Пятно на потолке, похожее на карту мира0

Из жизни Филиппа Филипповича исчезла тайна. Вы спросите: а какая-такая тайна могла быть в жизни обыкновенного человека Филиппа Филипповича? О какой тайне вообще может идти речь, если это человек обычного возраста, лет сорока семи, обычной профессии, инженер, живущий в обычном, пусть даже столичном городе, в самой что ни на есть обыкновенной квартире с двумя смежными комнатами? А вот, представьте себе, тайна в жизни Филиппа Филипповича существовала всегда, сколько он себя помнил. Ну, что в детстве ему все казалось таинственным - это нормально. И то, что после дня обязательно наступает ночь, несмотря ни на что - ни на день рождения, ни на новый велосипед. И что, когда летом они переезжали на дачу, взрослые так уверенно говорили: вот через две недели вода в пруду станет теплее, тогда и можно будет купаться. А почему, спрашивается, они были так уверены, что вода станет теплее именно через две недели? И ведь всегда оказывались правы, вот что было удивительно! Тайна? Тайна! А длинные тени деревьев в лунном свете? Или что касается его имени. В детском садике, а потом в школе, обязательно было по три или четыре Димы, Сережи, Павлика и Юрика. А вот Филипп везде был один - как дуб в чистом поле, и всегда это был он. Мало того, Филиппом звали и его отца, и деда тоже, все были как на подбор Филиппы Филипповичи, и он даже не удивился, когда мама ему сказала, что и он тоже будет Филиппом Филипповичем, хотя и не скоро. Удивлялся он другому: а почему это только в их семье водятся Филиппы. Он искал этому объяснение и - что бы вы думали? - нашел. Наверное, когда-то в старину у них было родовое имение, в котором росли только липы. И какая-нибудь невеста, приехав в имение и увидев парк, сморщила носик и сказала: "Фи, липы!" Конечно, за всем этим скрывалась какая-то тайна, и когда он, засыпая, думал о таинственности жизни, в животе у него становилось щекотно и прохладно. Когда же Филипп доучился до девятого класса, про имение и невесту с носиком он забыл, а непонятными, необъяснимо изменившимися вдруг стали девочки из его же класса, да, да, те же самые девочки, к которым, казалось бы, можно было за восемь лет привыкнуть и не обращать на них внимания. Но не тут-то было! Ни с того ни с сего они вдруг стали совершенно другими - странными и загадочными, и как раз теперь не обращать на них внимания у Филиппа не получалось, хотя раньше это ему не составляло никакого труда. Когда Танька с соседней парты взмахивала ресницами, которые теперь почему-то стали у нее длинные, как крылья, а потом вдобавок еще и начинала смеяться, сердце Филиппа куда-то проваливалось и долго еще плавало в неведомых морях. А вы говорите, откуда взяться тайне! Часы же на комоде между тем тикали, дни катились, годы шли. Филипп потихоньку, как и обещала мама, стал превращаться в Филиппа Филипповича. Сначала изредка, только в бухгалтерской ведомости или на собственных заявлениях в адрес начальства, в которых он просил, например, предоставить отпуск за свой счет по случаю женитьбы или, один раз и такое было, в связи с рождением близнецов. Сначала превращение его в Филиппа Филипповича происходило как-то робко и незаметно, а потом все увереннее и бесповоротнее. И опять вы спросите: ну а здесь-то где тайна? Должность инженера в КБ, женитьба, даже сыновья-близнецы - что в этом таинственного? Все как у всех! Так я вам скажу: это когда у других КБ, поездка на курорт и даже близнецы - в этом нет ничего особенного. А вот когда у тебя!.. Все было удивительно: и что вот идет он утром на работу, как раньше его отец, а вечером усталый возвращается домой - мужчина, кормилец, глава семейства, и встречает его не кто-нибудь, а настоящая жена, точь-в-точь как встречала когда-то мать его отца. А на работе! Разве не странно было, что именно ему, а не кому-то другому, пришло в голову заменить на станке цилиндрическую втулку конусообразной, экономия металла получалась феноменальная! И как его хвалили на летучке, а потом у начальства, хотя в патентном бюро диплом оформили почему-то не на его имя, а на имя заведующего отдела. Обидно конечно, но когда проводили испытание, Филипп почувствовал тот же самый холодок в животе и ощущение, что мир безграничен и таинствен - соображай, и многое тебе откроется. Каждый день приносил с собой какую-нибудь загадку, но Филипп вовсе не стремился ее разгадывать. Было интереснее не понимать, удивляться - мир таким образом обретал еще одно дополнительное, необъяснимое измерение, а это значило, что все в жизни может случиться и даже в самых катастрофических ситуациях не стоит отчаиваться. Когда же тайну удавалось раскрыть, ничего хорошего из этого не получалось, потому что объяснение всегда оказывалось чересчур простым, тайна переставала быть тайной, а окружающий ландшафт из сказочного, горного, с манящими пещерами и головокружительными спусками, превращался в плоскую разделочную доску. Жить на свете сразу становилось скучновато, а иногда даже и тошно, как, например, в случае экономии металла при помощи конусообразной втулки. Нет, пусть остаются в жизни тайны, и как можно больше, в этом мы с Филиппом Филипповичем полностью согласны. Надеялся Филипп Филиппович и на то, что останутся тайной, во всяком случае для жены, его свидания с Марго, медсестрой из их районной поликлиники, тем более что жила Марго на другом конце города, и он два раза в неделю ездил к ней в Медведково - считай, что в другой город. Там его никто не знал, но, входя в ее двор, он на всякий случай наклеивал усы, и когда проходил сквозь строй старушек, сидящих у подъезда, усы непременно теребил, обращал на них внимание, чтобы потом в случае чего сказать: да Господь с вами, никогда я в этом районе не бывал и усов у меня сроду не было! Но на самом-то деле он понимал, что "в случае чего" никакие усы не помогут, просто ему нравилась такая игра: свидания от этого становились еще таинственнее и слаще, а жизнь - похожей на ту, которую показывают в кино. Как вы догадываетесь, и эта тайна лопнула, как воздушный шарик, - этого всегда следует ожидать, коли уж повадился ходить по явочным квартирам, но произошло это так глупо, что было даже обидно. Облом случился из-за того, что одна из бабок, дважды в неделю сверлившая в Медведково Филиппа Филипповича взглядом, устроилась сидеть с ребенком как раз в их подъезде. И надо же было додуматься - ездить в такую даль, чтобы сидеть в чужом районе с чужим ребенком, но старушенция эта как раз додумалась, и когда Филипп Филиппович в первый раз увидел ее прямо перед собой в собственном дворе, от неожиданности на него напал столбняк, во время которого он видимо по инерции, вытащил из кармана усы и привычным движением приладил их себе под нос, причем, вы только подумайте, прямо на глазах у старухи. Видавшая виды бабка даже если удивилась, то на какую-нибудь жалкую секунду, и никакого столбняка с ней-то как раз и не произошло. Она заинтересованно проследила за странной манипуляцией этого типа, который ходил по понедельникам и четвергам к Маргошке, и немедленно сделала из этого нелепый, абсурдный, но, к сожалению, совершенно правильный вывод. Следствием этой встречи оказалась запертая на задвижку дверь в квартире Филиппа Филипповича, когда он, как обычно по четвергам, вернулся домой около двенадцати часов ночи с семинара по истории партии. До утра он сидел в подъезде на подоконнике и размышлял о том, как, черт побери, непредсказуемо человеческое существование. А на следующий день жизнь снова подтвердила Филиппу Филипповичу свою таинственность, когда он внеурочно - ведь была пятница - направился к Марго, предвкушая, как его нежная подруга обомлеет от счастья, услышав, что он пришел к ней навсегда. Он позвонил в дверь условным звонком, но никто не откликнулся. Тогда Филипп Филиппович вышел на улицу, причем уже без усов, маскироваться теперь не имело смысла, - он обошел дом и отыскал окна Марго. Там горел свет, и Филипп Филиппович снова поднялся на четвертый этаж. Он звонил непрерывно минут пять, пока, наконец, дверь не приоткрылась и Марго, растрепанная, в халатике, с плавающим взглядом, не сказала недовольно в щель: - Сегодня пятница. - Я пришел насовсем! - радостно сообщил Филипп Филиппович и сделал шаг вперед. - Пятница, а не четверг, - еще раз попыталась разъяснить непонятливому возлюбленному Марго и ловко захлопнула дверь, едва не прищемив ему нос. И опять Филипп Филиппович сидел несколько часов на подоконнике, но на этот раз в Медведково, и размышлял о том, как странно устроена жизнь. Через два или даже три часа он понял, что вряд ли Марго сегодня выйдет из дома и что вполне уже можно отправляться куда глаза глядят. Глаза же его глядели на этот раз в сторону родимого дома, потому что никаких других адресов он больше не знал. Рассудив, что провести ночь лучше в своем подъезде, чем в чужом, он туда и направился. На всякий случай он все-таки позвонил в свою дверь, и - о, эти нескончаемые сюрпризы! - жена сразу же открыла ему и без тени упрека спросила: - Ты что, ключи потерял? - Да!.. - выкрикнул от неожиданности Филипп Филиппович. - То есть, нет!.. - Есть будешь? - спросила жена. - Да, - снова сказал блудный муж, - то есть… буду. И отправился мыть руки. Он сел на краешек ванны, пустил воду и вдруг заплакал. Представляете, мужчина, кормилец, старший инженер КБ, и заплакал! Это были слезы благодарности, однако вовсе не жене, как вы можете подумать: он благодарил жизнь - за ее изобретательность, за щедрость на выдумки и тайны. Много, очень много раз жизнь и в дальнейшем удивляла Филиппа Филипповича, да что там удивляла - приводила в полное недоумение. Ну как было не удивляться, если один его сын-близнец учился чуть ли не лучше всех в классе, а другой, так и не одолев премудрости сначала шестого, а потом седьмого класса, отправился под нажимом родителей прямехонько в ПТУ. Как было не дивиться параллельным конструкциям, сооружаемым жизнью, когда в одно и то же время, с разницей лишь в несколько дней, один близнец поступил в автодорожный институт, а другой - в камеру предварительного заключения Бутырской тюрьмы, за наркотики и прочую пакость. А ведь росли близнецы вместе, одни и те же фильмы по телевизору смотрели. Тайна? Тайна. И еще какая! А история с телевизором? Скорее всего, и вы слышали про этот случай, но наверное решили, что это небылица. Сломался их старенький, еще черно-белый телевизор, а где взять новый, было совершенно непонятно, но буквально на следующий же день они выиграли в лотерее именно телевизор, причем большой, цветной, о котором и мечтать-то не смели. И что интересно - больше они никогда не выигрывали даже рубля, хотя, как вы понимаете, участвовали с тех пор во всех лотереях, которые только могло придумать государство. Так что фактически вся жизнь Филиппа Филипповича была сплошной цепочкой необъяснимых событий, которые его то радовали, то тревожили, и, просыпаясь утром, он всегда думал: "Интересно, а что случится сегодня?" - ну прямо совсем как ребенок. Жена так ему и говорила: "Ну ты, Филипп, прямо совсем как ребенок!" - на что он только пожимал плечами. В то утро, ради которого мы, собственно, и затеяли рассказ, Филипп Филиппович, проснувшись, как всегда, на десять минут раньше, чем звонил будильник, лежал и смотрел в потолок, на котором, благодаря протечке, случившейся вчера у верхних соседей, явно вырисовывались два полушария карты мира. Самое темное пятно находилось как раз там, где на карте располагается Россия и Москва, а если бы карта была более подробная, то пятно наверняка бы накрыло улицу, а может быть даже и квартиру, в которой Филипп Филиппович жил. "Но почему именно мою квартиру?" - ни с того ни с сего подумал он и впервые не обрадовался загадке. Вдруг оказалось, что он знает ответ. "Потому что соседи алкоголики и хамы, - сказал он сам себе, - потому что снова надо отпрашиваться с работы, чтобы пойти в жилищную контору и заявить о протечке, потому что в трамвае опять будет давка и оторвут пуговицы, потому что отпуск только что кончился и теперь ждать целый год. И потому еще, что жена совсем превратилась в пилу с кривыми зубьями, а дальше будет еще тоскливее, и Кузькин пошел на повышение, в то время, как ему, Филиппу Филипповичу, не светит даже прибавка к зарплате". Он смотрел на потолок и читал свою будущую жизнь. Она просматривалась насквозь, до самого отдаленного уголка - ни малейшего затемнения, ни хотя бы крошечной загадки, Он видел стареющую жену, с трудом поднимающуюся по лестнице с полной кошелкой; сыновей, которых не поймешь, совсем как чужие; пьянку на работе восьмого марта и тосты "за присутствующих дам" и "мужчины пьют стоя"; очередной отпуск на садовом участке в шесть соток, и скуку, скуку, скуку. "Что ли старею?" - удивился Филипп Филиппович. Жена посапывала рядом, лицо у нее было бледное и напряженное, наверное, ей снилась ее начальница. Филипп Филиппович тронул жену за плечо. - Лиза, а Лиза! - позвал он. - А?.. Что?.. - жена открыла глаза. - Что, будильник? - Да нет, - с досадой проговорил Филипп Филиппович, - не будильник. Я хотел тебя спросить: стареем мы, что ли? - Ты что? - жена села на постели и испуганно посмотрела на мужа. - Спятил? - Да, стареем, - решил Филипп Филиппович и горестно покачал головой. Жена пожала плечами, встала и накинула халат. Привычным движением она раздвинула шторы и приоткрыла форточку. В комнате стало светло и уныло. Тайна выглянула из темного уголка за шкафом, тяжело взлетела к потолку и, немного покружившись по комнате, вылетела в форточку. Больше в этом доме ей делать было нечего. Напечатано в журнале «Семь искусств» #10(56)октябрь2014 7iskusstv.com/nomer.php?srce=56 Адрес оригинальной публикации — 7iskusstv.com/2014/Nomer10/Dymova1.php