Тема графомании, затронутая в февральском номере «Литературного меридиана», для нас с Владимиром Тыцких очень актуальна. С этим явлением сталкиваемся в литературной студии «Паруса», на встречах, посвящённых Дням славянской письменности и культуры, в литературных конкурсах, на бардовских фестивалях. Прочитав статью Владимира Костылева, я сразу вспомнила о главах, посвящённых этой теме, в моей будущей книжке.
Графоманы идут…
Когда-то он «брал» их на себя. А потом и мне перепало. Я узнала сполна это слепоглухое, часто агрессивное племя. Не говорить им правду – значит предать слово, сказать – обрести врагов, по меньшей мере, недоброжелателей.
Владимир Михайлович крепок. Я же всегда ему жаловалась – разрушают они меня своими текстами, долго потом «зачитываю» раны каким--нибудь классиком, пока не приду в равновесие. Совершенно согласна с Валентином Курбатовым, что всякое прочитанное бездарное слово всю жизнь в нас потом работает, отравляя ядом.
Что за время такое? Идут графоманы по России. Они и раньше были, но сидели тихонечко, боясь высунуться. С ними можно было разговаривать, как разговаривал, например, Александр Суворов. «Согласно одной из версий, к умирающему Суворову приехал граф Хвостов, бывший бездарным поэтом. Суворов сказал ему, прощаясь: “Митя, ведь ты хороший человек, не пиши стихов. А уж коли не можешь не писать, то, ради Бога, не печатай” (http://ru.wikipedia.org/wiki»).
Сегодня графоманы откормлены новой подленькой системой, которая с экранов телевизоров прививает населению вкус никудышными песенными текстами, объявляет народу, кого должно считать народным и выдающимся. После этого понимаешь – не виновен графоман. Востребован он системой, как всё недоразвитое, недоученное, ненастоящее, нерусское, антипатриотичное. Здорово сказал недавно Владимир Михайлович: «Я считаю, непатриотично писать с ошибками на родном языке». А уж выдавать это за литературу – тем более.
Сколько раз мы пытались деликатничать с ними, разлагая по полочкам самые распространённые ошибки, сколько раз требовали от них творческого усердия, призывали к литературной учёбе. И телефонные трубки они бросали, и демонстративно из студии уходили, и общаться переставали, гордо издавая книжки в красивых обложках, во всяких графических завитках, с фотографиями ранней молодости.
Они тоже озабочены «уходящим» читателем. Однажды услышала от графомана: «Вот уйдём мы, кто останется после нас?». Подумала: тут, действительно, никого не останется.
В четырнадцатом номере Сихотэ-Алиня Вячеслав Лютый цитирует Олесю Николаеву: «Графоман – это совершенно бездарный человек, который стремится, чтобы его поделкам был дан статус высокого творчества. Он компенсирует недостаток таланта избытком собственной активности. Сейчас графоманы социализируются, создают свои группы, свои премии. В этих обстоятельствах начинающему поэту и прозаику пробиться к читателю почти невозможно. Кроме того, графомания оказывает влияние и на профессиональное экспертное сообщество – художественная планка падает, слова не соответствуют тому, о чём идёт речь».
На одной из последних встреч в Уссурийске, где собралось немало такого рода авторов, Владимир Михайлович говорил о засилии графоманов в литературной жизни. Я поглядывала на аудиторию. «Да-да», – кивали они, сокрушаясь, и было ясно – ни один графоман себя графоманом не считает. И все графоманы твердят хором: «Ничего я не буду исправлять. Это мне пролилось свыше. От Бога. Друзья сказали, что хорошо».
Недавно позвонила одна участница литературного конкурса:
– После вашего проклятого конкурса я болею. Вы искажаете суть моих рассказов.
Я в ответ:
– А, может, вы не так написали, если вас не поняли? Читатель не обязан чувствовать одинаково с пишущим. Он воспринимает то, что вы написали, а не то, что хотели написать.
– Мои рассказы очень хорошие. Бог вам судья. Вы тоже не всегда будете здоровы…
Конечно, не всегда. Трудно быть здоровым после такого. Когда выходят эти доморощенные «рассказы», думаешь: что же так сильно влечёт людей к антилитературной, антикультурной, по сути – антиобщественной деятельности? Для себя спокойнее не участвовать в жюри подобных конкурсов. Вообще не прикасаться, не вкушать яда, не обретать врагов. Но не от нашего ли молчания имеем то, что имеем?
Много говорят сегодня о терапевтическом действии творчества. Графоман – часто человек хороший. Как отнять у него это целительное занятие, столь благотворное для него и столь вредное для культуры? Вот и подумаешь, прежде чем высказаться резко и решительно. А так иногда хочется.
«Ну, ведь не идёте же вы делать операции больным, только потому, что пошли на пенсию, и у вас появилось много времени», – обходя острые углы, сказал однажды Владимир Михайлович случайной гостье нашей литературной студии. Одна дама в шляпе возмущённо воскликнула на замечания: «Так вы что, разбирать меня собираетесь?!» Героиня другой «писательницы» (тоже «писательница») ходила по городу и отчитывала горожан за то, что даже бесплатно не хотят брать её «детские» книжки. В Уссурийске мы слушали долгое вступление к «стихотворению», помогающее понять это «стихотворение». Однажды иногородний автор отругал меня по телефону за то, что не успела прочитать его книгу, подаренную на выездной встрече, отругал, не ведая, что книг мне тогда вручили целую гору, да и не обязана я всё это прочитывать. Некий графоман со стажем пришёл в гости, разложил на столе вырезки из газет, пару книжек-брошюрок и, сославшись на статью, в которой его назвали «капелькой Есенина», предложил за деньги написать материал о его творчестве. «Вы же написали про Павла Васильева», – было его аргументом! Николай Морозов в своём «Живом облаке» за деньги говорил графоманам, что они талантливы и растут, как грибы… При наличии таких «крёстных отцов» и отсутствии всякой цензуры графомания совершает триумфальное шествие, идёт в наступление. Кто-то из настоящих считает – само отомрёт, кто-то смеётся, кто-то впадает в уныние. Владимир Михайлович стоит на своём. Если графоман прёт напролом – то и Тыцких рубанёт, как положено. С иным поговорит спокойно, ведь, бывает, не ведает человек о своём недуге. Но самое главное, чего боится Владимир Михайлович, – вдруг затерялся среди окололитературной серости одарённый пишущий, вот и осторожничает Тыцких, работает бережливо, как золото намывает, идёт на творческие встречи с членами разных лито, читает их поэтические подборки, проводит мастер-классы… Хотя вполне мог бы написать за это время уже, наверное, не один роман.
Стихи с крылышками
Графоманы с радостью идут за своими организаторами. В организаторы часто попадают люди чрезвычайно активные, жаждущие признания толпы, но сами в литературном смысле личности невыдающиеся, хотя и публикующиеся, и созывающие «поэтические» сборища, и резвые в Интернете.
…В эту интернет-переписку мы ввязались постепенно. Сначала с целью расширения горизонтальных литературных связей. Виктору Власову из Омска на страницах «Литературного меридиана» дали слово, предварённое рассуждениями и предостережениями литературного критика Виктора Богданова. Дали с надеждой и благодарностью за то, что привёл в издание группу молодых подписчиков. Публикация вызвала размышления. Вроде бы пишущий владеет языком, но не дорабатывает, не дотягивает… Вторая публикация автора разоблачила – он клепает рассказ за рассказом, громоздит сюжет, забывая в конце о том, что было в начале. И при этом часто вызывает у читателя вопросы: зачем это написано? о чём?
Сначала В. Тыцких попросил меня поучаствовать в переписке с омичами. А потом сказал: брось. Бросить можно. Забыть не получается. До сих пор не знаю, нужен ли мне Виктор Власов со своими опусами для большего понимания правды жизни. Как не знаю, нужна ли мне паровая швабра со скидкой 20%. То и другое ворвались в мою жизнь без стука, с уверенностью, что именно это и есть моё долгожданное счастье.
Ссылку на свою статью «Литературный Омск» Виктор Власов разослал огромному количеству получателей. В этом списке «повезло оказаться» и мне.
«– Стихов, стихов! – скандировала немногочисленная толпа, собравшаяся в помещении кафе «Викинг».
Многие гости яро хотели прочитать стихи, поэтому уже выкрикивали с места, не дожидаясь очереди.
Прерывались мы лишь на перерыв, на время которого организаторы предложили перед следующим раундом подкрепиться и повысить градус сражения. Но не алкоголем, а заказом коронного блюда «Викинг» – жареными бёдрышками и крылышками с картофелем.
Следующим туром стал «Шахматно-поэтический турнир». Об этих событиях я узнал уже из блогов, поскольку спешил восвояси…
Хорошая идея ограничения выступлений по времени – параллельно с чтением стихов идет шахматная партия, и пока поэт читает, его противник имеет время на обдумывание хода. И наоборот… А то этим поэтам только волю дай – не остановишь…
…Поэтам, писателям, творческим людям вообще – необходима так же творческая разрядка. Презентации и другие литературные мероприятия, проводимые писательскими организациями, – порой скучны, однотонны, поэтому творческие коллективы не прочь развлечься самостоятельно.
В следующий раз мы встретились на ярмарке книг в сквере возле Транспортной академии. Здесь можно было обменять старые книги на новые, позаимствовать различную бизнес-литературу и художественную. Журналов сюда нанесли много: «Север», «Сибирские огни», «Странник», «Наша молодёжь», «Уральский следопыт», «Литературный меридиан», «Сихотэ-Алинь», «Рубеж» и другие. В единственном экземпляре, не на обмен, напоказ, – был «Вольный лист».
Многие члены союзов писателей пришли развеяться, обменять книги, увидеть коллег и старых друзей. Николай Березовский появился здесь как будто случайно. Говорить о себе, о вкладе в литературу он может часами, были бы слушатели. Особенно молодым он часто говорит о своих встречах с Виктором Астафьевым и Геннадием Лысенко. Стоит только спросить о каком-нибудь «Всесоюзном» или литературном семинаре – Березовского не остановишь. Он знает почти всех советских классиков, разговаривал с ними воочию, советовал даже по сюжету многим».
Такой вот восторг у молодой литературной шантрапы, подстрекаемой к свободомыслию местной писательницей-фантасткой Евгенией Лифантьевой, которую как-то невпопад в той же статье цитирует В. Власов: «Цитирую по памяти, за точность не ручаюсь: «У нас не будет другой России, надо учиться в этой жить»…»
Моей реакцией на статью стала переписка с автором.
«Добрый день, Виктор. Отношение ваше к литературе, похоже, является поверхностным, неглубоким. Тот, кто не уважает фронтовое поколение и поколение детей Победы – обречён. Мне Владимир Михайлович тоже часто рассказывал о своём общении с Астафьевым, Михалковым, Пикулем, Распутиным, Лысенко… Я слушала с восторгом, потому что безмерно уважаю поколение названных писателей.
«Литературный» марафон наперегонки с шахматами и куриными крылышками – здоровы ли вы? Стихи хотят тишины, стихов должно быть немного. Плохие стихи вообще не надо читать.
Принять, по Лифантьевой, всё, как есть – значит сдаться, и тогда никакая литература вообще не нужна.
Ещё мне кажется, Виктор, вы обладаете лидерскими качествами. И смогли бы повести за собой пишущую омскую молодёжь, привлекая её не пищей для удовлетворения тщеславия и не пиром души на похоронах отринутого старшего поколения, а настоящей долгой вдумчивой работой литератора, которая часто сводится, как говорил классик, к поиску «единого слова».
Хочу заметить, что вы выбрали в свои авторитеты писателя-фантаста – представителя нередко самой бездушной литературы. Лифантьева зовёт плыть по течению, а это легко, но неинтересно, к тому же безнравственно и опасно. Опасно для мятущейся русской души, которая сама себе этого не простит. Если хотите твёрдо стоять на земле, попробуйте лучше прислушаться к голосу другого вашего современника – Валентина Распутина».
Виктор Власов даже не споткнулся на моих размышлениях. Статьи ещё долго сыпались в мой электронный ящик, пока я не прорычала ему в Интернет: «Хватит! -Исключите меня из списка рассылки».
