* * *
Дверь подалась. Открылась в Осень,
В Сентябрь — просторную светлицу,
Где начинал собой светиться
Осинник меж высоких сосен;
Где каждый куст был прорисован
Отчётливой скупою тушью.
О, тот художник... что задушит,
Не мысля ничего худого.
И он подвержен вдохновенью,
Рисуя мастерски, рискует:
Не хочет видеть золотую,
Подчёркивая утомленье.
И пусть. Но кисти на рябине
Густеют, наливаясь кровью,
И над лесной пустою кровлей
Гореть намерены сквозь иней.
* * *
Деревенские ласточки в небе,
распластавшись,
чертили круги,
и невольно
гасились шаги
тишиною вечерних
молебен.
Наступил
этот сказочный час,
тот желанный —
умиротворенья,
и печатью
душевного зренья
отмечался
внимательный глаз.
Этот час
примерял и с собой:
часто ль знали
в своей простоте
о таящейся в нас
чистоте
под невечною
нашей звездой?
* * *
Стакан гранёный на окне.
И вербы веточку в стакане
Слегка придерживают грани
И влагу держат ей на дне,
А почек белые шмели
Топорщат мягкие щетинки,
Как будто выгибают спинки,
Где крылья хрупкие росли.
И мы опять удивлены
При виде тех шмелей пушистых:
Какой бы снег ни выпал чистый,
Теплей не будет белизны!
* * *
По глади озёрной воды
Холодные капли стучали,
И жёлтые листья печали
Теряли запас высоты;
Любимые ветви теряли,
Теряли распахнутость далей;
Теряли... но что обретали
Невольники грусти паденья?..
Безжизненных черт отраженье.
* * *
О недалёкость человечья...
Твои удары —
тяжелы!
И наносимые увечья
конкретных форм
не обрели.
...Вот он. Встаёт,
напившись чая.
Идёт.
Кивает тем и тем,
и сам себе
не признаваясь
в том,
что раздавлен
и...
совсем.
* * *
На всех предчувствиях — клеймо
того, что нами пережито.
Там и разбитое корыто,
и счастье редкое само.
Двух полюсов полутона
сиюминутных катаклизмов,
и в наших бренных организмах
не скоро всходят семена.
Но от удачи к неудаче
они — подспудные — растут,
и стебли их — подобьем пут,
когда смеёмся или плачем.
Казалось, мы понаторели
в предвиденьях, на первый взгляд,
и всё ж предчувствия томят
средь осени,
среди весны,
средь месяца,
среди недели.
Воспоминание о велосипеде
У меня не было тогда велосипеда.
Зато были, подаренные мне,
двенадцать лет.
И когда мне удавалось выпросить
у приятеля велосипед,
я забывал о том,
что он не мой.
Однажды, догоняя ветер,
я увидел знакомую девочку,
которую любил.
Правда, это я понял
далеко, далеко потом.
Она сказала: «Прокати».
Как говорят:
«Вчера по талонам давали мыло,
и нам хватило...»
...Она тряслась на раме,
вцепившись руками в руль.
Я подвинул свои кулаки
вплотную к её кулачкам,
оправдывая себя тем,
что так надёжнее управлять.
Но между локтями моими
и её телом
оставалось пространство.
И если б кто-то
сказал мне в тот миг,
что её можно обнять,
я бы набросился на него
с кулаками...
...Велосипед мотало
из стороны в сторону.
Мы чуть не падали,
когда мой взгляд
останавливался на
её щеке,
на розовой мочке
уха —
впервые так близко
к моим губам.
А она —
она не жаловалась на тряску.
Она была занята дорогой
и тем,
чтобы сохранять равновесие.
...Я, очевидно,
был тогда счастлив.
Даже сделал открытия.
Для себя, конечно.
И вот какие:
Земля, оказывается,
круглая. Иначе
почему мы всё время летим
вниз, словно под гору?
И ещё: если не устанут ноги,
мы будем так мчаться без конца.
Но разве устают ноги у людей,
когда они парят?..
* * *
Запустенье и холод в саду.
Снег сошёл. Захлебнулся ручей.
Чёрный лист прошлогодний — ничей —
Я прутком с сапога отведу.
Посмотрю на осевшие грядки
Со стоячей водой по бокам,
По которой плывут облака,
Как и там — надо мной —
Без оглядки.
Отчего ж... догадайся поди,
Так, как прежде, не верится слепо
В невесёлое низкое небо,
У которого всё впереди?..
Глаза
Я видел: тихо поднимали
Ресниц тяжёлые крыла
Над хаосом Добра и Зла
Два лёгких ангела печали.