litbook

Non-fiction


Конгресс генетиков0

Лента новостей: август, 1978

• В СССР стартовал космический корабль Союз-31 

• В Никарагуа боевые группы сандинистов захватывают здание парламента в Манагуа с 500 заложниками (Операция «Свинарник»). Через два дня все их требования удовлетворены

• Право на эмиграцию для подданных СССР остается нереальным

• В течение четвертого года со времени подписания Хельсинкских соглашений по идеологическим мотивам осуждены на длительные сроки лишения свободы и ссылку не менее 90 человек. (http://www.mhg.ru/history/1FA4037)



1. «Что такое ген» или моя предыстория

Мое увлечение генетикой приходится на середину 60-х годов, благодаря влиянию моего отца-биолога – Самуила Ильича Рицнера, о чем я уже рассказал в очерке «Папина школа» (http://www.newswe.com/index.php?go=Pages&in=view&id=7575). Когда в 1965 году я поступил в Хабаровский медицинский институт, заведующий кафедрой биологии проф. Александр Васильевич Маслов и его замечательная ассистентка, Ольга Вадимовна Лисиченко, помогли не только удовлетворить мое любопытство, но и научили основам методологии научного исследования.

Александр Васильевич Маслов покорил мое воображение за несколько минут своей личностью (первый «живой» профессор в моей жизни). Это был примерно 60-летний худощавый и очень подвижный мужчина, среднего роста, с очень красивыми и выразительными глазами, а также великолепной бородой, с которой он непрерывно «общался», поглаживая и теребя ее почти театральными движениями. Его мимика и моторика были великолепно синхронизированы. А голос заслуживает отдельного внимания: приятный баритон, его большая широта и модуляции вполне подходили для профессионального певца. Он и владел им профессионально, пел на лекциях, читал наизусть по-латински большие фрагменты из поэмы Тита Лукреция Кара «О природе вещей»!

Ольга Вадимовна Лисиченко выглядела симпатичной молодой женщиной, лет 30-32-ти, с внимательными, теплыми глазами и приятным голосом. Чтобы утолить мой голод в генетике («А что такое ген и какова его природа?») и желание что-нибудь поисследовать, Ольга Вадимовна дала мне прочитать статью про «половой хроматин», только что обнаруженный в нейронах кошек, и опубликованную в «Nature». Для исследования используют клетки эпителия ротовой полости, получаемые из соскоба с внутренней поверхности щеки (букальный тест). Этот метод я использовал, по предложению Ольги Вадимовны, для исследования 130 школьников соседней школы. Анализируя данные слепым методом, мы убедились, что наличие полового хроматина в букальном тесте является маркером женского пола. Эту работу я сделал в соавторстве с одной студенткой нашего курса (Дергачевой) и результаты доложил на ХХ научной студенческой конференции института (22-23 апреля, Хабаровск, 1966 г.).


Figure 1. А.В. Маслов и О.В. Лисиченко

Под их руководством я перечитал почти все немногое, что было опубликовано на русском языке, занимался в генетическом кружке на кафедре, где и начал первые научные исследования «дерматоглифики» (это метод изучения отпечатков пальцев и ладони). Пришлось всерьез учить статистику. Ольга Вадимовна, к сожалению, через год уехала в Новосибирск, защитила кандидатскую диссертацию, стала доцентом кафедры генетики и главным медицинским генетиком Новосибирской области, занималась изучением синдрома Марфана. Мы переписывались и она живо интересовалась кружком, всеми нами и давала мне немало полезных советов. В моем архиве сохранились ее письма и план работы кружка на 1969-70 учебный год.

Я безмерно благодарен Александру Васильевичу и Ольге Вадимовне за столь серьезное ко мне отношение, терпение и помощь не только в поиске ответа на главный вопрос моей жизни («А что такое ген и какова его природа?»). Похоже, что они интуитивно или как-то иначе увидели во мне «исследователя», научили "как это делается" и вселили в меня необходимую уверенность в себя и в этот путь. Позднее, в Центральной научно-исследовательской лаборатории (под руководством к.м.н. Натальи Григорьевны Концевой) были освоены методики определения концентрации в крови тирозина, триптофана и их метаболитов у детей с умственной отсталостью разного генеза.

В последующей жизни, мое отношение к сотрудникам, студентам и ученикам уже не могло опуститься «ниже планки», установленной проф. А.В. Масловым и О.В. Лисиченко. После окончания мединститута меня распределили на работу в г. Биробиджан.

Спустя шесть лет, став главным врачом психиатрической больницы, я организовал медико-генетический кабинет (1977), в котором выполнялись цитогенетические анализы (В. Геллер) и проводились медико-генетические консультации. Параллельно, собирались семейные данные по генетике эпилепсии (с д-ром Леонидом Тойтманом), алкоголизма (с д-ром Александром Рыжиком) и неврологических синдромов остеохондроза (с доц. Изабеллой Рудольфовной Шмидт, г. Новокузнецк).

В 1978 году мне довелось участвовать в заседаниях XIV-ого Международного Генетического Конгресса. Незабываемые встречи на Конгрессе имели прямое отношение к моим будущим научным исследованиям генетики психических расстройств. Так, в 1980-e годы это были генетико-эпидемиологические исследования шизофрении и эпилепсии (в лаборатории клинической генетики Института психиатрии АМН СССР, Томск), a в 1990-e годы - генетические исследования шизофренического спектра расстройств с использованием биохимических и молекулярно-генетических маркеров (Израиль, 1990-2000). Впрочем, лучше расскажу все по порядку, не слишком забегая вперед.


2. Генетика - продажная девка ...

Проведение Международного Генетического Конгресса в СССР было событием неординарным во многих отношениях. Такого форума генетиков не было в стране никогда раньше и не будет позже. В августе 1937 г. должен был состояться VII Международный Генетический Конгресс в СССР под председательством Николая Ивановича Вавилова (секретарь Конгресса - Соломон Григорьевич Левит). Однако, власти страны отменили созыв этого Конгресса, так как генетика уже рассматривалась как чуждая социализму наука.

Figure 2. Н. И. Вавилов (слева) и С.Г. Левит

Николай Иванович Вавилов (1887-1943) - генетик, растениевод, географ, академик АН СССР и АН УССР (1929), академик и первый президент ВАСХНИЛ (1929-1935). В августе 1940 был арестован и обвинен в контрреволюционной деятельности, а в июле 1941 года приговорен к расстрелу, замененному в 1942 году 20-летним заключением. Умер в больнице саратовской тюрьмы, был реабилитирован посмертно в 1955 году.

Левит Соломон Григорьевич (1894-1938) – один из основоположников медицинской генетики в России, создатель Медико-генетического института в Москве. Левит был директором этого института и редактором «Медико-биологического журнала». В январе 1938 года С. Г. Левита арестовали и в мае 1938 года расстреляли. С. Г. Левит реабилитирован посмертно (http://www.famhist.ru/famhist/lisenko/000bdda6.htm).


Сессия сельскохозяйственной академии ВАСХНИЛ (1948), разгром генетики и преследование самих генетиков широко освещены в литературе. Эти события надолго прервали как генетические исследования, так и обучение нового поколения специалистов. Возрождение генетики началось постепенно в 60-70-е годы. Благодаря стараниям Александры Алексеевны Прокофьевой-Бельговской и Владимира Павловича Эфроимсона, был создан Совет по общей и медицинской генетике под председательством академика АМН И. Д. Тимакова. <...> (Бабков, 2001; Полищук, 2010).

Таким образом, драматизм проведения этого Конгресса именно в СССР определялся рядом предшествующих и текущих событий:

(1) бурным развитием генетики вначале ХХ-го века
 
(2) запретом на эту науку советскими властями в 30-60-е годы, что сопровождалось закрытием лабораторий и преследованием ученых

(3) постепенным возрождением генетики с середины 60-х годов, а также,

(4) политической борьбой против преследования отказников и диссидентов-ученых в СССР, в которую были вовлечены генетики США и Европы.

В 1966 г. проф. Д. Д. Федотов, директор Института психиатрии Минздрава РСФСР, пригласил Владимира Павловича Эфроимсона возглавить лабораторию генетики психических болезней.

Борис Горзев (1992) вспоминает: «Так, будучи еще студентом, я оказался в его (В. П. Эфроимсона) тогдашней лаборатории на Потешной улице, в одном из корпусов Института психиатрии Министерства здравоохранения РСФСР. За стенкой, в сопредельной лаборатории, размещалась гвардия еще одной сохранившейся исторической ценности — Александры Алексеевны Прокофьевой-Бельговской (1903-1984). За исключением этих патриархов — ее и Эфроимсона — все были, говоря словами поэта, ослепительно молоды, а кроме того, одухотворенно прекрасны, честолюбивы, полны надежд. Бог мой, какое собрание талантов: Гиндилис, Ревазов, Гринберг, Стонова, Калмыкова, Маринчева, Подугольникова, Кулиев, Мирзаянц! Какие имена! Какое время там было прожито, но кто мог тогда знать, что лысенковщина не исчезает, а «только переходит из одного вида в другой в равновеликих количествах»! «Иных уж нет...» Эта блестящая гвардия могла бы уже через короткое время решить проблему Великого Отставания советской медицинской генетики... ».

Забегая вперед, скажу, что праздник возрождающейся науки продолжался не долго. В 1975 году уволили директора Института психиатрии, который пригласил В. П. Эфроимсона в институт, и новый директор тут же расформировал лабораторию генетики психических болезней, отправив ее руководителя на пенсию.

В 1969 году В.М. Гиндилис создал и возглавил группу медицинской генетики в отделе биологической психиатрии (рук. – М. Е. Вартанян) при Институте психиатрии АМН СССР. Сам Гиндилис и его «мальчики» (Трубников В. И., Финогенова С. А. и другие) были молоды, полны амбиций и энтузиазма «выше крыши». Гиндилис с сотрудниками разработали методологию многомерного анализа «сложных признаков» с генетической предрасположенностью, позволяющую количественно оценить вклад генетических и средовых факторов в развитие эндогенных психозов и других заболеваний. Этой методологии были обучены многие исследователи в стране, что определило хороший научный уровень анализа мультифакториальных заболеваний в тот период.

Символично, что в том же 1969 году был учрежден Институт медицинской генетики АМН СССР (которому, впрочем, опять не повезло — директором его назначили Н. П. Бочкова, начавшего давить талантливых молодых ученых в своем институте и за его пределами лысенковскими приемами)
(В. Сойфер; http://magazines.russ.ru/continent/2005/125/so19.html).

Признаком начала восстановления медицинской генетики также стал выход в свет книги В. П. Эфроимсона «Введение в медицинскую генетику» (1964), правда после трехлетней борьбы с лысенковцами. Эта книга долгие годы была единственным пособием по медицинской генетике для меня и тысяч отечественных врачей. Кроме упомянутой монографии Эфроимсона, моими «учителями» были:

• Ниль Дж., Шэлл У., Наследственность человека, пер. с англ, М. 1958;
 
• Штерн К, Основы генетики человека, пер. с англ., М. 1965 (эту книгу подарил мне проф. А.В. Маслов, я хорошо помню этот счастливый день!).
 
• Маккьюсик В., Генетика человека, пер. с англ., М. 1967.

Позднее появились:

• Эфроимсон В. П., Иммуногенетика. М.: Медицина, 1971. — 336 с.

• Эфроимсон В. П., Блюмина М. Г. , Генетика олигофрений, психозов, эпилепсий. М.: Медицина, 1978. — 244 с.
 
• Ли Ч., Введение в популяционную генетику, пер. с англ., М. 1978.

Возрождение генетики в 60-70-е годы вновь актуализировали идею проведения крупного международного генетического форума в стране. Многие известные ученые Америки и Европы выступили в поддержку созыва XIV Международного генетического конгресса в Москве в 1978 году. Благодаря последовательной поддержке и авторитету Дж. Харлана, американскому ученику Н. И. Вавилова, удалось провести решение о проведении конгресса 1978 году в Москве. На этот раз власти не препятствовали его созыву (Конашев, 2010; Соколов В.А.; http://www.bionet.nsc.ru/vogis/pict_pdf/2010/14-4/18.pdf).

Вместе с тем, обстановка вокруг этого научного форума накалялась. Так, за месяц до открытия Конгресса зарубежные ученые объявили бойкот Конгресса, требуя амнистировать советских политзаключенных (http://news2000.com.ua/is/1303/664-f4.pdf).

НЬЮ-ЙОРК (17 августа). Группа выдающихся американских генетиков призывает не посещать Международный конгресс генетики в Москве в ответ на преследование отказников и диссидентов-ученых в СССР: Анатолия Щаранского, Юрия Орлова, Иосифа Бегуна и Григория Гольдштейна. Среди подписавших два ученых лауреата Нобелевской премии за работы в области генетики, Альфред Д. Херши и Темин (http://www.jta.org/1978/08/18/archive/urge-boycott-of-moscow-congress).


Делегация израильских генетиков решила бойкотировать Международный конгресс генетики в Москве после того, как стало известно, что советские власти отказали выдать въездные визы 16 израильским ученым. Израильских генетиков поддержали члены американской делегации, которые решили, что они прибудут на конгресс, но не будут делать свои доклады, а встанут и объявят об этом в знак протеста против советской акции в отношении израильских ученых.

Получив информацию о готовящемся Конгрессе, я послал тезисы, которые были приняты в качестве постера. Однако, из-за бойкота в программе Конгресса оказалось много «пустых» мест, которые кто-то должен был «закрыть», то есть сделать недостающие доклады. Очевидно поэтому, за пару недель до открытия Конгресса, я получил письмо с предложением оргкомитета сделать устный доклад вместо постера. Пришлось засесть за доклад.

3. «Инструктаж»

С XIV Международным Генетическим Конгрессом был связан один пикантный эпизод, характеризующий советскую «среду обитания». О моем участии в Конгрессе первым мне сообщил капитан КГБ и только через десять дней я получил письмо от оргкомитета. Капитан назвался Георгием (Жорой) и сообщил, что он будет «курировать» больницу.

- На тебя пришел запрос из Москвы на участие в Международном Конгрессе, генетиков, что приравнивается поездке в капстрану, - добавил он, пристально глядя мне в глаза. Мы были примерно одного возраста и он привычно для сотрудников его учреждения перешел на «ты». - Мы дали свое согласие и мне поручено провести с тобой инструктаж. На моем лице он мог увидеть удивление, недоумение и многое другое. Мне действительно не приходилось всерьез задумываться, что у их есть «дело» не только на отца, но и на меня.

- Ты не доволен? – удивился, в свою очередь, товарищ Жора, не видя моей радости. Я не стал ему объяснять, что тюрьма в «золотой клетке» не перестает быть тюрьмой. Инструктаж длился не менее получаса. Он серьезно предостерегал меня от контактов с капиталистическими учеными - шпионами и оставил мне телефон в Москве, куда я могу позвонить, если будут проблемы.
 
- Ты меня вербуешь? - спросил я.

- Что ты, нет! Нам ЭТО не нужно. Просто так, чтобы знал, на всякий случай, - ответил он уклончиво и засобирался. По-видимому, портить «отношения» не входило в его планы. Его «инструктаж» меня не испугал, так как для шпионов я не представлял никакого интереса, а вот для ученых – это было еще не ясно мне самому.

По возвращении из Москвы, «куратор» появился вновь и попросил написать о моих новых зарубежных знакомых, их научных и иных интересах. Мне ничего не оставалось делать, как позвонить дяде Мише Брен (брату моей мамы), который был заведующим организационным отделом в обкоме партии. Я коротко рассказал ему эту историю и попросил «снять этого чекиста с моей головы». Больше я его не видел, равно как и его коллег. Спасибо дяде Мише.


4. Это я Гиндилис

Сделать устное сообщение на международном форуме почетно не только для молодого исследователя, каким я тогда был, но и для известного профессора. По приезду в Москву, одна из секретарей оргкомитета направила меня к д-ру Гиндилису, который, по ее словам, отвечал за психиатрическую часть программы. Я нашел нужную комнату, в ней было несколько столов с пишущими машинками, а на одном из них восседал мужчина, потягивая какую-то жидкость из большой кружки.

- Меня зовут Миша Рицнер, я приехал из Биробиджана, мне нужен Гиндилис, - представился я, обращаясь к этому мужчине.

- Допустим, вы его уже нашли, это я Гиндилис Виктор Миронович. Вы хотите сделать доклад? – спросил он, медленно затягиваясь сигаретой и перебирая карточки в картотеке. – Вот и ваши тезисы, - сказал он, зачитывая название работы:

Ritsner, M. Genetic Types of Mental Retardation: Genetic, Clinical and Biochemical Polymorphism. The XIV-th International Genetic Congress: Moscow, II: 362, 1978.

Фигура 3. Гиндилис Виктор Миронович (70-e и 90-е годы)

Виктор Миронович Гиндилис (1937–2001) – доктор биологических наук, генетик, внесший крупный вклад в возрождении генетики человека и медицинской генетики в СССР. Он начинал в лаборатории А. А. Прокофьевой-Бельговской Института молекулярной биологии, а затем перешел в Институт психиатрии АМН СССР, где возглавил группу медицинской генетики. Виктор М. Гиндилис адаптировал и развил методологию многомерного анализа мультифакториальных заболеваний. Он обучил этой методологии целое поколение молодых генетиков, в том числе и меня. Виктор Миронович был талантливым учителем и лектором. В 1991 году он эмигрировал в США.


- Так вы можете сделать устное сообщение? – переспросил Гиндилис, бросив на меня оценивающий взгляд. Он был лет на 10 старше меня, выглядел худощавым, астенического телосложения, рубашка и брюки были изрядно помятыми. В глазах были грусть и смешинка одновременно. Весь его вид источал как бы небрежную уверенность и значимость одновременно.

- Если надо, сделаю, - ответил я в тон ему, - хотя мне казалось, что этот вопрос уже кем-то был решен. Вот письмо с предложением сделать устное сообщение, - протянул я ему красивый конверт с эмблемой Конгресса. Очевидно, мой более, чем сдержанный ответ поразил его. Вероятно, другие потенциальные докладчики выглядели более счастливыми, получив предложение сделать устный доклад на Конгрессе. Не знаю. Ход моих мыслей был прерван криком.

- Тут приехал Рицнер из Биробиджана и говорит, что он может сделать сообщение, если нам это надо, - громко крикнул Гиндилис, акцентируя последние четыре слова. Пару девушек заглянули в нашу комнату и полюбопытствовали, кто это там такой у Гиндилиса. Много позже я понял причину его такой реакции: оргкомитету действительно было НАДО найти докладчиков на «пустые» места из-за бойкота. Но то, что я был молод, никому не известен, да еще и из Биробиджана, не повысило мой рейтинг в его глазах. Виктор Миронович уже тогда был хорошо известным генетиком и примечательной личностью в Москве и не только. Дальнейший разговор не получился, так как мы оба не проявили интереса к друг другу.

Вечером мне сообщили в номер гостиницы, когда и на какой секции поставлен мой доклад (15 минут).

Примерно через полгода после прохладного знакомства, нас «подружил» его близкий друг - Кир Николаевич Гринберг (см. ниже). С Виктор Мироновичем нам было суждено тесно сотрудничать с 1981 по 1989 год. Он помог мне открыть генетическую лабораторию в Томске, которая была филиалом его московской лаборатории, а также, был принципиальным рецензентом моих статей, которые развивали его методологию, правда не совсем так, как он ожидал. Например, однажды из редакции журнала «Генетика» пришла рецензия на мою с соавторами статью с такой фразой: "Рекомендую сообщить авторам статьи фамилию рецензента, что существенно облегчит дискуссию между нами". Стиль его рецензии нельзя было спутать с кем-либо и без этой фразы. Но в ней, в этой фразе, было что-то очень «гиндилисовское», а именно, очень щепетильное отношение к поиску истины. Он не препятствовал публикации статьи, хотя и был не совсем согласен с деталями анализа данных. Более того, Виктор Миронович был неофициальным консультантом моей докторской диссертации, что, правда, не способствовало ее успешной защите.

Несмотря на рекомендацию этого не делать, во время защиты диссертации, которая прошла без единого замечания, я поблагодарил Виктора Мироновичa за оказанную мне помощь, что для руководителей медицинской и психиатрической генетики было настоящей «красной тряпкой». Н. П. Бочков, М.Е. Вартанян и зависимые от них члены Совета (их "партия") проголосовали "против", не вступив со мной в дискуссию по результатам и выводам работы. Для положительного решения (2/3 Совета) мне не хватило двух голосов. Однако, Специализированный Совет не утвердил протокол защиты, считая результаты голосования не соответствующими ходу публичной защиты диссертации.

Пленум Высшей Аттестационной Комиссии (ВАК) РАСПУСТИЛ Специализированный Совет, отметив грубые ошибки, допущенные в ходе моей защиты. Он также отменил результаты голосования по моей диссертации. Таким образом, я как бы способствовал разгону Спецсовета по защите диссертаций Института медицинской генетики. Открыли его вновь не скоро и в другом составе. ВАК предоставил мне возможность защиты диссертации в другом Совете, что было уже для меня не актуально, так как я подал на "развод" с Россией.

Последний раз мы встретились в 1993 году на Всемирном Конгрессе по психиатрической генетике в Новом Орлеане (2-5 октября, США), куда Виктор Миронович приехал из г. Бостона, а я из г. Иерусалима. Встреча была теплой, совсем не похожей на ту, первую. У нас были общие ученики, но мы не были на «ты» и не опубликовали ни одной совместной статьи. Правда, идею одной публикации по молекулярной генетике шизофрении я ему предложил и мы ее обсуждали в письмах. Подписывался он VMG. К сожалению, времени нам не хватило довести идею до статьи, так как это было незадолго до его кончины... . Виктор Миронович успел написать очень интересные воспоминания, но вышли они через семь лет после его смерти («Эпизоды из советской жизни». ОГИ. 2008. 264 с.).

По свидетельству его жены, Натальи Брoуде (Natalia E. Broude, Boston, USA), VMG не успел их издать, так как к этому моменту был очень болен. Я благодарен Наташе за подарок этих мемуаров.


5. Будни Конгресса

ХIV-й Международный Генетический Конгресс, в работе которого участвовало более двух тысяч ученых из 57 стран, открылся 21 августа 1978 в зале Дворца Съездов и там же закончился 30 августа пышным банкетом. Было много закусок, особенно, соленной рыбы, икры и ... водки! Заседания Конгресса проходили в различных помещениях МГУ: было 24 симпозиума, 32 секции, пленарные лекции, кинофильмы, экскурсии в институты и по Москве. Всего сделано 1800 докладов. Мне удалось участвовать в пяти симпозиумах: 1) генетика и проблемы биосферы; 2) генетика и цитогенетика злокачественных новообразований; 3) генетика человека; 4) генетика поведения; и 5) генетика эндокринных функций.
заседание

Picture 4. Открытие Конгресса

На заседаниях выступали многие известные ученые: проф. Жером Лежен (Франция), Ф. Фогель (ФРГ), В.А. МакКьюсик (США), Н. Эрленмейер-Кимлинг (США), Б. Корнблат (США), Н.П. Дубинин и другие. Там же мелькали среди ученых с мировыми именами два «местных организатора» генетики (Н. П. Бочков, М.Е. Вартанян). Правда, тогда я еще не знал, как они делали свои карьеры, используя ресурсы своих институтов в результате монопольного положения в науке. Кинорежиссер Е. С. Саканян сняла фильм "Генетика и мы" (1978) о Международном конгрессе по генетике в Москве, где запечатлены Н. В. Тимофеев-Ресовский, В.А. Мак-Кьюсик, Жером Лежен (http://www.net-film.ru/film-39322/?search=p14).


Picture 5. M. Рицнер, В. Вертелецки, и Ники Эрленмейер-Кимлинг (Москва, 1978 и 2000? годы, USA)

Основное мое время заняло участие в работе секций «клиническая генетика» и «антропогенетика». Мое сообщение вызвало интерес, задавали вопросы. Два американских ученых подошли после доклада. Быстро выяснилось, что мы занимались похожими исследованиями дерматоглифики и, поэтому, нам было интересно сопоставить методы и результаты. Так я познакомился с двумя известными профессорами: Владимиром Вертелецким (Wladimir Wertelecki) и Крис Плэйто (Chris C. Plato).


6. Владимир из Алабамы

Picture 6. M. Рицнер, В. Вертелецки, Н. Эрленмейер-Кимлинг (Москва, 1978) and В. Вертелецки (недавно; http://uacm.kharkov.ua/people/wertelecki-r.html)

Владимир Вертелецки (Wladimir Wertelecki) родился в Ровно (Польша) 28 июля 1936 года. Он получил степень доктора медицины в Университете Буэнос-Айреса и практикует в течение 44 лет. С 1974 года принимал участие в отделе медицинской генетики в Университете Южной Алабамы, в настоящее время он профессор и заведующий кафедрой. Основными направлениями исследований являются врожденные пороки развития. Он является обладателем многочисленных наград и автор более 250 статей и тезисов.

Доктор Вертелецки эмигрировал в США, неплохо говорил по-русски и нам было интересно, так как мы оба интересовались дерматоглификой. Последующие дни мы провели много часов вместе, потратив их на спонтанный «симпозиум» и прогулки по Москве. Но были и «непредвиденные обстоятельства».

Мы жили в разных гостиницах и ближе к вечеру намеревались продолжить обсуждать наши темы в гостинице. Владимир пригласил меня и Плэйто в свой номер гостиницы «Россия». В лобби было много милиции и всех проходящих внимательно проверяли. Владимир и Крис прошли заслон, показав карточки гостя, а меня остановили, хотя я подал им удостоверение делегата Конгресса. Мои коллеги обернулись и, увидев, что меня не пускают, вернулись и стали «скандалить» с охраной, потом с администратором и еще с какими то людьми в галстуках. Один такой «галстук», записав мои личные данные, отговаривал меня от входа в гостиницу для иностранцев. В конце концов, меня пропустили, забрав паспорт. Настроение было испорчено, но не надолго. Вечернее заседание Конгресса у Владимира в номере прошло в очень "дружественной обстановке" (писала пресса в те годы!). Мы что-то пили, ели и, главное, трепались обо всем на свете ... . На выходе из гостиницы "галстуки" вернули мне паспорт, косо поглядывая на моих новых друзей, которые проводили меня до выхода, желая убедиться, что визит закончился без проблем. Было жутковато проходить этот "кордон безопасности". На этот раз обошлось ... .

Другой примечательный эпизод произошел с нами в городе. Было обеденное время и мы искали какую-либо столовую или кафе. Без 15 минут 14 часов мы нашли такое заведение, но перед нашим «носом» официантка закрыла столовую на перерыв и мы не смогли пообедать. На мои просьбы накормить иностранных гостей она не реагировала. Я был искренне обескуражен, а Владимир заметил: «Эта девочка у нас бы завтра уже не работала. Никто в мире не закрывает перед клиентами ресторан или кафе в обеденное время». Пришлось заправиться пирожками с капустой и газированной водой, сидя в скверике на скамейке. Кстати, пирожки им очень понравились, как и город вцелом.

Наши отношения с Владимиром имели продолжение. Мы переписывались еще несколько лет, он любезно присылал мне недостающие реактивы для цитогенетических анализов, книги и шариковые ручки, которых еще не было в стране развитого социализма. После длительного перерыва наша переписка возобновилась в 1989 году. Владимир предлагал меня поработать вместе с ним над руководством по врожденным дефектам в Алабамском Университете. От иммиграции в США я отказался и он пригласил меня повторно приехать на год к нему уже из Иерусалима. Этот проект также не реализовался, но на этот раз возражали еврейские организации США, политика которых была направлена против «переманивания» новых изральтян в США, хотя это был и не тот случай.


7. Mеня зовут Кир

На одном из заседаний мне повезло услышать доклад замечательного человека и ученого Кира Николаевича Гринберга (1936–1989).


Фигура 7. Кир Николаевич Гринберг


В перерыве между докладами мы познакомились.

- Хорошие люди меня зовут Кир, - просто сказал он с улыбкой, протягивая руку.

- A меня зовут Миша, - назвался я, пожимая его теплую ладонь.

Кир был красивым мужчиной, плотного телосложения, крупная голова, глубоко посаженные и умные глаза излучали тепло, он весь был каким-то светлым и теплым. Это первое восприятие мало изменилось за последующие годы нашей дружбы.

Кир рассказал, что родился в Москве, работал психиатром в городке Кимры на верхней Волге после окончания мединститута. Позже я узнал, что когда А. А. Прокофьева – Бельговская организовала лабораторию цитогенетики в Институте морфологии человека, Кир стал одним из первых ее сотрудником. Позднее вместе с лабораторией он перешел в Институт медицинской генетики АМН, где практически руководил ее работой, будучи заместителем А. А. Прокофьевой – Бельговской. Эрудиция Кира в генетике, цитогенетике, в разных областях знаний поражала, он «фонтанировал» как вопросами, так и идеями. Научные интересы и контакты Кира были необыкновенно широкими. Кому он только не помогал?!

Он неподдельно обрадовался, услышав, что я врач-психиатр, из Биробиджана, да еще главный врач с головой забитой генетикой! Через пару дней мы уже сидели у него в лаборатории вместе с Виктором Кухаренко, Ольгой Подугольниковой и другими сотрудниками лаборатории в Институте медицинской генетики и «отмечали» счастливое знакомство, тут же перейдя на «ты».

Кир пригласил меня участвовать в школе молодых ученых-генетиков, способствовал постановке цитогенетических анализов в нашей больнице (обучал В. Геллера, помогал реактивами и советами). Он не соблюдал иерархии, как и многих формальных «дистанций» между людьми, определяемых возрастом, опытом и каким-либо статусом (в науке, администрации и т.д.). С ним было легко, приятно и просто. Его эмпатия, интеллигентность, мягкость и доброта привлекали к нему многих людей. Для меня Кир стал одним из «родных» друзей.

Но, как это бывает в реальной жизни, был у него и враг, правда всего один, но который стоил многих. Будучи директором Института медицинской генетики АМН СССР, Н. П. Бочков годами третировал Кира, уволил его с должности старшего научного сотрудника, дискредитировал его достижения в клеточной генетике и других областях, чем в немалой степени способствовал его безвременной кончине в 52 года. Бочков и его «партия» в институте (Н.П. Кулешов, С.И. Козлова и другие) вероятно не чувствовали себя комфортно, когда рядом были более талантливые и внутренне свободные люди, такие, как В. П. Эфроимсон, В. М. Гиндилис, К.Н.Гринберг, В. И. Кухаренко, О.А. Подугольникова, М. Г. Блюмина и другие.

Для победы над Бочковым понадобилось пять лет ежедневной борьбы: статус лаборатории восстановили, a Кира избрали заведующим. После победы ему оставалось жить всего 11 месяцев (подробнее см.: С. Туторская. «Растрата», газета Известия, 1989, 5 мая; Подугольникова О. А вместе мы – лаборатория. Салин – Москва, 2009).


8. Другие незабываемые встречи

На одном из заседаний Конгресса обсуждался опыт создания и использования автоматизированной системы классификации и диагностики ряда наследственных заболеваний. Доклад представили Кобринский и Ветров. Борис Аркадьевич Кобринский, доктор медицинских наук, профессор, ученый в области медицинской информатики, телемедицины и педиатрии, доктор медицинских наук (1991), профессор (1993), академик РАЕН (2005). Родился 28 ноября 1944 года в г. Москве. В 1970 году окончил 2-й Московский медицинский институт им. Н.И. Пирогова. Сфера научных интересов: вопросы отображения образных представлений и интуиции специалистов в базах знаний. Результаты проведенных профессором Б.А. Кобринским исследований опубликованы в 400 научных трудах, 10 монографиях, учебнике по медицинской информатике и справочнике. С Борисом Кобринским мы встречались многократно вплоть до 1989 года. Он работал старшим научным сотрудником в Институте педиатрии. Мы были очень похожими в желании что-то сделать значительное в науке. Борис стал известным профессором-академиком в России, реализовал свои мечты, или часть их!


***

Во время Конгресса я впервые встретился с замечательной женщиной и ученым с Татьяной Дмитриевной Гладковой (к.б.н., НИИ и Музей антропологии МГУ). Я познакомился с ней, когда был еще студентом, мы переписывались много лет, она консультировала меня по дерматоглифике, рецензировала наши статьи и способствовала их публикации в «Вопросах Антропологии» МГУ. Она была небольшого роста, полноватая, и излучала обаяние.Татьяна Дмитриевна была лучшим специалистом-антропологом по проблеме «Кожные узоры кисти и стопы обезьян и человека» (Наука, 1966).


***

Однажды мы сидели с Мариной Генриховной Блюминой на ступеньке лестницы в МГУ между заседаниями Конгресса и она удивила меня следующей фразой: «Миша, вы еще не понимаете, как хорошо, что вы живете так далеко от Москвы». Я и правда не понимал, хотя не сомневался в ее искренности. Марина Генриховна была известна мне как автор монографии «Фенилкетонурия у детей / Лебедев Б. В., Блюмина М. Г. ; Акад. мед. наук СССР. - М.: Медицина, 1972. - 160 с.». Она была интересным собеседником и мудрым человеком. Мы никогда больше не “пересекались” в этой жизни, но ее фразу я запомнил и, пока я жил в России, многократно убеждался, что она была права!

***

30 августа состоялась заключительная пленарная сессия. Проф. Джек Харлан (США) закончил свое выступление такими словами: «Нам надо научиться задавать вопросы себе в стиле Николая Вавилова – учителя всех нас» (зал долго аплодировал). Конгресс воспринимался мной, молодым исследователем, как позитивный импульс к развитию генетики, восстановлению справедливости и правды, как приглашение к поиску и творчеству. Это было очень приятное, ранее мне неизвестное, чувство. От Конгресса исходила новая энергия и надежда или мне хотелось, чтобы это было так. Мне не казалось, но надежда, в очередной раз, оказалась иллюзорной, а правда - недостижимой мечтой!

Любая наука, а генетика человека, в особенности, соединена прочной пуповиной с обществом, с моделями отношений и поведения, принятым в нем. Как генетика могла быть исключением в советском обществе, где базисные отношения строились на порочных принципах и лжи, карьеризме и выживании? Увы, не могла! Поэтому, «постлысенковское» поколение руководителей генетики и медицинской генетики (Н. П. Дубинин, Н.П.Бочков, М.Е. Вартанян, С.И. Козлова, В. П. Пузырев и другие), было прежде всего озабочено личной карьерой, степенями и получением академических званий. С этой целью, они целеустремленно протаскивали «своих» и «блокировали чужих» (в Ученых и Спецсоветах и т.д.), как и их печально знаменитые предшественники. Как результат, «отбор» идет в пользу послушных и посредственных. Ну уж какая тут наука или открытия! Поэтому, неудивительно, что и сегодня, по прошествии почти 40 лет, генетика человека, ее медицинская составляющая, также далеки в России от уровня мировой науки и практики, как и в дни Конгресса-1978.

Как известно, любой научный форум представляет возможность общения, обмена данными и идеями. В этом смысле я впервые увидел свободный и раскованный стиль лекций, презентаций, дискуссий и общения в среде зарубежных ученых. Мне этот стиль очень импонировал и со временем он стал моим.

С тех пор генетики всего мира в Москве не собирались!

За Конгрессом генетиков последовали школы молодых-ученых генетиков и психиатров под эгидой Академии Медицинских Наук. Впереди были новые незабываемые встречи!

Автор благодарен своим родным друзьям - Анатолию М. Полищуку и Борису А. Альтшулеру, - за критические замечания, полезные советы и интересные идеи.


Цитируемые источники:

Бабков, В.В. Медицинская генетика в СССР. Вестник РАН. 2001. № 10, 928–937
Голубовский МД, Полищук АМ. Несколько слов о К.Н. Гринберге. 2013; http://www.bionet.nsc.ru/vogis/download/17-1/04.pdf
Горзев Б. Идите к черту! То есть ко мне. Химия и жизнь. 1992. № 7
Конашев М. Б. Международные Генетические Конгрессы и советские генетики. Историко-биологические исследования, 2010, 2, N2.
Полищук А. М., Медицинская генетика в России. Химия и жизнь, 2010, №2
Валерий Сойфер. Загубленный талант.
http://magazines.russ.ru/continent/2005/125/so19.html

Фотографии смотри:
http://golner.livejournal.com/1510.html
http://golner.livejournal.com/1775.html

 



 

Рейтинг:

0
Отдав голос за данное произведение, Вы оказываете влияние на его общий рейтинг, а также на рейтинг автора и журнала опубликовавшего этот текст.
Только зарегистрированные пользователи могут голосовать
Зарегистрируйтесь или войдите
для того чтобы оставлять комментарии
Регистрация для авторов
В сообществе уже 1132 автора
Войти
Регистрация
О проекте
Правила
Все авторские права на произведения
сохранены за авторами и издателями.
По вопросам: support@litbook.ru
Разработка: goldapp.ru