Холокост в письмах и связь поколений0

От редакции. Эта статья уже готовилась к выходу к свет, когда пришла печальная весть - Семен Додик скончался 10 ноября 2014 года. Светлая ему память! До Великой Отечественной войны я со своей семьей жил в городе Бар, районном центре Винницкой области Украины. Недалеко от нашего дома, в таком же глинобитном домике, жила семья Духовных с двумя детьми Зиной и Муней. Зина была старше меня на 1 год и училась со мной в украинской школе № 2, где летом 1941 она окончила 9-ый класс, а я 8-ой. Муня был моложе Зины на несколько лет. Семьи наши дружили, как соседи и как земляки, так как наши мамы были родом из местечка Калюс Новоушицкого района Хмельницкой области Украины. Когда началась война наши семьи, как и большинство еврейских семей, не смогли эвакуироваться. Только 16-ти летней Зине чудом удалось эвакуироваться с соседями, которые оставили в их семье часть имущества. В нашей семье отсутствовал старший брат студент Миша, который учился в Львове, и старшая сестра Инна, ровесница Зины, которая перед началом войны уехала к знакомым в Запорожье, откуда она сумела эвакуироваться и остаться в живых. Миша пропал без вести в огне войны. Уже 16 июля Бар был оккупирован немцами, а евреи попали в рабство и ждали смертной казни. О жизни в оккупации написано много, в том числе мной [1,2] и обо мне [3]. Уже 19 августа 1942 года был организован и осуществлен первый массовый расстрел, при котором было убито свыше трех тысяч евреев, в том числе моя мама, родители Зины и ее младший брат Муня. Менее чем через 2 месяца 15 октября 1942 г. был произведен второй окончательный расстрел, при котором погибло свыше двух тысяч евреев, в том числе мой отец Давид Додик, 12–тилетняя сестричка Гитэлэ и тетя Майка, две дочери которой погибли в лагере Якушинцы. Мне удалось в тяжелейших условиях, после ряда побегов попасть в партизанский отряд [1,2], затем в Красную армию, где я воевал до конца войны. В мае 1947 года я был демобилизован, сдал в Баре экстерном экзамены за среднюю школу. Осенью того же года стал студентом Одесского института связи, жил в общежитии. Недалеко от меня в Судостроительном институте учился Семен Кваша, житель Бара, который до войны учился в одном классе с Зиной Духовной, встречался с ней в эвакуации и переписывался с ней. С Семеном я был знаком еще в Баре, встречался и в Одессе. Он знал мою историю в оккупированном Баре и, очевидно, дал мой одесский адрес Зине. В мае 1948 г. я получил от Зины письмо с просьбой сообщить ей о судьбе ее родных, оставшихся в оккупации. В оккупированном Баре ее мама до акций расстрела часто заходила к нам домой, и с моей мамой вспоминали своих отсутствовавших детей: моя – Мишу и Инну, мама Зины – Зину. Где они, что с ними, а что с нами будет, ведь кругом расстрелы евреев… Мне надо было в ответе на письмо Зины рассказать о судьбе ее близких, это было в 1948 г., 62 года назад. В своем ответном письме я писал (цитирую по копии письма, о которой я скажу позже): …Когда началась война ты, я помню, эвакуировалась, однако не помню как. Я остался в Баре со своими родными. Инна моя в это время гостила у знакомых в Запорожье и с ними эвакуировалась. Твои родные вместе с Муней остались в Баре, не уехав по той причине, что и тысячи других. Немцы вошли в Бар 16 июля 1941 года. Первое время они не проливали кровь, делая материальные грабежи. Так или иначе, прожили зиму 1941-1942 года и остались живы. Немцы усиленно угнетали народ, заставляя безвозмездно работать, посылая в концлагеря, издеваясь различным образом, о чем в одном письме не расскажешь. 19 августа 1942 года еврейские районы города были окружены гестаповцами и украинскими полицейскими, которые, выгнав народ на стадион, стали отбирать работоспособных мужчин и женщин. Все остальные были выведены за город на Гармакскую дорогу и расстреляны в заранее приготовленных могилах. Это было одно из тысяч массовых убийств, которые совершались немцами. В этот день 19 августа 1942 года погибли твои родные вместе с Муней и моя мать. Я с отцом и сестренкой Геней остался в живых, осталась в живых и семья Бондаревских. Вот, Зиночка, что я могу сообщить тебе об этом печальном происшествии. К сожалению, не могу больше ничего сказать тебе. Помню только, что твоя мать часто заходила к нам в первые дни войны и плакала вместе с моей матерью, думая, где их дети. Твоя мать думала о тебе, а моя о сестре Инне и брате старшем Мише, которые не были дома. Я их всегда увещевал, говоря им, что они должны быть рады, что дети, возможно, избежали опасности. Однако они, не ожидая и не веря в такую печальную развязку, хотели бы в трудную минуту видеть своих любимых детей возле себя. Впоследствии, когда стали доноситься слухи о зверствах, они стали просить бога, чтобы можно было когда-нибудь увидеть детей. Однако их чаяния не оправдались. После первой резни я попал в концлагерь, откуда удрал. В этом концлагере погибли Поля и Циля Бондаревские, (мои двоюродные сестры - С.Д.) которые не могли бежать вместе со мной. Из концлагеря я бежал в Бар, где еще оставалось немного евреев, однако в гетто я уже не ночевал, так как ходили слухи о новом погроме. 27 октября (в действительности 15 октября - С.Д.) я узнал, что гетто окружено. Последний раз я видел своего отца с Геничкой 26 октября (в действительности 14 октября - С.Д.) – больше я их не видел, ибо после этого погрома евреев в Баре больше не осталось. Мне удалось с большими трудностями перебежать на сторону, где стояли румыны, которые не убивали пока евреев. Там я прожил год, ведя жалкое существование, и только благодаря воле и желанию выжить, остался жить. Обо всей этой жизни не расскажешь в простом письме, ибо нужно было бы исписать очень много страниц. Когда-нибудь встретимся, тогда, если заинтересует тебя, расскажу. А вообще мне не охота говорить об этой страшной поре, ибо тогда я был тем, что можно назвать «живой труп». Впоследствии мне удалось вступить в партизанский отряд, который впоследствии соединился с Красной армией… Вот часть письма, посланного мной Зине, в мае 1948 года. В письме не точно указана дата второго расстрела. Это связано с ошибочной датой, которая была на табличке в месте второго расстрела. Должен признаться, что после того, как я отослал Зине это письмо, на многие десятилетия, я о Зине забыл, а она, возможно, и обо мне. Нас закрутила жизнь, я переехал в Москву, изменился мой адрес, появились другие интересы. Еще при Советской власти я окончил институт, стал кандидатом технических наук, написал книги по электронной технике, занимался научной работой. У меня не сохранилось письмо Зины от мая 1948 года, не было и копии письма, что я отправил ей в далеком мае 1948 г. Откуда же взялось письмо, которое я цитировал выше. Возвратимся немного назад. После перестройки кончилась эпоха государственного антисемитизма, не стало позорным проживать на оккупированной немцами территории, находиться в еврейском гетто и т. д. Я стал сотрудничать в центре Холокост, подготовил мемуары, передал их в Яд Вашем, у меня появились публикации по Холокосту. В февральском номере журнала «Лехаим» за 2003 год журналист В. Познанский опубликовал статью [3] «Одиссея мальчика из гетто», где по моим еще не изданным мемуарам рассказал о моей жизни в гетто и после него. Через нескольких дней после этой публикации мне позвонила из Перми Зинаида Лурье (в девичестве Духовная) и кратко рассказала мне, как много значило для нее письмо от мая 1948 года, о котором я совсем забыл. У нас оказалось электронная почта, завязалась переписка. Я переслал ей мои мемуары, после чего получил от нее электронную копию моего письма от мая 1948 года, которое я цитировал выше, и письмо от 16 марта 2003 года, часть которого считаю нужным процитировать. Дорогой Сема! С тех пор, как мы прочитали статью в журнале «Лехаим» о «мальчике из гетто» и получили твои мемуары, прошло больше недели. А я только сейчас собралась тебе написать: болела гриппом. Зато когда болела, не торопясь, читала твои записки, как и что тебе написать. Прежде всего, мне не терпится рассказать тебе, какую роль в моей жизни сыграло твое письмо, которое ты прислал мне 55 лет тому назад. Совершенно, естественно, ты за эти годы забыл и о своем письме, и об адресате. Напоминаю. Твой одесский адрес прислал мне Кваша Семен, мой одноклассник. Я написала тебе письмо и вскоре получила от тебя ответ. Это было не просто письмо. Это было скорбное повествование о поединке гонимого мальчика со смертью на фоне трагедии евреев всего города и наших с тобой родных. Чем же стало для меня твое письмо? Когда наши войска освободили Бар от немцев, я написала туда несколько писем, на которые получила один и тот же ответ: твои родные вместе со всеми евреями расстреляны немцами. Ни даты гибели, ни сведений о последних месяцах и днях жизни у меня не было. Это неведение, естественно, усугубляло боль и чувство одиночества. И вот твое письмо. Такое ощущение, что ты вырвался из ада, чтоб поведать о страданиях гибнущих там людей. Чувствуется, что это нужно и им, обреченным, и тем, кто чудом уцелел, и вечно жизнь будет страдать о них. Кажется, что судьба хранила тебя, исцеляя твои обмороженные ноги, помогая прыгать из окна вагона и скрываться от преследования. Я же, получив твое письмо, выплакавшись, будто обрела что-то очень важное. Только потом я смогла это обозначить: память моя получила целый ряд образов, без которых она была зажата в тисках неведения. Я была счастлива тем, что близким мне людям я могу рассказать что-то конкретное о постигших моих родных трагедии. Мужу, его родителям и родственникам, пережившим Ленинградскую блокаду, брату моего отца Фише Духовному, его жене Вере и их друзьям, всем, к кому относилась с симпатией и доверием, я передавала содержание этого письма, дополняя его разными воспоминаниями. И всегда мой рассказ о трагической гибели родителей сопровождался рассказом о легендарном мальчике, вернувшемся из ада и поведавшем нам о муках обреченных людей. Как видишь, задолго до журнала «Лехаим», я в течение более полувека рассказываю о твоей легендарной жизни. Я тоже написала воспоминания о моих родных (ведь я одна из нашего рода осталась жить). В эти свои записки я поместила ксерокопию твоего письма как важную семейную реликвию… Что же случилось с Зиной Духовной, 16-тилетней девушкой, уехавшей в эвакуацию в тяжелые дни 1941 года? Об этом она сообщила мне в письме от 2 апреля 2003, которое цитирую с небольшим сокращением. …Я уехала из Бара в первые дни войны с семьей нашего соседа Миллера. Он занимал какой-то ответственный пост на сахарном заводе, и для эвакуации своей семьи он раздобыл транспорт. Все решилось мгновенно, буквально за несколько часов до отъезда. Помню только, что мои родители обязались сберечь их состояние. Первый год войны я проработала в колхозе «Терек» Моздокского района (Северный Кавказ). Летом 1942 г., когда немцы стали приближаться, я эвакуировалась и оказалась в Баку, где тысячи людей ждали неделями возможности переправиться через Каспийское море, чтобы уехать на Урал, в Сибирь или в Среднюю Азию. (Кстати, в Баку случайно встретилась с Семой Квашей, с которым училась в одном классе и благодаря которому узнала твой адрес). Уехала я на Урал и попала на строительство магниевого завода в г. Березники Пермской области. Там я проработала с 1942 по 1945 г. В первый год наша бригада выполняла земляные работы. Спали мы на трехэтажных нарах, установленных в помещении клуба. Выдали брезентовые ботинки на деревянной подошве. А морозы лютые. Просушить одежку невозможно: к печке не подступиться. Пайку хлеба в 800 г. съедаешь в один раз. Второй год. Нашу бригаду перевели на штукатурные работы. Все-таки под крышей. Третий год. Неожиданно меня выбрали или, как было принято, рекомендовали на должность освобожденного секретаря комсомольской организации нашего строительно-монтажного участка. Война шла к концу. Надо было думать, как продолжить учебу В 1945 г. экстерном сдала экзамены на аттестат зрелости и поступила на филологический фак-т Пермского университета. Кстати, и получение аттестата и поступление в университет оказались реальными, потому что в нашей Барской средней школе №2 хорошо учили. Программу 10 класса я почти не знала, т. к. до войны окончила 9 классов. Вопросы из программы 8-го и 9-го классов не вызывали затруднения. В университете я училась и работала лаборанткой. После 3-го курса в 1948 г. я вышла замуж за Лурье Александра Моисеевича, студента математического факультета нашего унив-та. С работы я ушла. Жили на двух стипендиях: его именная Молотовская и моя повышенная. Родители Шуры Моисей Лазаревич и Полина Израилевна, - люди в материальном отношении очень бедные: у них случился пожар, жили в деревянном доме, и все сгорело буквально за парой месяцев до нашей женитьбы. А по своему мироощущению, по устройству быта и нормам жизни, они, как две капли воды похожи, на моих родителей. (Родители мужа Зины во время Первой мировой войны были переселены из прифронтовой «черты оседлости» в глубь России, в г. Пермскую губернию. С. Д.) Мы жили вместе все годы: с папой 21 год, с мамой – 36 лет. Она пережила мужа на 15 лет. В 1950 г. мы оба получили красные дипломы. Шуре удалось устроиться в аспирантуру, и потом он всю жизнь преподавал математику в Пединституте. Я пошла в школу учителем русского языка и литературы. Через 3 года меня назначили завучем в этой же школе. Я проработала в ней завучем 7 лет, и меня перевели в другую школу директором. Проработала я директором этой школы ровно 20 лет. Затем, когда исполнилось 55 лет, стала опять учительствовать в этой же школе. Последние 8 лет я преподавала литературу в лицее. Считаю большим везением то, что старшая моя внучка Леночка в лицее оказалась в моем классе. Класс этот вообще был какой-то необыкновенный по своему составу: столько ребят, умеющих чувствовать глубинный смысл художественного текста, в одном классе – счастливая случайность. А уже были 90-ые годы. Можно все сказать, можно даже сравнить то, как трактовали прежде, как трактуем сейчас. И такое ощущение счастья не только на уроке, но и при подготовке к нему. В лицее обучаются только 10-ые и 11-ые классы. И практически это новая программа: ведь не было раньше в школе ни Булгакова, ни Пастернака, ни Ахматовой, ни Платонова, ни Замятина. Так я проработала последние 8 лет и ушла на пенсию, когда исполнилось 75 лет в 2000 г. Сейчас вот уже третий год не работаю. Летом Лёня отремонтировал нашу трехкомнатную квартиру, в которой сейчас живем вдвоем, а жили когда-то 6, и даже 7 человек. Дети устроены. Подробнее о них напишу, если получу от тебя письмишко. А сейчас только обозначу: Лёне 53 года. Математик. (Сын - директор лицея при Политехническом институте, доктор педагогических наук, профессор, автор книг по математике. С. Д.) Его жена – по образованию учительница, по профилю работы – воспитательница детского сада. Тане (дочь С. Д.) 45 лет. Математик. Её муж – тоже математик. Живут в Норвегии: он профессор, заведующий кафедрой. (в университете в Осло. С. Д.). У Лёни трое детей: Лена, Аня и Миша. Лена в аспирантуре по микробиологии в Осло. Аня на математическом ф-те университета в Осло. Миша на математическом ф-те университета в Перми. У Тани две девочки – Оля и Марина. Оля на экономическом ф-те в Бохумском университете в Германии. Марина кончает гимназию в Осло (в Норвегии). Вот такой трудный, пожалуй, героический жизненный путь прошла эта 16-ти летняя девушка, которая бежала от Холокоста, оставшись одна без погибших родных. А какие замечательные дети и внуки в семье Зины и Шуры. В письме от 5 мая 2003 Зина пишет, цитирую. …Ты спрашиваешь в своем письме, как наши дети оказались в Норвегии. Мой зять Аркадий Владимирович Поносов оказался лауреатом премии им. Гумбольта, учрежденной Германией для молодых ученых-математиков. Эта премия предполагала стажировку в Германии. Он стажировался в Бохумском университете. Там семья прожила 5 лет. В 1995 г. Аркаша по конкурсу был принят профессором на кафедру высшей математики в университет в Осло. Таня преподает математику в гимназии… Осенью 2003 г. я по приглашению Зины и Шуры приехал на несколько дней в Пермь, общался с ними и родными. Вот как Зина оценивает мой приезд в письме от 30 октября 2003 г., цитирую. Скоро месяц, как ты уехал, а я только сегодня тебе пишу, хотя мысленно свои впечатления о встрече излагаю тебе, кажется, постоянно, особенно когда слушаю твои песни. (Я привез моим друзьям 2 магнитные кассеты с напетыми мной туристскими песнями - С. Д. ) Ты как-то сказал: «Приезд превзошел все ожидания». Эта фраза совершенно точно отражает ощущение всех, причастных к этому событию. Ведь наши ожидания всегда формируются нашими представлениями о нашей обычной жизни. Но в твоем приезде не было ничего обычного. Не очень молодой и не очень здоровый человек едет за тысячи км, чтоб прикоснуться к памяти близких вместе с почти незнакомыми людьми, которым эта память тоже дорога. Ведь больше ты о нас почти ничего не знал. Но этого было тебе достаточно. И в этом все дело. Твоя готовность приехать придает этой встрече статус чего-то необыкновенно возвышенного, выходящего за рамки обыденного. Такое решение доступно не каждому. Очевидно, твоя нелегкая жизнь не сломила в тебе романтика, которого ведет по жизни умение верить в людей… Вот как красиво Зина пишет, чувствуется перо замечательной учительницы русского языка и литературы. А какие дифирамбы в мою сторону, даже неудобно… В июне 2004 г. году Зина с дочерью Татьяной, которая по такому случаю прилетела из Норвегии, решили поехать на родину Зины на Украину в г. Бар, чтобы посетить могилу расстрелянных родителей и младшего брата Муни. На обратном пути 25 июня этого же года они приехали в Москву утром, а самолет на Пермь улетал вечером. Я их встречал на Киевском вокзале и привез к себе домой. Я познакомился с Таней и целый день мы общались, сфотографировались. Вот, что она пишет о нашей встрече в Москве в письме от 13 декабря 2004 г. …Так получилось, как бы по воле судьбы, что ты в моей жизни занял очень большое место. Ведь нашу поездку на Украину я связывала во многом с твоим письмом, (имеется в виду мое письмо от мая 1948 г., часть которого приведено ранее С. Д.) с твоим мужество, которое требовал от тебя каждый день в течение всего военного лихолетья. Часто вспоминаю, как ты нас принимал в Москве, как все у тебя было предусмотрено и продумано. Для меня особенно трогательно, как ты подружился с Таней... В 2004 г. вышла в свет моя книга «Судьба и жизнь мальчика из расстрелянного гетто». В этой книге я в качестве предисловия привел полностью письмо Зины от 16 марта 2003 г., часть которого приведена выше. Зина поблагодарила меня за это. В сентябре 2005 г. Зине исполнилось 80. Школа, где она проработала директором 20 лет, решила устроить 24 сентября юбилейную встречу, на которую были разосланы специальные приглашения, одно из которых было прислано мне, оно гласило: Приглашаем Вас на встречу с Зинаидой Сергеевной Лурье, Директором школы № 9 им. А. С. Пушкина с 1960 по 1980 гг. Мы соберемся, чтобы сердечно поздравить с юбилеем нашего дорогого Учителя Ждем Вас в Пермском театре кукол 24 сентября (суббота) в 17.00 Выпускники и учителя школы № 9 По случаю юбилея в школе была издана специальная юбилейная печатная газета на 8 страницах формата А 4 тиражом 300 экземпляров, один из экземпляров которой мне прислала Зина в письме от 29 сентября 2005 г., где она пишет. Посылаю тебе газету, которую школа посвятила моему юбилею. Хотела написать подробно, как все прошло, но у меня не получилось: как-то неудобно. Вот будут готовы фотографии, пошлю тебе, с комментарием, и ты все увидишь и поймешь. Ну, скажите, не слишком ли скромна наша Зина? В юбилейной газете учителя и выпускники школы с любовью рассказывали о своей Учительнице. Хочу привести часть стихов Саши Сандлера из юбилейной газеты. ЗИНАИАДА Исхожу, поверьте, из сугубой реальности. Закидают Вас, знаю, букетами строк - Стать не хочется мне воплощеньем Банальности, Будто снова иду в старый класс на урок Зинаида Сергеевна, благодарен, как все, Вам, Только, точно, у каждого свой поворот… ГОРОНО и Господь привлекли Вас к посевам, И гляжу, неплохой колосится народ. Колоссальная радость отмечать Вашу дату, Изрешеченные мысли нынче вовсе не ложь… Без напитков хмельных мы от счастья поддаты, Нам взгляните в глаза - они светятся сплошь! *** Мы любим Вас!.. Не нужен слов поток - Мы здесь! Пришли. Мы – преданны. Мы – Ваши! Прекрасный Промежуточный итог - У Ваших ног: Наташи, Саши, Паши. Весь алфавит фамилий и имен Стал каталогом Преданных Вам душ – Любой из нас зажжен, Воспламенен, В любой душе любви играет туш. К чему слова - взгляните нам в глаза! Они лучисты… Пусть Вас греет Свет. Ход времени прекрасно доказал, Как Вы нужны нам - много, много лет! В течение всего времени я продолжал переписку с Зиной. Я посылал ей свои работы, которые она с удовольствием обсуждала. Весной 2010 г. я был в гостях у дочери Галины, проживающей в США в районе г. Бостон. Кратковременно мы полетели в г. Лос-Анжелес к ее дочери, моей внучке, Ире. Там Ира познакомила меня со своим товарищем Борисом, эмигрировавшим вместе с родителями в 1994 г. в семилетнем возрасте из Перми. Я ему сказал, что в Перми я хорошо знаю Зинаиду Лурье, на что он ответил, что слышал про нее, спросит родителей. В декабре 2010 г. ко мне в гости в Москву приехала моя внучка Ира. И здесь оказалось «чудо». Оказывается, родители ее товарища Бориса, Алексей и Наталья Липчины, оба 10 лет учились в школе, где директором была Зинаида Сергеевна Лурье – моя землячка Зина! Более того, Зина очень дружила с этой семьей, даже была у них на свадьбе. Ирочка потребовала информацию, мы тут же отсканировали юбилейную газету Зины, ряд ее писем с электронным адресом Зины и отослали по электронной почте Липчиным. Об этом я сообщил Зине, а она видно в это время уже связалась с этой семьей. И вот, 14 декабря 2010 г. я получил от Зины письмо, которое привожу с небольшим сокращением. Дорогой Сема! Твое письмо от 4.12.2010 полно чудес, которые волнуют и радуют. Не чудо ли, что твоя поездка в Израиль совпала со столь драматичным событием в Москве (имеется в виду чрезвычайная жара в Москве - С. Д.). А 30 литров грибов, которые ты сам собрал и засолил, готовясь к своему 85 летнему юбилею, ведь тоже – чудо. А мое заочное знакомство с твоей внучкой Ириной – не чудо ли. Мы не встречались, не переписывались, но она сейчас для меня символ связи поколений. Но ведь связи сами по себе – тоже явление сложное и загадочное. Ведь никто не знает, что исчезнет, а что воскреснет в потоке времени… Вглядываясь в свое прошлое, мы с тобой вспоминаем своих родителей. Это первое поколение. Мы с тобой – второе, мы не только жили по соседству, но и учились в одной школе. Наши судьбы пересеклись в самое драматичное время войны. Наши дети – это третье поколение. Пройденный тобой путь для них не просто поучителен, а школа мужества и благородства. А наши с тобой внуки – это четвертое поколение. Заинтересованность твоей внучки Ирины моим письмом – тоже чудо. Совершенно очевидно, что интерес твоей внучки к этому письму, рожден интересом к тебе, к твоему образу жизни, твоим восприятиям, которые она ощущает, может быть, интуитивно, где бы она не жила. Она представитель четвертого поколения, ей хочется как можно больше узнать о нас и нашей жизни. Вот почему ее интерес к письму меня волнует. Она для меня символ четвертого поколения, той его части, которая стремится прикоснуться и ощутить то ценное, что сформировало в нас наше с тобой время. Интересно, что у моих внуков к твоему письму благоговейное отношение. Письмо у нас хранится как самая дорогая реликвия. Леня и Миша решили его отсканировать и послать не только Ирине, но и тебе... То, что близкими Ирины является семья Липчиных тоже ведь чудо. Алешу и Нашу я люблю. С ними связаны светлые воспоминания моей жизни. Видишь, дорогой Сема, существует связь времен, и мы ее ощущаем. Ниточками, которые связывают времена, являются поступки, дела и мысли людей. Интерес Ирины к тебе объясняется тем, что она умеет понимать все то, что и мы в тебе любим и ценим. Хотелось бы, чтобы в твоей Ирине и ее детях это возродилось. Ее интерес к прошлому говорит о ее шкале ценностей. Пусть будет она здорова и счастлива и пусть будут похожими на тебя ее дети. Сема, пиши нам почаще. Твои, Зина и Шура. 10.12.2010. Литература 1. Семен Додик. Судьба и жизнь мальчика из расстрелянного гетто. М. 2004 Российская библиотека Холокоста. Эта работа есть также в Интернете по адресу http://www.proza.ru/2004/01/10-149 2. Семен Додик. Мой командир. Журнал «Корни» №45, 2010, стр.65-73. Эта работа есть также в Интернете по адресу http://www.proza.ru/2009/10/13/167 3. В. Познанский. Одиссея мальчика из гетто. Журнал «Лехаим», №2, 2003, стр.23-28, есть в Интернете на сайте «Лехаим». Напечатано в «Заметках по еврейской истории» #11-12(180)ноябрь-декабрь2014 berkovich-zametki.com/Zheitk0.php?srce=180 Адрес оригинальной публикации — berkovich-zametki.com/2014/Zametki/Nomer11-12/SDodik1.php