Землянка
Верстах в пяти, а может, и поближе,
В лесу, в логу, есть заповедный схрон.
Там волк мне руку дружелюбно лижет
И жадно рад кастрюльке макарон.
Там мы с косым — точнее, с длинноухим,—
Бывает, выпьем грамм по пятьдесят,
А там — ещё по сто — и чешем брюхи
Чересполосных диких поросят.
А иногда — комически напыщен —
К нам прилетает царственный снегирь
За сухарём... Но врёшь! — Не из-за пищи
Мы здесь сошлись вдали державных гирь.
* * *
«В соседнем доме окна жóлты...»
Нелепая декабрьская погода:
ни грамма солнца, но кромешный плюс...
Соседний дом построен был три года
уж как назад. И я не тороплюсь...
Но изо всех окон — процентов десять
иль, может, двадцать — светятся во мгле...
Я не о том, чтоб взвесить и повесить,
и не о тех — в уюте и тепле...
Я всё о нас — о нашей лепой доле,
рассыпавшейся по чужим углам...
Об избах без окон на белом поле,
вмещающих весь наш житейский хлам.
* * *
«А старуха пряла свою пряжу...»
Разбрехались нынче псы на подворьях.
Вот и как-то на душе неспокойно.
И топчу я рыхлый снег лукоморья.
И плюю под сапоги: мол, на кой нам
сдался этот на безрыбье рачиный,
пучеглазый и клешнястый Воронеж?..
Вот и ворон свистнул вслед: «Дурачина!
Простофиля: где ж таких щё схоронишь?..»
* * *
На самом деле я прозрачнее, чем призрак —
жилец туманный пустырей и подворотен.
Я постоянен вечерами, будто признак
дурной погоды. Я бесповоротен,
как наступление последних дней веселья
с губами жадными и кислыми от сока,
не добродившего ещё в хмельное зелье —
уже пьянящего предчувствием порока...
Я безыскусен, как осиный сладкий танец,
И, как укус осы, почти безвреден,
и невесом — как потерявший глянец
осины лист, что осенью изъеден.
Я — беспризорен... Я почти неподнадзорен.
И солнечным лучом так точно схвачен,
что, несомненно, был бы подзаборен,
когда бы не был призрачно-прозрачен...
Художник
За окном на крышах снег раскисший.
Галки над извёсткой колоколен.
Вот тебе и сам ты — суд свой высший.
Ну-ка, руку на сердце: доволен?..
Присмотрись: не твой ли холст за рамой?
Не твоё ли это сочиненье?
Не твоя ли постановка драмы?
Не в твоём ли полном подчиненье
Этот захолустный зимний мирик,
Этот серенький денёк январский?..
Что же ты пришиблен, тихий лирик?
Что же так растерян не по-царски?
Путь старушке с тяжкою поклажей
По буграм да ямам взглядом меришь...
Вон каких нащёлкал персонажей,
Так что сам себе уже не веришь.
Сам с собой, пожизненный острожник,
Споришь да бранишься, на трофейный —
Чей-то — кем-то вздуманный треножник
Ладя прокопчённый свой кофейник...
* * *
Говорят, до войны (до Второй мировой) тут стояли теплицы,
и теперь хоть бы где ни копнёшь — всё сплошное стекло.
Потому поутру неохота копать — тянет опохмелиться:
вот такое теперь предпочтительней здесь ремесло.
В этом деле, опять же, своя, с позволенья, наука:
здесь и знанья, и опыт — и дерзкие гении есть!..
А потом закопаешь отца, потетешкаешь внука —
и гвоздишь до зари по стропилам гремучую жесть.
* * *
Я — Довлатов, не уехавший в Америку.
(У меня на тот момент жены и не было.)
А была бы — закатила б мне истерику
И в Америку б валить со мной погребовала...
Народное гулянье на Пасху в Воронежской губернии
«Разливы рек её, подобные морям...»
От воды ещё тянет простуженным льдом.
Так о чём ещё, как не о русской природе?..
Вот мой город на выселках, вот он — мой дом,
вот он я — да при всём при честном при народе...
Вот река — как бродяга со ржавью оков.
Вот корявые ветлы, плакучие ивы...
Вот лихие дымки выходных костерков
и широкой души озорные разливы...
Вон заречной церквушки горит фитилёк.
Вон вороны слетаются важно с амвона...
и ломающий зубы кристальный глоток
тёплой водки со льдом колокольного звона.
Вот расхристанной пустоши полный разор.
Вон за ней горизонт. А за ним — вот он, светлый,
вот он, ясный, и трезвый, и любящий взор
на плакучие ивы, корявые ветлы...
* * *
«Что ищет он в краю...»
Горит закат чертогом брачным,
Сквозя стропилами сквозь тучи...
По пустырям старик невзрачный
Клюкою разгребает кучи
Дерьма и хлама. По канавам
Блеснёт то банка, то бутылка.
И равно лжёт мирская слава,
Как тяжесть в области затылка.
И равно маловероятно
Здесь повстречать единоверца,
Как вынуть из груди разъятой
Трепещущее жизнью сердце.
И лишь огромные рекламы
Над окружною пламенеют.
И мреет образ юной мамы,
И реют ангелы над нею...
<...>
Бредёт по кромке моря нищий.
Шипя, накатывают волны.
Увы, он счастия не ищет —
Он пережил его по полной.
* * *
Ртуть реки. И золото осинника.
Серебро трепещущей ольхи.
Интересно, верят ли в Алхимика
Искорки пугливые — мальки?..
Непроглядна синь небесной колбы.
И дрожит хрусталик... и уже
Обкатали жизненные волны
Философский камушек в душе.
