Шаги времени0

Глава XIII Путешествие по Италии (продолжение. Предыдущие главы см. в №8/2014 и предыдущие) Флоренция М.В. Олсуфьева, из старинного русского княжеского рода, эмигрировала с семьей из Москвы в 1917 г. в семнадцатилетнем возрасте. Впрочем, родилась она во Флоренции, где у ее матери была своя доверенная акушерка. Мария Васильевна всю жизнь прожила в Италии, где получила прекрасное образование, великолепно говорила и писала по-итальянски, вышла замуж за швейцарского итальянца Марко Микаеллеса (Marcho Michaelles), с которым у них было четверо детей — и в 1956 г. во Флоренции стала Старостой Русской православной церкви св. Николая. С 1957 года начинается деятельность Олсуфьевой как переводчицы с русского на итальянский. Она перевела около полусотни книг русских авторов, таких, как Белый, Платонов, Пильняк, Пастернак, Шкловский, Мандельштам, Булгаков. Мария Васильевна была в активной переписке и дружила с Сахаровым и Еленой Боннер, ее русские друзья многочисленны – кроме Боннер и Сахарова, В. Шкловский, Е.С. Булгакова, Н Берберова, Б. Окуджава и многие другие. А незадолго до нашего приезда в ее переводе на итальянский вышел Архипелаг Солженицына. Узнав об итальянском переводе не известной ему переводчицы, Солженицын потребовал от Итальянской Академии оценку русского эксперта о точности, адекватности и качестве перевода. В апреле 1974 было сделано заключение экспертов: «...Перевод госпожи М. Олсуфьевой ... полностью соответствует оригиналу и передает не только буквальный смысл, но и дух автора. ...Настоящая заслуга переводчицы то, что исконно русские выражения нашли хорошие эквиваленты среди итальянских фразеологических идиомов. И не только выражения, но и технические термины. ...Книга легко читается. Поэтому считаю, что она может издаваться по-итальянски с полным успехом, в том числе с точки зрения перевода». Подписано: профессор Этторе Ло Гатто. Ло Гатто — крупнейший славист, русист, автор учебников по истории русской литературы, книги «Русские в Италии», по сей день не утратившей своей актуальности. Солженицын, получив высший отзыв, дал разрешение на перевод. После появления Архипелага в книжных магазинах Италии, Мария Васильевна Олсуфьева стала в Советском Союзе персоной non grata, хотя до этого бывала там несколько раз. М. Олсуфьева и Е. Боннер во Флоренции И эта замечательная женщина стала нашей гостеприимной хозяйкой в церкви св. Николая на тенистой улице Леона X. Как всегда, мы экономили на бензине, и после блужданий по Флоренции, уже с почти пустым баком, подъехали к зданию церкви, въехали во двор и машина заглохла. Нас встретил приветливый пожилой человек и представился по-английски: Мистер Филиппс. Машина на последнем дыхании миновала ограду и въехала во двор Его роль была не совсем ясной – он, очевидно, снимал квартиру при церкви и в то же время был управителем всей ее территории и сотрудником Олсуфьевой. Мы рассказали о приключении с бензином, но Мистер Филиппс успокоил нас: у него есть маленький запас бензина, и мы сможем доехать до заправочной станции. Куда же нас принесло? Оглянувшись, мы нашли себя в чудном саду, сидящими с мистером Филиппсом за белым круглым дачным столиком на фоне очаровательной церкви. С мистером Филиппсом Tum3 Нам предстояло жить в самой церкви в квартире священника, который приезжал на службу раз в месяц. Квартира располагалась на трех этажах – спальня наверху, кухня под ней и кабинет внизу. Оттуда можно было войти внутрь, прямо на площадку алтаря. В первый же день я вышел на эту площадку и решил спеть всю русскую программу Мадригала. Церковь была пуста, а акустика, как в пещерах Армении: мой голос звучал, как хор. Под сводами церкви впервые в ее истории разносилась русская церковная музыка VI-XII вв. Каждый этаж квартиры представлял собой небольшую, но вполне комфортабельную комнату. В кухонном холодильнике мы нашли запасы, необходимые для всего - завтрака, чая, и даже легкого обеда, все это – трогательные заботы мистера Филиппса и, конечно, Марии Васильевны. Через ее гостеприимство прошло более трехсот семей эмигрантов из Советского Союза, таких, как мы. Большинство из них были евреи. В церкви мы познакомились с постоянной прихожанкой и близким другом М.В. доктором Ниной Харкевич, маленькой, круглой, как шарик, женщиной, весьма престарелой, но, тем не менее, продолжавшей свою врачебную практику. Разговоры с ней были захватывающе интересными. Очень литературный человек, она публиковала свои стихи и прозу в эмигрантских газетах и журналах, знала всех литераторов русского зарубежья. Oднажды, уезжая из церкви, Нина призналась, что не знает ни одного дорожного знака и сигнала. ''Как же вы водите машину?'' – спросили мы. ''Смотрите. '' И мы наблюдали, как за оградой она подъехала к перекрестку со светофором. На нем был красный свет. Нина перекрестилась и… поехала на него. Такой была Нина Харкевич: перекрестилась и поехала. В 1991 г. мы побывали во Флоренции второй раз. Нас встретил такой же огромный город, как и в 74-м, но с другим воздухом, полным выхлопных газов неимоверно выросшего движения автомобилей и грузовиков. А в то время, о котором я пишу, он был таким же большим, но по нему можно было ходить и дышать свободно. И мы исходили всю Флоренцию, побывали в интереснейших музеях, конечно, в галерее Уффици (Uffizi) и видели древнюю архитектуру города. Каких только встреч не бывает, когда ходишь по городу. Так мы встретили совершенно незнакомых людей из Израиля на Соборной площади Флоренции. Мы пересекали площадь и прошли мимо пожилой пары, которая двигалась в противоположном направлении. По совершенно загадочной причине и они, и мы обернулись в одно и то же время и пошли навстречу друг другу. Мы познакомились и разговорились по-русски. В Тель-Авиве у них были друзья, оказавшиеся родственниками Аллы. Ее тетя Эся, сестра дяди Сади, эмигрировала в Палестину в начале века, и они не виделись 50 лет. Уже после нашей эмиграции Садя поехал в гости в Израиль и произошла встреча сестры и брата спустя более полувека. Однажды Мария Васильевна пригласила нас на спектакль Борис Годунов Мусоргского в исполнении Софийской народной оперы с знаменитым басом Николаем Гяуровым, работавшим в то время в Софии и Ла Скала. Это был дневной спектакль, и мы сидели в полупустом зале. Опера шла по-русски, произношение прекрасное, с очень незаметным болгарским акцентом, понятно было каждое слово. И я подумал, что среди публики только мы понимаем это каждое слово. После театра М.В. пригласила нас на чай в свой старинный дом. За время наших флорентинских каникул мы стали друзьями. С М.В. Олсуфьевой у ее дома во Флоренции Перед отъездом М.В. предложила сделать запись в гостевой книге о днях, проведенных во Флоренции, и я написал о нашей бесконечной благодарности ей, церкви и мистеру Филиппсу за чудо этой недели. Дружба С Марией Васильевной, которая и до сегодняшнего дня ассоциируется для нас с Флоренцией, не кончилась с нашим отъездом. В 1976 году она была гостьей в нашем доме уже в Канаде, в Торонто. Незадолго до этого издательство, опубликовавшее перевод Архипелага на итальянский, получило премию за 'лучшую книгу года, 1974.' Премия присуждалась 16 мая 1975 г. в Театро Сан Карло в Неаполе, и на процедуре присутствовал Солженицын, в то время уже Нобелевский лауреат, и Мария Васильевна. Она рассказала собравшимся о содержании другого романа Солженицына, запланированного ею для перевода, — Бодался теленок с дубом. М.В. Олсуфьева осталась нашим другом навсегда. Она умерла в 1988 г. во Флоренции, где прожила фактически всю жизнь, оставив после себя большое и важное литературное наследие. Ее жизнь и деятельность мало известны в истории русской культуры и нетерпеливо ждут своего биографа. *** Венеция и Падуя Мы всегда мечтали попасть в Венецию, но при обсуждении путешествия это постоянно упиралось в проблему, где остановиться. Однажды в гостях у Билла Вудхамса в церкви мы познакомились с интересной итальянкой. Это была улыбчивая полноватая женщина средних лет, и хотя все называли ее Душкой, совсем непохожая на героиню рассказа Мопассана. Душка Аврезе была профессором русского в Университете Вероны, прекрасно говорила по-русски, страстно увлекалась русским, особенно старинным искусством и иконами, и нам рассказывали, что она около пятидесяти раз побывала в Ленинграде — отсюда, очевидно, русское Душка. Когда разговор зашел о нашей поездке, и, в частности, о Венеции и поисках в ней жилья, Душка неожиданно предложила нам свою квартиру в Падуе, которая была на коротком расстоянии от Венеции и Вероны. ''Чем мы можем возместить вашу любезность?'' – спросили мы. ''Может быть, у вас есть какой-нибудь предмет русского искусства,'' – был ответ. У нас был серебряный портсигар с замечательной эмалевой крышкой с изображением обнаженной красавицы, выходящей из ванны, в стиле Ренуара. Душка была счастлива. Так решился вопрос нашей поездки в Венецию, а теперь еще и в Падую, которые оставили неизгладимое впечатление. Мы въехали в прекрасную Падую в часы раннего заката, когда все краски становятся более густыми и контрастными. Не было времени рассмотреть все, что проезжали, но все-таки увидели красоту дворцов, памятников, церквей и площадей, таких, как знаменитая, самая огромная в Европе, овальная Площадь Prato della Valle с ее семьюдесятью четырьмя памятниками. Но у нас было время посмотреть многое позже в чудном городе. Вид на Площадь Prato della Valle Поиски квартиры Душки по данному ею адресу неожиданно привели нас к огромному архитектурному сооружению, похожему на замок за чугунной узорчатой оградой. В нерешительности мы остановились у ворот, и вдруг они открылись и привратник сделал знак въезжать – нас ждали. Оказалось, что Душкина квартира находилась в пристройке ко дворцу, где жила его хозяйка, графиня, имени которой я не запомнил. Она и сдавала квартиру Душке. Мы были поражены, когда вошли в нее — это был музей старинного русского искусства: древние иконы и образа, складные медные иконостасы, предметы старого русского быта, целые углы из церквей, статуи в доспехах, даже двери… Ее страсть ко всему русскому была совершенной обсессивной. Владик немедленно получил строгий наказ ничего не трогать и все дни, что мы там прожили, ходил, прижав руки к бедрам, осторожно лавируя между бесценными предметами. Однажды, проходя мимо какого-то изощренно старинного кресла, он споткнулся и сел в него. Тотчас под сиденьем открылась крышка и под ней – унитаз. После этого наш сын стар еще осторожнее двигаться. Вечером нас пригласили на чай к графине. Перед нами стояла старая женщина с морщинистой, как у краба, шеей, высокого роста, с все еще красивым лицом, выдающим ее высокое происхождение. Она была в мрачном черном платье и жемчужном ожерелье, и когда мы вошли, воцарилось долгое, неловкое молчание. Пригласив нас к столу, графиня снова надолго умолкла. Начался разговор о Советском Союзе, по-английски, который состоял из ее вопросов и моих ответов. Из вопросов было ясно, что она ничего на эту тему не знает. Время от времени наступала тяжелая тишина. Мы ушли в несколько угнетенном состоянии духа, но на следующее утро, забыв обо всем, сели на поезд и уехали в Венецию. Из Падуи до Венеции всего 40 км и поезд покрывает их за 20 минут. Мы прибыли на станцию Санта Лючия, которая расположена в самом начале одного из венецианских мостов - Ponte della Liberta, а оттуда 10-15 минут ходьбы до Площади св., Марка, главного центра Венеции, города меняющихся форм и настроений: романтического и эфемерного в сумерках и сияюще радостного в лучах солнца. Нас встретил его сверкающий триумф и пестрая толпа, и мы навсегда влюбились в него. Площадь св. Марка в Венеции В течение почти недели, за исключением двух дней осмотра Падуи, мы исходили Венецию вдоль и поперек, побывали во многих замечательных музеях, ходили через самые знаменитые мосты, любовались готическим Дворцом Дожей, большим каналом и.т.д. все поражало стариной и многие памятники восходили к XV веку и ранее. Но в то же время, Венеция живет в наше время, и одним из доказательств этого является Музей Пегги Гугенхайм, сестры Гугенхайма, создавшего знаменитый музей в Нью-Йорке, которая прожила в Венеции всю жизнь и оставила городу в завещании свою коллекцию, ставшую музеем. В нем собраны шедевры модернистских мастеров искусства первой половины двадцатого века — Пикассо, Кандинского, Миро, Дали, Модильяни и многих других. Мы провели в особняке Пегги Гугенхайм много времени. Конечно, главное в Венеции это не только ее улицы с их красотой, солнце и, в наше время, чудный воздух, но ее архитектурные памятники. Все туристы не могут разминуться с площадью и Собором св. Марка, но далеко не все входят внутрь Базилики, в которой находится поразительное разнообразие скульптуры, живописи, архитектуры. Ложи, высоко под потолком, за барьерами которых в ряд стоят скульптуры святых огромного роста; круглые цветные мраморные колонны по всему периметру; расписанный золотом потолок; мозаичный свод с фресками. Мы не могли оторваться от фресок на куполе собора - Сошествие св. Духа, Двенадцать Апостолов и др. – и стояли, задрав головы, пока не заболели наши шеи. Всего, что было открытием для нас, описать невозможно. Но не могу пройти мимо Дворца Дожей (Palazzo Ducale): снаружи и внутри - это поразительное произведение искусства. Башня его видна почти из любой точки города. Сам дворец — образец готического стиля с его строгостью и гармонией. Мы побывали в его внутренних помещениях – зале, где собирались дожи, комнатах судей, судебных залах, тюрьме – все совершалось здесь. В казематах Дворца Дожей томился в свое время Джиакомо Казанова. A сам Palazzo Ducale примыкает к Базилике св. Марка и ее знаменитой площади. На углу Дворца Дожей при входе на площадь Св. Марка. Скульптура за моей спиной это портрет четырех Тетрархов, за кражу превращенных в камень. Мы знали о существовании еврейского гетто в Венеции и, конечно, захотели увидеть его. Здесь с XII в. существовала большая еврейская община и евреи играли важную роль в венецианской жизни. В 1561 г. папа римский приказал выселить евреев из Венеции, но местные власти пошли на компромисс: решили переселить их на изолированный участок земли на отдаленном острове, соединенном с городом тремя каналами. Так образовалось гетто, которое вначале по-итальянски произносилось джето (geto) – медеплавильни, по имени мастерских, которые там были; но вскоре это понятие стало межнациональным – Ghetto, и в таком виде вернулось в итальянский язык. Ночью ворота на мостах закрывались и войти в город могли только врачи. Позже разрешили переходить всем, но евреи из гетто должны были носить на своей одежде лоскут желтой ткани для оповещения о своем еврействе, так что Гитлер не сам придумал этот знак дискриминации. Из-за недостатка земли, в гетто, раньше, чем в Венеции, начали строить шести- и восьмиэтажные здания. В середине XIX в. были окончательно демонтированы ворота. Еврейское гетто в Венеции просуществовало 280 лет. В год нашего посещения здесь было две синагоги, центральная площадь, музей еврейской культуры, школа, детский сад, ресторан и кафе. Алла и Владик у дверей Музея еврейской культуры в Венеции Tum10 Но, помимо искусства, исторических памятников и мест особого интереса, Венеция это карнавальный город, и я имею в виду не ежегодный Венецианский Карнавал, которого мы не видели, а ее повседневную жизнь. Толпы туристов, разряженные во все цвета радуги, кучки облаков на лазоревом небе, суета и не утихающее возбуждение создают атмосферу постоянного праздника. Венеция сама есть карнавал, даже с каким-то опереточным налетом. Алла в длинной юбке с кружевными вставками, которых она никогда не носила раньше, я в нелпой ковбойской шляпе с физиономией опереточного героя, Владик, с интересом взирающий на гондольера — все это не из реальной жизни, а из сказки. Вот, как смешно мы выглядели на фоне этого карнавала, сами становясь его ряжеными участниками. Оперетта в Венеции *** Падуя – город Св. Антония, все здесь пронизано его духом, центром является Собор Св. Антония, хотя есть и другие крупные памятники, Музей Св. Антония и пр. Но мы решили сосредоточиться на Соборе и провели целый день, осматривая его снаружи и внутри. Святой Антоний Падуанский, покровитель бедных и угнетенных, славился своими чудесами, но главным из них была его способность находить потерянные предметы, и не только вещи. Его мощи были перенесены через два года после смерти в Собор. Войдя в левую от входа часть этой потрясающе красивой церкви, мы были поражены большим скоплением людей возле гробницы Св. Антония. Тут были люди всех классов – хорошо одетые падуанцы, крестьяне, пришедшие издалека, городские жители. В молчании они проходили вокруг алтаря гробницы, с опущенными глазами, прикасаясь рукой к ее мрамору. А напротив была огромная доска на стене, вся увешанная записками и фотографиями молящихся. В записках самые разнообразные просьбы к Святому — от прошения найти потерянные часы, до мольбы найти потерянную … молодость. Мы тоже оставили записку, по-русски, надеясь, что для него это не проблема, с просьбой найти счастье в нашем неясном будущем. Судя по тому, что произошло с нами потом, Антоний сделал свое дело. Собор Святого Антония в Падуе Пришло время прощания с двумя городами, навсегда сохранившимися в памяти. Мы обошли в последний раз Венецию, попрощались с Падуей, закрыли квартиру Душки, отдали ключ привратнику, сели в зеленого жучка и поехали в направлении Рима. (продолжение следует) Напечатано в «Заметках по еврейской истории» #9(178)сентябрь2014 berkovich-zametki.com/Zheitk0.php?srce=178 Адрес оригинальной публикации — berkovich-zametki.com/2014/Zametki/Nomer9/Tumanov1.php