Трудно, почти невозможно отказаться от приглашения съездить в Кенозерье. Мне, по крайней мере, ни разу этого не удавалось. То ли большая вода зачаровывает-притягивает, то ли возможность ещё раз побывать там, где семь лет жили и работали мои родители, где родились братья — в краю, о котором мне столько историй рассказывали мои родные, что он уже с детства воспринимался мной, как неведомая сказочная страна, что-то вроде тридевятого царства.
Правда, и тогда, слушая рассказы, я думала: а каково жить в этом заповедном месте, где порой «волны, как коровы, ходят», откуда в больницу или на почту надо добираться на лодке, а в распутицу и вовсе можешь быть отрезан от «большой земли». Поэтому, когда около году назад во время экскурсии по Кенозеру я узнала, что А. Кончаловским здесь снят фильм с рабочим названием «Почта России» о судьбе почтальона «на фоне умирающей русской деревни», то задумалась о нескольких вещах.
Во-первых, почему братьям Михалковым охота пришла снимать фильмы о русской деревне. Всплыли в памяти дискуссии в интернете о «Чужой земле» Н. Михалкова. Многие считали этот фильм постановочным, неискренним.
Подумалось, избегнет ли подобного фильм Кончаловского? Неприятно видеть фальшь вообще, а когда это касается родного, близкого — особенно.
Во-вторых, резануло «на фоне». Если деревня лишь фон, стоило ли сюда приезжать? Хотя слова словами, а фильм может оказаться и неплохим. Поживём — увидим.
Заинтересовало ещё тогда, что главная роль досталась реальному лицу — местному почтальону Алексею Тряпицыну.
И вдруг на днях, в разговоре с каргопольским поэтом Александром Логиновым, выяснилось: он едет брать интервью для районной газеты у Алексея Тряпицына.
— Так Вы, Сан Саныч, мимо моих мест поедете.
— Как твоих?
— Корякино будете проезжать, а я на другой стороне живу.
— Как это? Неужто? Может, ты тоже со мной съездишь? Может, что и подскажешь? Ну, не подскажешь, а знаешь, как бывает в разговоре: один вопрос задаст, другой, и новое что-то выплывет…
И вот мы уже едем с Логиновым в Вершинино. По дороге он ворчит на меня: «Говорила, что деревни брошенные. А люди-то живут!» Я вяло отговариваюсь, что народу в деревнях против прежнего осталось мало, что работы нет, заработки копеечные. А сейчас дачники да гости понаехали, да и лето на дворе — не так всё горестно выглядит. Вяло, потому что знаю: надо пожить в нашем бездорожье, когда переправа через Онегу в очередной раз будет сорвана, на пароме или просто на берегу часов пять выстоять, чтобы понять боль нашу. Да и только ли одна переправа, много разного…
А ещё я, зная Логинова, понимаю, что провоцирует он, на разговор и водителя выводит: узнать хочет побольше.
…Алексея Тряпицына мы застали на рабочем месте — на почте. Для беседы с нами у него оставалось полчаса: вот-вот должна была подойти почтовая машина и, как только разберут почту, он отправится на своём катерке развозить её по кенозерским деревенькам, до которых по суше добраться тяжело или вовсе невозможно: деревни находятся на островах.
Логинов принялся пытать Алексея о своём: как снимался фильм, легко ли было привыкнуть к съёмкам, представляет ли Алексей, о чём картина, не будет ли он разочарован.
— Конечно, сначала-то было непривычно. Сказали, что будут со мной два-три человека, а приехало тридцать…
Алексей охотно рассказывает, а я смотрю на него и думаю: отчего выбор остановился именно на нём. Ведь Кончаловский кандидата на эту роль искал долго.
— Вологодского почтальона хотели взять, да он замкнутый, говорить не любит.
Алексея, конечно, замкнутым не назовёшь, но и болтуном тоже. Скорее всего, он из разряда людей, которые о многом расскажут, но о самом главном, бередящем душу — вряд ли. Так, рассказав о двухмесячных съёмках, он случайно обмолвился:
— А сели они в поезд — и мне не по себе стало. Привык меж людей-то быть…
И тут я, не вытерпев, начинаю расспрашивать, где живёт да с кем, понимая, что, видимо, непросто ему живётся. И снова всплывают наши общероссийские беды: живёт один, не сложилась семья, совхоз распался давно, работал там лет десять после Вельского сельхозтехникума, почтальоном стал по необходимости. Маленькая зарплата заставляет приработок искать: рыбу ловить, плотничать. Конечно, участие в фильме проблем Алексея, как и проблем всего края, не решит…
Подъезжает почтовая машина. Водитель, улыбнувшись, присоединяется к нашему разговору:
— И мы в фильме участвовали. И груз кое-какой у них перевозили, и машину они нашу снимали…
К слову сказать, жители Вершинина с удовольствием говорили о съёмках. Капитан и матрос, встреченные нами на берегу, — о том, как снимали их катер, как съёмочная группа не раз побывала на «Заре». Женщины вспоминали о застолье, вошедшем в фильм. Конечно, съёмки фильма «Белые ночи почтальона Алексея Тряпицына» (так теперь называется картина) стали важным событием. Пусть и приезжают нередко нынче в Кенозерье и столичные, и даже заграничные гости с видеокамерами, но когда твой родной край снимает всемирно известный кинорежиссёр — это событие иного порядка. И, разумеется, ждут кенозёры выхода картины на экран. Дай Бог, чтобы ожидания сбылись, чтобы не было разочарованных…
С момента подхода почтовой машины я потихоньку тормошила Логинова: человеку работать надо, материала на статью уже достаточно. Но он машет рукой:
— Успеем ещё проститься. Лодка-то у тебя где?
Идём на берег, фотографируем «Лёху», как он называет себя и как все называют его, в катере и на мостках.
Логинов допытывается у Алексея, что он хочет увидеть на экране, предостерегает его:
— Может, и хорошо будет. А вдруг не совсем то? А обидно не будет тебе? Не пожалеешь, что снимался?
— Я куски-то, эпизоды-то видел. На монтаже-то был. Нет, чего жалеть? Было и было.
— Вот видишь, Ольга Владимировна, — обращается ко мне Логинов, — потому-то и выбрали Алексея сниматься, что он человек адекватный, не зазвездит. Наши северные люди вот такие… Только бы фильм не разочаровал…
Я смотрю на улыбающееся лицо Алексея и отвечаю:
— Думаю, всё хорошо будет…
Хочется, чтобы состоялся фильм о наших северных краях, стал настоящим явлением. Заслуживает того край, заслуживает и герой, которому после расставания с нами везти почту, и не только почту, а например, — и пенсии, и хлеб — кенозерским старушкам по их просьбе. И не откажет он никому, хотя не входит это в его обязанности, и не будет жаловаться на свои беды и трудности, а просто заведёт мотор — и помчится его катер по кенозерским просторам…
