Дядя Пиня против тети Рейзы (к годовщине окончания русско-японской войны)0

109 лет назад, 5 сентября 1905 года, в американском городе Портсмут был подписан мирный договор между Россией и Японией, положивший конец войне за сферы влияния в Китае и Корее. Эта война стала своеобразным экзаменом не только для царской России, оказавшейся колоссом на глиняных ногах, но и для русского еврейства. На японский фронт были мобилизованы около 30 тысяч солдат-евреев, помимо медицинского персонала – на тот момент, возможно, самое большое число евреев в одной армии со времен восстания Бар-Кохбы. Тысячи из них сложили свои головы на защите Порт-Артура и в боях на сопках Маньчжурии, а тысячи других оказались в японском плену. Эти события всколыхнули "черту оседлости", вызвав жаркие дискуссии вокруг проблемы "еврейского патриотизма" при режиме, который с одной стороны требовал безоглядной преданности, с другой же не признавал самых элементарных прав своих еврейских подданных. Будущий национальный герой Страны Израиля Иосиф Трумпельдор, потерявший руку при обороне Порт-Артура и попавший в плен, выразил эти настроения в проникновенном письме царю Николаю II, которое так и осталось неотправленным: Радостно, вместе с другими товарищами, защищали мы крепость Артур. Безропотно проливали мы свою кровь на твердынях ея и безропотно же умирали на них наши незабвенные братья. Мы знали, что этих жизней и этой крови требует от нас наш долг перед обожаемым Монархом и дорогим Отечеством. И если бы всем нам нужно бы было лечь костьми, защищая Артур, мы, не задумываясь, сделали бы это. К тому же мы знали, что из России смотрят на нас пять миллионов евреев, которые вместе с нами переживают душою все лишения, которые всеми силами ободряют нас и надеются, что мы честно исполним свой долг. Мы знали, что они не пользуются в России правами. […] Умирая, наши товарищи завещали нам умолять Ваше Императорское Величество о даровании прав евреям в России. Наши ноющие раны дают нам смелость присоединиться к мольбам незабвенных товарищей. Зная великую милость Вашего Императорского Величества, мы давно искали момента к Вашим собственным стопам пасть с мольбою о даровании прав всем русским евреям, равных тем, которыми пользуются другие народы, живущие в России. Не у всех, однако, эта война вызывала желание, пусть даже на словах, "припасть к стопам". Несколько недель спустя после подписания Портсмутского договора в Варшаве вышла в свет тоненькая, всего на 12 страниц, брошюра на идише под названием "Дядя Пиня и тетя Рейза". Автор брошюры, популярный еврейский писатель Шолом-Алейхем, обратился к читателю в свойственной ему ироничной манере: Расскажу-ка я вам одну историю про своего собственного дядю и свою собственную тетю. То есть моя тут только лишь тетя, а не дядя; но когда тетя – тетя, то тогда уж и дядя – дядя. Далее следовало забавное описание этой пары, начиная с тети: Высокая, здоровая, лицо жирное, руки грубые, ногти черные, голос как у мужика, сердце татарское, ленивая, не столько плохая, сколько обиженная на весь свет… Вот такая была моя тетя Рейза… Она любила выпить, причем часто, причем простой водки и причем из чайного стакана. Дядя же был ее полной противоположностью: Маленький, черненький, обаятельный, проворный, живой, с маленькими любопытными глазками, маленькими бочкообразными ножками. Спирт, огонь, прожженный хитрец. Вот этот маленький дядюшка имел голову – железную, руки – золотые, а рот – пламенный. Кстати, у Шолом-Алейхема действительно был дядя по имени Пинхас, Пиня. Но история эта, написанная на фоне неожиданного поражения огромной России в войне против маленького островного государства, вовсе не о нем. Дядя Пиня из этой истории смертельно боялся тетю Рейзу, от которой время от времени получал звонкую пощечину. Однажды к ним в гости приехал дядин друг Янкл-Дувидл – "большой предприниматель, новоиспеченный богач, известный благодетель, к тому же редкостный умник, наглый юнец и, да простит он меня, упертый донельзя "шейгец" – хоть глаз вынь!" – и заставил дядю положить конец этой позорной ситуации. Подзуживаемый Янкл-Дувидлом, дядя Пиня устроил настоящее восстание против своей супруги: "он набрался смелости, налился гневом, набросился на нее и давай месить ее, толкать и бить со всех сторон." Тетя побежала жаловаться другу семьи Янкл-Дувидлу, а тот шепчет себе под нос: "Браво, Пиня, браво!" В конце концов наступило перемирие, и стороны подписали (не)шуточное соглашение, один из параграфов которого гласил, что дядя должен позаботиться о том, чтобы тетя немного освоила грамоту, начала иногда заглядывать в "Пятикнижие" и прочие умные книги на разговорном языке и вообще – научилась уважать других и уживаться с людьми. Брошюрка, о которой идет речь, поначалу не вызвала подозрений у варшавского цензора, однако короткое время спустя попала в черный список и ее распространение в России было запрещено. Цензура с опозданием сообразила, что вся эта семейная драма не что иное, как едкая сатира на русско-японскую войну. Примечательно, что шолом-алейхемовская сатира своей образностью вполне вписывалась в сатирический диалог, который вели между собой японцы и русские во время той войны. На японских открытках и плакатах Россия представлялась в виде огромного нелепого казака, жестокого и глупого, напротив маленького юркого японского солдата, сообразительного и элегантного. Та же самая разница в размерах освещалась русскими с другой перспективы: на многочисленных лубочных картинках, которыми тогда наводнили страну, мощный русский казак или солдат одним ударом валил множество жукообразных маленьких японцев или отрубал им носы, которые они сунули не в свое дело. На этом фоне шолом-алейхемовская версия отношений между двумя странами выглядит весьма оригинально. Под именем Рейзы читатель с легкостью угадывал Россию, под именем Пини – Японию, а под именем Янкл-Дувидла – родину "янки", которые очень любят свою патриотическую песню Yankee Doodle. Автор выражал открытую симпатию дяде Пине и не менее открытое неуважение тете Рейзе, за что удостоился пристального внимания полиции. Короткое время спустя он вообще покинул Россию – после того, как той же осенью 1905 г. оказался свидетелем погрома в Киеве. Критическая позиция Шолом-Алейхема нашла свое выражение и в других его произведениях того периода, как, например, в коротком фельетоне "Новорожденная". И здесь писатель не отказал себе в удовольствии побаловаться именами и прозвищами. Героиня фельетона – это незамужняя девушка по имени Расл, у которой неожиданно обнаружилась беременность солидного срока. У Расл две тетушки – Анзи и Франзи. При помощи повитухи Ривы-Лейцы Расл рожает девочку по имени К… Этот фельетон был сначала опубликован в ивритской версии ("Расл") в мае 1905 г. в виленской газете "га-Зман", и только более полугода спустя, в декабре 1905 г., на идише в варшавской газете "Дер вег". В редакционной преамбуле к варшавской версии был дан шутливый комментарий ко всем именам: Этот фельетон был выслан три месяца назад, однако цензору показалось, что Расл – это якобы Россия, Анзи и Франзи – якобы Англия и Франция, Рива-Лейца – якобы "революция", а новорожденная (К…) – якобы "конституция", и т.д. Поэтому мы не могли опубликовать его до сегодняшнего дня. Огромный русский солдат наделал лужу в Порт-Артуре на глазах у маленького японского офицера (японская открытка, 1905, личный архив Трумпельдора в Институте Пинхаса Лавона в Тель-Авиве) Как известно, вслед за поражением России в войне, тяжелыми экономическими проблемами и революционными волнениями в стране Николай II издал 17 октября 1905 г. Манифест об усовершенствовании государственного порядка. Помимо учреждения парламента, манифест обещал расширение государственных свобод и давал евреям надежду на долгожданную эмансипацию. Реакция населения, однако, привела к совершенно противоположному эффекту, особенно на юге страны, где уже в первые недели после издания манифеста были убиты и ранены тысячи евреев. Страну захлестнула волна погромов, которые исчислялись сотнями, продолжившись и в следующем 1906 г. Один из таких погромов наблюдал Шолом-Алейхем в октябре 1905 г. в центре Киева. Неудивительно, что тогда он решил покинуть Россию. 23 ноября 1905 г. он писал своему знакомому Морису Фишбергу в Нью-Йорк: Я могу тебе только в частном порядке передать свое мнение, поскольку выразить его публично все еще небезопасно для меня… Итак, история такова: Фоне нужны деньги больше чем ощипанным евреям. Он в долгах – волосы не его. Вот-вот. Он должен заплатить дяде Пине и дяде Менделю, и т.п. и т.п. и т.п. – а у него ни пенни! Сейчас устраиваются разные аферы, чтобы вытянуть у Европы и Америки немного наличных, но как видно (и так оно и должно быть) мир не двинется с места, пока он не даст всего, что обещал 17-го октября. Итак, к героям "семейной драмы" добавилось еще два действующих лица – Фоня и Мендель. Кто они? Под именем "Фоня" евреи Восточной Европы со времен хмельнитчины фамильярно имели в виду как русского царя, так и всех его православных подданных, тех самых иванов-"явоним" (греки на ашкеназском иврите), у которых, как известно из поговорки на идише, одинаковые "поним" (лица). Под "Менделем" же подразумевался известный берлинский банкир Франц Мендельсон-Бартольди, один из крещеных потомков Мозеса Мендельсона. В продолжение письма Шолом-Алейхем заклинает своего адресата предостеречь через прессу богатых евреев Запада ни в коем случае не оказывать помощи царскому режиму, отчаянно нуждавшемуся в денежных вливаниях: "Если объявится сейчас еврей-миллионер с ссудой – то он без ножа зарежет 6 миллионов евреев (помимо ста миллионов христиан) и кровь его за это на голове его!" Шолом-Алейхем имел в виду, что получение Россией серьезного займа приведет к ослаблению международного давления, усилению правящего режима и, как результат, к отмене обещанной конституции и дальнейшему нарушению прав евреев. Если в сатире о дяде Пине и тете Рейзе явно звучат примиренческие нотки и призыв к миру в "семье", то приведенное выше письмо отражает бескомпромиссную позицию, напрямую увязывающую улучшение положения евреев в России с ослаблением существовавшего там режима. По мнению некоторых историков, именно такой была и позиция известного американского финансиста Джейкоба Шифа, предоставившего тогда военный займ Японии и одновременно блокировавшего доступ России к международным финансовым рынкам. Такой подход он "завещал" и своим наследникам – пока Россия не изменит своего отношения к евреям. В апреле 1904 г, почти сразу после начала русско-японской войны, он писал коллеге из банковского дома Ротшильдов в Париже: Я полагаю, что наших несчастных единоверцев, что под властью царя, еще ждут тяжелые времена. Остается только надеяться, ради них и ради России в целом, что результаты конфликта между Россией и Японией приведут к такому перевороту в российской государственной системе, что в конце концов там победят те элементы, которые стремятся к установлению в России конституционного строя. Но пока не наступит этот день, а он просто обязан наступить, я боюсь, что будет сложно найти действенное решение еврейского вопроса в России. К сожалению, Шиф оказался прав в своих прогнозах насчет будущего русских евреев и, как свойственно многим его современникам, наивен во всем, что касается "конституционных элементов" в России. Во время мирных переговоров в Портсмуте Шиф встретился с бывшим министром финансов России Сергеем Витте, считавшимся "западником", и обсудил с ним намечавшиеся в России реформы. По возвращении домой Витте инициировал манифест от 17 октября 1905 г. Сразу же после этого он был назначен председателем Совета министров, в качестве какового и вел переговоры с Ротшильдами и другими о предоставлении займа, который "спасет Россию". Витте удалось договориться с крупным английским банком "Барингс", который взялся за распространение российских облигаций. В начале 1906 г. у "Барингса" возникли серьезные проблемы, и был создан специальный синдикат для спасения ситуации. Сам Шиф напрямую в этом синдикате не участвовал, но и не воспрепятствовал его деятельности в США. Несмотря на массовые погромы, Шиф изменил свою политику в отношении России, с целью поддержки курса Витте. Такой линии придерживалась правящая тогда республиканская партия во главе с Теодором Рузвельтом, в которой Шиф был активным членом. В июле 1906 г. почувствовавший себя увереннее Николай II разогнал первый российский парламент, продержавшийся всего около полутора месяцев. Витте был отстранен от должности и больше не вернулся в политику. Погромы продолжались, власти предпочитали не вмешиваться. Притихли и американцы: в конце концов, несколько тысяч убитых евреев – это внутреннее дело чужой страны. Президент Рузвельт – "шейгец" Янкл-Дувидл по Шолом-Алейхему – посчитал, что США не могут постоянно выполнять роль полицейского для спасения тех или иных нацменьшинств, и отказался публично осудить Россию. Так оправдались наихудшие опасения Шолом-Алейхема: полученный Россией займ уничтожил те робкие надежды, которыми тешили себя евреи после русско-японской войны. Дяде Пине так и не удалось научить тетю Рейзу уважать других и уживаться с людьми. Напечатано в «Заметках по еврейской истории» #9(178)сентябрь2014 berkovich-zametki.com/Zheitk0.php?srce=178 Адрес оригинальной публикации — berkovich-zametki.com/2014/Zametki/Nomer9/Kotlerman1.php