Капли дождя
Слова, перерастающие в крики.
Уходят люди, лица или лики?
И дует ветер, ветер октября,
И фонари ненужные горят.
Листва срывается со слабым хрустом,
И на ветвях неизмеримо пусто.
* * *
Во мне нет музыки, нет света,
Нет правды – только боль и грусть,
Стихи последнего поэта,
Заученные наизусть.
Ты не простишь мне этих писем
И этих строк мне не простишь.
Я слышу: облетают листья
С деревьев и покатых крыш.
Ты – музыка аллей продрогших,
Затерянных в пустом саду,
В чужом, невозвратимом прошлом...
Забудь. Я больше не приду.
Вторая книга
Здесь и удаль, и ширь - не спрячешься.
Тёмной ночью меня укрой.
Что ты нежишься, что дурачишься?
Всё равно ты ещё наплачешься
И намучаешься со мной.
* * *
Бесполезное дело брошено,
Мировое пространство сужено.
Я иду по траве нескошенной
Щебетанием птиц разбуженный.
Здесь искала душа смиренная
Муравьиной тропы обычаи,
А увидела всю Вселенную
В первозданном её величии.
* * *
Переменчива погода:
Глушь да грязь.
Осень входит в храм природы
Не крестясь.
Предстоящий путь опасен,
Час пробил...
Неужели шум прекрасен
Птичьих крыл?
* * *
Есть механические ноты:
Колосьев срезана стена
И сразу после обмолота
Звучит симфония зерна.
Решенье принято поспешно:
Едва опомнились поля,
Как пустотою безутешной
Была оплакана земля.
Продолженье земли
Тяжело мне. На пахнущей гнилью
Чёрной тропке в саду – тяжело.
Разве сила моя – не бессилье?
Я, увидевший птиц эскадрильи,
Сам ещё становлюсь на крыло.
Высота в облаченьи пасхальном,
Вечер тих, и закат – не закат.
Почему так легко и печально,
Словно сны по дороге хрустальной,
Ручейки и бегут, и звенят.
И теперь возвращаются краски
К изначальной палитре простой.
Мир тепло сохраняет с опаской,
Так подсолнух без всякой подсказки
Сам за солнцем следит головой.
* * *
Какая музыка плечей,
Какие бусинки сюжета…
Теперь окончен праздник этот
И нужно провожать гостей.
Четыре года хлеб ржаной
Небесной манне был подобен.
Печаль серебряной звездой
Горит на чёрном небосводе.
Покой мне будет только сниться,
Покуда мой последний стих
На сдержанных устах твоих
Сухой молитвой шевелится.
***
Слово каплей казалось, но в нём мне
Целый мир открывался живой.
И тащил, как мешок неподъёмный,
И волок я его за собой.
Мучил лиру, и выгнул в дугу я,
И сломал, и оставил её,
Чтобы эту тоску мировую
Переплавить в призванье моё.
Красок взял я, каких захотела
Птица, что прилетала ко мне.
И ожившая песня звенела
На залитом дождём полотне
Донецкие строфы
Здесь боль и смерть моя смолистая
И продолжение пути.
Мне не укрыться, мне не выстоять
И не осмелиться идти.
И столько птиц канатоходцами
Смотрели с высоты, когда
Лилась, спасённая колодцами,
Во фляги выживших вода.
И были все тогда уверены,
Что как бы ни были сильны,
Вы отдадите нам со временем
Пространство, взятое взаймы.
* * *
Мне двадцать восемь, у меня в запасе
Ещё лет сорок и никак не меньше.
А ты мне говоришь, что путь опасен
И я напрасно не целую женщин.
А я смотрю в их каменные лица
И среди мёртвых слов ищу живое.
Мои элементарные частицы
Всего лишь буквы – и ничто другое.
И те слова, что тяжелы, как камень,
Та рифма, что никак мне не даётся,
И кажется, что взял её руками,
Но ничего в руках не остаётся.
***
В моём саду листва вчерашняя
Позавчерашнею тоской
Ещё больна, как настоящею,
Неотменённою тобой.
И удивляюсь сам, как в детстве, я
Тому, что мир уже не тот.
И лишь в саду несоответствие,
Несовпадение живёт.
Не проживёшь с любовью Митиной,
Моя любовь не так горька:
Мне нужно выспаться и вытянуть
Тоску, как спицу из клубка.
Под страхом жизни
За приметами старого быта, такими, как
Молоко в пирамидке (картонный четырехгранник),
Уезжаю в провинцию: глушь, духота, тоска
Раскаленная, как алюминиевый подстаканник.
Но и здесь живут люди, и вечный офлайн ничто
По сравнению с этим страданием и укором,
Но врывается в жизнь, как склоняемое «пальто»,
«Непоганый фильмец» и бумажный стакан с попкорном.
И, когда засыпаю, ночных электричек гул –
Вездесущему мату подспорье и дополненье.
Нестоличное время, в тебя, как в пожар, шагну,
Чтобы вынести слово живым, невредимым, цельным.
* * *
Следи за собой, будь осторожен…
В. Цой
У деревьев свое ощущенье времен, и близки им
Ожиданье дождя, сила ветра, дорожная пыль.
Воздух после грозы, как дыхание новой России,
У которой всегда две дороги в один монастырь.
Это слово само появилось и точками Брайля
Проступило, когда от меня отошла темнота.
И встречал я тебя легким привкусом вечного мая,
Лепестками черемух целуя родные уста.
А потом я уснул, как под лед провалился, но сон мне
Не принес облегченья, и я не боролся за жизнь.
Я теперь параноик, и возглас священника «Вонмем»
Для меня означает: следи за собой, берегись.
* * *
Я хожу оборванцем, и с Щорса сворачивать
В переулок Орешкова мне как-то совестно.
Собираются осенью дни укорачивать
Или солнце над городом выключат полностью?
Настоящего времени тучи налитые
Ветер тихо уносит, и прошлого нет уже.
Черно-белого фото пространство закрытое,
Будь такою, как есть, обойдемся без ретуши.
.
* * *
Памяти Д. С.
Ситцевым временем не дорожи, изгой.
Междоусобица, осень, трамвай в отстой.
– Ну-ка, построились в очередь, – рев и рык.
Ради забавы Адаму размять язык.
В нерукописное время, в туман людской,
На «единице» от площади до Складской.
Все тебе впору, бессмертие, все как раз!
Выключи прошлое: кухня, угарный газ.
Иван Волосюк родился в 1983 году в семье шахтера в г. Дзержинске Донецкой области, Украина. Выпускник русского отделения филологического факультета Донецкого национального университета. Публиковался в журналах России, Украины, Молдовы, Белоруссии, Казахстана, Германии, Финляндии, Ирландии, США.
Автор 6 сборников стихов. Участник 12 Форума молодых писателей России и зарубежья (Липки, 2012). Живет в Донецке, работает в газете «Комсомольская правда. Донецкий выпуск».
