Да-а-авно это было. Ещё в советское время, когда Приморские госпромхозы и лесхозы вели заготовку дикорастущего женьшеня на экспорт, и каждому штатному охотнику или леснику давался план-задание. Принимали в то время корни весом более десяти грамм (до 1976 года принимали корни весом от трех грамм) по цене от 80 копеек за грамм и промысловики обычно хорошо зарабатывали. И все старались выполнить план, потому что в случае невыполнения, на следующий год квоту урезали, а увеличивали тем, кто план перевыполнял. Но несколько лет подряд перевыполнять план было невозможно, и вскоре передовики становились отстающими, а отстающие выбивались в передовики. Затем всё опять менялось. Такая мудрая была советская система, которая постоянно меняла лидеров и постоянно стимулировала отстающих, не увеличивая общий объём заготовки и очень рационально используя таёжные ресурсы.
…Повезло мне в тот день несказанно, причём, дважды подряд. Сначала нашёл целую плантацию женьшеня. Выхожу на таёжную поляну и не верю своим глазам: вся поляна красная от женьшеневых ягод. Аж в глазах потемнело. Упал я на колени и долго-долго кому-то молился. Помню, что не Богу, помню, что не лесному духу, а вроде как ему – Царь-Корню.
Потом успокоился, сходил к ручью за водой, разжёг костерок, повесил котелок, а сам всё глаз не могу отвести от Красоты Великой. Напился чаю, развёл дымокур от мошки, выбрал самый большой женьшень с шестью листьями и стал копать. Отгрёб от стебля лесную подстилку, срезал его над землёй, положил в сторонке. Палочкой осторожно ковыряю дерновину, всё глубже и глубже. Вот показалась «почка», потом «голова», потом «шея», потом «тело». Как увидел, что «тело» диаметром с крупную морковину, так опять в глазах потемнело, руки затряслись: вот оно, Таёжное Сокровище, вот оно, Великое Промысловое Счастье. Но, увы. «Тело» оказалось наполовину сгнившим. Пропал Великий Корень в прошлый дождливый год, не дожил в целости до этого дня, когда я его нашёл. Сколько он весил бы на самом деле – трудно сказать, но, судя по всему, не менее двухсот грамм. Выкопал несколько корней поменьше (и это удача редкая!) и засобирался в обратный путь: в отдалении загромыхал гром, надо было уходить на ночь в зимовьё. Ночевать без палатки у костра очень не хотелось – в тот год было очень много мошки даже в августе. Да и место своё надо было определить, а то не очень было понятно где нахожусь: как бы не заблудиться.
Стал спускаться по ручью и увидел торную зверовую тропу, чуть дальше – ещё. Несколько набитых зверовых троп со свежими следами пересекали ручей. Что это значит? Неужели солонец где-то поблизости? Прошёл немного по одной тропе – она стала исчезать, вернулся и пошёл по ней в другую сторону. Тропа становилась шире, глубже врезалась в лесную подстилку, к ней примыкали другие тропы. И вот ещё одна поляна-мечта, выбитая копытами пятнистых оленей, кабанов, изюбрей, косуль. Посреди её довольно широкая и глубокая яма – солонец.
Походил вокруг, поразглядывал следы – каких только нет! – вся живность в округе ходит на этот солонец. Внимательно оглядел близстоящие деревья: нет, никто из охотников сидьбу не сделал. Неужели никто таким богатым солонцом не пользовался? Скорее всего – нет. Раз женьшень никто не нашёл, значит и солонец ничей.
Интересно, а почему так популярны у зверей солонцы? Ведь живут же и без солонцов в других местах. Или всё равно едят простую глину или ил, грызут мягкие камни, пьют какую-нибудь болотную воду? Ведь даже многие людские племена употребляют в пищу как добавку и речной ил, и глину.
Кстати, в науке есть термины: литофагия – с греческого, – камнеедение и геофагия – землеедение. Эти термины появились после того, как в 1920–1922 годах во время великого голода в Поволжье и Прикамье, люди стали есть землю, а какая-то особая вкусная глина продавалась по цене до сорока тысяч рублей за пуд. Но и в обычное время, землеедение довольно широко распространено. Так, индейцы племени отомаков в Венесуэле, во время разлива реки Ориноко в течение двух-трёх месяцев питаются в основном иловатой глиной, которую поджаривают на огне. На Гвинейском берегу африканцы постоянно употребляют в пищу жёлтую глину. На Антильских островах едят красноватый вулканический туф. Подобное землеедение обычно в Персии, на острове Ява, в Новой Каледонии, в Индии, Боливии. В городе Ахмедобаде обычной была в продаже съедобная земля. Её употребляли в основном женщины до двух стаканов в день. Землю нагревали с рисовой шелухой в железных сосудах, пока она не почернеет. Якуты, особенно на реке Кемпендяй, тоже употребляли светло-жёлтую мягкую массу, которую называли «тас-хаяк» – каменное масло. В окрестностях города Охотск тунгусы эту массу разводили в оленьем молоке и употребляли как «земляную сметану». Папуасы на берегах залива Гумбольдта так же питались землёй…
Этот солонец глинистый. А какая на вкус эта глина? Поставил карабин в куст, спустился в яму и стал её подробно осматривать. Слой глины почти два метра. Глина жёлто-коричневая. Ножом срезаю слой прямо в вылизанной до блеска нише – а вдруг в слюне изюбрей какие-нибудь паразиты? – и кончиком лезвия выковыриваю себе кусочек из глубины. Положил в рот… Удивительно приятный вкус! Кисловато-содовый. Словно высушили нарзан и получился коричневый порошок с таким же вкусом. Или высушенный чай с лимоном. Такую бы глину и я с удовольствием ел!
На стене обрыва появилась чья-то тень… Поднимаю голову… Тигр! Огромный белый тигр сидит на краю ямы и с любопытством на меня смотрит!..
Ноги мои подкосились и я сел прямо в грязную лужу на дне, привалившись спиной к стене ямы…
Состояние сразу стало плохим. Кровь вдруг застыла и заледенела, дышать тяжело, руки трясутся, тошнит…
А тигр с великим любопытством приглядывается ко мне, внимательно так и подробно разглядывает и ноги, и дрожащие руки, пристально вглядывается в глаза, принюхивается: что, человеческое ничтожество, страшно?
Мысли лихорадочно скачут: то о карабине, который стоит совсем близко и до которого можно дотянуться, если встать и высунуться из ямы. Но это ж надо встать! Но это ж надо высунуться! В каких то четырёх метрах от тигриных лап!
То о тигре. Почему он почти весь белый? Никто не поверит, что по тайге ходит белый тигр. Это в зоопарках альбиносы живут, а в природе они погибают и по причине слабого здоровья и по причине голода: им невозможно успешно подкрадываться к своей жертве. Даже ночью белое хорошо видно.
Тигр сидит спокойно, так же снова и снова с любопытством разглядывая всего меня, словно изучая и запоминая обувь, штаны, куртку, лицо: как они выглядят, как сделаны, из чего сделаны. Успокаиваюсь и я: хотел бы напасть – давно бы спрыгнул в яму и придавил бы как зайчонка.
– Что делать – что делать? Что делать – что делать? – непроизвольно вырвалось скороговоркой.
Тигр раскрыл розовую пасть, наклонил набок полосатую башку, навострил уши, вслушиваясь в человеческое бормотание. И это его котёночное любопытство вдруг выплеснуло громко закричавшую и смелую человеческую злость: «Ах ты, каналья! Ах ты, мерзавец! Ах ты, негодяй! Из-за тебя в лужу сел!»
Тигр оторопело подался назад и руки вдруг сами зачерпнули грязь и швырнули в недоумённую тигриную морду: «Пошёл вон!» «А-а-а!» – под яростный крик полетели в белую тигриную грудь грязные шлепки.
Тигр сконфуженно пригнулся и… шагнул в сторону, превратившись вдруг в совершенно рыжего (!) зверя. Но рассматривать и удивляться было некогда, ноги мои подпрыгнули, рука дотянулась до карабина, схватила, потянула, другая рука перехватила за цевьё, сняла с предохранителя, тело резко развернулось к тигру, но того… не было!
В растерянности выглядываю из ямы и озираю пустую поляну… Ни-ко-го!
Выбираюсь из ямы и с изумлением разглядываю ясные отпечатки тигриных лап поверх отпечатков своих собственных сапог, которые оставил перед тем, как спуститься в яму. Перевожу взгляд на поляну… Пусто! Где тигр? Куда он исчез за две секунды? Чу-де-са!
Растерянно топчусь на месте и чувствую, что жидкая грязь стекает по задней части штанин прямо в сапоги. Проклятье!
Наклоняюсь, вытягиваю штанины из сапог, вынимаю нож, лезвием соскребаю грязь со штанин и боковым зрением улавливаю лёгкое шевеление травы в стороне. Резко поворачиваю лицо и успеваю увидеть как за кустами медленно, словно уползающий полосатый удав, исчезает тигриный хвост… Потом дальше медленно отклонилась и вернулась на место веточка и… всё! Из густых зарослей ни шороха, ни треска.
Недоумённо гляжу на измазанный в грязи нож, грязный карабин, грязные руки, грязные сапоги, грязные штаны и словно взрываюсь хохотом.
– Ох-хо-хо-хо-хо-хо-хошеньки-и-и!..
Счастливый день!
