Ури Мильштейн: "Переправа, которой не было". Перевод с иврита – Ontario140

Главы из книги "Крах и сделанные из него выводы" Перевод и комментарии – Ontario14 Предыдущие публикации цикла о войне 1973 года: 1. “Мнения о конспирации 6 октября 1973 года” 2. ВВПР 1973-го года 3. “Допущение конспирации” “Первые сутки” 1. Система в шоке Начавшаяся днем 6 октября 1973 года египетская атака, не просто потрясла высшее военное руководство Израиля (которое, начиная с "Войны на истощение" (1968-70гг) уже находилось в процессе разложения) и большинство высших офицеров ЦАХАЛ (становившихся все более идеологами, чем военными интеллектуалами). Она повергла их в шок. Беспрецедентная промывка мозгов, которая началась после победы в “6-ти дневной войне”, установила аксиому: “У Народа, сидящего в Ционе, есть прекрасная профессиональная армия”. Эта аксиома действовала до 73-го и действует до сих пор – на пользу врагу и, невзирая на серию военных провалов. Она способствует процессу исчезновения военной культуры и аннулирует способность системы безопасности действовать в условиях неожиданного и мощного нападения врага. Этот шок привел почти к полному параличу всей цепочки командования – от премьер-министра до командиров отделений – во время египетской атаки, и к их весьма проблематичному функционированию во все остальные дни войны, а также и после нее. Большим несчастьем для Израиля стало то, что эти командиры не осознавали ни того, что находятся в шоке (что понятно), ни особенностей начавшейся войны (что тоже можно понять). Непонятно другое: как так получилось, что руководители Страны не нашли возможным поставить командиров на место, или заменить на других, способных вести войну нормально (на отличное ведение войны никто не надеялся даже в анти-интеллектуальной военной системе Израиля). Так поступал Черчилль в самые критические минуты Второй мировой войны – вмешивался в военную иерархию. Но в критические минуты Израиля выяснилось, что Голда Меир и "ее круг" – в частности Даян, Галили и Алон – имея все выгоды, которые принесла победа в “6-ти дневной войне”, оказались неспособными руководить Народом во время войны. Они сразу же создали свой “союз неудачников”, постарались скрыть от общественности правду о войне. И не только от общественности, но и от "Комиссии Аграната", как сегодня заявляет Эли Зеира. Будто их выбрали возглавлять страну дураков или детей – они продолжали штамповать мифы, которые дурачили прежде всего их самих. Они использовали все свои силы для защиты своего статуса. Даже если бы они и захотели, то не смогли бы понять, что происходит и оптимально руководить войной. Все свои силы Голда и ее люди положили на спасение своего политического реноме и на затыкание рта тем, кто осмелился выступить с критикой их действий. Их поведение было похоже на лихорадочные попытки освободиться из захлопнувшейся ловушки. Йосеф Бург (в кипе), Моше Даян, Голда Меир, Игаль Алон, Исраэль Галили, Аба Эвен (спиной к фотографу) Проблемой государства Израиль 6 октября 1973 года был не тот или иной конкретный командир или политической руководитель, но шок всей военно-политической системы и ее основных подсистем. Вместо того, чтобы НОРМАЛЬНО вести войну против внешней опасности, которая не должна была никого застать врасплох (соответствующая информация поступала всем израильским политическим и военным руководителям, а египтяне и сирийцы, со своей стороны, постоянно грозили войной), военно-политическая система Израиля стала распадаться и усугублять свое и так непростое положение. Другими словами, это был хаос. Гражданам Израиля ничего не оставалось делать, кроме как молиться, чтобы торнадо не нанесло максимального ущерба. Пока Бог отвечал на молитвы, человек делал, что считал необходимым – так на самом деле происходило на линии огня, на линии крови. Кто понял что происходит – вел себя правильно – в своих “цитаделях”, в своих частях. Но тот, кто рассчитывал на помощь системы и начальства, тот, кто “верил в ЦАХАЛ”, жестоко поплатился за это. В т.н. “период ожидания” в 1967 году военно-политическая система Израиля также не функционировала. Но тогда это оказало благоприятное влияние на ход войны и привело к победе. И это было чудом, которое – естественно – не повторилось в 1973 году. Но именно министр обороны Моше Даян, один из главных виновников провала 6 октября, сразу понял всю глубину кризиса в ЦАХАЛе и государстве. Однако, он ошибся в оценке шансов исправить положение, т.к. переоценил возможности врага и его способность вести регулярные упорядоченные военные действия на протяжении относительно длительного времени. Этот факт достаточно интересный: Даян ошибся в оценке возможностей врага, хотя был известен как крупный знаток арабов, а так же как большой реалист. У Даяна не было черчиллевского понимания армии и войны, но он оказался единственным реалистом 6 октября. Поэтому, находящиеся в шоке “генералы милиций” (вместе со СМИ), продолжавшие все еще праздновать победу 1967 года, сказали о Даяне, что “он сломался”. Конечно, он сломался, но только после того, как увидел их шоковое состояние. Давид Эльазар ("Дадо") Начальник Генштаба ЦАХАЛ Давид Эльазар, вместе с командующими родами войск, полностью потеряли чувство реальности. В первой фазе войны они находились в некоей болезненной эйфории, уверенные в скорой победе. Они хотели т.с. “диалектически” использовать наглость врага и успех его обманного маневра, чтобы разгромить его – без международных дипломатических инициатив, которые всегда сопутствуют атакующей войне (см. Операция “Кадеш”, Ливанская война и даже начало 6-ти дневной войны). Другими словами, если египтяне напали первыми, то это для наших генералов обеспечивало легитимацию использования ЦАХАЛа в полную силу. Они хотели мгновенно завершить войну, увенчать ее короной славы и героизма, принести на серебряном блюде величайшее национальное достижение Израиля – достижение цели всех его войн, начиная с 1948 года: “принудительный мир с арабами, когда территория Израиля включает в себя нефть Абу-Рудса на Синае и воду Хермона”. Некоторые из этих командиров говорили еще и о “бонусе” – граница с Ливаном по реке Литани. Это опьянение длилось не менее двух дней, до второй половины дня 8 октября. Глупо объяснять это неумеренным воображением или слабоумием таких людей, как Давид Эльазар или Шмуэль Гонэн. Эта мечта родилась как следствие мифа о военной мощи Израиля, тогда как мощь эта основывалась на бодрых рапортах о многолетних успешных учениях, правила которых разработали наши же офицеры. В этом опьянении находились большинство высших командиров (поэтому, я называю их “командирами идеологических войск”) и СМИ. По сути дела, на этой иллюзии построена вся тогдашняя израильская культура, весь тогдашний национальный консенсус, за малыми исключениями из правил. Голда, Галили, Алон, Даян, Эльазар и все, кто серьезно относился к этой иллюзии (а таких было большинство евреев, “сидящих в Ционе”), верили, что разгром врага в 6-ти дневной войне обеспечил им повторение этого разгрома в любое время, когда они этого пожелают. В момент начала войны полковник (впоследствии – генерал-лейтенант) Амнон Решеф командовал регулярной танковой бригадой, дислоцированной вдоль Суэцкого канала. От ее боеспособности зависела судьба Государства Израиль. Большая часть бригады была уничтожена в войне и были такие, кто потом требовал отправить Решефа в отставку. После войны Решеф объяснял Авиэзеру Голану (автору биографии Авраама Мандлера (“Альберта”), непосредственного начальника Решефа): “На самом деле, хотя мы и поддерживали боеготовность на линии, внутренне мы не были готовы к войне. В нашем сознании атмосфера беспечности занимала слишком много места, - вместе с информацией о том, что египтяне не могут - не посмеют! - переправиться через Канал. Даже после начала войны, даже после того, как тысячи египетских орудий открыли огонь, сознание к нам никак не могло возвратиться. Мы все еще не верили, что это – война”. О боеспособности Синайской дивизии Голан писал: “Эта война не стала для дивизии сюрпризом. Ей предшествовали на протяжении недель предупреждения, после анализа которых было объявлено о боевой готовности высшего уровня… И, несмотря на все это, когда египтяне в Судный День атаковали с воздуха штабы, когда их пушки открыли огонь по цитаделям, и когда их пехота стала переправляться через Канал на надувных лодках, - они достигли эффекта максимальной внезапности” (А. Голан, “Альберт”, 1980). 2. “По этой дороге тащить невозможно!” У Эльазара и его людей была полная уверенность, что “Шoвaх йоним”, “Гир” и “Холь-ям”[2] разобьют вражеское наступление при терпимых израильских потерях. С самого начала войны эта группа занимала себя контрнаступлениями, согласно заранее приготовленным планам. Сиюминутным результатом этого затмения, охватившего офицеров ЦАХАЛ высшего и среднего звена, было невнимание и непонимание происходящего на фронте, плюс неадекватная реакция на быстро развивающиеся события. Тактика правильного ведения боя согласно реальной ситуации – потерялась между техникой действий по заранее намеченным трафаретам и реакцией на происходящие события. Все это запутало даже талантливых командиров, затруднило ведение оборонительных боев и привело к тому, что довоенные сценарии контрударов оказались непригодными. Получается, что все довоенные маневры ЦАХАЛ не имели никакой полезной цели, если не считать поводов для самовосхвалений, для льстивых статей историков, писателей и “мобилизованных” журналистов… 1 октября 1973 года, за 5 дней до начала войны, в 05:15 утра Мандлер записал в своем дневнике: “Потрясающе. 05:15 – разведка – завтра война. Смена отменяется!” Он отдал приказ своим подчиненным в дивизии незамедлительно перейти к плану “Цфания”: переправа через Канал в его северной части. Он также приказал собрать т.н. “колесный мост”, составные части которого находились на складе базы “Юкон”, около “Тасы” (см. карта 1). В час ночи, 5 октября 1973 года, закончился анализ аэрофотосъемки полосы вдоль Канала, сделанной 4 октября. Он показал, что египтяне очень усилили свои силы в секторе и сконцентрировали здесь огромное количество плавучих средств для переправы через Канал. Мандлер немедленно потребовал у начальника генштаба ЦАХАЛ предоставить ему срочно технические средства для осуществления плана “Цфания” (Голан, там) Шмуэль Гонэн ("Городиш") Авраам Адан (“Брен”) писал в своей книге: “Первым, кто поспешил предложить переправу, был генерал Гонэн. Утром 6-го октября он знал, что война начнется сегодня, и что в его распоряжении всего лишь одна-единственная регулярная дивизия. И, несмотря на это, когда он приказал Альберту готовиться к развертыванию по плану ‘Шовах йоним’, одновременно он приказал и готовиться по плану ‘Цфания’ – переправа через Канал в северной его части в рамках местного наступления. Через 15 минут после начала войны, он нашел меня в генштабе и сказал мне быстро двигать мою дивизию в северный сектор и подготовиться к осуществлению ‘Бен-хаиль’ или ‘Цфания гадоль’, что означало переправу в направлении Порт-Саида и очистку всего северного участка побережья”. Как только начались бои, Эльазар приказал Гонэну 6 и 7 октября остановить египтян и после этого переправиться через Канал по плану “Цфания”. Гонэн приказал Аврааму (Альберту) Мандлеру подготовиться к переправе в ночь с 7-го на 8-е октября (из книги Авраама Адана; см. Зеэв Шиф, “Землетрясение в октябре”, 1974) 6 октября ночью, Шарон сказал своему подчиненному и другу по подразделению 101, рав-серену в отставке Зеэву Амиту (Слуцки) и журналисту Ури Дану: “Перейдем через Канал, разобьем их и так завершим эту войну” (Ури Дан, “Рош гешер”, 1975) Даже если бы ЦАХАЛ захотел – 6 октября у него не было средств для переправы через Канал. Эта ситуация продолжалась до 12 октября, но и в последующие дни ЦАХАЛ испытывал серьезные трудности в операции по переправе через Канал, начавшейся в ночь с 15 на 16 октября. В начале войны не было координации между системой ведения боевых действий ЦАХАЛа и средствами ведения этих боевых действий. Причем, в самом необходимом: быстрой атаке и переносу боев на территорию противника. Рассказывает помощник главного военного инженера по форсированиям, полковник (в отставке) Менаше Гур: “В довоенном плане ЦАХАЛ отдавал предпочтение переправе через Канал в его северной части. Поэтому средства для форсирования были сконцентрированы на базе ‘Бaлуза’ (см. карта 1). Средства были также на базе ‘Таса’ – о третьем месте был спор: складировать их на перевале hа-Гиди или на перевале Митле. Колесный мост был готов к транспортировке в ‘Бaлузе’. Мы определили удобный маршрут от базы до Канала. Маршрут учитывал специфику ‘колесного моста’, он был подготовлен и обозначен на местности. До начала войны мы не обследовали маршруты к другим местам возможных переправ и вообще об этих маршрутах не решали. В конце концов, ‘колесный мост’ тащили только в центральном секторе, с базы ‘Юкон’, что около ‘Тасы’, до района цитадели ‘Мацмед’, к северу от большого Горького озера. Мы однажды обследовали этот путь, и он не был однозначно утвержден. За две недели до войны, военные инженеры стали давить на командующего южным округом Шмуэля Гонэна определить место, где разобранный ‘колесный мост’ будет складирован, т.к. на складах производителей места уже не было. Мы поместили части разобранного моста на складе базы ‘Юкон’. С помощью тех частей, которые оказались на ‘Юконе’, форсировать Канал было невозможно. Городиш еще не решил где разместить собранный мост, готовый к перетаскиванию и форсированию – в ‘Тасе’ или на Митле, потому что еще не решил где будет вторая переправа – в центральном или южном секторе. За день до начала войны, в пятницу 5 октября, я послал осмотреть маршрут в центральном секторе (от ‘Юкона’ до ‘Мацмеда’) начальника тактического отдела инженерных войск Моше Идельштейна. Он вернулся и сказал: ‘Джорджи, этот маршрут ужасен. Колесный мост невозможно будет протащить по нему. Эти 24 км очень сложны, там множество дюн.’ Из-за праздников, мы решили провести дополнительное исследование маршрута 16 октября, чтобы решить, что с ним делать и как можно его подготовить к транспортировке моста. Но 16 октября мы были вынуждены тащить этот мост – без всяких исследований и подготовок. Когда война началась, мы сразу же перевели склады из района Кинерета на Синай. В Рафидим у нас было 9 тягачей для ‘доврот’[3]. Мы перевели туда еще несколько тягачей и приступили к сборке понтонов. Заместителю начальника инженерного батальона Арье Садэ было поручено добраться до ‘Юкона’ и руководить сборкой ‘колесного моста’. В первый день войны египтяне бомбили ‘Юкон’, поэтому мы сразу же убрали оттуда части моста, чтобы они не пострадали. Потом мы их туда вернули. Мост в ‘Юконе’ был собран и готов к перетаскиванию только 11 октября, через 6 дней поле начала войны. Однако, роты 7‑й бригады, которые тренировались до войны тащить мост, воевали на Голанах. Мы обучали также 2 роты из 14-й бригады (Амнона Решефа), но они перестали существовать еще в первый день войны. Таким образом, получилось, что нам дали одну роту милуимников и мы стали их готовить к перетаскиванию моста. После тренировок, рота вернулась в свой батальон - и к нам более не возвращалась. Когда началась операция по форсированию Канала, мы должны были тренировать уже другую роту”. (интервью с Менаше Гуром 18 октября 1978 года.) В момент начала войны генерал-майор в отставке Ави Зоhар учился в Технионе. Он рассказал следующее: “Я жил тогда в Хайфе. 5 октября вечером мне позвонил офицер-интендант ‘батальона мостов’ и спросил меня - где находятся специальные оси для постройки моста ‘Юниплот’. Я командовал батальоном до ухода в академический отпуск, и офицер надеялся на мою помощь. Я понял - что-то происходит. На следующее утро мне позвонил офицер администрации инженерных войск, и попросил, чтобы я подвез на Синай в своей машине помощника главного саперного инженера танковых войск. Я сказал себе: ‘Я – генерал-майор и бывший комбат ‘мостового батальона’. Если начнется война, у меня будет задание поважнее, чем служить водителем у майора.’ Я не принял назначения быть водителем и выехал в запасной ‘мостовой’ батальон в порту Кишон. В батальоне было 2 роты для ‘Юниплота’ и 2 роты для лодок, 1 собранный мост ‘Юниплот’ и тракторы. В тот же день батальон отправился в Синай. Вечером 6 октября, после окончания поста Йом-Кипур, я прибыл на базу Рафидим. Снаряжение на складах "экстренного уровня" для подразделения форсирования было в ужасном состоянии после учений в мае того года. Понтоны были в разобранном состоянии, самоходные понтоны (“мацофим”) были без двигателей. Там был полный бардак, характерный для царившей в те дни в ЦАХАЛе атмосферы. Готовые понтоны были только в ‘Бaлузе’. ЦАХАЛ не был в состоянии немедленно форсировать Канал с помощью мостов. ЦАХАЛ мог сделать это только с помощью лодок и амфибий среднего размера (т.н. "ТАМСАХим", Gillois amphibious tank-carrier). Такое форсирование отвергалось верхушкой ЦАХАЛа в октябре 1973 года - и до начала войны, и во время ее, когда армия приступила к операции по форсированию Канала (‘Абирей лев’). Т.к. я был уже на месте и обладал большим опытом, меня назначили руководить восстановлением снаряжения, пострадавшего во время майских учений, чтобы использовать его для возможной переправы через Канал. Я вызвал подходящее снаряжение с Севера. Ночью 7 октября снаряжение и специалисты прибыли в Рафидим. Мы готовили снаряжение для форсирования до 12 октября. До 12 октября переправа была невозможна – ни в центральном, ни в северном секторе Канала. Тот, кто говорит, что ЦАХАЛ должен был форсировать Канал немедленно, как только началась война, - не знает о чем он говорит. Когда Арик Шарон говорил, что есть стратегическая необходимость в немедленной переправе, чтобы сломить египтян, он, видимо, не знал, что ЦАХАЛ не в состоянии обеспечить ему необходимое снаряжение для этого. Поэтому, может быть, 8 октября хотели переправиться по египетскому мосту, - но это было, по-моему, несерьезно”. (из интервью с Ави Зоhаром, 9 декабря 1986 года) После окончания поста Йом-Кипура Давид Эльазар сделал следующее предположение перед членами правительства по итогам первых 8-ми часов войны: “Я могу сказать, что дела идут ОК. Это нормальное ведение сдерживающих боев… Я надеюсь, что станет возможным сделать эту войну победной, но нам определенно требуется еще несколько дней для этого”. Министр Исраэль Галили послал после этого заседания телеграмму министру иностранных дел Абе Эвену, находившемуся в Вашингтоне: “Через несколько дней мы выгоним египтян с занятого ими плацдарма, так что, несмотря на успехи местного значения (в основном египтян), ситуация удовлетворительная.” Даян был более пессимистичен, и в 00:25 он сказал Эльазару, что “командующий южным округом мне показался впадающим в депрессию”. Через 20 минут Гонэн доложил Эльазару, что крупные египетские силы вот-вот начнут форсирование Канала в районе Исмаилии и попросил авиационную поддержку. Эльазар ему в просьбе отказал. (см. Браун[4]) 3. "Блондин в черном ботинке" Чтобы осуществить план "Цфания" и переправиться на западный берег Суэцкого Канала сразу же после начала военных действий, ЦАХАЛ должен был контролировать Канал в районах мостов Фирдан и Кантара (см. карта 1). Солдаты роты Яакова Крецлера в этом районе занимали 4 цитадели. Крецлер, командовавший лично над цитаделью "Милано Бет" ("Милано Алеф" оставался пустым) рассказал: «В 13:55 я увидел 14 самолетов, летевших прямо на нас с запада на низкой высоте над верхушками деревьев. Они летели так низко, что мы видели, как один из летчиков нам подмигивает. Согласно инструкциям для подобных случаев, я вышел прямой эфир радиосети бригады. Из штаба бригады, находившегося далеко - в 'Бaлузе' - спросили: 'Кто это ворвался в эфир?' Я ответил: '14 самолетов к северу от 'Заhав’ ('Милано') - по направлению к тебе. Конец связи'. Штаб пытался меня о чем-то спросить. И тут я услышал в эфире звуки взрывов. Связь прервалась. Я приказал нашим наблюдательным постам занять свои места на боевых позициях. Еще до того, как они успели это сделать, на нас упал первый снаряд. Это был прямой выстрел из танковой пушки. Начались обстрелы. В цитадели не осталось ни одного квадратного метра, который бы не пострадал. Конца этому не было. Я трясся. Я боялся. В моей памяти все время шел поиск мелодии из достаточно пикантного фильма ‘Блондин в черном ботинке’. Я искал эту мелодию в своем сознании, чтобы выразить ее, напеть, но у меня ничего не получалось. Мне казалось, что я схожу с ума. Мне надо было отдавать распоряжения, но черный ботинок бил мне по голове. Только на следующий день, когда меня ранило, и я получил укол пенициллина – я вспомнил мелодию и стал ее петь. Все думали, что я окончательно рехнулся. [5] ‘Милано Бет’ пережил 7 штурмов. Египтяне доходили до расстояния 300 метров от цитадели. Им удалось добраться до ограждений, и они попытались их преодолеть. Первый штурм был уже в Йом-Кипур, в 16:00. К этому времени египетский флаг уже болтался над ‘Милано Алеф’, т.е. в 400 метрах к северу от нас. Мы истратили большое количество боеприпасов, чтобы сбить этот флаг, но нам это не удалось. Они переправились через Канал около ‘Милано Алеф’. Я наблюдал форсирование со своей позиции. Мы по ним стреляли. В одних мы попадали, но им на смену приходили другие. От наших очередей их лодки переворачивались, а вместо них появлялись новые. Я не уверен, что египетский солдат стал лучше после 1967 года, но он точно стал более дисциплинированным. И уж точно – более дисциплинированным, чем израильский солдат. Египтяне вели артобстрел по участкам, очень близким к их же пехоте. Может быть, даже некоторые их солдаты были от этого убиты. В приказе, полученном нами при занятии данной линии[6], говорилось, что через полчаса после начала боевых действий к нам подойдут танки. Сначала они выбьют египтян с занятых позиций, а потом выйдут на береговую линию. Прошло полчаса, 45 минут – никаких танков не было видно. Мы находились на одной волне с танковым батальоном номер 9 под командованием Йом-Това. Я слышал, как командиры танков говорили: ‘Я подбит’, ‘В меня попала ракета’. Мне стало ясно, что я ‘застрял’. В цитадели ‘Мифрекет’, к югу от нас, серьезные проблемы начались с первой же минуты войны. Египтяне проникли туда в самом начале, убили командира и многих ранили. Цитадель пала быстро, хотя одна из еe секций держалась до полудня следующего дня. Другая цитадель в нашем секторе - ‘Лахцанит’ – пала очень быстро. Её командир погиб, там было множество раненных… Ночью к нам подошли новые бронетанковые части, которые были ранее вне местной радиосети. Я вызвал их, используя свое кодовое имя. Они ответили: ‘Заткнись, мы тебя не знаем’. Я сказал себе: ‘Если они хотят воевать без моей помощи – да поможет им Бог’. Я им ничего не сказал. Потом мне стало известно, что это были машины из ‘танковой учебки’.» (из интервью с Яаковом Крецлером). По дороге из Рафидим к "Тасе" бригада танковой школы Габи Амира получила приказ разделиться. В бригаде остался только батальон Амира Яфе; он состоял из 4 рот, в сумме там было 36 танков. В 19:00 на перекрестке “Хазизит-Маадим” Габи Амир встретился с Йом-Товом, командиром 9-го батальона. Йом-Тов сказал, что его батальон больше не существует. Из полевого штаба в Беэр-Шеве Гонэн распорядился, чтобы Амир разделил свой батальон на две части. Одна из них должна была достичь цитадели “Милано”, около южной оконечности Кантары. Другая - к цитадели “Мифрекет”, к югу от “Милано”. Габи Амир оставил две роты для Амира Яфе и послал эту группу к “Мифрекет”. Две другие роты он поручил своему заместителю Сасону Шило и послал их к “Милано”. Сам Амир двинулся в своем БМП вслед за группой Шило. Всю ночь Амир Яфе с ротами Эреза и Равива бились на своем направлении. В 21:00 один из танков прорвался в цитадель “Мифрекет” и попросил разрешения приступить к эвакуации находившихся там солдат. Штаб в “Бaлузе” почему-то ответил отказом. К 6:00 утра у Яфе осталось лишь два исправных танка. К 8:00 к нему присоединились еще 4 танка. Цель достигнута не была. Цитадель не была эвакуирована. Египтяне продолжали высадку в этом районе. Рассказывает Сасон Шило: “ По дороге из ‘Тасы’ на север мы встретили танки 9-го батальона Йом-Това. У меня создалось такое впечатление, что танки не пострадали. Это было что-то наподобие стада без пастуха. Усилий организовать это стадо не предпринималось. Кантара мне была незнакома. Йом-Тов получил приказ вести меня туда. Он довел меня до границы города и сказал: ‘Дальше я не пойду.’ Я вошел в город первым, не зная его совершенно. После меня в город вошли Амир и Йом-Тов. У меня не было ни аэрофотосъемки, ни разведданных. Была ночь, в городе уже находилась египетская бригада. При входе в город погиб наш главный бригадный инструктор Игаль Джефко, и.о. командира роты. Его танки заблудились в городе. Я добрался до ‘Милано Бет’. Там было множество раненых. Я доложил в штаб в Умм-Хашиба о том, что соединился с цитаделью. Офицер АГАМ (агаф мивцаим, тактический отдел) штаб округа Шай Тамари спросил меня ‘очищен ли город’. Я ответил, что там полно египетских войск. В эту секунду в мой танк попал снаряд. Шай сказал мне отойти от цитадели и занять позицию в 16 км к востоку от Кантары – в укрепленном пункте ‘Йорам’. 9 моих танков пострадали, у меня было много убитых. Я сказал Шаю по рации, что если уйдем из Кантары, то это значит, что зря заходили. Он ответил: ‘ Твоя миссия в Кантаре закончена. Бери раненых и уходи. Но раненых из цитадели не бери’. Я спросил: ‘ Зачем мы сюда приходили? ’ Он ответил: ‘ Все будет ОК. ’ Мы отошли всего лишь с шестью танками по направлению к ‘Романи’. Когда мы добрались до ‘Йорама’, забрезжил рассвет. От ‘Йорама’ мы двинулись на юг к укрепленному пункту ‘Мартеф’, на перекрестке ‘Дерех hа-ХАТАМ - Алекет’” Яаков Крецлер: “Танки из ‘учебки’ попали в переплет в южной части Кантары. Египтяне заняли город в Йом-Кипур в 15:00. Танки из учебки всю ночь блуждали по городу, обстреливаемые со всех сторон. Они не знали, как выйти и спрашивали меня по рации ‘Где север?’. Я понимаю, что внутри танка невозможно вытащить компас и посмотреть, но можно высунуть голову из люка на башне, посмотреть на компас и вернуться в танк. Я им сказал: ‘Вы видите луну? Это – восток!’ Я вспомнил историю с Баразани в 890-м[7] (“Баразани” – кличка генерал-майора Цви Бара, впоследствии – мэра Рамат-Гана – прим. Мильштейна). Он сказал своим подчиненным: ‘Вы встречаетесь здесь’ и ткнул в карту. ‘Так где же север?’ – спросили его. Он ответил: ‘Справа от луны’. В 21:00 я услышал по рации Йом-Тава, командира 9-го батальона. Он сказал: ‘Янкеле, я иду к тебе, могу чем-то помочь?’ Я подумал: ‘Нет! Я понимаю, что у тебя проблемы, но тебе придется их решать самому’. Тогда он мне не был нужен. Йом-Тов продолжал: ‘Сделай мне одолжение, выйди и направь нас на север’. Я вышел из цитадели и стал сигналить фонарем. Подошел танк. Я дал ему сигнал и направил по маршруту[8]. У них были большие проблемы. Один танк по ошибке въехал в цитадель, поднялся на насыпь, порвал гусеницу и дальше ехать уже не мог. После него у меня застряло еще два танка: один подорвался на нашей же мине, у другого порвалась гусеница. Я принял всех этих ребят. Последним через мою цитадель проехал Йом-Тов по пути на север. Больше ко мне никто не приезжал, кроме только одного экипажа без танка, пришедших пешком. В итоге, у меня остались 4 танковых экипажа. Сами танки тоже мне очень помогли – в последующих боях мы использовали их радиостанции и пушки, отбиваясь от египтян. Обстрелы цитадели продолжались. Артиллерийского прикрытия я не получил, хотя до войны мне было оно обещано ‘через 25 секунд’ после того, как я его попрошу. Три экипажа присоединились к защитникам цитадели. Они не умели пользоваться оружием пехотинцев и нашими крупнокалиберными пулеметами. Их надо было быстро всему этому научить. Один экипаж остался в танке – они стали нашим голосом, ведь радиостанция в цитадели пострадала и работала только на прием. Все, что мы хотели сказать, мы говорили через рацию этого танка. К утру 7 октября у нас оставалось десять человек, которые были способны обороняться. Остальные были ранены или убиты”. 4. “Дави их!” В 01:15 7 октября Гонэн доложил Эльазару по телефону, что ситуация на Канале улучшилась. Эльазар и компания в генштабе не знали, что дивизия Мандлера разбита и 2/3 ее танков подбиты (см.: Ханох Бар-Тов “Дадо”). Лица, стоявшие во главе израильской системы безопасности, не знавшие, что на самом деле происходит на Синайском фронте, объявили населению то, что должно было происходить на фронте согласно довоенному сценарию. В 05:45 пресс-служба ЦАХАЛ сделала следующее заявление: “Египтянам удалось переправить на восточный берег Канала в основном свою пехоту и небольшое количество танков. Наши войска ведут бои во всех местах прорыва. Боевые действия в основном ведутся около Канала”. (“Довер ЦАХАЛ модиа”, “Маарахот”, стр. 232-233, ноябрь 1973). Защитники цитадели “Милано”, услышав из транзисторов всю эту ложь, не знали - плакать им или смеяться. Их средний возраст был 32 года. Большинство из них воевали в 1967-м году на иерусалимском направлении. Они были воспитаны так: пресс-служба египтян врет, пресс-служба ЦАХАЛ говорит правду. Ложь пресс-службы ЦАХАЛ стала одной из причин резкого снижения их боевого духа. В 7:20 утра, оторванный от действительности Эльазар сказал оторванному от действительности Гонэну, по телефону из Тель-Авива в Умм-Хашиба, что ситуация на фронте “может перемениться и тогда все попрёт”. Эльазар приказал Гонэну спланировать атаку дивизии Шарона в направлении Канала[9]. В 8:30 утра начальник генштаба сказал министру обороны, который вернулся из поездки в штаб северного фронта, что ситуация на Суэцком Канале “все еще ОК – краха нет. Поэтому я изменил план действий и перебросил ВВС на север”. Авраам Адан ("Брен") На рассвете командир дивизии генерал Авраам Адан прибыл в штаб северной бригады в “Бaлузе” и встретился там с новым командующим северным сектором генерал-майором Кальманом Магеном и с командиром бригады полковником Алушем. После того, как Адан выслушал доклады обо всем, что произошло здесь с начала боев, он направился в укрепленный пункт “Мартеф” (см. карта 2) – в бригаду Габи Амира. В своей книге Адан пишет: “Когда я ехал по шоссе ‘Алекет’, я увидел два грузовика на дороге, а на дюнах справа от нее – два БМП и пять танков (это была ‘группа Шило’, сумевшая вырваться из Кантары; ‘группа Амира Яфе’ туда не прибыла – У.М.). Это было рядом с ‘Мартефом’. Неужели это – бригада Габи?... Кучка танков и БМП в песках… Эта картина одним ударом вернула меня к действительности. Видимо, до этого я отказывался верить докладам, полученным в ‘Бaлузе’… Усталые Габи и Йом-Тов сидели на БМП. Прошедшая ночь далась им нелегко. Выражение лиц комбата и комбрига говорило обо всем: их подразделения понесли тяжелейшие потери, почти что перестали существовать… Я поднялся на БМП… Ознакомился с их описанием тактики врага. Картина предпринятых нами действий осталась неясной. Однако, два факта сомнения не вызывали: 1) многие танки мы потеряли в болотах; 2) наши силы были разделены и направлены в разные стороны. Они встретили вражескую пехоту, вооруженную противотанковыми средствами, и танки. Мы не смогли им противодействовать. Я понял, что наши силы бились героически, но они были слепы. Я чувствовал, что наши действия были настолько неэффективны, что наши потери превосходили потери врага. Я почувствовал, что происходит нечто, о чем в самых кошмарных снах мы не могли себе представить и что невозможно ничего изменить никаким волшебным словом… Следует ли мне ‘вывести из игры’ разбитую бригаду Габи, в которой осталось лишь 9 танков, и присоединить ее к одной из моих бригад, разворачивающихся сейчас в этом секторе?.. Я решил не расформировывать бригаду Габи … Я приказал ему, вместе с остатками батальона Амира Яфе, отойти назад к перекрестку ‘Маадим’ – ‘Хазизит’. Там Габи должен перестроить свои силы, заправиться, восстановить арсенал и ждать приказа в полной боевой готовности”. (см. “На двух берегах Суэца”) О визите Адана в штабе бригады Габи Амира рассказал Сасон Шило: “Утром прибыл Брен с целым вагоном своих генералов – чистенький, с солнечными очками на веревочке, с наушниками, как будто это учения в Цеэлим. Он поднялся на БМП Габи. Мы говорили о произошедшем с момента начала войны. Послушав нас, Брен сказал: 'Давайте заведем БМП и поедем в Кантару, посмотрим, что там творится’. Я сказал: ‘Как ты туда войдешь? Там египетская бригада!’ Он прервал меня, сказал ‘ОК’ и приказал заводить БМП. Я ожидал, что Габи Амир скажет ему: ‘Брен, ты пьян? Ты знаешь, что там происходит?!’ Габи молчал и готовился к поездке. Я слез с БМП и пошел в свой танк. К счастью для Брена и Амира было получено указание по рации от Городиша, чтобы Брен немедленно прибыл в ‘Бaлузу’, куда он и направился.” Шарон и Бар-Лев Шарон в своей книге писал, что когда он прибыл утром 7 октября в штаб Синайской дивизии в Бир-Гафгафе – никто там не мог сказать что происходит на суэцком фронте и куда направлен основной удар египтян. Без этих данных планировать контрнаступление было невозможно. Согласно Ури Дану, Шарон спрашивал об этом Гонэна по телефону. Гонэн не смог ему сообщить чего-то, что тому не было бы уже известно, а “вешать лапшу на уши” Шарону было невозможно. Генерал-майор Авраам (“Абраша”) Тамир, находившийся на командном пункте Шарона, определил – в 9 утра, что руководство южным фронтом развалилось. Он понял всю опасность этого. Тамир посоветовал Шарону: “Пригласи Даяна или начгенштаба на специальное совещание”. Шарон ответил: “Мне неудобно их приглашать” Тамир: “Ты – генерал, так? Счеты будешь сводить после войны”. Шарон позвонил в Генштаб и сказал заместителю начгенштаба Исраэлю Талю: “Насколько я понимаю, египтяне переправились через Канал. По всему фронту действует их пехота. Возможно, что вскоре на этой стороне будет их бронетехника. Поэтому, я предлагаю, чтобы ты посоветовал министру следующее – нам следует прорываться[10] и разгромить их скорее, – в противном случае нам придется атаковать фронтально”. Своим подчиненным на командном пункте Шарон сказал: “Есть места вдоль Канала, которые ни в коем случае нельзя оставить. Это – пункты, где ты хочешь организовать переправу на тот берег”. По радио передавали о международной инициативе прекратить огонь. Тамир в Бир-Гафгафе предполагал, что у Шарона осталось 48 часов на претворение своего плана в жизнь. Если план не будет утвержден “через 48 часов война закончится без переправы на тот берег”. В тель-авивской Кирие Эльазар и его советники занимались той же проблемой. По их мнению, существовала опасность прекращения огня, и ЦАХАЛ должен был достичь “наземного” успеха ДО того, как прекращение огня будет обеим сторонам навязано. Эльазар и генштаб не поняли, что египтяне уже достигли цели, ради которой начали войну – форсировали Канал, заняли обширные территории и уничтожили израильскую дивизию. В генштабе были более обеспокоены своим возможным личным позором, если Израилю навяжут перемирие на данном этапе, чем проблемой максимально рациональной организации боевых действий на “линии крови”. В 09:21 Гонэн сказал Эльазару по телефону, что “Арик прибыл с незначительными силами. Пока что он займет позиции в 20-и км к востоку от Канала. Когда у него будет больше сил, он двинется на запад. О следующей фазе – как мы и договаривались вчера”. (т.е. “переправимся через Канал по плану ‘Цфания’ и/или ‘Бен-Хаиль’ ” – из архива автора, документы Гонэна) В 09:15 утра в генштаб поступили данные, что египтяне возобновили наступление в южном секторе и возвели там три моста. По этим мостам они переправляют множество танков. Через 5 минут Гонэн доложил Эльазару о падении некоторых цитаделей и сложностях в деле спасения оставшихся осажденных цитаделей. В 09:51 Гонэн опять доложил Эльазару о том, что ситуация ухудшается и попросил, уже в третий раз за то утро, поддержки ВВС – чтобы разрушить мосты и прервать переправу врага на восточный берег. Только тогда Эльазар приказал ВВС действовать против египетской бронетехники и мостов. В 09:50 Шарон опять позвонил Талю и сказал: “Талик, послушай – единственное место, где мы сможем переправиться – это Кантара – у Альберта. По-моему, есть возможность атаковать с севера на юг, например. Я бы пошел на это со своими и Брена частями. Я могу вам только дать совет. Я – командир дивизии, я не командующий округом. Я знаю местность, и может быть стоит, чтобы кто-то из вас приехал. Я звоню только лишь для того, чтобы подчеркнуть необходимость удара и то, где, по моему мнению, следует его нанести”. В 10:00 Шарон позвонил в штаб Гонэна и оставил следующее сообщение: “У меня только один вопрос. Спустите на них ВВС сейчас. И передайте командующему, что как только наши силы прибудут, необходимо атаковать с севера на юг. Мы прибудем вечером и сразу же атакуем. Повторяю то, что сказал командующему этим утром: единственное место – Кантара. Когда у Брена будут танки? Только вечером? Не уступать. Надо вывести египтян из равновесия”. После этого разговора он сказал в своем штабе: “Этой ночью надо быть готовыми к первому ‘делу’. Когда прибудут танки, мы должны быть готовыми залить горючее и атаковать с севера на юг. Я бы не дробил силы. Я бы атаковал в одном месте, а потом в другом”. После этого Шарон оставил Гонэну следующее сообщение: “Я надеюсь в ночной атаке смять, разбить и раздавить их” (Ури Дан, “Рош гешер”, 1975) Буквально в эти же минуты Эльазар рапортовал правительству о том, что ситуация на египетском фронте улучшилась вследствие авиаудара по египетским базам ВВС. Он приказал Гонэну организовать вторую линию обороны. Галили, не осознавая масштаба бардака, опасался, что СБ ООН прикажет прекратить огонь. Он спросил – сколько времени потребуется для полного изгнания врага с занятых плацдармов. Эльазар ответил: “Я настроен оптимистически. Сегодня ночью возможно изменение ситуации, так что нам потребуется еще 3-4 дня… Египтяне достигли определенных успехов, но видно, что их силы на исходе и их продвижение остановлено.” Потом Эльазар признавался, что лгал членам правительства “чтобы создать у министров впечатление, что ситуация не так серьезна, как она была в то утро” (Браун) В 11:00 Эльазар вернулся в свой офис и заслушал доклад своего заместителя Исраэля Таля о том, что “все наши цитадели вдоль линии Бар-Лева блокированы. Египтяне захватили территорию вдоль Канала, которая в ряде мест достигает 16-ти км в ширину”. Эльазар не передал эту информацию правительству. В 11:45 Таль доложил Эльазару, что, согласно сообщению Гонэна, египетские танки находятся в районе синайских горных перевалов. “Приготовления к контрнаступлению” 5. Проблема под названием "Шарон" В 13:00 (7 октября) Шарон доложил по рации Гонэну: “У нас в Рафидим примерно двести танков. Я думаю, что в течение 3-х часов получу еще 80. Я начинаю движение (к ‘Тасе’). Предлагаю – держаться, сколько можно, а с наступлением темноты атаковать всеми силами”. Гонэн: “У нас мало шансов получить поддержку с воздуха, так что мы будем вынуждены занять позиции на поперечном шоссе. Будь готов: 1) к контратаке на юг; 2) к контратаке на север-запад; переправа около ‘Мацмеда’ со всем снаряжением, согласно первоначальному плану”. Как только Гонэн положил трубку, ему позвонил Эльазар и спросил, что происходит. Гонэн ответил, что он планирует, чтобы Шарон “1) атаковал бы от ‘Тасы’ по шоссе ‘Акавиш’ на юг; 2) или по тому же шоссе – на север; 3) если египтяне побегут и ВВС нам поможет – Шарон атакует через Канал”. В 13:45 Шарон сказал Эльазару по телефону: “Мы не сможем разбить египетскую пехоту без занятия территорий на той стороне Канала”. На заседании в Кирие, которое проходило в это время, помощник Эльазара генерал в отставке Рехавам Зеэви выразил опасения по поводу Шарона. Эльазар рассказал [ему], что Шарон пытался “склонить его к наступлению”. Йигаэль Ядин Бывший начальник генштаба Йигаэль Ядин поддержал Шарона и сказал, что лучшая защита – это нападение. Эльазар просто, не вдаваясь в подробности, постановил, что прикажет ЦАХАЛу атаковать на более поздней стадии войны. Он не объяснил – себе и своему окружению – почему ночь с 7-го на 8-е октября (то, что советовал Шарон) – слишком рано для атаки, а утро 8-го (то, что Эльазар видимо уже решил) – “самый раз”. Начиная со второго дня войны, Эльазар вел себя нерешительно. Он с трудом управлял подчиненными и с трудом проводил в жизнь свои решения. Он испытывал все большую враждебность к Шарону. Он не находил общего языка с Даяном, впрочем, история их с Даяном взаимонепонимания началась задолго до войны. Министр обороны не был на вершине счастья от назначения Эльазара на пост начальника генштаба, а Эльазар не был на вершине счастья от того, что на вершине счастья не был Даян. Голда, Галили и Алон выбрали Эльазара, т.к. тот был им верен и мог, таким образом, возглавлять “политотдел”. По той же причине, Даяна не устраивала кандидатура Эльазара. Кодом поведения Эльазара была “верность” – и ни что другое. Этот код обязывал его НЕ быть верным Даяну, причем эта “неверность” не была основана на чувстве ответственности или критике – Эльазар не был “рыцарем” и не был “интеллектуалом”. Неверность Эльазара основывалась на подпольных интригах. Окружение Эльазара – танкисты и бывшие пальмахники – подогревали враждебность Эльазара к Шарону: или исходя из тех же причин, что двигали Эльазаром, или же из-за слепой веры в систему. Один лишь заместитель Эльазара – Исраэль Таль – не участвовал в этой анти-шароновской оргии. Но Таль не обладал большим влиянием на Эльазара. Описанное поведение высшего военного руководства подкрепляет основной тезис этой книги[11] – начиная с Войны на истощение, система израильской безопасности находилась в процессе распада, а с момента начала Войны Судного Дня она оказалась в ситуации опасной турбулентности. Карьера Эльазара была напрочь связана с Северным округом. С тех пор, как он стал начальником северного военного округа (1961), он не выполнял никаких реальных функций на Синае. То же самое относится и к периоду, когда он был главой АГАМ (оперативного отдела генштаба). Он не пытался исправлять что-либо и не изучал основательно проблемы синайского фронта после назначения начальником генштаба. Он предполагал, что войны не будет. Он не знал основательно специфику линии обороны вдоль Канала. Поэтому, в начале войны он не смог признаться – ни себе ни другим, что не понимает того, что происходит на главном фронте войны. Эльазар мог быть, наверное, начальником генштаба армии, построенной по милиционному принципу, в период относительного затишья. Однако, он не мог быть военачальником во время войны. Может быть, он смог бы координировать отношения службы тыла и инструкторского отдела, но генерировать оперативные идеи, способные привести ЦАХАЛ к победе, он не мог. Тем более – на южном, незнакомом ему направлении. Эльазар умел руководить обсуждениями, представлять армию в высших сферах и выбирать между различными мнениями (и то – только в определенный обстоятельствах), но военным руководителем, с которым соглашаются и за которым идут в огонь и воду, он не стал. Вместо того чтобы воодушевлять командиров на выполнение задания, он возбуждал в них сомнения и опасения – а не являются ли они фраерами, идущими на бесполезную смерть вместе со всеми своими подчиненными – из-за какого-то чудака “там, наверху”? И было еще что-то, что мешало Эльазару функционировать в начале войны: сильное воспаление под зубной пломбой. Сначала ему пытался помочь армейский дантист, но ситуация лишь ухудшилась. Только через несколько дней зубами начальника генштаба занялся профессор с медицинского факультета иерусалимского университета, и это существенно улучшило положение. Но в первые дни войны Эльазар испытывал острые боли и был вынужден принимать сильные обезболивающие лекарства… Этот секрет знали единицы – они молчали не только всю войну, но и еще 20 лет после нее. К неспособностям добавилась неудача – Эльазар оказался в очень плохой форме. И напротив – Ариэль Шарон был тем руководителем, с чьим мнением считались на южном фронте. Эльазар посчитал личным оскорблением, что Шарон прекрасно знает местность вдоль Канала и связанные с ней проблемы – ведь Шарон был командующим южным округом до лета 1973 года, да и вообще: Шарон по своему характеру и по своему опыту был т.с. “следопыт” – боец, разведчик. Уверенность в себе и упрямство Шарона злило начальника генштаба. Это чувство усиливалось вследствие харизмы Шарона, веры в него не только войск, но и самого министра обороны Даяна, – в то время как сам Эльазар удостаивался лишь жалости, как руководитель, теряющий нити управления подчиненными. С начала войны Эльазар был слабым звеном, которое не заменяли. С его мнением мало считались настоящие рыцари – Рафуль на севере и Шарон на юге. Навязчивое желание Эльазара поставить Рафуля и Шарона на место привело к серии серьезных просчетов с необратимыми результатами. Первой катастрофической ошибкой, одной из самых серьезных за всю войну, стала ошибка, которую совершил Эльазар 7 октября. Шарон, Даян и Бар-Лев В 14:30 Даян вернулся с южного фронта и предстал перед руководством Страны. На Синае он предложил Гонэну отвести войска далеко назад от существующей линии огня. Это же предложение он повторил в Тель-Авиве. Даян предполагал, что отход к новой линии обороны необходим с военной точки зрения. Эльазар и Гонэн увидели в этом угрозу своей репутации. Они видели в каждой армейской позиции тоже самое, что Трумпельдор видел в поселениях Верхней Галилеи в начале 20-х гг. Эльазар и Гонэн объединили свои усилия против предложения Даяна. Оторванные от реальности, оба не поняли, что происходит на фронте и не имели ясного представления о ресурсах, бывших в их распоряжении. Эльазар и Гонэн, особо не задумываясь, решили похоронить предложение Даяна с помощью инициирования контрнаступления – тем самым, они были вынуждены идти за Шароном. А Шарона они хотели нейтрализовать тем, что для контрнаступления предполагалось выделить одну-единственную дивизию Авраама Адана (см. ниже). Так создалась в ЦАХАЛе внутренняя динамика, на которую повлияли напряженные отношения между высшими политическими и военными руководителями, приведшая армию к ситуации, когда она начинает наступление, которое не в состоянии была осуществить. Моше Даян В 15:31 Гонэн доложил Эльазару по телефону, что ночью собирается послать Шарона в атаку, чтобы разбить 3-ю египетскую армию в южной части фронта. Одновременно дивизия Адана форсирует Канал в северной его части и захватит Порт-Фуад и Порт-Саид. Эльазар “не купился” на это предложение: “Пустить Арика в ночной бой против 200 танков и артиллерии… Предположим, что все пойдет нормально и у нас есть потери. Утром будет суматоха и тогда Арик в два дня теряет свою силу… ” Так Эльазар намекнул Гонэну – если тот хочет поддержки генштаба и его людей, он должен абстрагироваться от Шарона. Намек был понят. План форсирования Канала по плану “Цфания” возражений не вызвал. Оказалось, что ни начальник генштаба, ни командующий южным округом, не знали того, что знали военные инженеры ЦАХАЛ: в ту ночь у армии не было нужного снаряжения для переправы на западный берег. Переправа по египетским мостам была еще менее реальной возможностью. 6. Правительство Израиля подвергло опасности выживание страны В три часа пополудни Даян встретился с премьер-министром Голдой Меир. В кабинете находились Исраэль Галили, Игаль Алон и военный секретарь премьера Исраэль Лиор. Даян сказал: “Арик прибыл на юг и хочет прорваться на запад через Канал”. Даян повторил свое предложение: отойти на новую линию обороны. Голда Меир писала: “Я слушала его с ужасом… Потом я попросила Дадо зайти. У него было другое предложение – продолжить наступление на юге (т.е. предложение Шарона – У.М.). Он спросил: может ли он лично поехать на синайский фронт, чтобы проконтролировать все самому. Он также попросил позволения принять на месте любое решение, которое могут потребовать обстоятельства на местности. Просьба была удовлетворена. Эльазар рассказал о предложении Шарона и Адана атаковать и перейти на западный берег по египетскому мосту. Эльазар решил, что это было бы слишком рискованно и посоветовал – накопить ночью силы и атаковать завтра днем. Даян поддержал его и сказал: ‘Я согласен, чтобы ты поехал в Умм-Хашиба и если увидишь, что можно атаковать – надо атаковать. Патент Арика оставим без внимания – у нас между Каналом и Тель-Авивом не осталось больше танков'. Было решено: ‘Цель войны на юге – отбросить египтян обратно за Канал’ ”(Голда Меир. «Моя жизнь”, 1975; Моше Даян, “Авней дерех”, Браун) Решение выбить египтян на ту сторону Канала, было, на самом деле, решением предпринять шаги для того, чтобы завершить войну решительной победой. Это стало одним из важнейших стратегических решений за всю войну. У участников заседания не было минимальной квалификации для принятия такого решения. Не было у них и достаточной информации для принятия такого решения. Они даже не поняли, что информации у них нет. Качество процесса принятия этого судьбоносного решения было самым ужасным, какое только возможно вообразить. Это свидетельствует вообще о качестве государственной власти в Израиле, которое с тех пор не изменилось, и о непонимании политическими руководителями военных вопросов. Одно они должны были знать наверняка после 25 часов войны: начальник генштаба Давид Эльазар ввел их заблуждение – до начала боев и в первые 25 часов войны. Даже если министры не обладали мужеством заменить его кем-то другим (что было бы неплохим решением, в общем), они не должны были оставлять за ним право одному решать – отвечает ли ситуация на фронте условиям для контратаки или нет, и как эту контратаку следует проводить. Эльазар, шокированный первым днем войны и страдающий острой зубной болью, не годился для этой задачи. И действительно, в поездке в Умм-Хашиба к Эльазару присоединился бывший начальник генштаба Ицхак Рабин, закончивший к тому времени свою работу в США и ожидавший ближайших выборов в Кнессет. Рабин присоединился к поездке Эльазара в штаб южного фронта в качестве “бесправной няньки”. Все в правительстве знали, что о “душевном коллапсе” Рабина перед 6-ти дневной войной и что он не выполнял свои функции в ту войну. Даян должен был понять, как минимум, что Рабин будет только мешать, что не Рабин должен быть рядом с Эльазаром в той поездке. И на самом деле – Рабин сыграл отрицательную роль в Умм-Хашиба (см. ниже). Перекладывая ответственность на начальника генштаба, Голда Меир, Моше Даян, Игаль Алон, Исраэль Галили и другие министры продемонстрировали, что они не достойны стоять во главе Государства. Они подвергли опасности шансы Страны уцелеть больше, чем армии Египта и Сирии… Несмотря на то, что это решение оставило за начальником генштаба право определить время начала контрнаступления, оно было в духе соответствующих традиций ЦАХАЛа – “атака предпочтительнее обороны”, “армию врага следует активно уничтожать”, а не способствовать ее внутреннему разложению, например… В общем, это была победа Шарона, успех его усилий убедить “систему” атаковать. Шарон уломал не только Эльазара и Гонэна, но и Голду, Алона и Галили. Даже Даян, который, видимо понял, что правила стратегической игры между Египтом и Израилем изменились, - несмотря на свое намерение оставить в стороне традиции, которые не вписывались в реально создавшуюся ситуацию, уступил Шарону. Однако, уступка Шарону была мнимой – ведь Шарон требовал немедленной атаки этой же ночью, чтобы не дать египтянам закрепиться на этом берегу. Эльазару разрешили отложить атаку, как об этом просил Адан. Таким образом, египтяне получили возможность подготовиться. Даян и Эльазар решили назавтра атаковать потому, что командующий ВВС Бени Пелед доложил о разрушении семи мостов на Канале. Эта информация настолько обрадовала Даяна, что он высказался в духе Шарона (и тем возмутил высших офицеров). Он сказал Пеледу, что если завтрашняя атака пойдет хорошо, то можно будет овладеть линией Порт-Саид – Порт-Фуад “по обе стороны Канала”. Даян и Эльазар не являлись специалистами-мостостроителями. Вряд ли в октябре 73-го в Израиле вообще были такие специалисты (см. выше), но уж точно - в ЦАХАЛ не было специалистов по египетским способам форсирования водных преград и мостостроительства. Если бы такие специалисты были, то, может быть, концепция, в основании которой был просчет разведки, была бы отметена. Министр обороны и начальник генштаба не только были введены в заблуждение Пеледом (он, естественно, этого не хотел) - мосты разрушены не были – но еще и не смогли предположить, что египтяне способны на быстрое (буквально в несколько часов) восстановление поврежденных мостов. И действительно, в ночь с 7 на 8-е октября египетская бронетехника была переправлена на восточный берег и сумела там закрепиться. Эта операция прошла без помех со стороны ЦАХАЛ и сопровождалась большими силами спецназа (Хаим Герцог, “Война Судного Дня”, 1975). Они должны были встретить и довольно легко отразить (см. ниже) “Наступление Эльазара”. Так египтяне полностью подтвердили анализ ситуации, сделанный Шароном, – к ужасу для Государства Израиль. 7. Пиррова победа “пальмаховско-танковой школы” В этом противостоянии между школой “десантников и подразделения 101” и политруками, представителями “пальмаховско-танковой” школы, победил начальник генштаба, танкист и пальмахник. Но это была “пиррова победа”. Эльазар не понял что происходит, как в 1948 году не поняли, что происходит ни он, ни его командиры. Он (в отличие от Даяна) не выработал для себя собственного взгляда на происходившие к востоку от Канала события и продолжал идти в русле старых идей и лозунгов, продолжал слепо противодействовать инициативам своих врагов в системе безопасности (здесь у него были прекрасные учителя: Ицхак Табенкин, Исраэль Галили, Игаль Алон, Йосеф Табенкин). Эльазар предпочел танковую мощь днем использованию ночью смешанных сил – танков, самоходок, “ХЕРМЕШ» (бронепехота) и пехоты. Смешанные силы могли ночью стать сюрпризом для врага, как произошло в 1967 году в бою дивизии Шарона около Умм-Катефа. Таким образом, Эльазар абстрагировался от принципа “немецкого блицкрига”, которой придерживался ЦАХАЛ в 1956 и 1967 гг., и ярчайшим сторонником которого был его заместитель - Исраэль Таль. Эльазару больше по душе оказался принцип французов и американцев (в Первую мировую войну) и некоторые американские идеи, появившиеся у них после Второй мировой войны: танк – это атакующая самоходная пушка, одно появление которого в большом количестве способно сломить врага. Такой внезапный переворот в видении роли танков у Эльазара говорит о несерьезности человека, стоявшего во главе ЦАХАЛ в октябре 1973 года. Перед войной Эльазар и другие высшие офицеры не могли предположить, что ЦАХАЛ перейдет в контратаку позже, чем через 42 часа с момента форсирования Канала, т.е. в самое опасное время, когда египтяне наладили оборону на занятых рубежах. Об этом говорила военная теория и об этом говорила практика, т.е. события того дня. Если бы ЦАХАЛ был профессиональной армией, то столкновение Эльазара и Шарона было бы столкновением между “школой концентрации сил и их упорядоченного применения” и “школой скорости, мобильности и импровизации”. Но и согласно первой школе, недостаточно сконцентрировать силы; надо уметь еще и использовать эту силу. На следующий день выяснилось, что высокопоставленные офицеры ЦАХАЛ не знают как правильно задействовать предоставленные в их распоряжение собранные силы. Поэтому, “танкистская альтернатива” Эльазара, Гонэна и Адана идее Шарона стала неудачей. После обеда, Шарон прибыл в Тасу и беседовал с Амноном Решефом (командиром регулярной танковой бригады, бывшей на линии Канала во время начала войны) в его бункере, и с командирами цитаделей центрального сектора – по радио. Шарон пришел к выводу, что возможно их спасти быстрым, концентрированным ударом. Он попросил Гонэна, по радио, разрешения провести такой рейд ближайшей ночью. Гонэн ему отказал, объяснив свое решение тем, что спасение цитаделей будет стоить многих жертв. Шарон позвонил Даяну. По словам Шарона, они долго ругались по телефону. В итоге, Даян ему сказал, что вечером в Умм-Хашибе будет совещание с участием Эльазара и посоветовал поднять этот вопрос там. В 16:20 опять связался с Гонэном и попросил “спасти ребят в цитаделях”. Гонэн опять отказал. Тогда Шарон попросил разрешения поднять этот вопрос на предстоящем совещании с Эльазаром. И вдруг Гонэн сказал, что Шарон должен готовиться к атаке (которая спасет цитадели) этой же ночью, но действовать до совещания запретил. Упорное желание Шарона спасти людей в цитаделях - это упорство настоящего воина-рыцаря, чувствующего ответственность перед подчиненными. В отличие от многих высших офицеров и политиков, люди на "линии крови" знали это свойство Шарона и поэтому доверяли ему, предпочитали воевать под его началом - даже те, кто был его политическим противником. Это - одно из объяснений его харизмы. Эльазар и Гонэн были "политруками" и исповедовали принцип "главное - верность вождям". Спасение людей в цитаделях не занимало вождей тогда - их заботило собственное выживание в политической и военной иерархиях. Они даже не поняли, что бросив личный состав цитаделей, они нанесли вред и себе тоже. В народных протестах, приведших к созданию комиссии Аграната, были многие спасшиеся солдаты из цитаделей и самый видный из них – Моти Ашкенази, командир цитадели "Будапешт". Комиссия Аграната посоветовала уволить из армии Эльазара и Гонэна. продолжившиеся после этого протесты отправили в отставку правительство Голды Меир. В отличие от Шарона, рвавшегося в бой, Авраам Адан заявил Гонэну в 16:22 по рации, что он против ночной атаки, т.к. у египтян, оснащенных ручными противотанковыми установками, будет преимущество над израильскими танками. Когда Эльазар вернулся с заседания правительства в “Бор” (“Главная цитадель”) – так называли на сленге ЦАХАЛа главную ставку, в его окружении царила эйфория, вызванная сообщением об уничтожении ВВС 7-ми из 14-ти египетских мостов через Канал. Эльазар собрал специальное совещание в 16:45 и рассказал о путях возможного использования трех дивизий на синайском фронте. Он повторил то, что изложил правительству. Вариант первый: оборона на перевалах; Вариант второй: контрнаступление и форсирование Канала; ”Если бы это были учения… – я бы на это пошел” – сказал Эльазар; Вариант третий: держать оборону, экономя силы дивизий, а на контратаку бросить ограниченную количество войск – для того, чтобы уничтожить египтян на этом берегу, но пока Канал не форсировать. По мнению Эльазара, ВВС были должны любой ценой разрушить все мосты через Канал, чтобы отрезать переправившихся на восточный берег египтян от снабжения и доставки новых подкреплений. Эльазар и офицеры генштаба не поняли, что ЦАХАЛ в данный момент – “армия, терпящая поражение”, командиры которой показали свою импотентность. Они и не могли этого понять, т.к. именно они и командовали этой армией… Через 14 лет полковник (в отставке) д-р Имануэль Вальд писал, что “В оборонительных боях первых двух дней войны ЦАХАЛ потерпел сокрушительное поражение: вопреки всем планам и ожиданиям оба фронта были прорваны, примерно половина войск, бывших на линии огня, была уничтожена. Более того, после этого поражения сложилась ситуация, когда у большинства офицеров верхнего звена исчезла уверенность в способности ЦАХАЛа победить в войне”. (Имануэль Вальд “Проклятие разбитых сосудов”, 1987) 8. Неужели начальник генштаба был “не в себе”? В 16:49 Гонэн приказал своему офицеру из оперативного отдела, Шаю Тамари “организовать вертолет, чтобы доставить командиров дивизий”. В 18:10 Шарон доложил Гонэну о предпринятых им усилиях по вызволению людей из блокированных египтянами цитаделей. Гонэн сказал ему, что не может сейчас оставить вертолет в Тасе и пообещал Шарону - ”тебя вызовут сюда как только начальник генштаба прибудет – тогда за тобой пришлют вертолет”. Эльазар прибыл в Умм-Хашибу в 18:45, в сопровождении бывшего начальника генштаба и будущего министра обороны и премьера Ицхака Рабина и начальника канцелярии Эльазара подполковника Авнера Шалева. Шарон не был доставлен на совещание вовремя, несмотря на то, что того требовала ситуация и несмотря на то, что это было ему обещано. В своей книге Шарон писал, что из-за действий египетского спецназа в районе Тасы, он должен был встретить вертолет на площадке в некотором удалении от Тасы. Вертолет туда в назначенное время не прибыл. Шарон вернулся на базу, но и там вертолета не было. Шарон с сопровождающими его офицерами, опять поехал на удаленную посадочную площадку и прождал там 2 часа, пока, наконец, не прибыл вертолет. По его словам, он тогда был уверен, что Гонэн специально задержал вертолет, т.к. знал о разговоре с Даяном и опасался скандала в присутствии Эльазара, если Шарон начнет требовать спасения людей в цитаделях. В 20:00, уже после завершения совещания, Шарон и его люди были доставлены в Умм-Хашибу. Выйдя из вертолета, Шарон увидел Эльазара, Рабина и Шалева, вылетающих в Тель-Авив. Версию Шарона подтверждает Дани Вольф-Рахав, сопровождавший Шарона в перелете из Тасы в Умм-Хашибу. Шмуэль Гонэн ("Городиш") Прибыв в Умм-Хашиба, Эльазар полчаса выслушивал доклады Гонэна и других офицеров штаба округа. Само совещание началось в 19:20. В комнате Гонэна было полно народу. Большинство присутствовавших там были людьми, для которых опыт Войны за Независимость и последующих войн оставался актуальным по сей день. Они находились в комнате Гонэна по т.с. “фольклорным” соображениям. Поэтому, совещание высших офицеров фронта с начальником генштаба проходило в узенькой комнатке, где Гонэн спал. Подобное совещание должно было проводиться в ХАМАЛе (“хадар мильхама” – комната войны, пункт, куда стекается вся информация с фронта) или специальном зале заседаний. Строительство базы в Умм-Хашибе стоило больших денег – чтобы в час Х она была использована по назначению, а какое “назначение” могло быть важнее того совещания? Еврейский народ тратит достаточно денег на оборону, чтобы в решающую минуту военачальники смогли принимать наилучшие решения в оптимальных условиях. То, как принимались оперативные решения в ходе этой войны – как о первом стратегическом контрударе, так и о последнем – подтверждает мой тезис: стоявшие во главе нашей системы безопасности не понимали (и не понимают до сих пор) важность интеллектуального аспекта в усилиях по обеспечению выживаемости Израиля. Лучше бы ЦАХАЛ не купил один танк, и на сэкономленные деньги в штабе южного фронта построили бы оборудованный всем необходимым зал заседаний. Действия остальных танков была бы более продуктивна. Про танк я написал только “ради красного словца”. В те годы военный бюджет позволял купить еще больше танков, а также построить и оборудовать зал для совещаний – зал, отделенный от комнаты, где сидят (до сих пор сидят!) посторонние люди, от которых во всех войнах не командиры не могут избавиться. Это не удивительно, ведь командиры сами станут “посторонними”, после ухода в отставку. Та же вопиющая картина была и в Северном округе. Авраам Адан написал в своей книге, что Эльазар решил провести совещание без Шарона. Эльазар мог, если бы захотел, потребовать от Гонэна немедленно доставить Шарона. Выясняется, что действительно, не хотел, хотя не Эльазар был инициатором трюка. Адан не верит в объяснение недоставки Шарона в Умм-Хашиба техническими причинами или организационной неразберихой в ВВС. Даже если предположить, что пилот ошибся, или диспетчер ошибся, было достаточно времени послать другой вертолет из тех, что были под рукой. Данное проблематичное решение как нельзя подходило к психологическому состоянию Эльазара и выражало его ненависть к Шарону. Налицо было несерьезное поведение. Я бы сказал – странное поведение человека, психика которого, видимо, была нарушена из-за событий последних 28 часов и пережитого им в это время “информационного шока”. Не понимая, что происходит на фронте, он направил свои усилия на борьбу с Шароном – методом игнорирования, который привел к тому, что Шарон не участвовал в одном из самых важных совещаний всей войны. Значение Шарона-военачальника, прекрасно знающего театр боевых действий, в той ситуации перевешивало значение всех остальных участников совещания вместе взятых. О своевременной доставке Шарона в Умм-Хашибу следовало позаботиться. А если это было свыше возможностей начальника генштаба и ВВС – запланированную на завтра операцию следовало отменить – тот, кто не может вовремя доставить командира дивизии на важнейшее совещание, не сможет оказать нормальную поддержку с воздуха важной наземной операции. Шарона надо было ждать и не начинать без него совещание. Эльазар в Умм-Хашибе повел себя как ребенок в детском саду. Это было открытое объявление войны Шарону. Войны, в которой у Элазара не было ни малейшего шанса победить, - как ясно сегодня любому читателю. За эту “детскую” войну расплатился Народ Израиля. Давид Эльазар ("Дадо") и Ариэль Шарон Гонэн представил план Шарона в начале обсуждения, хотя он и не полностью владел материалом. Гонэн предложил начать контратаку этой же ночью. Предполагалось форсирование в двух местах: Брен атакует вторую армию и переправится в Кантаре с помощью “колесного моста”, находящегося в “Бaлузе” и, по его мнению, готового для немедленного применения; Шарон должен атаковать третью армию и переправится по египетским мостам в районе города Суэц. На следующий день Шарон должен продолжать операции на западном берегу – от Суэца в северном направлении он должен будет уничтожить дислоцирующиеся там египетские части. Гонэн сообщил, что план одобрен Даяном. Авраам Мандлер, согласно Бартову, считал, что следует “немедленно форсировать Канал, а не ждать еще сутки”. Согласно Адану, он предлагал ждать, пока накопятся силы и не атаковать ночью. Атаковать следовало на следующий день – в полдень, т.к. тогда будет возможность атаковать двумя дивизиями на узком участке, после чего переправиться на ту сторону. Рекомендация была - переправиться только на южном участке. Эльазар прокомментировал выступление Гонэна так: “Слишком претенциозный план”. Он сказал: “Я бы атаковал, если это было бы возможно. Но сначала мы должны наладить оборону, мобильную оборону, чтобы они, атаковав первыми, сломались и ослабли достаточно – вот тогда мы атакуем”. Он имел в виду наступление ЦАХАЛа на египтян на восточном берегу Канала, – наступление с весьма ограниченными целями. Согласно Зеэву Шифу, Эльазар сказал: “Дивизия Брена начнет первой. Она пойдет с севера на юг, по территории, занятой второй армией. Если Брен начнет буксовать – Арик ему поможет. Если у Брена все пойдет ОК, Арик – пойдет на юг и атакует третью армию”. Эльазар не разрешил переправляться, но и не запретил. По его словам, снаряжение и так не готово, поэтому переправа возможна только по египетским мостам. Он сказал: “Сначала дойдите до этих мостов – там посмотрим. По одному-единственному мосту я не хочу переправлять целую армию. Если возьмем несколько мостов, то можно будет переправить несколько танковых отделений. В любом случае, – переправа на тот берег – только по моему приказу. Без моего разрешения – Шарона никуда не двигать”. (Зеэв Шиф. “Землетрясение в октябре”, 1974) По Эльазару, если контрнаступление провалится, то станет возможным вариант отхода к перевалам и создания там новой линии обороны. Это, напомню, советовал Моше Даян утром. Адан: “Подошла моя очередь. Я не верил ни в нашу способность форсировать Канал, ни даже в способность к нему приблизиться в настоящее время. С тяжелым сердцем я изложил свою позицию. Это был момент истины… Опыт вчерашнего дня показал, что египетские наземные части в хорошей форме, у них полно противотанковых средств и они умело используют особенности рельефа в полосе вдоль Канала. Эти особенности позволяли им эффективно использовать оружие, предназначенное для контроля равнинной местности – как со своих мостов, так и с наших валов. Заболоченность мешала нашей мобильности. Поэтому, я не поддержал Гонэна. Если мы хотим приблизиться к Каналу, нам надо обе дивизии бросить в один сектор, дать достаточно артиллерии и обеспечить солидную поддержку с воздуха. Сделать это до полудня завтрашнего дня невозможно. Т.е. – мы пока что оставляем инициативу врагу. В заключении, я сказал, что поддерживаю перехват инициативы для остановки продвижения врага. То, что мы сможем сделать с помощью ожидающихся завтра войск, это только попытаться немного ‘раскидать’ египетскую бронетехнику, движущуюся на восток. Мы сможем занять территорию, которая находится вне радиуса действия их оружия, установленного на мостах и песчаных валах, а потом ждать подхода основных подкреплений. Ури (Бен-Ари) высказался в том же духе”. Авраам Адан ("Брен") рассказывает Голде и Даяну о ходе войны Согласно Ханоху Бартову, Эльазар по итогам совещания распорядился: “Атака будет ‘с двумя ногами на земле’. Когда атакует Брен – Шарон и Альберт будут на земле. Когда Арик атакует – Брен и Альберт будут на земле. Обе ноги на земле когда одна из дивизий атакует. Брен атакует и не доходит до Канала – он остановится на расстоянии, недосягаемом для противотанковых средств египтян. После остановки Брена – Арик начинает наступление”. В конце своего выступления Эльазар спросил бывшего начальника генштаба Рабина, что тот думает о плане. Рабин сказал: “Я недостаточно знаком с ситуацией, но план хороший” Из Умм-Хашибы Эльазар доложил Даяну: “Мой вывод таков: дивизия Шарона сосредотачивается в Тасе. Это – резерв. Дивизия Брена атакует вторую армию с севера на юг, в то время как ее резервом на время атаки будет Шарон. Дивизию Шарона никто не будет трогать все время, пока Брен атакует. Если у Брена все получится – Шарон свободен для других дел. Если Брену нужна помощь – Шарон атакует вторую армию с юга на север. Когда Брен закончит – Шарон атакует третью армию с севера на юг”. Бартов добавил еще фразу, не заключив ее в кавычки, не связывая ее в точности с Эльазаром: “Есть также план форсирования – но только как развитие успеха”. Эльазар утвердил наперед все возможные варианты действий, включая и те, которые после войны стали считать “сумасшедшими”. Он решил, согласно довоенной доктрине, что следует стремиться к форсированию Канала, и это будет считаться успехом. Тем самым, он, по сути, дал указание Гонэну форсировать Канал. Начальнику генштаба и всем присутствовавшим должно было быть ясно, что завтра Гонэн любой ценой будет стремиться достичь успеха, как определил его Эльазар. И если кому-то не было ясно до войны, то должно было стать ясным к концу второго ее дня, что Гонэн не является человеком осторожным и уравновешенным, что он пойдет на любой риск ради того, чтобы доказать – его назначение на пост командующего южным округом было справедливым. Давид Эльазар, определивший цели “наступления 8 октября” и предоставивший Гонэну полную свободу для их достижения, несет прямую ответственность за то, что случилось на следующий день. “Контрудар 8 октября” "Провал атаки 8 октября 1973 года – самое крупное поражение ЦАХАЛа за всю его историю" (проф. Мартин ван Кревельд)[12] 13. Тактика испорченных телефонов. Когда Авраам Адан вернулся в штаб своей дивизии из Умм-Хашибы, он сделал ряд распоряжений по дивизии, а потом участвовал в распределении приказов на уровне бригад. Бригада танковой школы под командованием Габи Амира уже стала частью дивизии Адана. В бригаду Амира входили два батальона: батальон Амира Яфе, состоявший из оставшихся от бригады танков, а также батальон милуимников – им командовал Хаим Адини. О приказах по бригадам рассказал заместитель Амира Сасон Шило: “Габи Амир, в присутствии Брена сказал, что дивизия ‘прочешет’ территорию с севера на юг на почтительном расстоянии от Канала. Из того, что он сказал, я не понял – идем ли мы на ‘решающий удар’ или на контрудар, призванный отбросить зашедшие слишком далеко на восток танки египтян. Наша бригада встретила 8 октября, не имея плана действий и не подготовившись к ожидающим ее боям”. Из этого свидетельства вытекает, что как минимум одна из бригад Адана ошиблась – или была введена в заблуждение – относительно планов верховного командования. Именно эта бригада создала реальную опцию разгрома египтян у моста Фирдан. Напрашивается вывод: Адан не понял план “удара 8 октября” или не собирался его исполнять. В 03:54 Гонэн пытался поговорить с Аданом по рации. Ему это не удалось – видимо из-за помех, инициированных египтянами. Гонэн переслал свои распоряжения Адану через Кальмана Магена. Гонэн приказал Адану подготовить переправу через Канал около цитадели “Пуркан” (напротив Исмаилии). Если там будет египетский мост, то, согласно приказу Гонэна, Адану следует переправиться на тот берег и продвинуться на расстояние 20 км к западу от Канала. “Если Брен не найдет египетский мост, или если не получит разрешения на переправу, – он должен продолжать движение на юг – вплоть до Горького озера – и переправиться там, около ‘Мацмеда’, по египетскому мосту. И в этом случае – Брен должен переправиться с одной бригадой, которая займет оборону западнее шоссе ‘Бочка - 69’ или на шоссе ‘Вадаут’.” В 04:23 Гонэн изменил свой приказ - и через Магена передал Адану новый: “Переход с севера в район между армиями отменить. Вместо этого – двигаться к ‘Мацмеду’ до линии ‘бочки’ и ждать там. Форсирование – только силами одной бригады, остальные силы пусть остаются на восточном берегу. Комбрига бригады, которая будет переправляться, - вызвать для инструктажа. ” Кальман Маген, сказал Гонэну, что, по его мнению, переправа возможна в районе цитадели “Мацмед”. В 04:20 , 04:29 и 05:34 Гонэн говорил лично с Аданом. В 04:32 Гонэн говорил с Шароном. Во всех этих беседах Гонэн говорил о форсировании и занятии территорий к западу от Канала, менял свои же приказы, делал в них добавления и урезания. Например, в 04:29 он сказал Адану, что планирует послать дивизию Шарона на Канал для эвакуации осажденных в цитаделях солдат. Адан будет резервом Шарона и начнет выполнение своего основного задания только после того, как Шарон закончит свое. Логично предположить, что если бы Гонэн претворил в жизнь свой план, – в тот день Адан не приступил бы к атаке на Вторую армию. Расшифровка радиопереговоров наводит на мысль, что командующий южным фронтом или находился в эйфории или страдал некоей патологической манией. Вне всякого сомнения – собеседники Гонэна это почувствовали, но предпочли проигнорировать необходимость замены Гонэна. Они посчитали, что Гонэна будут прикрывать со всех сторон, и страшный секрет болезни командующего южным фронтом никогда не будет известен. Они не понимали, что тем самым они содействуют катастрофе: гибели – без пользы или надобности – израильских солдат, и аннулирование шанса на успех запланированного “решающего удара”. Когда начнется бой, они увидят масштабы катастрофы: этот человек командовал ими, но в данной военной системе “невыполнение приказа” считается самым серьезным преступлением. В 05:48 Гонэн приказал представителю ВВС в южном округе действовать, но так, чтобы египетский мост около цитадели “Мацмед” не пострадал и чтобы по нему возможно было переправиться на западный берег. Согласно Зеэву Шифу, ВВС не тронули не только этот мост, но и некоторые другие. Не подверглись бомбежке также площади около мостов, так что египтяне смогли спокойно завершить подготовку к израильской контратаке. В 06:05 Гонэн сообщил Эльазару по телефону: “В данный момент я задействовал ВВС. Прошу начать в 08:00 на севере, а после обеда – с Ариком на юге”. Эльазар разрешил. Согласно Адану, израильские самолеты, перед наземной атакой, бомбили также и бригаду Натана (“Натке”) Нира. На этом этапе, эту же бригаду бомбили и египтяне. В 06:17 Гонэн сообщил начальнику штаба Шарона, полковнику Гидону Альтшуллеру: “Арик не пойдет утром на цитадели. Пусть в полдень атакует на юге, уничтожит врага и перейдет на западный берег по их мосту. Обойдет Суэц… Не заходить на тот берег больше, чем с одной бригадой или бригадой плюс батальон” В 06:05 Гонэн получил “добро” на начало контратаки в 08:00. Оказалось, что в оперативном отделе генштаба не было никого, кто бы обратил внимание Эльазара на то, что как следует из переговоров Гонэна с Аданом и Шароном, Гонэн буквально зациклился на форсировании Канала. Начальник Генштаба разрешил наступление, отличное от того, что должно было начаться через 2 часа. Хотя, как уже было сказано, все эти изменения в план можно было вносить – благодаря неопределенности, порожденной выступлением Эльазара в Умм-Хашибе. Утром Гонэн получил сообщения, согласно которым египтяне большими силами концентрируются около “Китайской фермы”, недалеко от цитадели “Мацмед” (где в тот день планировалось форсирование). В 07:30 он приказал Гидону Альтшуллеру: “Скажи Арику, что, возможно, понадобится атака на ‘Китайскую ферму’, в случае, если у Брена возникнут затруднения”. В 07:18 Ури Бен-Ари, заместитель Гонэна, отдал распоряжение Адану по рации: “Приказы – прежде всего все тяжелые (танки) врага в секторе. Потом – легкие (бронемашины) и только после них – пехоту. Ты должен достичь ‘Мацмеда’ и, согласно приказу моего начальства (Гонэн), форсировать. Ясно? ” Адан ответил: “Ясно. Жду подтверждения. Конец связи”. В 07:50 Адан приказал Габи Амиру готовиться к движению в юго-западном направлении “с целью уничтожения врага и соединения с [цитаделями] ‘Хизайон’ и ‘Пуркан’ ”. Арье Керену Адан приказал двигаться в том же направлении, параллельно с бригадой Амира, цель – “Мацмед”. Границей между двумя секторами должно было стать шоссе “Хазизит”, участок от “дерех хель ха-тотханим”, на расстоянии примерно 10 км от Канала. Натан Нир двинется со своей бригадой с более северной исходной точки – между шоссе “Хацицит” и шоссе “Лексикон”, прямо около Канала, - до цитадели “Пуркан”. 14. Ложные данные в рапортах – норма В 07:59 Гонэн отдает распоряжение Адану по рации: “Атакуй, удачи тебе!” Адан отвечает: “Начинаю движение” Танковая дивизия, включавшая 3 бригады, с 180-ю танками, начала “решающее контрнаступление”. Гонэн поспешил связаться с Шароном и Мандлером. Он сказал им: “Брен начал движение”. Он позвонил командиру регулярной десантной бригады Узи Яири, находившемуся тогда в Рас-Судр, и сказал: “Мы начали атаку от Кантары к Горькому озеру. Если все будет нормально, форсируем после обеда от ‘ха-гиди’ вниз”. В 08:15 Даян доложил Голде Меир по телефону: “В 08:00 они начали действовать – сначала Брен, потом Арик… В южной части – форсирование на ту сторону”. Голда согласилась, чтобы Эльазар вынес на обсуждение правительства форсирование Канала и занятие территорий на том берегу Канала и за пределами “сиреневой линии” на Голанах. Она подчеркнула, что даже Яаков Хазан из МАПАМ “сказал на заседании комиссии Кнессета по обороне, что если достигнем этого, то сможем еще исправить чего-то” Через несколько минут Даян встретился с Эльазаром и его помощниками. Они обсудили просьбу Гонэна не бомбить египетские мосты. Чтобы их можно было использовать для переправы на тот берег. Даян сказал, что если ЦАХАЛ начнет форсирование Канала до утреннего заседания кабинета, то надобность в утверждении правительством форсирования отпадет. Давид Эльазар сказал: “Брен атакует до полудня в северном секторе, а Арик – после полудня в южном. У каждого есть опция - если все идет хорошо и он уничтожает врага, видит, что есть мост и он может форсировать Канал – он может получить ‘добро’ от меня, естественно… И тогда я хочу брать мост… В этом я вижу возможное использование успеха. Уверенности в этом у меня нет… Ты хочешь мой прогноз? Менее 50%, но мы будем готовы… Если не получится сегодня, то попробуем с нашими собственными средствами форсирования. И если обе атаки закончатся успехом… Мы вернем контроль над потерянными территориями. Наши окопы и батареи на Канале в руках египтян – после полудня я буду планировать еще одну атаку – на завтра[13].” На практике, события, развернувшиеся на суэцком фронте были весьма далеки от обсуждавшихся в Тель-Авиве вещей. Уже на первом этапе дивизия Брена не смогла выполнить свою задачу, причем шанс на успех был минимален: по-видимому, Брен не уяснил, что же собственно за задача перед ним стоит. Полковник (в отставке, тогда – подполковник) Хаим Адини, который командовал тогда танковым батальоном в бригаде Габи Амира, был одним из двух комбатов в дивизии, чьи батальоны в тот день, 8 октября 1973 года, атаковали египтян. Адини рассказал следующее: “Приказ, который я получил перед боем, был такой: двигаться с севера на юг, держась на расстоянии 10 км от Канала. Все. И речи не было ни о какой атаке, ни о каком ‘решающем наступлении’, ни о каком занятии территории или изгнании второй египетской армии. ”(“Беседы [автора] с Хаимом Адини в сентябре 1992; Некоторые факты Адини повторил в телепередаче о Войне Судного Дня, вышедшей в эфир 19 сентября 1993 года”) Перед началом наступления египтяне нанесли артиллерийский удар по бригаде Натана Нира, в то время, когда она двигалась на свои исходные позиции. Адан внес изменения в свой план и приказал Ниру остановиться и оставаться в резерве. Это изменение плана, само по себе, на этом этапе доказывало, что Адан планировал “атаку по очереди”, т.е. – выполнить приказ, но не идти к главной цели наступления. У этого изменения плана не было никакой военной логики. Этого изменения было достаточно, чтобы провалить всю операцию, т.к. бригаде Нира была главной составной частью атакующего авангарда. Бригада Арье Керена, которая должна была стать запасной, дислоцировалась намного восточнее. Адан атаковал, по сути, только с бригадой Габи Амира, которая уже понесла тяжелые потери в первые два дня войны в районе Кантары и ее командир показал свое тактическое бессилие. Назначение Габи Амира быть на острие авангарда “решающего наступления” свидетельствовало о том, в каком тяжелом состоянии оказался ЦАХАЛ. Заместитель комбата Сасон Шило рассказывал: “Мы шли с севера на юг. Два батальона шли параллельно. Я шел между ними на танке, а Габи Амир – на БМП. Иногда падали снаряды дальнобойных орудий. Брен шел далеко от нас с бригадой Арье Керена. Бригада Нира застряла на севере. Мы не угрожали египтянам, и египтяне не угрожали нам”. В 08:30 Нир сообщил Адану по рации: “Извини за беспокойство, но я просто ничего не делаю. Более того, я думаю, что мне надо идти на юг”. Адан охладил пыл комбата и приказал ждать, пока ВВС уничтожит угрожающую ему артиллерию. Через 45 минут Адан приказал Ниру двигаться на запад к шоссе “Хазизит”, на территорию, где египтян не было, и достичь цитадели “Мацмед”. Нир ответил, что один из его батальонов ведет бой с египтянами. Адан сказал, что тогда Нир пусть остается на месте. Через два часа после запланированного начала операции, Адан приказал Ниру: “Хотя ты и должен быть готовым к тому, что я тебя пошлю на юг, ты пока что остаешься”. Амир, продвинувшийся на юг на безопасное от врага расстояние, сообщил по рации Адану: "У нас проблемы с определением местности. Здесь все выглядит одинаковым, но понемногу мы начинаем узнавать". Он попросил помощи от ВВС в подавлении египетской дальнобойной артиллерии. Адан заявил Гонэну по связи, что без поддержки с воздуха он не хочет атаковать. Хотя на передовом командном пункте Гонэна слушали все переговоры в дивизии Адана, Гонэн ограничился своими беседами с Аданом. Из докладов Адана о быстром продвижении бригады Амира, у Гонэна сложилось впечатление, что наступление идет не просто успешно, а успешнее, чем ожидалось. В воздухе повеяло 1967 годом. Но никто из штабных не возразил Гонэну, т.к. никто не понимал что происходит, не знал местности, а если кто и понимал, то не смел досаждать командующему. Рапорты Адана были путанными - они создавали а) впечатление быстрого продвижения, б) уклонения от египетской атаки до получения авиаподдержки. Гонэн не смог логически проанализировать рапорты Адана: увидел только положительные моменты, добавил от себя красок и принял решения, оказавшиеся оторванными от действительности. 50 минут после приказа атаковать, Гонэн был уверен, что египтяне сломлены. Чтобы использовать эту удачу, он вознамерился перейти сразу ко второй фазе плана. Он позвонил Шарону и приказал готовиться к атаке в западном направлении, к Каналу. В 09:15 Адан докладывает Гонэну: "Мне кажется, что понемногу нам удается все тут расчистить". Это было желание Адана, не имеющее всякой связи с реальностью, и которое никак не вытекало из рапортов Амира. Гонэн сразу же связывается с Шароном и говорит ему, что пока не собирается немедленно бросать его в бой (зачем тратить силы на сектор, где Адан все так хорошо "расчищает"), но сделает это позже - для разгрома третьей армии и переправы через Канал в южном секторе. Тем самым Гонэн хотел провести "решающее наступление" по всему суэцкому фронту уже в тот же день. В 09:30 Гонэн объявил Брену: "Уничтожить все египетские войска в секторе – до 'Мацмеда' и только тогда форсировать. Движение на юг должно продолжаться. Если будет возможным - переправиться у 'Хизайона', попытаться переправить маленькую группу, которая останется на [том] берегу. Захватить небольшие плацдармы на другой стороне. Перейти быстро к 'Мацмеду' и там форсировать". Адан согласился попробовать приблизиться к Каналу. Гонэн сразу же связался с генштабом – в 09:32 он сообщил помощнику Эльазара Рехаваму Зеэви (“Ганди”), что небольшие патрульные группы дивизии Адана форсировали Канал в районе цитаделей “Пуркан” и “Хизайон”. В 09:38 Адан объявил Гонэну, что не может приблизиться к Каналу и форсировать его, т.к. вступил в тяжелый бой против египетских танков и противотанковых ракет. Однако, в 09:45 Адан запросил воздушную поддержку и приказал Габи Амиру идти на “Хизайон”. Гонэн слышал это. Он мог сообразить, что если люди Амира все еще не в “Хизайоне”, то они тем более не форсировали Канал. Но он не исправил свой рапорт в генштаб, ибо был уверен, что переправа вот-вот произойдет – так зачем же нужны такие незначительные подробности в такой Великий День? В 09:50 он вновь сказал Зеэви, что небольшие патрульные группы дивизии Брена форсировали Канал и что авангард Брена вышел к цитадели “Хизайон”. По его словам, территория относительно очищена от врага, там есть мост и Брен готовится к переброске танков на ту сторону Канала. Впоследствии, Адан писал: “Судя по поведению Гонэна, он считал, что изложение мне своих намерений равнозначно тому, что эти намерения уже претворены в жизнь… Однако, крайне тяжело найти какую-то связь между реальностью и его (Гонэна) видением ситуации. То же самое можно сказать и о разнице между моими рапортами Гонэну и рапортами Гонэна в генштаб. Дадо слышал оптимистический рапорт, но все еще не утвердил [переправу]. Это не помешало Гонэну приказать мне в 09:57 занять плацдарм на египетском берегу Канала напротив ‘Хизайона’”. В 09:55 Гонэн сказал Шарону: “Мне очень важно быть хотя бы с маленькой группой на западном берегу Канала. И еще, достичь ‘Китайской фермы’, после чего – основная задача в районе ‘Мацмеда’. Ты идешь по направлению к западному берегу (Канала)?” Через два с половиной часа после начала наступления, Гонэн пришел к выводу, что первая фаза плана – фаза “Арье” – полностью выполнена и надо переходить к фазе “Дов”. Его заместитель, Ури Бен-Ари, а также другие его офицеры – не разубеждали Гонэна в его выводах – ведь они или помогли Гонэну к ним прийти или просто не посмели перечить. Они не только не поняли и/или молчали, но выполнили приказы, повлекшие катастрофические последствия. В 10:05 Ури Бен-Ари сказал Адану по связи: “Появились первые – небольшие – признаки того, что египетский фронт разваливается. Поэтому, очень важно, чтобы ты как можно быстрее со всеми силами прошел по твоему маршруту с севера, от ‘Милано’, на юг. Найти их и уничтожить, пока они не сбежали (египтяне на западный берег Канала) ” Адан понял, командование фронта имеет свою информацию о начале египетского бегства. Он, поэтому, не опасался передавать в штаб ложные донесения – ведь египтяне все равно бегут! Кто потом будет проверять, что и как было в точности в каждой фазе боев? В 10:00 в Тель-Авиве началось заседание правительства. Эльазар доложил о начале "решающего наступления" на юге и добавил: “Если все пойдет хорошо – сегодня после обеда мы уничтожим их ударную группу. На Канале полно их пехоты с противотанковыми ракетами, которые являются основной причиной наших потерь – не их танки, но их ракеты… Сначала надо уничтожить их ударную группу. Поэтому, это необязательно будет возвращение на Канал. Брен и Арик получили ‘добро’ на форсирование Канала в качестве ‘использования успеха’… Я не знаю получится это или нет. Сейчас Брен близок к этому – он около какого-то моста и думает, что может по нему переправиться. Командующий округом просит получить заранее позволение от нас. Я его еще не дал… Мне надо быть уверенным, что прорыв не будет очень узким и кратковременным. Я предпочитаю уничтожить их ударную группу и, если увидим, что это имеет смысл, - он получит разрешение форсировать Канал… Если Брен к полудню закончит все и закрепится на этой стороне или на той тоже, - Арик начнет атаку на южную ударную группу”. Если бы начальника генштаба известили о том, что происходит в радио-эфире на южном фронте, он бы знал, что наступление уже провалилось. Конечно, Эльазар не специально ввел в заблуждение правительство, - он просто не был в курсе происходящего, впрочем, как и многие в генштабе. Самым ужасным из всех решений Гонэна была переброска дивизии Шарона на 30 км к югу. Ури Бен-Ари связался с Шароном в 10:15 и приказал: “Готовься к броску на юг. Твоим сектором займется Брен. По пути уничтожай все, что увидишь… Когда ты будешь у ‘Гиди’, я уже буду знать – или ты атакуешь их танки к западу от южного сектора, или ты непосредственно идешь на штурм города (Суэц). На юге тебе придется переправляться у цитадели ‘Нисан’, потом идти на запад [для занятия исходной позиции] перед атакой[14]” В 10:19 Гонэн по связи попросил у генштаба разрешения на форсирование Канала у цитадели “Хизайон”. Через минуту Гонэн получил телеграмму: “Начальник генштаба – командующему [округом] – есть разрешение на ‘Хизайон’.” Разрешение было дано не лично Эльазаром, а его помощником Рехавамом Зеэви. Эльазар в это время был, как уже было сказано, на заседании правительства. Во время доклада членам кабинета, Эльазара попросили подойти к телефону, и Зеэви коротко сообщил ему о “сенсационном развитии событий”. Согласно Зеэви, Эльазар приказал ему дать разрешение на форсирование. Биограф Эльазара Ханох Бартов с этим описанием не согласен. Зеэви продолжал докладывать Эльазару о других успехах Брена через начальника канцелярии Эльазара Авнера Шалева. Он, Зеэви, получил разрешение через Шалева – на переправу в нескольких местах через Канал и на отсылку дивизии Шарона на юг. Командование боем у переправы – во время заседания правительства, за многие километры от фронта, с помощью “сломанного телефона”, “Гонэн – Зеэви – Шалев – Эльазар”, в то время, как Адан даже не подошел к Каналу и не контролировал свои бригады, - все это было похоже на пацифистские пьесы Аристофана или Ханоха Левина. Но именно так “Высшая лига” офицеров ЦАХАЛа управляла “решающим наступлением”, к которому годами готовились, проводили учения и т.д… Здесь мы видим один из главных факторов, вредящих бою, о котором говорят военные теоретики, это – фактор нестабильности, превращающий систему из гомогенного состояния в разваливающееся. Дадо пытался управлять наступлением в стиле “микроменеджмента”. Он никому не доверял, особенно Гонэну. Однако, управлять наступлением на тактическом уровне из Тель-Авива, с помощью своего начальника канцелярии, который не был военным интеллектуалом и никогда в жизни не командовал боем, а так же с помощью Рехавама Зеэви, последним боем, которым тот командовал, был бой у Тель-Мутилы в 1951 году (где он командовал батальоном – см. У.Мильштейн, “История парашютистов – подразделение 101”), - означало только одно: был выбран наихудший способ командования наступлением. 15. Правительство сходит с ума В 10:20 Гонэн приказал Адану как можно быстрее форсировать Канал у “Хизайона” – чтобы ложные донесения превратились в правдивые, и которые после победы уже никто не станет проверять. Адан ответил: “Мы сделаем это как можно быстрее”, но, судя по его действиям, он или не собирался этого делать, или неправильно понял приказ. До 10:30 единственная бригада, которая была задействована на фронте – бригада Амира – ждала авиаподдержки, но не дождалась. И тогда Амир двинулся на запад без поддержки с воздуха. Через буквально две минуты Амир сообщил Адану: “Маневрирую налево-направо под мощным артиллерийским огнем. Нам удалось поджечь несколько их машин, у нас есть раненные, продвигаться дальше не можем”. Адан сказал Амиру, чтобы тот немедленно шел на “Хизайон” и спросил, возможно ли это. Амир ответил: “Это невозможно без того, чтобы отойти назад. Слева от меня есть войска (Шарон), которые не задействованы и они могут дойти до ‘Хизайона’.” Адан: “Мне их не хотят дать. Возможно, мне придется перебрасывать в сектор бригаду Нира” Пять минут Адан размышлял, что делать… Потом он приказал Ниру двигаться на юг от Кантары по направлению к бригаде Амира и затем продолжить движение в сторону “Хизайона”. “Там есть три переправы (моста). Перейди по ним и держи плацдарм на той стороне. Перед тем, как бросаться вперед, хорошо изучи местность”. Адан приказал также и Арье Керену перебросить один батальон на помощь Амиру. Адан собирался атаковать египтян всей дивизией и прорваться к “Хизайону”. Однако, он в течение 4-х часов задержал приказ атаковать, тщетно ожидая помощи ВВС. Адан, как и большинство офицеров ЦАХАЛа, верил, что авиаудары сломят врага – и тогда танковые части будут действовать по сценарию “шестидневной войны”: танки будут преследовать бегущего врага или давить его своими гусеницами. Адан на тот момент еще не осознал, что не только израильские танки нейтрализованы египетскими противотанковыми средствами, но и израильские ВВС нейтрализованы египетскими ПВО. Эти многочисленные маневрирования бригадами, предпринятые Аданом за 4 часа, происходили к востоку от египетских позиций. В то время как дивизия Адана предпринимала обходные маневры, почти не вступая в бой с египтянами, - продолжалось, как будто в ином (глупо-иллюзорном) мире, заседание правительства. Во время заседания, Давид Эльазар получал постоянно сводки с мест боев, которые были весьма оптимистичны. Его настроение резко улучшилось – его прогнозы стали похожи на то, что он говорил до войны. События последних двух с половиной дней ничему его не научили, ибо способность учиться есть свойство интеллектуала, каковым Эльазар не был. В конце своего выступления на заседании правительства, Эльазар в частности сказал: “Если это закончится сегодня так, как я сказал - вдоль Канала плюс один или два плацдарма (и как мне сообщают, вроде бы уже есть один плацдарм на той стороне), тогда встанет вопрос – что дальше. Первая задача – очистить наш берег Канала, восстановить цитадели и снова выйти на линию прекращения огня. Второе – занять один-два плацдарма на той стороне. Третье – Порт-Саид и Порт-Фуад я вижу как первые цели для улучшения линии прекращения огня, чтобы они стали расплатой, которую египтяне понесут за развязывание этой войны. Есть еще другие возможности, о которых я бы сегодня не стал много говорить – если у нас есть плацдармы на той стороне – с ними можно много чего сделать”. Гонэн постоянно слал в генштаб рапорты о событиях, которые в реальности не происходили. В 10:40 Авнер Шалев передал записку Эльазару, который прочитал ее вслух всем министрам: “На западном берегу Канала создан один плацдарм” Согласно Зеэву Шифу, источником этой ошибки был сержант в оперативном отделе[15]. После того, как Эльазар ответил на несколько вопросов министров правительства, слово взял Моше Даян: “Я хочу что-то сказать, чтобы начальник генштаба услышал, прежде чем он уйдет. Израиль может в самом ближайшем будущем – может, уже сегодня вечером - оказаться в ситуации, когда на нас будет оказано советско-американское давление… Как только станет хорошо – начнется навязывание 'прекращения огня'. Поэтому, чтобы избежать напряженных отношений с США, от которых мы очень зависим в вопросе вооружений, очень важно улучшить линию фронта во время войны и перед прекращением огня… Для этого – и я всем сердцем за это – мы должны восстановить линию прекращения огня и, если это позволит оперативная обстановка, взять Порт-Саид. Если ЦАХАЛ не займет северный сектор Канала и Порт-Саид, получится, что Израиль потеряет территорию, которой владел до войны, т.е. баланс будет отрицательным для нас… Я предлагаю: мы должны быть в принципе готовыми к тому, что вечером соберется правительство, но не для того, чтобы завтра же утром начать наступление. Мы приближаемся к моменту, когда на нас будет оказываться давление – со стороны СБ ООН и т.д. Мы должны,- если будет одобрено пересечение [старой] линии и пока дело дойдет до СБ и даже согласия американцев, – оказаться уже в совершенно ином положении”. По предложению Исраэля Галили, Голда следующим образом подвела итог заседанию: 1) Отбросить египтян обратно – на западный берег Канала; 2) Отбросить сирийцев за прежнюю линию прекращения огня на Голанах; 3) Нанести врагу [болезненные] удары; 4) Премьер-министр и министр обороны имеют право разрешить ЦАХАЛу, по мере возможности, занять плацдармы на западном берегу Канала (в его северном и южном секторах) и за [старой] линией прекращения огня на Голанах – для улучшения наших позиций перед новыми атаками врага. Насколько израильское руководство было оторвано от реальности, говорят не только события на линии огня, но и тот факт, что 12 октября (т.е. через 4 дня спустя), Израиль просил Киссинджера надавить на СССР, чтобы русские убедили Садата прекратить огонь. Садат, конечно же, отказался. Сейчас ясно, что в октябре 1973 года в Израиле было ненормальное правительство. С тех пор мало что изменилось. 16. Нормы командования боем Пока в Тель-Авиве вожди еврейского народа делили плоды победы, дивизия Брена продолжала вязнуть в синайских песках. Вместо атаки всей дивизией (8-9 батальонов), в наступление пошел один бронетанковый батальон, состоящий из милуимников, под командованием подполковника в запасе Хаима Адини. Он рассказал: “Ночевали мы на шоссе в трех километрах к востоку от Канала и цитадели ‘Милано’. Примерно в 3 часа утра мы двинулись по шоссе ‘Маадим’. Я шел все время за батальоном Амира Яфе. Я понятия не имел, что наступление назначено на 8 утра. Перед полуднем мы добрались до дороги ‘Хацицит’ – это была дорога для артиллеристов, находящаяся в 10 км к востоку от Канала. Мне было приказано соединиться с батальоном Амира. Я пошел вдоль ‘Хацицит’ и добрался до Амира. До сих пор наш батальон египтян не видел. Батальон Амира стоял и его танки стреляли издалека по египтянам, которые отвечали им тем же”. Сасон Шило: “Я шел между двумя батальонами. Габи Амир был далеко позади. Когда мы добрались до района моста Фирдан, у меня создалось впечатление, что вполне возможно этот мост захватить. Это не было в первоначальном плане действий, мне никто не давал таких приказов. Я действовал по личной инициативе, согласно своему видению роли боевого командира на фронте. Хотя в серии приказов говорилось, что задача – лишь прочесать территорию с севера на юг, не трогая египтян, но, если возможно разбить врага на конкретном участке – мой долг, согласно нормам командования боевыми действиями, как я их понимаю, - постараться и сделать это. Мне важны, прежде всего, выживание еврейского народа и выживание Государства Израиль, а не тот или иной приказ командира, сидящего в бункере в Умм-Хашибе (Гонэн) или находящегося в 10 км восточнее меня (Брен). Я приказал по рации Яфе и Адини двигаться на запад. Мы пошли – Адини к северу от меня, Яфе – к югу. Как на учениях – двигаясь и стреляя, мы пошли к Каналу. Достигнув района, занятого египтянами, я приказал Яфе остановиться, чтобы прикрывать продвижение Адини. Я планировал продвинуть батальон Адини на некоторое расстояние, чтобы потом он, остановившись, стал прикрывать движение Яфе. Здесь произошел первый сбой: Яфе остановился далеко от того места, на которое ему было указано, поэтому, когда Адини прошел вперед, между ними образовался слишком большой промежуток. Более того, Яфе не стал вообще двигаться дальше и Адини пришлось идти самому, прикрывая самого себя…” 17. "Египтяне побежали! войну можно выиграть!" Хаим Адини: “Заместитель командира бригады, Сасон Шило, приказал мне двигаться быстро на запад – к мосту Фирдан, около цитадели ‘Хизайон’, и занять его. Шило сказал мне, что я получу артиллерийскую и авиационную помощь, а так же, что другие подразделения бригады и дивизии будут задействованы в моем секторе и на их помощь мне можно рассчитывать. Я не был уверен в том, что помощь будет оказана, поэтому запросил более подробную информацию. Шило сказал: ‘Хаим, ты получишь любую помощь, какую пожелаешь. Действуй!’ Мне тогда еще не было известно, какая серьезная проблема у ЦАХАЛа с выполнением элементарных функций, и я был уверен в быстрой победе. С моими 22 танками, двумя ротами, поочередно прикрывавшими друг друга, я шел вперед. Вдалеке, перед Каналом, мы увидели египетские танки. Мы их обстреляли и уничтожили. И вдруг, по нам был открыт огонь со стороны пустыни. Мы оказались в океане египетской пехоты. Каждый солдат был в индивидуальной яме-окопе. Они стреляли в нас из РПГ, ‘Сагеров’(ПТРК) и т.д. Это должна была быть атака всей дивизией, а не одной бригадой или батальоном. Мы оказались одни – в самой гуще врага. Я видел, как на наши таки летели ракеты. Я приказал командирам танков предпринимать маневрирования в стороны. Это не помогло. За одну минуту мы потеряли 4 танка. Мы прошли вперед еще немного – до Канала оставалось 500 метров. Ято была самая близкая к Каналу точка, до которой ЦАХАЛ в тот день смог добраться. Тысячи египтян окружили нас. Наши пулеметы были бесполезны, впрочем, как и пушки. Пехота ("ХЕРМЕШ") нас не сопровождала. Нам пришлось стрелять из "узи", но это было просто несерьезно. И тут произошло невероятное: египтяне вышли из своих окопов-щелей и побежали прочь. Массово. Я воевал в танке против пехоты в операции 'Кадеш', в "Шестидневную войну", в "войну на истощение", поэтому я почувствовал опьянение от победы. Это было похоже на оргазм. Я люблю запах пороха и пота после выстрела пушки. Я люблю этот экшн... вместе с бегством врага - что может быть лучше. И враг бежал. Просто бежал. Я принимаю это так - Народ Израиля решил принести в жертву жизни Хаима Адини и его подчиненных, но пусть хотя бы придут другие и используют дальше этот удачный момент! Победа - во всей войне - была рядом. Надо было протянуть руку и взять ее. Я мог стать Героем Израиля на все времена. Габи Амир и Авраам Адан могли стать тоже национальными героями. Надо было только одно - действовать. Но действий никаких предпринято не было, а у нас просто не было больше кислорода для того, чтобы срезать плоды успеха. Вся эта компания пальмахников, использовавших призывников 50-х гг, командиров милуимных батальонов в войне Судного дня, - посылала нас снова и снова на задания. Дадо, Ганди, Городиш и Брен - все они не сделали того, что должны были сделать. Они лично ответственны за состояние ЦАХАЛа тогда, за то, что мы не справились с задачей и за смерть каждого моего подчиненного. Они не использовали предоставленную - НАМИ - возможность и не выиграли войну 8 октября. В этот день должно было произойти форсирование Канала, но ЦАХАЛ не был готов. Целая культура рухнула в 500-х метрах от моста Фирдан 8 октября 1973 года перед полуднем. Я был там. Это было возможно. Недалеко от нас были части из дивизии Арика Шарона. Они наблюдали за происходящим. Они не пришли на помощь - согласно конкретному и однозначному приказу Городиша. Их послали на юг - к "Гиди". Идиотизм! Никто из тех, кто послал меня и не выполнил свой долг, не смеет объяснять мне - что же там было до полудня, в 500-х метрах от моста Фирдан." Хаим Адини Сасон Шило: “Когда Адини двинулся на запад, египтяне побежали к Каналу и по мосту перешли на западный берег. Было ясно, что можно достичь Канала, сбросив египтян в воду и даже переправиться на западный берег. И тогда произошло нечто, что меня потрясло: я услышал по рации, как Амир Яфе приказывает своему батальону развернуться и двигаться назад, на восток. Я вклинился на его волну и сказал: ‘Амир, зачем ты это делаешь?’ Он ответил: ‘У меня нет боеприпасов и горючего!’ Амир Яфе впоследствии погиб в автокатастрофе и мне неприятно все это рассказывать. Но правда должна быть рассказана и я рассказал ее комиссии Аграната, когда Амир был еще жив. Я ему этого не простил. Если бы Амир пошел вперед, то два батальона смогли бы разгромить египтян на данном участке и произвести перелом на северном участке фронта и, может быть, во всей войне. Это был момент истины, и он не был использован. Этот бой велся на уровне батальона. Командование бригады и дивизии было вне всего этого. Брен вел себя так, будто в наступлении участвует 3 полностью укомплектованные бригады. Он не понял, что только четыре роты воюют, и они почти добились успеха. Им надо было помочь. Брен им мог помочь, но он был далеко и не знал, что происходит на местности. Габи Амир вел себя как комбат, ведущий бой с тремя полностью укомплектованными батальонами. И он тоже не понял, что в его распоряжении гораздо меньше сил, что они разбросаны и что ему надо быть на линии огня. Я умалял по связи о подкреплении, помощи артиллерией и авиацией. То был глас вопиющего в пустыне”. Амир Яфе Хаим Адини: “Я увидел впереди египетского солдата, похожего на великана. У него в руках был РПГ. Я не успел ничего предпринять, и он выстрелил. Башня танка содрогнулась. У меня были ранены лицо и рука. Лицо было залито кровью. Я думал, что ослеп. Через две минуты я пришел в себя. В мозгу промелькнула мысль – нас бросили, никакой помощи нам не дождаться, ни артиллерийской, ни авиационной. Я понял, что надо спасти тех, кто еще не пострадал. Всеми фибрами своей танкистской и цахалистской души я был против отступления. Это было ужасное чувство. Минуту назад я несся впереди танкового батальона, а сейчас – грош мне цена. Лежу раненный в танке… С дикой болью в меня вошло понимание, что надо отходить. Мы оставили в этом месте 10 танков, 24 человека убитыми и пропавшими без вести. Каждый из них мучает меня до сих пор”. (из бесед автора с Хаимом Адини и из вышеуказанной телепередачи. Некоторые выдержки опубликованы в серии Тайм-Лайф о танках (“The Armored Fist”)) Сасон Шило: “Если бы батальон Амира Яфе, или какой-нибудь другой батальон, были бы в том месте, где ранили Адини, - можно было продолжить натиск и взять мост. Тогда бы другая бригада подошла и использовала бы эту удачу. Брен сделал это через несколько часов – бросил на этот участок батальон Асафа Ягури. Но это было уже бесполезно. Когда Адини был ранен, и его батальон рассеялся, я попросил Габи Амира назначить комбатом Йом-Това. Но Йом-Тов попросил должность начальника оперативного отдела бригады. Тогда я приказал заместителю Адини принять командование батальоном, но он находился далеко в тылу. Я отменил приказ и назначил комбатом одного из ротных – Яакова Зеиру из кибуца Ягур”. 18. Новый порядок и новый мир. Комбриг Амир доложил Адану: “У меня осталось мало танков. Многие танки горят”. В 11:25, Амир – Адану: “Большинство его (Адини) танков горят, экипажи гибнут. Надо быстро послать самолеты на ту сторону Канала, чтобы заткнуть [египтян]. ” Адан доложил Гонэну: “Мы рядом с водой. Несем большие потери, много танков пострадало от ракет. Я шлю туда еще много войск, но нам тоже надо помочь”. Через час после того, как Адан приказал Ниру двигаться на юг и соединиться с Амиром, комбриг северной бригады все еще медленно двигался на юг на безопасном расстоянии от фронта. В 11:32 Адан связался с Ниром: “Ты идешь не туда, куда договорились, ты должен был достичь точки 275, а ты все еще идешь по шоссе ‘Хацицит’. Уйди с него и двигайся на запад в точку, где ты должен находиться”. Нир ответил, что он на правильном пути и идет туда, куда его послали. Адана этот ответ не устроил: “Я хочу, чтобы ты вышел на точку 294 – по ‘Хазизит’ можно идти только до определенной точки – 238. Оттуда ты должен повернуть на запад”. Из этого разговора можно сделать вывод, что речь идет о нерешительном командире отделения. Однако, Нир был командиром “панцер-бригады”. Нет, не такими видели Гудериан и Исраэль Таль поведение командиров танковых бригад и стиль командования командиров танковых дивизий. Гонэн не обращал внимания на разные мелочи, типа неэффективности ведения комбинированного боя с участием танков и авиации, или нерешительности командиров бригад. Он приказал Кальману Магену возглавить специальное соединение, дислоцировавшееся в районе “Бaлузы”, включавшее в себя бронепехоту (“ХЕРМЕШ”), пехоту, спецназ генштаба (саерет МАТКАЛь), несколько танковых отделений и спецназ “Шакед”. Гонэн поручил этому соединению достичь цитадели “Милано”, что к северу от Кантары, захватить там египетский мост и по нему переправить на тот берег одно танковое отделение. На восточном берегу - Гонэн поручил Магену “Очистить все побережье Канала – к северу от ‘Мацмеда’” Маген спросил: “Ты хочешь, чтобы мы вышли и к Порт-Саиду тоже?” Гонэн: “Не сейчас. Если я о тебе забуду, напомни мне потом о Порт-Саиде” Начальник генштаба был до того уверен в состоявшемся разгроме египтян, что решил вылететь в штаб Ицхака Хофи на севере, впервые с момента начала войны. В 12:15 к Эльазару, находящемуся в Сде-Дов, была передана просьба Гонэна разрешить форсирование Канала дивизией Шарона в 16:00 – 18:00 того же дня и последующий захват города Суэц. Эльазар разрешил, без того, чтобы посоветоваться с министром обороны. Чувствовалось, что к начальнику генштаба, после провалов первых двух дней войны, возвращалась былая уверенность. Исраэль Таль на лекции в 1979 году рассказал, что “8 октября, во время контрнаступления на Синае и Голанах, все испытывали душевный подъем. Мы начали праздновать победу, и не только мы, но и американцы, с которыми мы контактировали каждые несколько минут. Оптимизм достиг апогея, когда начальнику генштаба передали записку во время заседания кабинета, в которой говорилось, что мы высадились, якобы, на западный берег Канала. В тот день высшее военное и политическое руководство уже обсуждало планы на послевоенное устройство, новый порядок и новый мир. «(Имануэль Вальд, “Проклятие разбитых сосудов”, 1987). Это свидетельство заместителя начальника генштаба подтверждает один из центральных тезисов этой книги: контрнаступлением 8 октября стоящие во главе израильской системы безопасности собирались не только полностью разгромить египтян, но и решить вообще арабо-израильский конфликт. В отличие от точек зрения, сторонниками которых Таль и другие были с момента окончания Войны Судного Дня, они до 8 октября считали, что возможно решить ближневосточный конфликт военным путем. Приложения: Карта 1: Синайский фронт 6-13 октября 1973 года Карта 2: цитадели "линии Бар-Лева" Примечания: [1] - ... - Игра слов: "переправа" (цлиха) и "успех" (hацлаха) - однокоренные слова [2] - Сценарии действий на случай египетской атаки через Канал [3] - Понтонные блоки [4] - Видимо, автор ссылается на книгу военного секретаря Даяна Арье Брауна "Моше Даян в Войне Йом-Кипура" [5] - http://youtu.be/XfoTnk08q80 [6] - Т.е. до войны, когда подразделение развертывалось в цитаделях вдоль Канала [7] - Парашютный батальон [8] - Дороге вдоль Канала [9] - א''מ, מסמכי גונן [10] - На западный берег – перев. [11] - "Крах и сделанные из него выводы" [12] - Martin Van Creveld‏, Command in War, Cambridge, Mass.: Harvard University Press, 1985, p. 226 [13] - Для их освобождения [14] - На Суэц [15] - “Самаль мивцаим” в бригаде Напечатано в «Заметках по еврейской истории» #11-12(180)ноябрь-декабрь2014 berkovich-zametki.com/Zheitk0.php?srce=180 Адрес оригинальной публикации — berkovich-zametki.com/2014/Zametki/Nomer11-12/Ontario1.php