Дождь кончился. Солнце сияло, как летом. Яркие разноцветные листья липли к мокрому стеклу. Облака, похожие на комки сладкой ваты, медленно ползли к городу, отражаясь в лужах. В такую погоду нужно бросить все и бежать на улицу, ловить последние денечки бабьего лета. Алена тряхнула головой, отгоняя крамольные мысли, задернула шторы и включила настольную лампу.
Под дверью скреблась и жалобно скулила Баська. Но старалась она напрасно - некогда гулять. Алена приоткрыла дверь, потрепала собаку по загривку.
- Терпи, подруга. Вечером погуляем.
Из тридцати лекций Алена выучила всего семь. Вернее, почти семь, так как конспект обрывался на середине. Правда, она предусмотрительно запаслась учебниками - и то сказать, сдавать электротехнику собиралась уже в третий раз. Тяжело вздохнув, Алена открыла книгу. В первый раз ей просто не повезло, а на пересдаче она бы проскочила, если бы экзамен принимал не Грусьман. Он ненавидел Алену всей душой, и она знала, что пощады не будет.
Сначала Алена дисциплинированно ходила на его часы и даже записала те самые шесть с половиной лекций. А потом случилась неприятность. Глупость, конечно. Лида Пеструхина спросила ее, как зовут преподавателя. "Фиг его знает", - необдуманно ляпнула Алена, и тут из-за колонны вышел Грусьман. Весь красный, он уставился на нее толстыми стеклами своих очков и очень тонким голосом сказал: "Боюсь, вы не слишком увлечены предметом, раз к середине семестра не смогли запомнить моего имени".
Алена молчала и смотрела в пол, а он постоял минуту и удалился. Конечно, они с Лидкой посмеялись потом в туалете, но отношения с преподавателем испортились раз и навсегда.
Продираясь через густые черные строчки и пытаясь запомнить хотя бы основные формулы, Алена промучилась час. Вообще говоря, время еще было, но когда в конце главы она наткнулась на выражение: "Очевидно, что...", то сдалась.
Как говорится, перед смертью не надышишься. Лучше собраться и выйти пораньше - может, встретит кого-нибудь из знакомых. Вдруг кто-нибудь из них помнит, какие вопросы Грусьман дает "на засыпку".
Алена надела длинную юбку и тщательно накрасилась, с тоской размышляя о том, что ей никогда не бывает очевидно то, что очевидно авторам учебников. Написав крохотную формулку, они с помощью этого магического оборота превращают ее в огромное уравнение, оснастив интегралами, степенями и невесть откуда взявшимися коэффициентами.
Из зеркала на Алену смотрела неглупая, в меру скромная студентка, лишь по недоразумению вынужденная пересдавать в третий раз свой любимый предмет. Эх, жаль, что Игорь Моисеевич совершенно равнодушен к женским чарам.
На улице оказалось так хорошо, что об экзамене не хотелось и думать. Хотелось мороженого и за город.
"Самая длинная" юбка была сантиметров на десять выше коленей. Проходившие мимо мужчины заглядывались на стройные ножки в изящных туфельках. Но Алене было не до них. Зачет сдавать она ходила в "средней" юбке, сантиметров на пять короче этой. Аспирант Вася Каменщиков клюнул сразу, и зачет она получила без проблем. После этого Алена быстро удрала домой, не дожидаясь, пока Вася начнет подъезжать к ней с разными предложениями. Жаль, Грусьмана ничем не проймешь.
С этими мыслями, тяжело вздохнув, она медленно поплелась к остановке. Автобус подошел минут через пять, так что Алена не успела даже соскучиться. Народу было мало, и она нашла свободное место на скамейке. Усевшись, Алена прикрыла колени сумкой и на всякий случай достала учебник.
Напротив сидела толстая тетка с красным носом. Она держала в руках объемистую хозяйственную сумку с продуктами, из которой выглядывал батон. Женщина оглушительно чихнула, виновато взглянула на девушку и достала из кармана огромный клетчатый платок. Ну вот, еще даже не похолодало, а народ уже начинает болеть. Алена с неприязнью подумала, что соседка, пожалуй, заразит ее гриппом. На выходные они с ребятами собирались уйти в леса. Подбиралась неплохая компания, сдать бы только электротехнику, и Алена будет свободна. Не станет же Грусьман мучить ее вечно? У него, наверное, тоже свои планы на выходные. Игорь Моисеевич наверняка собирается провести их с супругой и детками. Почему-то Алене всегда казалось, что у Грусьмана толстая-претолстая жена и куча крикливых ребятишек. Должно быть, приходя домой, он облачается в пижаму, надевает тапочки и садится с газетой у телевизора, а они орут, дерутся и лезут к нему с объятиями и поцелуями.
Соседка напротив снова чихнула.
- Вы бы хоть нос прикрывали, - не выдержала Алена.
Женщина подняла на нее неожиданно умные глаза.
- Тут уж ничего не поделаешь. Очень заразно, но насморк пройдет через три дня, - негромко произнесла она.
Алена демонстративно отвернулась. Кому охота болеть в такую погоду?
Через две остановки она с трудом начала пробираться к выходу, поднялась и простуженная тетка. Двери с треском распахнулись, и пассажиры хлынули на улицу, мгновенно смешиваясь с толпой.
- Не огорчайся, деточка. Такая инфекция... - услышала Алена, обернулась, но сзади никого не было. Забыв про неприятный эпизод, девушка побрела на экзамен.
Серое пятиэтажное здание Института сталинской постройки казалось безжизненным. Двери не хлопали, окна закрыты, не слышно голосов и смеха студентов. Скучно. Какой дурак в такую погоду будет торчать в институте? Алене жутко не хотелось туда идти, встречаться с Грусьманом. Но и оставлять "хвост" уже было нельзя.
Грусьман все не шел и не шел, она прождала в одиночестве больше часа, а когда он, наконец, появился, у нее уже вовсю текло из носа.
Хорошо, что в сумочке всегда есть пачка бумажных платков. Хоть Игорь Моисеевич и гад, но заражать его Алене не хотелось. В конце концов, ему тоже обидно - он пыхтит, готовится к лекциям, а студенты на них не ходят. Так что пусть уж поставит ей трояк и здоровенький отправляется к своей малышне.
- Это вы, голубушка? Ну что ж, пойдемте. Надеюсь, на сей раз вы знаете материал, - вместо приветствия произнес Грусьман и, отвернувшись, пошел к лестнице.
Пыхтя и отдуваясь, он поднимался на второй этаж, к ближайшей аудитории. Алена, чихая каждые десять секунд, шла за ним.
Наконец преподаватель, вытерев лоб несвежим платком, открыл заветную дверь, вынул из потертого портфеля пачку экзаменационных билетов и неожиданно ловко веером разложил их на столе.
- Прошу, берите билет.
Эх, знать бы, где тот, про который Алена хоть что-то помнила! А, была - не была! Мысленно перекрестившись, она взяла первый с краю.
Что там? О, Господи! Кто только придумал эту дурацкую электротехнику... Ну, ладно. Что-нибудь она наболтает.
- Идите, готовьтесь.
- Спасибо, я уже. В смысле - готова отвечать.
***Грусьман потел. Время от времени он доставал из кармана потемневший от влаги платок и вытирал обширную лысину. В аудитории не было жарко, но сердце билось с перебоями.
От природы человек мягкий, Игорь Моисеевич терпеть не мог скандалов, не выносил хамства, не любил и, что хуже всего, плохо умел кричать и ругаться. Срывался, может быть, раз в год, когда окончательно сдавали нервы. После этого было ужасно стыдно. Он звонил, бормотал извинения. Хотелось "сквозь землю провалиться". Вот и сейчас, не мог он выгнать эту наглую паршивку, заявившуюся на экзамен в коротенькой юбочке и тонком, облегающем тело свитере.
Она ничего не знала, то есть совсем. Она давно и отчаянно надоела несчастному экзаменатору, приходила уже третий раз, но лекций не имела и книг не открывала. Сперва Грусьман еще на что-то надеялся, пытался спрашивать по методичке - ведь курсовую она сдала? Но быстро понял, что девчонка ее в глаза не видела. У нее были свои методы для решения любых вопросов, и она пользовалась только ими.
Вот и сейчас она нарочно ерзала на стуле, упругая грудь, не стесненная бельем, колыхалась под тонкой тканью, и Грусьман невольно переводил взгляд на острые точки, отчетливо пропечатанные на оранжевом фоне.
Человек в годах, обремененный семьей, флегматичный и совершенно не склонный заглядываться на посторонних девиц, он, тем не менее, отвлекался от темы, краснел и потел.
Летом она явилась к нему с голым животом. Джинсы, коротенькая майка в дырках и длинные коричневые ногти с таким рисунком, будто она только что копала землю, и к рукам пристали полусгнившие осенние листья. Тогда она не ответила ни на один вопрос, и Грусьман легко и даже весело отправил ее домой доучиваться. Но она пришла снова...
- Скажите мне откровенно, Коробейникова, вы готовились к экзамену?
- Да...
- Очень хорошо. Тогда давайте сделаем так: не будем формалистами. Скажите мне, на какой вопрос вы можете ответить, я поставлю вам тройку, и мы расстанемся до следующей сессии. Прошу вас.
- Ну, это, э...
- Смелее. Дерзайте, так сказать.
- Ну, про преобразователь этого...
- Какого? Голубушка, я очень занятой человек. Вот вам зачетка, и давайте договоримся: пока вы не выучите, не приходите. Я не буду грозить вам отчислением, вы и сами все понимаете.
Алена протянула руку за зачеткой, готовая расплакаться от обиды. Надо же! Стоило терять драгоценные денечки на эту муру! Она подняла глаза на преподавателя и внезапно встретилась с ним взглядом.
Закружилась голова... Все поплыло в густом, почему-то фиолетовом, тумане. Перезанималась, что ли, с непривычки? Стены аудитории выглядели теперь по-другому. Сначала Алена не могла понять, что не так. Но потом вдруг догадалась: она сидела лицом к окну, а сейчас окно было сзади, перед глазами оказалась дверь и ряды кресел со спинками-партами. Как кружится голова... До чего же жарко в пиджаке! В пиджаке?! И сердце снова ноет...
Уйдет ли когда-нибудь эта противная девчонка? Скорей бы домой, там сейчас прохладно. Окна на северную сторону. Когда заселялись, жена очень расстраивалась, а оказалось удачно. Зимой все равно топят, а сейчас хорошо...
Как сквозь вату, до Алены донесся голос преподавателя:
- Коробейникова, вам плохо?
- Нет. Простите, я, кажется, знаю этот билет.
- Да? Ну что же, попробуйте ответить.
- ... в процессе преобразования энергии должен соблюдаться закон... Похоже, зацепило. А Грусьман-то хорош! Как билеты раскинул - прямо профессиональный игрок. Любитель пулечку расписать? ...тепловая энергия возникает из-за потерь в проводниках... Причем тут жена? Нет у меня жены. И не жарко вовсе. ...процессы в электромеханических преобразователях... Неужели это я говорю?!
- Ну что ж, Коробейникова, очень рад за вас. Видите, не ленились, позанимались - и результат налицо. Ставлю вам отлично. Вообще-то на третьей пересдаче, тем более осенью, вы не могли на это рассчитывать, но, принимая во внимание колоссальный объем проделанной работы... ведь ничего не знали...
Еще раз поздравляю, желаю хорошенько отдохнуть, и до понедельника.
***Грусьман, усталый, но довольный жизнью, неторопливо шел домой. Наконец-то последняя лентяйка выучила предмет, он со спокойной совестью поставил ей пятерку и может до Нового Года не вспоминать об этом кошмаре. На сердце было легко, как никогда. Чтобы продлить прекрасное ощущение свободы, он решил пройти до автобусной остановки по скверу.
Единственное, что немного портило настроение, это небольшое "свербение" в носу. Видно, заразился от Коробейниковой.
В теплый день на детских площадках сквера резвилась малышня. Их мамы и бабушки устроились на лавочках в тени, оживленно беседуя. Вот совсем рядом две молодые женщины так увлеклись разговором, что не обращали внимания на годовалого младенца в коляске, стоящей рядом. Тот, к его чести, не хныкал. Воспользовавшись тем, что мама отвлеклась, он пробовал вылезти из коляски на асфальт.
... нет, не буду. Тут так высоко... страшно...
Грусьман поднял голову и посмотрел на стоящую рядом женщину.
... мама, мама... посмотри на меня... заплачу! ...где ты? ...что это красненькое упало с куста... попробую пожевать. Фу, тьфу! Бяка-а-а!
Боже, что с ним?
... мама, мне же мокро! Уа, уа...
Кажется, он сходит с ума. Надо быстрее домой идти. Грусьман еще раз взглянул на нерадивую мамашу.
... Тань, ты только представь - я новый бюстгальтер надела под ажурную блузу, а он уставился на меня, будто я нагишом гуляю...
Рыженькая Таня напротив зевнула. Ей было скучно слушать эротические фантазии подруги.
... Тоже мне, цаца. Подумаешь, ямочка на подбородке и глаза зеленые. Считает, что все мужики только на нее смотрят.
Игорь Моисеевич невольно начал застегивать пуговицы на пиджаке, чтобы никакой нахал не смотрел на его грудь. Опять! Какая грудь?! Он переработал, это точно.
Грусьман резко развернулся и быстрым шагом пошел к остановке.
Головная боль началась еще в автобусе. К концу пути он чувствовал себя совсем плохо. Очевидно, грипп.
Несмотря на свежий воздух и комфортную погоду, боль не проходила. Лезли в голову какие-то несвойственные ему мысли: то хотелось уехать к морю, подальше от осени, купаться, загорать, чтобы все девчонки обзавидовались; то - заработать много денег и купить себе шикарный мопед; то вообще жизнь казалась в тягость, и тянуло утопиться или повеситься. Потом он страшно захотел купить китайскую куклу в свадебном платье.
Тут Игорь Моисеевич испугался не на шутку - неужели в придачу к гриппу еще и нервы? Скорее к Лолочке. Только жена сможет его вылечить и успокоить.
Вот и дом. Слава Богу, лифт работает. Четвертый этаж. Позвонить или самому отпереть?
Дверь открылась - Лола услышала шаги мужа.
... Здравствуй, мне тебя так не хватало, - Грусьман физически почувствовал заботу и волнение жены. Какая она все-таки милая. Ничуть не изменилась за двадцать лет. Может, немного пополнела. Но это ей даже идет.
... Что с тобой, Игорек, заболел?
... Да нет, это - одна ленивая студентка, простуженная. Заразила, наверное.
...Тебе плохо? Может, вызвать врача?
... Уже все прошло, не беспокойся.
... Я на обед приготовила твою любимую жареную курицу с салатом по-гречески. И еще пирог с вишневым вареньем. Вот поешь, попьешь чайку, и пройдет твоя голова.
... Как чудесно, что ты все про меня знаешь и понимаешь.
... На то я тебе и жена.
- Лолочка, что ты молчишь? Случилось что-нибудь?
- Я не молчу, дорогой. Нам с тобой слова не нужны. Я же все вижу.
***Алена не шла, а летела. Через улицу, через сквер ее перенесло попутным ветром. Ветер звенел в проводах, шуршал пестрой листвой и будто шептал - нет - кричал: "Свобода!"
Возле подъезда сидела баба Глаша с первого этажа. Она зорко следила за всеми проходящими, не упуская ни одной детали - Штирлиц, да и только. Обычно старушки сидели кучкой, чтобы было веселее обсуждать жильцов, прохожих и жаловаться на свои болячки. Но в начале сентября еще не все вернулись с дач, и бабе Глаше приходилось самостоятельно поддерживать порядок во дворе.
У ее ног маленькая рыжая дворняжка с поджатым хвостом с сомнением обнюхивала сосиску. Она опасливо взглянула на подлетевшую Алену. Сосиска-то старая-престарая. Бабка и сама бы ее съела, да уже боится. А ей, скажите пожалуйста, что делать? Голод - не тетка, но ведь и живот заболеть может. Ну ее, пусть сама ест. Алена ощутила легкое сожаление, но, принюхавшись еще раз, поняла, что решила правильно.
Чудом полученная пятерка наполняла все ее существо такой радостью, что требовалось немедленно с кем-то поделиться, а то лопнешь. Вот только очень чешется хвост. Ну, ничего, чешется - значит, заживает.
Баба Глаша принялась разглядывать девушку в надежде увидеть что-нибудь, достойное осуждения. Но по случаю экзамена даже к юбке нельзя было придраться. Алена хотела побыстрее проскочить в подъезд, бабкин взгляд вызывал озноб - кому охота чувствовать себя микробом под микроскопом?
Но баба Глаша вдруг показалась ей очень одинокой. Просидит вот так до самого вечера. Стемнеет, засветятся окна, за которыми люди, целый день прожившие в разлуке, сядут ужинать, станут обмениваться впечатлениями, включат телевизор. А она встанет, кряхтя, со скамейки и поплетется в свою крохотную пустую квартирку, где ее никто не ждет. Даже кошка.
Неожиданно для самой себя Алена плюхнулась рядом и сказала:
- А я сегодня электротехнику сдала. На пятерку.
- Ах ты, моя умница! - обрадовалась баба Глаша. - Я всегда говорила, что ты у нас далеко пойдешь. Сурьезная, работящая, не то, что некоторые. Размалюются, штаны узкие наденут - вся задница наружу. Срамота одна!
- Я тоже глаза немножко крашу, - сказала Алена.
- Немножко-то можно, - тут же разрешила старуха. - Главное не то, что на голове, а то, что в голове.
- Ладно, баба Глаша. Я побегу, заниматься надо.
- Иди, иди. Порадуй мать отметочкой. А то она, сердешная, так убивалась! Боюсь, грит, выгонют ее из института за энту технику.
Кто бы мог подумать, что мама откровенничает с общественностью подъезда!
Телефон надрывался. Его было слышно даже на лестнице, но мама чистила картошку. При этом она всегда пускает воду, а сама поет. Она думает, что так ее меньше слышно, но на самом деле это мало помогает. Правда, если уйти в комнату и закрыть дверь, то получится тихо, и можно не обращать внимания.
Раньше Алена не замечала, а сейчас поняла, что песни всегда отражали мамино настроение. Она пела что-то унылое и тягучее - ждала результатов экзамена.
Наверное, она очень устала - устала не от дел, а от тревог. Телефон замолчал. Ну и пусть, кому надо - дозвонится.
***Похваставшись пятеркой, Алена бережно опустила зачетку на самое дно сумки. Рука наткнулась на незнакомый предмет. Что это может быть? Ну, точно! Прихватила со стола очки Грусьмана. Бедный Игорь Моисеевич! Он без очков номер собственной квартиры не разглядит. Придется нести ему домой - не зачеркнет же он незаслуженную пятерку.
Незаслуженную? Но тотчас Алена поняла, что на самом деле знает про устройство электромеханического преобразователя, знает и многое другое, чего и в лекциях-то не было. Впрочем, теперь какая разница? Надо отнести очки, а потом выбросить все из головы и собираться. Обзвонить ребят. Погода-то какая!
Адрес Игоря Моисеевича Алена выяснила в прошлом семестре, тогда и его имя узнала. Она никак не могла защитить лабораторную работу и даже таскалась к нему домой. Это рядом, две остановки, но лучше пробежаться пешком!
Грусьман жил на четвертом этаже "хрущевской" пятиэтажки. Алена открыла обшарпанную дверь. В подъезде пахло кошками и тухлой капустой. Девушка легко взбежала наверх и позвонила. Минут через пять послышались тяжелые шаги. Женщина, отворившая Алене, чем-то напоминала ту жену Грусьмана, которая рисовалась ей в воображении.
Синий халат с узором из крупных алых тюльпанов, закатанные по локоть рукава, в одной руке нож, в другой недочищенная картошка. Мама тоже всегда открывает так дверь. Дурацкая привычка! Почему бы не положить сначала все это?
- Вам кого? - спросила женщина, и Алена вдруг поняла, что она чем-то похожа на ту тетку в автобусе, что заразила ее насморком.
Неужели я тоже буду такой через двадцать лет? Ничего не хотеть, никуда не спешить... Вот так, в халате и тапочках, коротать свои дни в ожидании старости?
Женщина посмотрела Алене в глаза и весело улыбнулась. Девушке даже показалось, что она прочла ее мысли. Неожиданно из кухни появился Игорь Моисеевич. Вместо пижамы на нем были заляпанные клеем брюки и старая рубашка. Следом за ним на площадку выскочили двое мальчишек, один лет десяти, другой чуть постарше..
- Папа, ну давай клеить!
- Сначала надо вырезать все детали, сложить их согласно чертежу, а потом уж начнем собирать.
- Но, пап... это же долго.
- Давай мы с тобой будем клеить с кормы, а Коля нос.
- А химера?
- Подумаешь! Папа тебе поможет. Правда, папа?
- А ну, братцы, ступайте на кухню. В чем дело, Коробейникова?
И дома нет покоя от этой девчонки! Они с Лолой тоже были студентами, жили в общежитии. На третьем курсе уже поженились, но все равно, у них было полно друзей, походы, вечеринки. Еще Лола бегала на коньках, имела даже разряд. А он тренировался в баскетбольной команде. Потом родился Коля. Почему-то у него все время болел животик, и он кричал по ночам. Помнится, в зимнюю сессию они с Лолой не спали целую неделю, даже не ложились. Один качал мальчика, второй занимался. Потом менялись.
Когда приехала погостить мама Лолы, им оставалась одна математика. Это Игорь запомнил почему-то очень хорошо. На каникулах они собирались к однокурснице на дачу. Хотели нарядить елку в лесу, разжечь большущий костер и праздновать Татьянин день, раз уж встретить Новый Год не получилось.
Вместо этого они спали. Теща как-то договорилась с комендантшей, и ей разрешили ночевать на пустой койке. Она целыми днями катала Колю в коляске по улицам, у них это называлось "знакомиться с Москвой". Привозила сына только кормить. Лола просыпалась, давала мальчику грудь, и они снова засыпали. Даже ничего не ели тогда, только пили молоко, которое тоже покупала теща. Но занимались же, и не только в сессию! Разве не могла эта Коробейникова выучить предмет три месяца назад?! И себе бы жизнь не портила, и ему.
Игорь Моисеевич уже открыл было рот, чтобы высказать все это вслух, но жена дернула его за рукав.
- Не надо, Игоряша. Девочка и так все поняла.
- Вы извините, Игорь Моисеевич, я ваши очки нечаянно унесла.
- Да? Давайте-ка их сюда. Вы знаете, на дальнем озере сейчас такой клев начинается, пальчики оближешь! И опят в лесу полно. А ночью звезд столько, что в городе за всю жизнь не увидишь.
- Откуда вы знаете? Ну, в смысле, про озера? И вообще...
- Вы же изучили наконец принцип работы электромеханического преобразователя? Вот видите...
- Я, собственно, не выучила. Вернее, я все знаю... Как вам объяснить?! Просто что-то такое случилось ...
- Что-то случилось. Возможно, это инфекция. Какой-то новый вирус. У вас же насморк? И я, кажется, заразился. Лолочка, дай платок.
- Вы думаете?.. Что же теперь делать?
- Можно, конечно, пойти, так сказать, в народ. Например, посмотреть фильм в переполненном кинотеатре. Вариант с городским транспортом тоже неплох.
- Откуда вы...
- Но ведь всякая простуда проходит. Конечно, могут остаться осложнения...
- А вот вам хочется, чтобы эти осложнения остались навсегда?
- Не знаю. Пожалуй... Трудно сказать, что из этого выйдет. У каждого своя жизнь, свои беды.
- И радости тоже! У нас бабка перед подъездом...
- Да, да, конечно. И тем не менее, это рискованно.
- Я все-таки попробую!
- Желаю удачи. Честное слово, от всей души! Но вы знаете, мне кажется, можно ведь обойтись и без этого вируса ...
