременного поиска в разных областях и направлениях, что увеличивает вероятность удачи, ксенофобия стоит на страже этого разнообразия, оберегая межгрупповые границы, а угроза войны – мощный стимул скорейшего распространения достигнутых успехов. Такая вот динамика.
Если вдуматься, удивительного ничего в этом нет. Этологи-то давным-давно уже догадались, что внутривидовая агрессия изобретена природой вот именно как инструмент распространения вида по лицу земли. Да, конечно, война – это опасно, конечно, результат непредсказуем – и не только в смысле победы или поражения, но и в смысле влияния на состояние и структуру общества. Не стану возражать против того, что за оружие браться нужно не раньше, чем выяснится, что прочие методы уже не помогают, но категорически настаиваю на том, что войны в истории велись, ведутся и будут вестись всегда. И всегда в любом жизнеспособном обществе будет пользоваться уважением такая профессия – родину защищать.
Борьба за мир в определенных случаях может быть осмысленной и полезной, но совершенно бессмысленной является борьба за мир всегда и любой ценой. Можно еще понять оголтелую антивоенную пропаганду предвоенной Германии или послевоенного СССР – это у них просто такой хитрый замысел был, чтоб кроме них все разоружились и им без боя сдались. Сложнее понять граждан западных демократий, что в массовом порядке клюнули на этот крючок без наживки (за их израильских единомышленников я уже и вовсе молчу!).
Мне лично от них не раз и не два доводилось слышать на полном серьезе, что гонка вооружений есть бесполезное разбазаривание средств, которых хватило бы, чтобы накормить всех голодных, утешить страждущих и утереть всякую слезу, тогда как на самом деле голодных в мире все меньше именно благодаря тому самому, оплаченному и взлелеянному агрессорами, научно-техническому прогрессу.
Но наших "гуманистов" это не убеждает, и более того, этот самый прогресс они давно уже во врагах числят, ничуть не менее чем войну. Некоторые даже открытым текстом говорят, что слишком много чего-то на планете людей развелось, поубавить неплохо бы, только проделать это сугубо мирным путем: например, ДДТ запретить, чтоб лишнее потомство в Африке активней вымирало от малярии, или генного модифицирования продуктов не допускать, чтоб урожаи ни в коем случае не росли, и люди, значит, с голодухи… Вот ведь какой у них интересный гуманизм получается. Выходит, не тем война их пугает, что гибнут люди… но тогда чем же?
А я вам скажу, чем: нарушением стабильности.
* * *
Всё под рукой, вернее, под ногою -
Семья и кухня, ванна и кровать.
Зачем, скажите мне, житьё другое,
Зачем же от добра добра искать?!
Всё рядом, стоит только оглянуться,
Всего - в избытке, век мой золотой,
Мне никаких не нужно... эволюций,
Меня страшит грядущий кайнозой.
Все перемены мне грозят бедою:
С моей ли массой двигаться вперёд?
Пошли мне, Боже, вечного застоя!
К чему прогресс, коль полон мой живот?!
Н. Болтянская
На первый взгляд тут, должно быть, какая-то ошибка – они ведь все жуткие ревнители прогресса и жаждут позитивных перемен. Вот, к примеру, гомосексуальные семьи – сколько копий уже поломано в борьбе за их право считаться нормой… а что в этом, собственно, нового? Все вымирающие общества и вырождающиеся культуры живут под лозунгом: Make love, not babies, - так не все ли равно, хоть с козой, хоть с курицей…
Или, скажем, помощь Третьему миру. С каким энтузиазмом открывают по всем европам магазинчики с сувенирчиками ручной работы типа " три щепки склеим на соплях" и тем же самым кофе, что в соседнем супере, но раза в два дороже! "Помощь" же заключается, собственно, в том, чтобы не допустить самостоятельного выхода "недоразвитых" на рынок с конкурентоспособной продукцией, но навечно законсервировать их зависимость от капризов идеологической моды Запада.
Перед нами – бег на месте, лихорадочная имитация деятельности там, где она является либо заведомо безрезультатной, либо направленной на сохранение статус-кво. Взять хоть знаменитое "глобальное потепление". Происходит оно на самом деле или нет – судить не берусь, но если для простоты предположить, что да – происходит, что в таком случае делать надлежит? Именно то, что завещал нам Дарвин – приспосабливаться. Использовать, по возможности, полезные и нейтрализовать вредные результаты явления. Пронесся слух, что в Арктике тают льды – отправить туда сей же час экспедицию на предмет налаживания судоходства и добычи полезных ископаемых! Начинает расползаться Сахара – срочно вкладывать средства в технологии опреснения морской воды! Вот что делать-то надобно.
А что происходит на самом деле? Судорожные попытки тащить Гольфстрим, не пущать СО2 и штопать озоновые дыры. Только чтоб ничего не менялось, чтоб завтра было как вчера… Ну, кто же спорит – изменения это неприятно, это трудно, нередко и опасно. Не зря китайцы врагам желают: "Чтоб ты жил в эпоху перемен!", - а русские вздыхают меланхолически: "Чем оно занятней для историка – тем для современника печальней". Но поистине поразительна вера западной культуры в свою способность остановить мгновенье… а ведь от этой иллюзии мудрый Гете предостерегал еще две сотни лет назад.
Да кто ж нынче Гете-то слушает – из всего "Фауста" помнят разве что историю бедной Гретхен – мало кто дочитал до страшного конца: ослепший Фауст грезит грандиозным гидротехническим проектом для осчастливливания человечества, а на самом деле – это роют ему могилу… 7 дней в неделю 24 часа в сутки слышим и видим мы в СМИ, что вот уже почти достигнуто то самое мгновение, достойное остановки. Что хватит нам уже открывать и изобретать (а то как бы чего не вышло!), что ООН – это и есть то самое вожделенное всечеловеческое правительство, что приведет нас к вечному миру (а то мало нам своих бюрократов в каждой стране!), что современная производительность труда позволяет одному работяге десять лодырей прокормить (то-то я гляжу, государства этих теоретиков все в долгу как в шелку!).
Все уже сделано, все достигнуто, все проблемы, в принципе, решены (за исключением моральных – вечно кого-то дискриминируют за брюки нетрадиционной ширины!), все спорные вопросы можно разрешить путем переговоров, а если факты противоречат теории – тем хуже для фактов. Ну и какой же дурак при таком раскладе захочет меняться, напрягаться, приспосабливаться, тем более, сохрани Бог, воевать?
Помню, сразу же после приснопамятного 11 сентября европейские журналисты не на шутку встревожились: не придется ли в борьбе с террором учиться у врага, перенимать и совершенствовать его методы борьбы? Они ведь несовместимы с нашей культурой, с нашими ценностями, с нашими представлениями о справедливости!!! Тысячи африканцев ежедневно штурмуют европейские границы, презирая самые высокие и хитроумные ограждения, причем, даже такому выдающемуся стратегу и тактику как я понятно, что куда эффективнее всех этих компьютерных наворотов был бы один-единственный пулемет системы "Максим", но… Что вы, как можно – это же против нашей гуманистической традиции!
Запад уповает на свою силу – на силу своих денег и своей техники, своей науки и своей культуры, своего оружия, которому равных нет, и все же… прав был Дарвин: выживает не самый сильный, выживает самый приспособленный. В этом – единственная справедливость истории, другой в запасе у нее не имеется.
Напечатано в «Заметках по еврейской истории» #8(177)август2014 berkovich-zametki.com/Zheitk0.php?srce=177
Адрес оригинальной публикации — berkovich-zametki.com/2014/Zametki/Nomer8/Grajfer1.php
