Разрушение Советского Союза неизбежно вело и к разрушению привычной структуры организации писателей. В идеологических баталиях 1991–1993 годов всё откровеннее вырисовывалась ситуация того, что государственный корм оказался явно не в коня. Люди с книжечками ССП вполне вольготно и комфортно паслись на тучных нивах литфондов и советских гонораров, в большинстве своём даже не озаботившись в час «X» поднять голос в защиту своих кормильцев.
Кто из трусости, кто из банальной лени промолчал, а многие вообще оказались скрытыми диссидентами, приспособленцами, которые цитировали Ленина исключительно для домашнего комфорта. Так называемые работники идеологического фронта, которые должны были, по идее, находиться в первых рядах борцов за постулаты социализма и советской власти, не только не возглавили борьбу умов в стихийно-митинговое время, но по собственной инициативе или встали в ряды врагов системы (особенно в национальных образованиях), или, от греха подальше, отошли на обочину процесса. Союз писателей оказался в горячие времена контрреволюции девяностых в целом недееспособной структурой.
Писатели с радостью и облегчением делились, дробились, шкурничали, подписывая тем самым приговор системе ССП: было ясно, что ни одна вменяемая власть больше кормить свору подобных идеологических импотентов не станет. Зачем? Если гораздо дешевле и эффективнее прикармливать нужных людей через издательства и свои премии, зачем содержать громоздкую многотысячную структуру ССП?
Ну а когда прозвучал известный истерический клич «Раздавить гадину!», даже у самых толстокожих развеялись иллюзии насчёт возможной будущей писательской идиллии. Причём водораздел, разметавший писателей по разным тыловым обозам, пролегал даже не столько в сферах политики или стилистико-лексических пристрастий, но он стихийно определялся по сугубо человеческим качествам.
Способен ли ты предавать? Способен ли лгать? Годишься ли ты на роль инженера человеческих душ — или так, простой экспедитор транспортного цеха?
ССП кичился своим соцреализмом, своими белыми берёзками, социальным оптимизмом, а на поверку оказалось, что такими нитками сшить более-менее заметный флаг для движения в будущее невозможно. Не хочу называть фамилии, но реалисты оказались реалистам рознь. ССП провалился не только идеологически, но и в ремесленническом смысле тоже.
Своего рода моментом истины стало формирование в 1993 году единой право-левой оппозиции. Именно тогда звание писателя проверялось на гражданскую и нравственную чуткость, на готовность быть вместе со своей страной и своим народом, не требуя ничего взамен. Именно тогда антикоммунист Егор Летов стал петь одиозно-советский гимн «И вновь продолжается бой!», а нацбол Лимонов говорил о едином предвыборном блоке с анпиловской РКРП.
Это было отчасти формой национального и нравственного самосохранения. Впрочем, процитирую сам себя из 1993-го: «Как заболевшая собака ищет целебную травку, так от удушающих хризантем официоза, пышным цветом распускающихся в жирном навозе Переделкино, почвенники, растерявшие страну, побежали в глухие подзолистые чащи искать русские национальные дикоросы». С той лишь разницей, что сейчас речь шла не об абстрактных растениях, но уже о людях — дикороссах.
Тех, которые не были частью официальной системы, но без которых всё рушилось и теряло смысл. Тех Мининых и Пожарских, коих никогда не пустят по доброй воле в цари, но без оных любой царь — фикция и инородная марионетка. Тех, кто не слишком был силён в аппаратных играх, в философиях, обоснованиях, но очень хорошо всегда знает, что нужно делать в каждом конкретном случае.
Фактически дикороссы пришли в русскую литературу как раз новым народным ополчением, чтобы спасти звание и честь писателя от ауры предательства и стяжательства. Показать граду и миру, что писатели не только стучат и делят имущество, не только за чубы друг друга таскают, но и творят! Не только делятся по политическим признакам, но, как и прежде, готовы пробуждать лирой «чувства добрые».
Цена ведь вопроса крайне высока. Заметьте: какая сфера искусства самая честная, самая откровенная, самая безыскусственная, что ли? Литература! Поскольку именно Слово некогда из разлитого вокруг разброда и хаоса сотворило бытие. Везде можно с разной степенью ловкости хитрить, но меньше всего это удастся в литературе, особенно — в поэзии.
Если та же музыка изначально присутствует вокруг нас семью разлитыми в пространстве нотами, присутствует плеском воды, шелестом ветра, если цвет изначально сопровождает все явления жизни, то Слово непременно должно явиться Божественным образом творения. Явить себя из хаоса и ничего, явить через сознательный и целенаправленный акт созидания.
В том мутном бреде разграба, когда даже Александр Солженицын оторопел от всего цинизма и гадости ситуации, прежде всего народное ополчение дикороссов не дало связать воедино понятия «писатель» и «ССП». Чётко разделяя звание, дающееся творцу Богом, и — членский билет. Духовную сущность и — внешние формы.
Ну а дальше началось совсем неожиданное. Вдруг понятие «дикороссы» начало жить своей отдельной жизнью, наполняясь уже совсем новыми оттенками и значениями. Привязанное мной к реалиям девяностых, оно привязываться к ним не захотело.
На свет появилось историческое письмо Юрия Беликова от 29 октября 2001 года: «Заметьте: ныне по-прежнему известны те, кто приобрёл известность в 60–70-х. Имена остальных, кто начал входить в фавор в 80-е, как-то потихоньку выкрошились. А посему на сегодня в ранге неизвестных — многие... Запало мне одно словечко, оброненное Вами: дикороссы. Так запало, что на недавней пресс-конференции в Центральном Доме журналиста, где вручались книги лауреатам Илья-Премии, я — со ссылкой на Андрея Канавщикова — назвал явившихся из провинции победителей дикороссами. А на фуршете поднял тост: „За тайну дикороссов!“».
Беликов тонко почувствовал, что крушение монстра под названием ССП — вопрос решённый и писательское сообщество пусть пока смутно, неясно, глухо, но требует воссоздания новой данности единства на неких новых основаниях. Уже без догм идеологии, ремесла и членских книжек. Пускай с рифмами и верлибрами, реализмом и авангардом, патриотизмом и космополитизмом, чем угодно, лишь бы было это нравственно. Поднимая роль писателя до уровня звания, до уровня человека, достойного собственной роли творца, побеждающего хаос.
Показательно, что на моё поздравление по случаю пятилетия интернет-альманаха «45-я параллель» его редактор и по совместительству дикоросс первого призыва Сергей Сутулов-Катеринич подчеркнул: «Дикороссы — люди предельно искренние. Поэтому ценю ваши слова!»
То есть Юрий Беликов сумел за все эти «дикоросские» годы не просто собрать некий авторский костяк по принципам таланта, дара, но и обозначить, заявить откровенно нравственный характер писательского единения. Совестливый, искренний, без подлостей и подстав. Та же Марина Кудимова из «Литературной газеты», только прослышав, что в Новгороде создаётся памятник Дмитрию Балашову, бескорыстно и сразу берётся помочь, связывается со мной, делает хорошую публикацию.
И не говорите, что всё это некие милые пустячки! Дескать, так поступил бы каждый. Не каждый! Вспомните, например, такого члена ССП, как Лесючевский. Это тот самый, который был автором литературоведческих доносов на Бориса Корнилова и Николая Заболоцкого. Заместитель ответственного редактора журнала «Звезда», а позже директор издательства «Советский писатель», он старательно снабжал НКВД идеологическими дубинками типа «сознательная контрреволюционность автора поэмы». Причём особую подлость ситуации придавало то, что Лесючевский как консультант не фигурировал в обвинениях обруганных им поэтов, он только «обращал внимание», так сказать, «сигнализировал».
Идейные наследники Лесючевского прекрасно живут и сейчас. Стоило мне 27 февраля минувшего года выступить в псковской библиотеке со стихами «Русский шахид» и «Начальник Мценской ЧК», как уже 15 марта прокуратурой возбуждается уголовное дело по «разжиганию» и «возбуждению». Источник — донос местного стихослагателя. И что там я?! 26 мая 2011 года во Владикавказе горло в буквальном смысле этого слова перерезается народному поэту Северной Осетии семидесятилетнему Шамилю Джигкаеву. За стихи, осуждающие религиозных экстремистов, его сначала трепала прокуратура, а потом последовала физическая смерть. Смерть — за стихи!
По счастью, пакостники в дикороссы не идут. Не приживаются они там. Не близка им идея служения литературе. Помню, как с одним дикороссом мы весьма не ладили, почти не общались, но в трудной ситуации он позвонил и первым предложил помощь. Невозможно не ценить такое, не понимать важности его поступка.
Каюсь, когда вышел сборник «Приют неизвестных поэтов (Дикороссы)», отшумели круглый стол в редакции газеты «Трибуна» и поэтический вечер в ЦДЖ, я не до конца понимал их глубокую суть и перспективы. Вот ещё одно письмо Юрия Беликова, на сей раз от 15 августа 2002 года: «Книга «Приют неизвестных поэтов» с подзаголовком «Дикороссы» должна выйти в сентябре (стучу по дереву!), в московском издательстве. Там — 40 авторов со всей России, свой сюжет, разумеется, свой нерв... 1 декабря исполняется 3 года, как в «Трибуне» стал выходить «Приют». Есть замысел, обговорённый на уровне главного редактора газеты, провести большой поэтический вечер в Москве с участием основных действующих лиц».
Конечно, были радость от книги, радость от общения. Многое осталось в памяти: мягкая мудрость новосибирца Константина Иванова, митьковский задор Сергея Кузнечихина, цепкий взгляд Ефима Бершина... Помню в том числе забавный спор в гостинице «Арктика» с Алексеем Шмановым из Иркутска. Он показывал мне свою книжечку члена Союза российских писателей, я ему — свою, члена Союза писателей России за подписью Валерия Ганичева. Алексей доказывал, что он самый «писателистый писатель», на что я лишь предлагал внимательнее всмотреться в очевидное. Кончилось тем, что я послал его, он послал меня, и мы пошли в разные стороны, довольные, что наш диалог не слушал некий гипотетический член Союза российских литераторов.
Думалось, честно сказать, что с той книгой дикороссы и завершатся. На крайний случай, останутся формальным обозначением какой-то локальной литературной группки. Но позже пришло настоящее понимание. Понимание того, что без вот этого совестливого, искреннего начала в русской литературе мы опять можем сорваться в пропасть рваческой гонки за привилегиями, гонорарами, что без дикороссов новым Лесючевским будет уж чересчур хорошо и вольготно воссоздавать, пусть и без личины ССП, для своего кружка новые кормушки и прикормленные места. А этого никогда и ни при каких условиях допускать нельзя!
Дикороссы могут и не знать до поры до времени, что они дикороссы. Это ровным счётом ничего не меняет. И они могут исповедовать разные политические и эстетические взгляды, но они едины в главном — в том, что вначале было Слово и это Слово нельзя обманывать. Читаю, например, с какой любовью о литературе пишет министр информации и печати Саратовской области Наталия Есипова в своём интернет-блоге, и почти уверен: это — дикоросс. Читаю, что в Общественной палате Кемеровской области прошла дискуссия «Современный литературный процесс в Кузбассе: моральные пределы свободного творчества», и чем-то дикоросским, родным веет от всего этого.
А упомянуть алтайский краевой конкурс на издание литературных произведений с его десятью победителями?! Или — известие об идее камчатского губернатора Владимира Илюхина назначать стипендии писателям?! Или — калининградская практика определения лучшего писателя года?!
Отмена государственного финансирования не уничтожила русскую литературу. ССП не похоронил под своими обломками идею писательского единства. Хороших книг не стало меньше, равно как и хороших авторов. Очевидно, что в немалой степени поспособствовала этому концепция дикороссов.