От редакции Публикуемые очерки предназначены для сборника «Надежда Яковлевна. Памяти Н.Я. Мандельштам», подготовленного автором для издательства «Аст» («Редакция Елены Шубиной»). Надежда Яковлевна Мандельштам в Чите[1] В одну из последних встреч с Ахматовой Мандельштам прочел ей свою воронежскую «Киевлянку», а в ответ услышал – посвященные ему строки, вдохновленные тем же Воронежем: Не столицею европейской с первым призом за красоту, страшной ссылкою енисейской, пересадкою на Читу, на Ишим, на Иргиз безводный, на прославленный Атбасар, пересадкой на лагерь Свободный в чумный запах гниющих нар показался мне город этот этой полночью голубой – он, воспетый первым поэтом, нами грешными и тобой[2]… Эта «пересадка на Читу» оказалась пророческой и аукнулась вдове Мандельштама двухлетним проживанием в столице Забайкалья. Надежда Яковлевна приехала в Читу 25 августа 1953 года. Согласно приказу Министерства просвещения РСФСР №№ кк 9/205/ 3 1286 от 19 августа 1953 года, она была переведена из Ульяновского пединститута в Читинский и, начиная с 1 сентября, назначена старшим преподавателем английского языка[3]. Институт располагался в доме 140 по улице Чкалова. И о городе, и об институте Н.М. отозвалась чуть ли не с восторгом. В письме В.Ф. Шишмарёву от 15 сентября 1953 года она пишет: «Мне не страшно, что это так далеко — город удивительной красоты, а Институт на десять голов выше Ульяновского. Кафедра наша тоже гораздо лучше. А главное, здесь мирно и миролюбиво»[4]. Кафедра, замечу, была очень молодой: ко времени приезда Н.М. ей было всего два года, а студенческий контингент – почти исключительно девушки. Надо сказать, что это читинское двухлетие – один из наименее изученных эпизодов в биографии Н.М. Кроме нескольких упоминаний Читы или читинцев в ее собственных сочинениях и письмах, да еще статьи М. Селиной[5], - мы, собственно, ничем больше не располагаем. Вот одно из таких немногих упоминаний: «В Чите стояли очереди за хлебом, мыло привозилось из Москвы, а на базаре торговали кониной и верблюжатиной. В столовой в подвале института мне втихаря, чтобы не оскорблять студентов, давали кулечек сахару за пятьдесят чеков на сто стаканов чаю. Деньги уходили на еду и поездки в Москву. Тут уж не до одежды, которая продавалась с рук за невероятные цены»[6]. Известно всего три имени из читинского окружения Н.М. Это Домна Ефремовна Клымнюк, заведующая кафедрой педагогики факультета иностранных языков, Эмма Павловна Тюкавкина (1931-2008), преподавательница с той же кафедры, где работала и Н.М.[7], и наконец, Лидия Ивановна Острая, работавшая с ней в параллельных группах. Надежде Яковлевне было тогда около 55 лет, но, по словам Л.И. Острой, она выглядела намного старше своих лет и была малопривлекательной женщиной. «Она приехала к нам совершенно тихо и незаметно , — вспоминала Лидия Ивановна. – О том, что скрывалось под строгим взглядом этой женщины, можно было лишь догадываться. Никто не интересовался ею в открытую — она отвечала взаимностью и предпочитала молчание. Окутанную тайной приезжую особу, прекрасно владевшую английским языком, поселили в крохотной комнатке институтского общежития. Обстановка ее временного жилища поражала убогостью — стол, стул, кровать. Ее гардероб был однообразным, но необычным. В течение двух лет она носила неизменное черное платье и синий шарф. Когда становилось холодно, Надежда Яковлевна облачалась в шубу своеобразного модного покроя с широкими рукавами, каких в Чите в то время еще не видели. Она посещала педагогические собрания в институте и на факультете, но вела себя весьма скромно, высказывая свое мнение осторожно и строго по делу. И все-таки сложно представить, чтобы Мандельштам со своими «странностями» не вызывала ни у кого интереса. Скорей всего, она умела быть недоступной и держать людей на расстоянии, являясь при этом прекрасным собеседником»[8]. При этом замкнутость Н.М. не была герметичной. Та же Л. Острая вспоминала, что не раз посещала ее вечерами после занятий и всегда «…заставала одну и ту же картину. Надежда Яковлевна лежала на своей маленькой кровати, покрытой старым пледом, с книгой и обязательно с дымящейся сигаретой в руках. Книги, табак и кофе были ее неразлучными спутниками. Кофе ей присылал брат из Москвы, которого она изредка упоминала в разговорах. Чем и как она питалась, было загадкой. “Она никогда не посещала столовую[9], и в ее крохотной комнатке не было ни малейших намеков на приготовление пищи“…»[10]. Обязательность распределения в Читу, по-видимому, была ограничена двумя годами. Но сама Чита была так далеко от Москвы, что зимой 1955 года Н.М. начала подыскивать себе новое место работы и новое пристанище. Об этом свидетельствует «Характеристика», выданная Н.Я. Мандельштам директором Читинского государственного педагогического института Киктевым 20 января 1955 года «в связи с участием ее в конкурсе на замещение вакантных должностей по специальности английского языка»[11]. Приказ об ее увольнении в Чите датирован 13 августа 1955 года. Закончим же цитатой из рассказа Л.И. Острой: «Мандельштам уехала из Читы так же тихо и незаметно, как и приехала». Надежда Яковлевна Мандельштам в Чебоксарах[12] Публикация и сопроводительный текст П. Нерлера. 1 Судьба не раз «заносила» Надежду Мандельштам на Волгу. Первый раз – в Саратов, где она родилась. Второй – в Савелово, где вместе с мужем она провела несколько месяцев летом и осенью 1937 года. Третий – в Калинин (Тверь), где они поселились в ноябре 1938 года. Четвертый – в Ульяновск, где она проработала в местном пединституте с 1949 по 1953 годы. И, наконец, пятый – с 1955 по 1958 – в Чебоксары…[13] Переселение из далекой Читы в «близкие» Чебоксары обставилось немалыми трудностями. В главке «Они» во «Второй книге», то есть спустя почти 15 лет, Н.Я. Мандельштам вспоминала: «Под нажимом Ахматовой я пошла к Суркову. В те дни я была без работы, потому что уехала из Читы по приглашению Чебоксарского пединститута, но в Москве получила телеграмму, что Чебоксары раздумали и не берут меня (кафедра литературы, наверное, услышала мою фамилию и посоветовала не связываться)»[14]. В самый же разгар событий, 31 августа 1955 года, она писала А.А. Суркову: «Теперь о себе. Нынче, 31 августа, мне сообщили, что меня отправляют на работу в Чебоксары. Я просила в министерстве, чтобы меня отправили куда угодно (в пределах Европейской части Союза), кроме Чебоксар, куда меня пригласили, а потом заявили, что не хотят. Не сомневаюсь, что там будет очень тяжело – мне покажут, как лезть туда, куда не просят. Тем более, что я приезжаю без литературной работы (перевода), которого я не получила и не получу. (Перевод – это явный признак, что со мной как-то считаются). Например, мне не дадут комнаты и тому подобное. (Я эти годы жила в студенческих общежитиях – и этой незавидной доли у меня не будет). Мой адрес, вероятно: Чебоксары, Пединститут. Вероятно, в сентябре (если студенты уедут в колхозы) или зимой мне разрешат поехать в Москву. А может, и не разрешат»[15]. Все же отметим, что документы личного дела Надежды Яковлевны Мандельштам не содержат следов ни персонального приглашения Н.Я. из Читы, ни какого бы то ни было отказа от ее услуг, хотя бы и временного. В них задокументирован лишь тот непреложный факт, что с 1 сентября 1955 и по 20 июля 1958 гг. Н.Я. служила в Чебоксарах, — старшим преподавателем и даже исполняющим обязанности заведующего кафедрой английского языка Чувашского государственного педагогического института. Сам город поразил Надежду Яковлевну своей почти деревенской неблагоустроенностью: «…весь в оврагах, горах и глине. Грязь осенью страшная. Вдоль улиц в центре деревянные лестницы. — Тротуары. Дикая старина. Я еще по такому не ходила»[16]. И в другом письме: «Здесь деревянные тротуары и лестницы. Самый фантастический город-деревня на свете. Грязь доисторическая. Мою хозяйку и ровесницу дворник носил на руках в школу — пройти нельзя было. Сейчас кое-где есть мостовые, а горы из скользкой глины всюду. Таких оврагов я нигде не видела, а в детстве я хотела знать, что такое овраг. Чувашки очень серьезные, без улыбки, как армянки»[17]. Самое первое жилье — комната в доме по адресу Ворошилова 12, квартира Павловой — было просто ужасным: «С квартирами здесь полная катастрофа, а из-за этого я могу вернуться. Сняла я комнату у сумасшедшей старухи — Вассы. 200 р. Каждое слово слышно. Проход через нее, и 3 километра до института по мосткам — (это вместо тротуаров). Но старуха уже гонит меня (за папиросы). Форточки нет. Воды нет. Постирать нельзя. Вымыться за 5 верст»[18]. Позднее она жила по адресу: Кооперативная ул., 10, кв. 13. Педагогический институт, основанный в 1930 году, располагался по улице К. Маркса, 38. В 1958 году – в год, когда Н.Я. Мандельштам распростилась с институтом – ему было присвоено имя И.Я. Яковлева – чувашского педагога и просветителя[19]. Факультет иностранных языков, на котором работала Н.Я. Мандельштам, был открыт в 1951 году. Спустя два месяца после переезда в Чебоксары, 10 ноября 1955 года, Н.Я. Мандельштам пришлось возглавить кафедру — женский коллектив из 14 душ. Фактически это произошло даже раньше – в октябре. Подоплека – в письме Н.Я. к Василисе Шкловской: «Здесь пока хорошо. Хотя есть трудности. Здесь я «зава», но мне пока не платят за это денег. Девки с кафедры – их 14 – пока что выжили зав. кафедрой (за дело). Сейчас заранее ненавидят меня. Я их собираюсь успокоить. Их 14!!!»[20]. Тогда же, в ноябре 1955 года, когда студенты были на педагогической практике, Н.Я. провела пять недель в Москве. Но и в Чебоксарах до марта все свободное время она занималась лишь диссертацией, которую благополучно защитила 26 июня 1956 года[21]. На успешности защиты, возможно, сказался и XX съезд КПСС со всеми его последствиями: многие «доброжелатели» Н.Я. испытали тогда что-то вроде контузии и явно прикусили язык. За гибель мужа Надежда Яковлевна получила 5000 рублей компенсации — деньги пошли на раздачу долгов, покупку каблуковского «Камня» и на съем дачи на лето в Верее. А весной того же года Н.Я. получила анонимку с угрозами смертной мести, но не за правду-матку о ГУЛАГе, а за… плохие отметки на экзамене![22] В бытовом отношении жизнь была трудной, а питание – никуда не годным. В одном из писем Н.Я. просит прислать ей из Подмосковья масло, кофе в зернах, лимоны и апельсины: «Я сильно болею желудком – с чего бы? Пью боржом, но здесь нет ни фруктов, ни масла, так что нельзя есть манную кашку» [23]. Если сравнивать чебоксарские годы Н.Я. с ульяновскими, псковскими и даже читинскими, то с изумлением замечаешь, что меньше всего известно именно о чебоксарском круге общения Н.Я. Ни воспоминания, ни письма, ни тем более официальные документы не содержат ни одного упоминания о ее внеинститутских контактах – ни единого имени! 2 «Личное дело» Надежды Яковлевны Мандельштам («зав. кафедрой английского языка и ст. преподавателя», как указано на обложке), хранящееся в архиве Чувашского педуниверситета им. Я.А. Яковлева (АЧГПУЯ), было начато 15 мая 1955 года и окончено в 1958 году (число и месяц не проставлены). Открывают его стандартные личный листок по учету кадров (л.1-2, с оборотами), ценный главным образом неизвестной до этого фотографией Н.Я. Мандельштам, и автобиография, написанная на тетрадном, в клеточку, листе (л.3). Информационно она ничем не отличается от аналогичного текста, написанного в Ульяновске – разве что тем, что, называя Осипа Эмильевича, она уже не сообщает о его репрессированности. Следующий документ дела Н.Я. Мандельштам датирован 31 августа – это приказ № 395 заместителя начальника Главного управления вузов о ее назначении старшим преподавателем в порядке перевода (л.4). Далее (л. 5 и 6) к делу подшиты две телеграммы, адресованные директору (так тогда называли ректоров) вуза К.Е. Евлампьеву. Первая – от упомянутого Клецкина с дайджестом соответствующего приказа, а другая – от самой Н.М., с сообщением о 4 сентября как о времени ее приезда в Чебоксары. Далее следовало несколько документов, квалифицирующих Н.Я. Мандельштам как филолога, в частности, нотариально заверенные копии диплома Н.Я. Мандельштам о получении высшего образования и справки об экзаменах по кандидатскому минимуму, сданных Н.Я. Мандельштам, а также выписка из протокола заседания Ученого совета Ленинградского государственного педагогического института имени А. И. Герцена (л.7, 8 и 12). Следующий документ в деле Н.Я. Мандельштам – характеристика c места предыдущей работы в Чите, датированная 10 января 1955 года (л.9): На основании вышеперечисленных документов Чувашский пединститут подготовил и издал свой приказ № 96 от 8 сентября 1955 года[24], согласно которому Н.М. оплачивался переезд и устанавливался оклад в 1650 рублей, что на 150 рублей больше, чем в Ульяновске. Еще задолго до успешной защиты Н.Я. и спустя всего 1,5-два месяца со дня начала работы в Чебоксарах нежданно-негаданно произошел взлет педагогической карьеры Надежды Яковлевны: 20 октября 1955 года ее рекомендовали и 10 ноября, приказом № 840, назначили исполняющей обязанности заведующего кафедрой английского языка института – правда, без прибавки к жалованью (л.13). К приказу была подготовлена и соответствующая характеристика, в которой, в частности, можно прочесть: «За время своей работа тов. Мандельштам Н.Я. проявила себя как высококвалифицированный педагог, владеющий в совершенстве как английским языком, так и методикой его преподавания на факультете иностранных языков. Лекции и практические занятия тов. Мандельштам проводит на должном идейно-теоретическом уровне. Чуткий и отзывчивый товарищ. Н.Я. Мандельштам много помогает молодым преподавателям как в организации учебно-методической работы, так и в работе по повышению квалификации» (л.14). На этом документы, связанные с началом работы вдовы поэта в Чебоксарах, в ее личном деле завершаются. Документов за 1956-1957 гг. в нем нет вовсе (если не считать выписки о защите диссертации). Завершает же дело серия документов, связанных с отъездом Н.Я. Мандельштам из столицы Чувашии. 16 июня 1958 года директор вуза издал приказ № 74 об освобождении Н.Я. Мандельштам, согласно ее желанию, от заведывания кафедрой, начиная с 20 июня (л.16)[25]. Мысленно Надежда Яковлевна была уже далеко от Чебоксар – в Москве, где разгорелась борьба за предоставление ей прописки и площади. Об этом она откровенно пишет директору К.Е. Евлампьеву 15 июля 1958 года (л.20-20об.): «Уважаемый Константин Евлампьевич! Прошу Вас распорядиться, чтобы мне прислали справку о занимаемой мной в Чебоксарах комнате. Нужно отметить, что это общежитие института, и я живу на площади, предоставленной мне институтом. Мои комнатные дела обстоят так: Союз Писателей постановил выделить мне комнату в своем доме (вновь построенный жилой дом). Списки, получивших квартиры, направляются в Моссовет. Людям из других городов обычно ордеров не дают, да и просят о площади для них весьма редко. Но Союз Писателей могучая организация и, может, добьется своего, если будет активен. Вот такое положение моих дел. Вероятно, через месяц выяснится, дадут ли мне ордер и прописку. Сообщу вам немедленно и приеду в Чебоксары. Кафедра без меня может обойтись: так составлялась нагрузка, чтобы, сделав передвижку, разделить мои часы; почасовик Данилова может быть принята на работу на освободившееся место. Она очень хороший работник. Мы об этом варианте говорили на кафедре (т.е. мнение не мое личное). Но очень возможно, что я вернусь, т. к. получение комнаты в Москве для иногородних это чудо, а чудеса не частая вещь. Надежда Мандельштам Мой адрес: Верея, райцентр Московской области, Первая Спартаковская 22. Мандельштам. Справку прошу направить по адресу: Москва, ул. Воровского 52; Союз Писателей; Управление делами. Лихтентуль А.Я. Прилагаю формальное заявление». Формальное заявление (л. 19) было действительно приложено, и на нем директор начертал резолюцию: «Справку выслать. Заявление – в личное дело. КЕвст. 18.7.58». Так что хронологически «Дело» Н.Я. Мандельштам и завершает искомая справка № 1244 от 18 июля 1958 года (л. 18): Дана настоящая ст. преподавателю кафедры английского языка МАНДЕЛЬШТАМ Надежде Яковлевне в том, что она проживает в г. Чебоксарах Чувашской АССР в старом деревянном общежитии на площади 11 кв. метров. Дом в 1958 году предназначен для сноса, на месте которого будет строиться общежитие для студентов. Выдана по личной просьбе. Директор Чувашского педагогического института имени И.Я. Яковлева К. ЕВЛАМПЬЕВ. Чуда, однако, не произошло, в Чебоксарах уже начался семестр, место Н.Я. было уже занято, и в результате получился «третий вариант»: Н.М. осталась зимовать в советском «Барбизоне» — Тарусе[26]. Примечания: [1] Благодарю Д. Нечипорука за ценные замечания. [2] Из стихотворения Ахматовой «Немного географии» (1937), посвященного О.М. [3] Факультет иностранных языков был организован в 1952 г. – в составе двух отделений – английского и немецкого языков. Директором института в это время был, по одним сведениям, А.В.Мальцев (см.: http://www.zabgu.ru/article/1574 ), по другим - В.П. Ефимов (Баркин Г.А. Создание Читинского пединститута // Забайкальский государственный гуманитарно-педагогический университет. История и современность: 1938-2008. Чита). [4] СПФ АРАН. Ф. 896. Оп. 1. Д. 272 (Сообщено Л.Г. Степановой). [5] Селина М. Хранящий тайны // Забайкальский рабочий. Чита, 5.12.2002. С. 4. [6] Мандельштам Н. Вторая книга. М., 1999. С.155-156. [7] Впоследствии профессор и ректор Иркутского государственного лингвистического университета. [8] Селина М. Хранящий тайны // Забайкальский рабочий. Чита. 2002, 5 декабря. С. 4 [9] Это утверждение не стыкуется со свидетельствами самой Н.М. (см. выше). [10] Селина М. Хранящий тайны // Забайкальский рабочий. Чита. 2002, 5 декабря. С. 4 [11] Эта характеристика осела в личном деле Н. Мандельштам в архиве ее следующего работодателя – Чувашского пединститута в Чебоксарах. [12] Благодарю ректора Чувашского государственного педагогического университета им. И.Я. Яковлева Б.Г. Миронова и сотрудников университетского архива за содействие в подготовке этой публикации. Особая благодарность профессору Чебоксарского университета в отставке Д.С. Гордон за инициацию контакта с Г.Г. Тенюковой и самой Г.Г. Тенюковой, взявшей на себя непростой труд по розыску и копированию личного дела Н.Я. Мандельштам. [13] Альтернативой Чебоксарам вполне мог бы стать… Воронеж, но приглашение оттуда пришло уже после того, как Н. Мандельштам была зачислена в штат. [14] Мандельштам Н. Вторая книга. М., 1999. С.592. [15] Н.Я. Мандельштам – А.А. Суркову, 31 июля 1955 г. (РГАЛИ. Ф.1899. Оп.1. Д.418) [16] Письмо Н.Я. В.В. Шкловской-Корди от 16 сентября 1955 г. (здесь и далее – сообщено Ю.Л. Фрейдиным, одним из подготовителей соответствующей публикации в сборнике «Надежда Яковлевна»). [17] Письмо Н.Я. В.В. Шкловской-Корди, от 24 сентября 1955 г. [18] Письмо Н.Я. В.В. Шкловской-Корди от 11 сентября 1955 г. И в том же письме чуть ниже: «Вероятно, я удеру – из-за квартирных условий. Здесь больно легко задохнуться – в комнатах без форточек». [19] В 1998 г. институт был преобразован в Чувашский государственный педагогический университет им. И.Я. Яковлева. [20] Письмо Н.Я. В.В. Шкловской-Корди от 2 октября 1955 г. (сообщено Ю.Л. Фрейдиным). [21] На получение диплома ВАК (Высшей аттестационной комиссии) ушло еще полгода (№ 000345 от 14 февраля 1957 г.). Подробнее обо всем, что связано с диссертацией, см. в: Дисциплина: партийное против академического. Вокруг кандидатской диссертации Н.Я. Мандельштам // Новое литературное обозрение. 2014. № 128. С.158-188. [22] Ср. в наст. издании в письме к В.В. Шкловской-Корди от 6 марта 1956 г.: «Из новостей – получила письмо – анонимное. Зарежут, если будут плохие отметки. Такое со мной в первый раз. Письмо у директора. Что он с ним делает – не знаю. Господи!». И в следующем письме – от 19 марта: «Скоро буду экзаменовать тех, что грозились убить. Двойки будут… У меня одна надежда – они советовали не ходить вечером, т.к. резать будут вечером. Я не буду выходить по вечерам». [23] Письмо Н.Я. В.Г. и В.В. Шкловским-Корди от 11 марта 1957 г. [24] Отразился в ее личном деле выпиской (л.11). [25] Ее заменил в этом качестве ст. преподаватель Ю.Н Тютиков (л.17). [26] См.: Нерлер П. Надежда Яковлевна и «Н. Яковлева» в Тарусе. Вокруг «Тарусских страниц» // Информпространство. Живое слово. 2014. № 186. В сети: http://www.informprostranstvo.ru/N186_2014/pavelnerler.html Напечатано в журнале «Семь искусств» #10(56)октябрь2014 7iskusstv.com/nomer.php?srce=56 Адрес оригинальной публикации — 7iskusstv.com/2014/Nomer10/Nerler1.php
