Вот они — эти бумажечки, миллион лет тому назад я записала на них характеристику каждого — не характеристику, а, так сказать, образ каждого члена тех двух семьей, с которыми свела меня судьба и о которых хочу рассказать.
Дело в том, что когда я закончила в конце 48-го года университет, то есть когда поступила на работу — окончила я его раньше, родила сына, Мишу, в марте, а за месяц до этого, в феврале, получила диплом, и в конце года, по-моему, в декабре, поступила на работу. Я окончила историко-архивное отделение исторического факультета Киевского университета и была направлена на работу в Киевский областной государственный архив.
Пришла я туда в конце 48-го года, меня, как новенькую, встретили, как всегда новеньких встречают, так, немножечко настороженно, и только одна женщина, секретарь парторганизации, а я была членом партии тоже, еще из университета после войны, она меня как-то особенно тепло приняла, мы так с ней говорили хорошо, это была Фаня Яковлевна Шварц: небольшого роста, с крупным носом, теплые сверкающие глаза, густые черные брови, темные волосы заплетены в две тоненькие косички и связаны на затылке иногда черными, а иногда красными тесёмочками. Одета она была не то что немодно —бедно, едва ли не нищенски. И вот эта Фаня Яковлевна как-то очень по-дружески ко мне отнеслась. И я сразу обратила внимание, что она интересный, глубокий человек, с таким тактом… Немногословная, очень уравновешенная, и даже, я бы сказала, мудрая, меня как-то к ней очень потянуло, и она ко мне потянулась. Это были первые дни моей работы.
Через некоторое время, очевидно, это было через пару месяцев, Фаня Яковлевна заболела, и я, как это принято у нас, пошла ее проведать. Дом ее находился недалеко от моей работы, работа была на площади Богдана Хмельницкого — наш архив, основное здание, подвалы, архивохранилища. Фаня Яковлевна жила поблизости, я пошла ее навестить и познакомилась тогда с ее семьей. Семья ее в то время была: бабушка, мать Фани, — по моим тогдашним представлениям, очень пожилая женщина, инвалид с костылем, и несколько крупных зубов было во рту — это то, что я запомнила. Ну, такая приветливая еврейская бабушка. Сын ее, Фанин брат, погиб на фронте. У Фани было два сына: старший Яша, ему было тогда где-то лет четырнадцать, около четырнадцати, и второй, на три года младше, Рома. И еще была в доме рыженькая девочка — вернее, уже почти девушка, девушка рыженькая такая…
То ли продолжить эту историю… Эту часть моего рассказа. В общем, Фаня Яковлевна заболела, я с ней ко всем врачам, во все больницы, два года она болела, делались операции, и я старалась быть рядом. Я видела, что в доме нет взрослого человека, который может в трудный час подставить плечо.
Хотя, что говорить? У меня у самой дома был маленький ребенок, и работа была новая, и очень непросто было — университет я окончила с отличием, но теория одно, а практика, практическая работа, это другое.
Потом… Фаня прошла несколько операций, мне врачи рассказали, что это за болезнь— это был рак. 17 марта 1951 года Фаня Яковлевна умерла. Почти, можно сказать, почти на моих руках, я постоянно была где-то рядом. Ей исполнилось 36 лет, она умерла в 36 лет. Остались больная старуха и дети.
Теперь вернемся назад. Фаня родилась в 1915-м году. В 35-м году в этой молодой семье — Фане Яковлевне было 20 лет, — родился первенец, Яша. Это были очень тяжелые для Украины годы, голодомор еще не завершился. Жили они в полуподвальном помещении, в коммунальной квартире, и довольно скудно, как можно себе представить.
В один из дней в их дом пришел крестьянин из села, и с ним была маленькая рыженькая девочка лет пяти-шести. Он ходил из квартиры в квартиру, но его отовсюду гнали, пока он не оказался в дверях комнаты Фани и ее мужа. И этот крестьянин сказал: «Возьмите мою девочку. Моя жена умерла от голода, и я боюсь, что и девочка умрет — я не могу ее прокормить. Возьмите ее к себе, оставьте, она будет вам потом помощницей». И они взяли, девочка осталась у них, ее звали Полина. Муж Фани, Борис Соломонович Грунфельд, был часовщиком и веселым, неунывающим человеком.
Потом родился еще один мальчик, Рома. Полина жила с ними, но родной отец несколько раз приезжал (а может, и пешком приходил) из села проведать дочку. Забрать ее он не решался, видимо, считал, что в новой семье, в городе, ей будет лучше.
Началась война, муж Фани ушел на фронт и погиб. А сама она с детьми и с бабушкой выехала в эвакуацию. Полина училась в школе, Фаня работала — в колхозе она, кажется, работала.
Потом они вернулись в Киев, но в Киеве… Отец Полины у них больше не появлялся, никто не знал, где он и что с ним. Полина продолжала учиться в школе, потом она поступила в техникум, а позднее закончила Сельскохозяйственную академию. Мальчики тоже учились в школе. Вот в таком состоянии я застала эту семью в 48-м — 49-м годах.
Когда Фаня Яковлевна заболела, Яша оставил школу и поступил в судостроительное училище. Там выплачивали небольшую стипендию, и он мог хоть как-то помогать семье материально.
Теперь так… Когда Фаня умерла… Вскоре после ее смерти осиротевшую семью посетила женщина — мать одного из соучеников Яши, его лучшего друга Сережи Лебедева. Яше уже было почти 16 лет, это был юноша блестящих способностей, но очень замкнутый, скромный, немногословный — возможно, стеснялся того, что не умеет как следует выговорить звук «р», грассирует на французский манер. Он дружил с Сережей. И вот эта женщина, Алиса Григорьевна, обратилась к бабушке — это через пару дней после похорон — к бабушке и к Яше, сказала: «Мы, наша семья, вскоре уезжаем в Москву. У нас кроме Сережи есть две младшие дочери, Катя и Наташа, близнецы, трое детей в семье, разрешите нам усыновить Яшу, он поедет с нами, и будет… все будет хорошо, будет устроен». Бабушка вызвала меня, я пришла и сказала: «Конечно, это замечательно, что Яша со своим другом, с семьей Лебедевых, уедет в Москву». Может, это было и не так уж хорошо, что Яшу разлучали с родным братом Ромой и с Полиной, но в той плачевной ситуации это было наилучшее решение, просто с неба упавшее счастье. Можете себе представить положение старухи, оставшейся с тремя подростками, — с крошечной инвалидной пенсией. Полина тоже была еще слишком молода, чтобы стать серьезной поддержкой и опорой бедствующей семье.
Сегодня уже вряд ли кто-нибудь скажет, была ли в то время Алисе Григорьевне и ее мужу известна история Полины и, если была, то насколько она повлияла на их решение усыновить Яшу.
Но как бы там ни было, Яков Борисович Грунфельд — он был записан по фамилии погибшего на фронте отца — стал Яковом Сергеевичем Лебедевым. Это произошло 18 апреля 1951 года, за четыре дня до его шестнадцатилетия. Семья Лебедевых уехала в Москву.
Оказавшись в Москве, Яша освоил программу девятого и десятого классов за один год и окончил школу с золотой медалью.
Я, конечно, знала — слышала краем уха, что глава семьи, Сергей Алексеевич Лебедев, серьезный ученый, автор каких-то важных открытий, но о сфере его научных интересов имела самое смутное представление. Как выяснилось в дальнейшем, он уже в 1945 году был избран действительным членом Академии наук УССР и назначен директором Института Электротехники АН УССР. В конце 1947 года в этом институте под его руководством начали создавать цифровую электронную счетную машину. Для большинства советских обывателей это было что-то вроде арифмометра, подключенного к электрической розетке. И хуже того — от этих занятий попахивало «буржуазнойреакционной лженаукой кибернетикой». Старшее поколение еще помнит эти страшные обвинения: «буржуазные лженауки генетика и кибернетика, наука обскурантов», и так далее. Мало кто знал, что такое «обскуранты», но что следует держаться от них подальше, это все понимали. Нам тогда вбивали в голову: «Кибернетика выражает одну из основных черт буржуазного мировоззрения — его бесчеловечность, стремление превратить трудящихся в придаток машины… Поджигатели новой мировой войны используют кибернетику в своих грязных практических делах…» Всё в таком духе.
Но, по правде говоря, концы с концами как-то не сходились: с одной стороны,«буржуазная лженаука», а с другой, уже тогда властям стало ясно, что без этих умных машин (которые со временем превратились в компьютеры, а тогда именовались просто счетными машинами) Америку не догнать и не перегнать ни в области военной индустрии, ни в деле освоения космоса. Поэтому на создание Малой электронно-счетной машины Институту был выделен бюджет, правда, весьма скромный.
Повторяю, все это мне стало известно много, много позже, а в те дни я просто радовалась, что нашлись хорошие люди, вовремя пришедшие сироте на помощь.
В конце 1940-х — начале 1950-х годов в СССР еще не существовало ни микросхем, ни транзисторов, в распоряжении ученых были только радиолампы. Для первого советского компьютера их понадобилось шесть тысяч штук. Закупили самые дешевые — на дорогие не было денег. Занимал этот «малый» агрегат — по сегодняшним представлениям, настоящий монстр, — два этажа в бывшем монастырском комплексе в Феофании под Киевом.
В Москве Сергей Алексеевич работал уже над созданием БЭСМ — Быстродействующей электронной счетной машины. Проект был успешно завершен в апреле 1953 года. В октябре 1953 года Лебедев был избран действительным членом Академии наук СССР по Отделению физико-математических наук.
Два года спустя, в октябре 1955-го, на проходившей в ФРГ Международной конференции по электронным счетным машинам был прочитан доклад Сергея Лебедева о БЭСМ. Этот доклад произвел сенсацию: советская БЭСМ оказалась лучшей электронной счетной машиной в Европе!
Через сорок лет, в 1996 году, Сергею Алексеевичу Лебедеву, как автору первой советской ЭВМ, присвоили звание «Пионера компьютеростроения». Международное компьютерное общество IEEE Computer Society посмертно удостоило С. А. Лебедева своей высшей награды — медали «Computer Pioneer Award» за выдающиеся новаторские работы в области создания вычислительной техники. На медали написано: «Сергей Алексеевич Лебедев. Разработчик и конструктор первого компьютера в Советском Союзе. Награжден в 1996».
Сослуживцы, друзья, да и другие люди, сталкивавшиеся с ним на жизненном пути, отмечали бескомпромиссную порядочность ученого — человеческое качество, которым в те страшные годы, когда подсиживание и доносительство стали обычным явлением, могли похвастаться весьма немногие. В любой ситуации Лебедев умел сохранять спокойствие и рассудительность. В зловещем 1937-м боязливый руководитель отдела электрических машин ВЭИ уволил Андроника Иосифьяна, уже тогда проявившего себя талантливым исследователем мирового уровня, но оказавшимся на свою беду «неблагонадёжным сыном армянского священника». Сергей Алексеевич без малейших колебаний немедленно пригласил Иосифьяна в свой отдел. «Таким он был — талантливым ученым и скромным человеком, терпеливым воспитателем и строгим руководителем, рассудительным и смелым в действиях, терпимым к ошибкам, но ненавидящим подлость и измену», — так отзывается о Сергее Алексеевиче член-корреспондент Национальной академии наук Украины Борис Николаевич Малиновский. Скромным и даже немного застенчивым, — добавляют коллеги. Любил говорить: «Поспешать надо медленно».
Жена Сергея Алексеевича Алиса Григорьевна была еврейкой, но этот факт никогда не акцентировался. Это была живая, очень активная женщина, в молодости она занималась балетом, танцевала на сцене, играла на виолончели, была хорошо знакома с миром театра. О широте ее души не приходится говорить — это и без слов понятно.
Теперь я опять вынуждена кое-что пояснить.
Я какое-то время поддерживала связь с оставшимися в Киеве бабушкой, Ромой и Полиной, приходила, беседовала с бабушкой, помогала чем могла, и, конечно, мы на кладбище каждый год ездили, несколько сотрудников. На памятнике, установленном на Фаниной могиле, было выбито, что она являлась кандидатом исторических наук. Это запомнилось, потому что такой надписи я больше никогда не встречала.
Но у меня начались собственные неприятности — 52-й год, откровенный государственный антисемитизм, дела Сталинские. Посыпались придирки, нависла угроза увольнения, а найти другую работу было невозможно, евреев нигде не брали. Правда, меня все-таки отстояли, поскольку я была на хорошем счету, не уволили.
Я и тогда пыталась каким-то образом узнать что-то про Яшу, но с Москвой у меня не было связи, не было. Да и от этой семьи, которая проживала в Киеве, я постепенно отдалилась. Заели повседневные горести и заботы. В первые годы я еще навещала бабушку, была в курсе их дел, младший, Рома, поступал в техникум, но он был абсолютно не похож на брата, совершенно не такой, как старший, не обладал теми способностями, и к тому же разбросанный такой мальчишка, нетерпеливый, непоседа. Но все равно они оставались частью меня, частью моей жизни…
Я уже 40 лет в Израиле, но эта семья, постоянные мысли о них, никогда не выходили у меня из головы, я все время вспоминала их. Чем дальше, тем больше. И все надеялась каким-то образом… Нет, я не пыталась их найти, это было невозможно. Я даже адреса не знала. Как-то так обстоятельства складывались, что точного адреса я не знала киевского. И вообще в то время, когда я приехала, в 74-м году, переписка считалась не просто нежелательной, но и опасной. И если я писала брату туда, то это был такой эзоповский язык, что только мы вдвоем его понимали…
Теперь дальше. Когда я переехала пять лет тому назад сюда, в Кфар Саву (в просторечии Кфар Саба), и когда у меня появился компьютер с Интернетом, я решила —почти первое, что я решила сделать — набрать по Гуглу «Яков Сергеевич Лебедев». Потому что это не выходило у меня из головы никогда. Набрала. И вдруг получаю: да, Яков Сергеевич Лебедев, профессор, доктор химии, работает в Институте химической физики (или физической химии) им. Н. Н. Семёнова в Москве. Мне так радостно было узнать, что наш Яшенька такая умница, автор стольких научных книг и статей: «Атласспектров электронного парамагнитного резонанса», «ЭПР и релаксация стабилизированных радикалов». Масса мудреных слов…
И там же в Интернете номер телефона был. Номер телефона... Я не знала, домашний или института. Я уж, конечно, позвонила в Москву, набрала этот телефон и говорю: «Здравствуйте, я говорю из Израиля, я Фаина Моисеевна, мне 85 лет. Я бы хотела поговорить с Яковом Сергеевичем Лебедевым». Мужчина, который мне ответил, запнулся и говорит: «А кто вы? Кто его ищет?» Я говорю: «Я в прошлом друг его семьи, но я уже 35 лет в Израиле и потеряла с ними связь». Он мне: «К сожалению, Яков Сергеевич 12 лет тому назад ушел из жизни. Умер. В 1996-м году. Но если вы хотите что-то узнать, позвоните его жене». И дал мне телефон. Я естественно дозвонилась до жены, и опять-таки еще не знаю, тот ли это Яков Сергеевич, потому что это такие имя и фамилия, что может быть кто угодно. Я опять говорю: «Татьяна Сергеевна, здравствуйте, я звоню из Израиля, я Фаина Моисеевна, мне 85 лет — это чтобы они не думали, что я ищу чего-то такого… Я хочу спросить, скажите, пожалуйста, Яков Сергеевич — уроженец Киева?» Она говорит: «Да». «Тогда я, наверно, попала по адресу».
И с этого дня мы начали с ней разговаривать. Это были такие задушевные, такие откровенные разговоры. Мы с ней как-то… Эта женщина намного младше меня, она 41-го года рождения — всего на семь лет старше моего сына. И вы знаете, у нас такая тесная связь возникла, что просто как будто мы были знакомы очень давно. Я ей рассказала то, чего она не знала никогда. Это потому, что Яша был очень замкнутый, скованный, как будто стеснялся говорить о себе. Как утверждает Татьяна Сергеевна, характер унаследовал от мамы Фани, таким и оставался до конца жизни. Танечка от меня услышала многое, и сама рассказала мне всё то, без чего я эту историю не могла бы довести до конца. Почти все сведения о московской жизни семьи Лебедевых — это от нее, записаны с ее слов. Огромное ей спасибо! Мне ее, что называется, Бог послал.
Выяснилось, что нет уже на этом свете ни Яши, ни его младшего брата Ромы, ни друга и названного брата Сережи, ни Алисы Григорьевны. Конечно, нет академика Лебедева, он умер в 1974 году — как раз тогда, когда я выехала в Израиль.
Но вернусь назад — в пятидесятые годы.
Понятно, что академик Лебедев большую часть времени проводил на работе. Дом держался на необычайно гостеприимной, приветливой и блистательной хозяйке, Алисе Григорьевне. И кто только там не бывал — в этом доме!
Собирались такие интересные люди как Михаил Козаков, Белла Ахмадулина, Рина Зеленая, Святослав Рихтер, Александр Галич. Друзьями семьи были известный актер Борис Сичкин, директор театра на Таганке Илья Коган, семьи эстрадных актеров Штепселя и Трапуньки, родители актера Евгения Стеблова... И, конечно, ближний круг коллег Сергея Алексеевича.
Татьяна Сергеевна опасается, что назвала не всех и упустила самых главных, но до сих пор помнит то чувство восхищения, которое неизменно испытывала, присутствуя на этих дружеских встречах. Живость беседы, необычайно интересные разговоры, море талантов и интеллекта, каскады остроумия…
Вот в такую необыкновенную семью попал Фанин сын Яша.
Времена были не самые благополучные, но «роскошь человеческого общения» возмещала всё. Когда начались гонения на инакомыслящих интеллектуалов, Алиса Григорьевна создала какой-то фонд помощи деятелям искусств, принимала участие в судьбе Галича — власти, возмущенные его политической позицией, и, в первую очередь, его замечательными, полными сарказма, но и трагизма, песнями, мгновенно ставшими чрезвычайно популярными, попытались задушить его как творческую личность, лишить всяких средств к существованию. Алиса Григорьевна, в силу своего характера и врожденного благородства, не могла остаться в стороне от этого беззакония. Только делалось это в то время в глубокой тайне. Подлости в те дни совершались при свете люстр и в переполненных залах, а добрые дела в тайне. Дети об этой стороне жизни матери узнали значительно позднее из воспоминаний дочери Александра Галича Алёны.Помогала Алиса Григорьевна и другим людям, вообще до последних дней вела широкую общественную гуманитарную деятельность. В ее память Таня и Яша свою младшую дочь назвали Алисой.
Теперь расскажу всё, что узнала от Татьяны Сергеевны о Яшиных братьях и сестрах, да и о нем самом, о его огромных научных достижениях.
О Полине Таня помнит только, что они с Яшей навестили ее — очень коротко, — когда после свадьбы приехали в Киев. Яша хотел познакомить жену с семьей и друзьями. Полина жила загородом, — по утверждению Татьяны Сергеевны, это была очень милая молодая женщина.
Младший брат Яши, Рома, прожил недолгую жизнь — умер в 45 лет после продолжительной болезни. Он перенес операцию на мозге по удалению опухоли, по счастью доброкачественной, но, по-видимому, были задеты какие-то жизненно важные центры. После операции он прожил около двух лет с парализованной левой рукой, но не терял свойственного ему оптимизма. Умер в больнице от инфаркта. Татьяна Сергеевна вспоминает, что он был веселым, подвижным, общительным — в противоположность Якову. Вот только жизнь ему досталась невеселая. Младенцем потерял отца (на которого, со слов Яши, был очень похож), в тринадцать лет лишился матери, по образованию был строителем, а большую часть жизни прожил в одной комнате в полуподвальной коммуналке — с бабушкой, женой и дочкой. Братья были друзьями. Яков помогал, вместе с Татьяной Сергеевной бывал в Киеве, но чаще Рома приезжал в Москву, иногда в командировки, иногда с женой.
После смерти Ромы, уже в 1998-м году, его семья: жена, дочка, внук и внучка (бабушки уже не было в живых) — уехала в Америку, и связь оборвалась.
Названный брат Серёжа, Сергей Сергеевич Лебедев, закончил мехмат МГУ и поступил на работу в институт ЦЭМИ (экономико-математический), где защитил кандидатскую диссертацию и где встретил свою будущую жену Наташу. В 1965 году у них родился сын Володя, которому Сережа уделял очень много внимания: они вместе ходили на лыжах, играли в футбол, придумывали семейные розыгрыши, решали задачки. В 1995 году у Володи родился сын Алеша, который пошел по стопам отца — математик, спортсмен, исполнитель бардовских песен под собственный аккомпанемент на гитаре. Учится в МГУ.
Юношеская дружба между Яшей и Сережей сохранилась на всю жизнь, хотя взрослея, по словам Татьяны Сергеевны, виделись все реже. Была ли тому виной занятость обоих, или какая-то иная причина, неизвестно.
Младшие сёстры Сергея Сергеевича, Наташа и Катя, к которым Яков всегда испытывал самые теплые чувства, до сих пор продуктивно работают.
Наташа — кандидат исторических наук, автор многих серьезных работ, в течение ряда лет занималась Нюрнбергским процессом, находя в архивах новые данные. Но главная ее заслуга, а по российским меркам, даже подвиг, это то, что она одной из первых обнародовала правду о катынских расстрелах. Этот факт в начале 90-х сильно осложнил ее жизнь. Но она человек стойкий, вдумчивый, уравновешенный. И доброжелательный —как ее родители. В Польше она национальный герой, награждена орденами Польской республики, желанный гость в посольстве Польши в Москве. Продолжает писать и редактировать книги, работать в архивах, хотя в этом году сёстрам исполнилось по 75 лет. Дочь Алиса пошла по стопам матери, кончила историко-архивный институт. От нее у Наташи двое внуков: Глеб (окончил биофак МГУ) и Ксюша, школьница.
Катя пианистка. Изящная, порывистая, Близнецы, они с Наташей ни внешне, ни характерами не схожи. У Кати трое детей: Лиза (работает в фирме «Мегафон»), Анна (окончила биофак МГУ) и Серёжа (окончил Физтех, в настоящее время живет и работает в США) — и шестеро внуков: Алексей, Тимофей, Андрей, Наташа, Маша и Марина. Есть даже одна правнучка, двухлетняя Олеся (дочка Алексея).
Яша, Яшенька, умер 25 сентября 1996 года от рака мозга. Когда стал известен страшный диагноз, с помощью друзей и коллег удалось поместить его в Институт нейрохирургии им. Бурденко, где лучший нейрохирург страны Александр Николаевич Коновалов сделал операцию. Это продлило активную жизнь на полгода. После выписки Яша ходил на работу, параллельно проходя курс облучения, довел до защиты кандидатской диссертации аспиранта, съездил в Берлин на конференцию, где сделал доклад. (В Берлине вдруг в начале июня грянула жуткая жара, по городу курсировали машины "скорой помощи". К Яше несколько раз подъезжали, интересовались его состоянием: у него был вид тяжелобольного человека. Где он брал силы? Одержимость наукой каким-то чудом держала его "на плаву", а интенсивная интеллектуальная работа продолжительное время заставляла мозг изыскивать способы компенсации разрушительной деятельности опухоли.
Когда Якова не стало, первыми откликнулись зарубежные коллеги в журнале "EPR Newsletter". Вот это сообщение: "Во время подготовки номера к печати поступило печальное известие о смерти выдающегося ЭПР-спектроскописта проф. Якова Лебедева из Института химической физики РАН в Москве. Он был не только ученым мирового класса, но и нашим другом и коллегой, а также активным членом и недавним лауреатом IES. Нам всем будет недоставать его". (IES— международное общество ученых, занимающихся ЭПР-спектроскопией). Яков первым из российских ученых был награжден премией им. Евгения Константиновича Завойского (открывателя явления электронного парамагнитного резонанса, одного из важнейших событий в физике XX столетия). Это произошло в 1994 году.
А в 1988 году коллектив, возглавляемый Яковом, создал первый в мире прибор высокочастотного ЭПР и получил за это Государственную премию по науке. До сих пор коллеги, вспоминая Якова, удивляются, как он сумел объединить большое число ученых, инженеров, техников и не просто выдвинуть идею, а создать работающий прибор, который сразу же захотели купить американцы, но российские чиновники сорвали сделку, заломив непомерную цену.
Сергей Сергеевич Лебедев умер в 2007 году в возрасте 72 лет. Пережил Яшу на одиннадцать лет. Похоронен на Новодевичьем кладбище вместе с родителями.
Сама Татьяна Сергеевна химик, работает, хотя уже не на полную ставку. Она часто звонила мне с работы по Скайпу — пока у нее дома не было Скайпа, сейчас уже есть.
У них с Яшей три дочери и пять внуков. Старшая дочь Светлана (1964 года рождения)— врач-офтальмолог. Её дети: сын Валентин, студент, и дочь Виктория, школьница. Средняя дочь Катя (1971 года рождения) — преподавательница русского языка и литературы. Её старшая дочь Таня поступила в этом году в педагогический университет на географический факультет; сын Володя учится в 9 классе. Младшая дочь Алиса (1979 года рождения) окончила психолого-педагогический институт. Последнее время стремится профессионально заниматься танго. Её сын Артем учится в 4 классе.
Установив регулярную связь, мы примерно полгода переговаривались то по телефону, то по Скайпу, а потом в 2009 году они организовали поездку в Израиль. Татьяна Сергеевна приехала с семьей средней дочери Кати — познакомиться со мной, посмотреть Израиль. Они остановились в гостинице где-то в Бат-Яме, и мы с сыном, конечно, тут же поехали туда. Татьяна Сергеевна ахнула: «Это вы?! Не может быть!» Я же им представлялась — 85 лет… Не знаю, что они думали обо мне.
Мы там провели часть дня, увидели Яшиных внуков (правнуков дорогой моему сердцу Фани Яковлевны Шварц), и я опять им всем, и Татьяне Сергеевне, и Кате, и ее мужу, и их детям, рассказала то, что я помню. Потом мы привезли их к нам — мы с Мишей на машине были. Тут возле Кфар Сабы есть клубничная ферма — это в апреле было, — там, на этой ферме, такая роскошная клубника, когда они увидели это поле: не огорожено! Почему не огорожено? Мы им накупили столько этой клубники, что я даже не уверена, что они успели всю ее съесть…
Вот так повидались, познакомились. Они вернулись в Москву, и наша связь с Татьяной Сергеевной продолжается до сих пор. Она замечательная, очень интересная женщина, мы с ней почти одинаково… Ну, как-то так: живем одинаковыми интересами — и в Интернете находим одни и те же материалы, читаем одни и те же статьи, и фильмы смотрим, и концерты слушаем, обмениваемся мнениями — ну, как будто всю жизнь были знакомы.
Перечитала все это и захотелось сказать: друзья, жизнь не всегда легка и приятна, но не будем отчаиваться — щедрость человеческих сердец позволяет преодолеть многие беды и даже подлинные ужасы. Конечно, мы все на собственном опыте знаем, что зла и несправедливостей много, могло бы быть и поменьше. Но существуют на белом свете и добро, и отзывчивость, и даже жертвенность. Существуют такие люди, как ФаняЯковлевна Шварц и ее муж Борис Соломонович Грунфельд, вырвавшие из тисков голода, а может и смерти, осиротевшую девочку Полину; как Алиса Григорьевна и Сергей Алексеевич Лебедевы, без долгих раздумий усыновившие осиротевшего Яшу, открывшие для него путь в большую науку, позволившие ему в полной мере реализовать свой незаурядный талант; как Наталья Сергеевна Лебедева, без колебаний выполнившая свой долг ученого, не побоявшаяся «прокричать правду» вопреки всем препонам и угрозам. Пока существуют сочувствие к чужому страданию, честь и человеческое благородство, пока все это живо на земле, можно дышать и надеяться. Извините старуху за высокие слова, но ведь этим и держится мир.
Хотелось бы еще попросить вот о чём: если кому-нибудь из прочитавших эти записки известно что-то о судьбе приёмной дочери Фани Яковлевны и Бориса Соломоновича Полины, о ее детях или внуках, сообщите, пожалуйста, по адресу:fainamiroshnik@012.net.il или: schoenbrunn1@gmail.com или: seaiakov@mail.ru
Семейство Лебедевых. Фотография 1970 года
Нижний ряд слева направо: Екатерина Сергеевна (Катя), дочь Лебедевых; в белом платье ее старшая дочь Лиза, рядом Светлана (дочка Яши и Татьяны Сергеевны), сидит Алиса Григорьевна, у нее на коленях сын Екатерины Сергеевны Сережа; рядом с женой сидит Сергей Алексеевич Лебедев, возле него стоит внук Володя, (сын Сергея Сергеевича), крайняя справа Наташа, жена Сергея Сергеевича.
Верхний ряд слева направо: муж Екатерины Сергеевны Игорь, у него на руках их младшая дочь Аня; Яшина жена Татьяна Сергеевна; Яков Сергеевич Лебедев (Яков Борисович Грунфельд); Эрик – муж Натальи Сергеевны, (фотография сделана им);Наталья Сергеевна, у нее на руках их дочь Алиса; рядом Сергей Сергеевич.
«Мы всегда шутили, что на нашу семью не хватило имен», - говорит Татьяна Сергеевна.
Наталья Сергеевна Лебедева
Израиль, 2009 год.
В центре - автор очерка Фаина Моисеевна Мирошник, правее Татьяна Сергеевна, крайняя справа – ее дочь Катя, между нею и Татьяной Сергеевной виден Катин сын Володя (внук Яши и Татьяны Сергеевны), на полу сидит Катина дочь Таня (внучка Яши и Татьяны Сергеевны), крайний слева - сын Фаины Моисеевны Миша.
Напечатано в «Заметках по еврейской истории» #11-12(180)ноябрь-декабрь2014 berkovich-zametki.com/Zheitk0.php?srce=180
Адрес оригинальной публикации — berkovich-zametki.com/2014/Zametki/Nomer11-12/Miroshnik1.php
