Обманчивая ткань реальности. Владимир Набоков и наука0

Разделить неделимое. По некоторым причинам, биографическим не в последнюю очередь, время сделалось подлинным наваждением Набокова. Никогда не утрачиваясь, оно сплетало из разрозненных событий причудливую ткань жизни. Ту самую, о которой Набоков писал в Парижской поэме: «...я почел бы за лучшее счастье так сложить ее дивный ковер, чтоб пришелся узор настоящего на былое, на прежний узор...»[1] Время-память, время-воспоминание – бесценная кладовая сознания, и оно же – " жидкая среда, в которой произрастает культура метафор"[2]. Но и само это определение – метафора, смысл которой, быть может, в том, что именно время – царство поэзии, стихия литературного творчества. Есть тут, возможно, намек на перекличку событий, когда настоящее иносказательно повторяет прошлое. Таких возвратов через многие годы немало в набоковских текстах. Но не только эта – человеческая и поэтическая форма времени занимала Набокова. Он собирался исследовать все его таинственные глубины. Эту нелегкую задачу должен был решать его любимый персонаж – «очаровательный негодяй»[3] Ван Вин из «Ады», бурная жизнь которого не мешала, однако, написанию научного труда «Ткань Времени». Вин объявил свои намерения достаточно четко: «Я хочу прояснить сущность Времени, не его течение, ибо не верю, что сущность его можно свести к течению. Я хочу приголубить Время»[4]. Но эта уклончивая сущность плохо поддавалась определению, скрываясь в глубине ритмов, пульсаций, возвратов: «Я сознаю, что всякий, кто пытался попасть в зачарованный замок, сгинул без вести или завяз в болотах Пространства» (там же). Четвертая часть романа содержит многообразные усилия избавиться от проклятого пространства, которое впутывается во всякое рассуждение о времени. «...При виде встающих звезд и, разумеется, общепринятых способов измерения, ползущей теневой нити гномона, струйки песочных часов, рысистой трусцы секундной стрелки – вот мы и вернулись в Пространство” (там же). Вин отказывается соединить банальное пространство с живым и плодотворным временем: "Быть может, это хорошая физика, но логика никудышная"( там же). В этом он, пожалуй, согласен с Анри Бергсоном, для которого время физиков – всего лишь форма пространства, действительное же время – это непрерывность человеческой памяти, неотделимость прошлого, которое всегда присутствует в настоящем. Он разделяет с французским философом и пренебрежительное отношение к пространству, где действует интеллект с его математическими правилами, тогда как для истинного понимания необходима интуиция, а это уже вотчина времени[5]. Бой часов, удары метронома, сердечный ритм – это лишь отдаленные намеки на чистое время, на время, свободное от содержания, которое укрывается между биениями, в паузах и провалах. И приблизиться к нему можно лишь очистив его от пространства. Но Вин, желающий быть «любителем Времени, эпикурейцем длительности», готов понять и влюбленных в Пространство, среди наслаждений которого «совершенство скорости, ее сабельный свист; орлиный восторг управления ею; радостный визг поворота»[6]. Однако же всякая интимная связь пространства и времени кажется Вину противоестественной и он пытается разорвать её снова и снова, благо Набоков дает ему достаточно места для этих усилий и снабжает если не решающими аргументами, то литературным мастерством: «Пространство-Время» – это гиблый гибрид, в котором дефис, и тот смотрит мошенником. Можно ненавидеть Пространство и нежно любить Время» ( там же). Но действительно ли сам Владимир Набоков придерживался столь странных мнений? Не причуды ли это Ван Вина, персонажа неординарных психических свойств, среди которых и «расщепление» – недуг его старости. Да и сам писатель, как кажется, намекает, что не стоит относиться с излишней серьезностью к изысканиям Вина, среди которых числится, к примеру, психологический тест по установлению женской невинности без физического обследования. В беседе с Джеймсом Моссменом[7] Набоков замечает, что не решил еще, согласен ли он со своим героем в рассуждениях о пространстве и времени. Однако, другие его интервью не оставляют сомнений: согласие если не абсолютное, то вполне очевидное. «...Я заключил, что Время не имеет ничего общего с Пространством..., измеряем мы не само Время или расстояние между двумя ощутимыми точками Времени (подобно тому как мы измеряем Пространство), но отрезок нашего собственного существования между двумя воспоминаниями, в среде, которую наш разум не в силах постичь». Говорит это Набоков, и не устами Ван Вина, а «напрямую», в интервью Мати Лаансу[8]. Задолго до нечестивца Ван Вина загадку времени пытался разрешить Блаженный Августин (4 век н.э.), и настолько отчаялся, что молил Всевышнего о помощи. Странный парадокс относился к измерению времени. Если оно естественным образом разделяется на настоящее, прошедшее и будущее, то что же мы измеряем? Нельзя измерить будущее, которого еще нет, прошедшее, которого уже нет и даже настоящее, которое всего лишь мгновение между ними[9]. И тут Набоков вполне согласен с Августином Аврелием, который после изнурительных усилий заключил: « В тебе, душа моя, измеряю я время". Воображение и память – вот что сохраняет ход событий и позволяет оценивать их длительность[10]. Если Ван Вин представлял исследовательскую, то другой персонаж Набокова – страдательную и даже патологическую сторону пространственно-временного кошмара. В романе "Смотри на арлекинов!" герой повторяет мучительные попытки вообразить пройденный по улице путь в обратном порядке, совершить « поворот пространства», когда правое становится левым, запад - востоком. Его усилия разрешаются «дурнотой, головокружением, кегельбаном мигрени»[11]. Болезнь, которая вполне укладывается в клинические рамки навязчивых состояний, осложняется, по воле Набокова, сновидным нарушением сознания – развитие оправданное логикой сюжета, но не характером болезни. Любимая женщина объясняет герою истинную суть страдания: «...болезненная ошибка на самом деле сводится к сущему пустяку. Он спутал дальность и длительность. Говоря о пространстве, он разумеет время... Что же, спрашивается, странного в его неспособности вообразить поворот вспять? Никому не дано представить в телесных образах обращение времени. Время необратимо» (там же, гл.7). Все эти головоломки времени и пространства небезразличны и для профессора новейшей истории из романа Набокова «Под знаком незаконнорожденных». Он рассуждает о будущем, главным свойством которого является «полное несуществование», настолько абсолютное, что нет никакой возможности сказать что-либо о нашем «завтра» на основании нашего «вчера»[12]. Удалось ли Ван Вину и другим героям Набокова выполнить его поручение – определить сущность времени, а заодно и пространства – его антипода? Задача оказалась слишком трудной, несмотря на прямую помощь самого писателя. В телеинтервью Курту Хоффману Набоков говорил: «Величайшее открытие Вана в том, что он воспринимает Время как впадину, темнеющую между двумя ритмическими ударами, узкую и бездонную тишину именно между ударами, а не как сами удары, которые только сковывают Время. В этом смысле человеческая жизнь не пульсирующее сердце, а упущенный им удар». Время не равно ритму, поскольку ритм – движение, Время же – недвижимо[13]. Хотя Владимир Набоков и его литературные персонажи не стремились, разумеется, изложить свои концепции систематически, отыскать их связи с некоторыми философскими подходами вполне возможно. Скажем, если «настоящее только пик прошлого, а будущего нет»[14], то это вполне соответствует концепции нарастающего-прошлого (growing-past) , которой придерживался, среди прочих, ценимый Набоковым William James[15]. Утверждение о недвижимости времени – главный пункт т.н. статической теории (static theory or B-theory), по которой течение времени – иллюзия, продукт ложной метафоры. События либо совпадают, либо следуют друг за другом, тогда как «течение» – образное выражение человеческого восприятия происходящего ( там же). То, что справедливо для времени, справедливо, по Набокову, и для пространства: измерение никоим образом не является сущностью. «Мы можем измерить глобулы вещества и расстояния между ними, однако само Пространство неисчислимо»[16]. Но быть такого рода сущностями, ускользающими от измерений, эти понятия могут лишь метафизически. Однако, и потусторонняя сущность должна каким-то образом «являться», чтобы заслужить эмоциональную привязанность Набокова и его героев. Это может быть, к примеру, метафорический «бульон времени», который требуется для развития «мысли, даже самой крохотной», причем эта мысль, как и сам бульон, вполне обходится без пространства[17]. Набоковское время похоже, скорее всего, на «реальное время» Анри Бергсона – человеческое переживание длительности[18]. Французский философ, однако, мало что сообщает о деталях такого переживания. Иное дело Владимир Набоков, для которого сущность неотделима от «способности чувственно восхищаться тканью Времени «в его плоти и в его протяженности, в его устремлении и в его складках, в самой неосязаемости его дымчатой кисеи, в прохладе его непрерывности».[19] Эта волшебно-поэтическая сущность сильно отличается от абстрактных сущностей философов. Впрочем, Набокова и его героев больше увлекало выяснение отношений с физиками, чем с философами. Высокомерие точных наук. Если физики и были в почете у образованной публики 20 века, то это никак не относится к проф. Ван Вину из «Ады», проф. Кругу из «Под знаком незаконнорожденных» и их создателю Владимиру Набокову. «Не будучи особенно просвещенным по части физики, я не принимаю хитроумные формулы Эйнштейна, но ведь для того чтобы быть атеистом, не обязательно знать теологию», говорил Набоков[20]. Ван Вин решительно защищал традиционное понятие времени от посягательства современной физики: «Я знаю, релятивисты, обремененные их «световыми сигналами» и «путешествующими часами», пытаются истребить идею одновременности на космической шкале». Но «особенно фарсовое следствие» из теории относительности «сводится к тому, что галактонавт и его домашняя живность, шустро проехавшись по скоростным курортам Пространства, возвратятся к себе, став намного моложе, чем если б они просидели все это время дома»[21]. Для полноты картины стоит привести мнение еще одного набоковского профессора – философа Круга из «Под знаком незаконнорожденных», отбросившего всякие академические условности: «Подите вы прочь, с вашими линейками и весами! Ибо без ваших правил, в неназначенном состязании, вне бумажной гонки науки босоногая Материя перегоняет Свет» [22]. Серьезность нападок на научные теории притушевывается в свойственной писателю манере сопровождающими их пародиями и розыгрышами. Но вот мнение самого Набокова о новых физических открытиях: «...люди неумные, с большими способностями к математике, лихо добираются до тайных сил природы, которые кроткие, в ореоле седин, и тоже не очень далекие физики предсказали (к тайному своему удивлению)»[23]. Нападки Владимира Набокова на дарвиновскую теорию естественного отбора, при всей эксцентричности их формы, не лишены серьезных биологических оснований, среди которых и его собственные наблюдения мимикрии у бабочек. Точно так же и тотальная война с фрейдизмом вовсе не была беспочвенной и опиралась на достаточное знакомство с первоисточниками. Можно ли утверждать то же самое и в отношении физики, против современных теорий которой писатель выступил во всем блеске своей литературной магии? Исследованиями в этой области Набоков, насколько известно, не занимался, и необходимые сведения черпались, скорее всего, из научно-популярных изданий. Новые физические теории 20 века с самого момента их появления привлекали внимание прессы, особенно необычные, сенсационные следствия этих теорий. К примеру, статья в журнале Тайм: «Революция в науке. Новая теория Вселенной. Ньютоновская физика опровергнута»[24]. Роман "Ада", главный герой которого Ван Вин сражался с релятивистами, создавался в 1959-1969 гг. Именно в это время известный физик Herbert Dingle, возбудил дискуссию о "парадоксе близнецов ", доказывая, что последний ставит под сомнение теорию относительности[25]. Дискуссия вызвала интерес публики и обсуждалась в общей печати. Многочисленные замечания, рассыпанные в набоковских текстах, часто иронические, создают, тем не менее, впечатление хорошего знакомства с материалом. «Тело изумленного человека, движущегося в Пространстве, сжимается в направлении движения и катастрофически усыхает по мере приближения скорости к пределу, за которым, по увереньям увертливой формулы, и вовсе нет никаких скоростей. Такова его злая судьба – его, но не моя, поскольку я отвергаю все эти россказни о замедляющих ход часах...»[26]. Набоков, похоже, внимательно следил за научными открытиями и немедленно передавал их своим героям. Ван Вин, рассуждая о развитии хронометрии «от солнечных часов к атомным», упоминает о «портативных пульсарах»(?) (там же). Сообщение об открытии пульсаров впервые появилось во время написания романа. Неизбежный вопрос, на который нет легкого ответа: что побудило прославленного писателя объявить войну физическим теориям? Следует ли искать здесь мировозренческие или даже личные мотивы? Попробуем разобраться с первыми, оставив вторые для заключительной части работы. Набоков довольно последователен в своем пренебрежительном, если не презрительном отношении к научному поиску путем «редукции», вычисления, разделения и экспериментального изучения деталей природных процессов. Физика, к примеру, страдает от предосудительной связи с математикой. «То, что многие космогонисты склонны принимать за объективную истину, на деле представляет собой гордо изображающий истину врожденный порок математики»[27]. Порок, надо полагать, состоит в том, что математика давно уже не связана ни с какой реальностью, она «..лишь вечная чехарда через собственные плечи при собственном своем размножении»[28]. Эти мнения Набокова устояли перед впечатляющими открытиями и достижениями, свидетелем которых ему довелось быть. Одновременно с выходом английского издания «Ады», в том же 1969 г., космический корабль Апполон-11 доставил человека на Луну и благополучно возвратил обратно. Похоже, расчеты совсем неплохо отражали реальность. В греховной склонности к измерениям и вычислениям повинны, по Набокову, и биология, и психология, где подвизаются «бездарности, которые делают «научную карьеру» в биометрии или при помощи лабиринтов с тренированными крысами»[29]. Последнее относится, конечно, к бихевиористам, которые изучали поведение в экспериментальных условиях, фиксируя с максимальной точностью стимулы и реакции (Д.Б. Уотсон, Б.Ф. Скиннер, И.П. Павлов и др.) Презрительное отношение к биометрии любопытно, поскольку сам Набоков, в ипостаси ученого, не считал зазорным подсчитывать чешуйки на крыльях бабочек-голубянок. Никакого почтения не заслуживают, по Набокову, психологические эксперименты, наукообразность которых способна вызвать лишь насмешку. В дополнение к «кляксам Роршаха» профессор Аура из романа «Пнин» изобретает Пальцемакательный опыт, в котором соотношение «длины пальца к его намоченной части» позволяет строить интересные диаграммы[30]. В свойственной Набокову манере серьезные и глубокие мнения выступают в обрамлении пародийных ходов и «ловушек» для доверчивых читателей. «Пусть практические умы умиляются мышами на побегушках у профессора Павлова и колесящими крысами д-ра Гриффита и пусть самодельная амеба Рамблера окажется чудной зверушкой. Но нельзя забывать: одно дело – нашаривать звенья и ступени жизни, и совсем другое – понимать, что такое в действительности жизнь...»[31] Павлов, как известно, экспериментировал на собаках. Был, однако, период, и тут Набоков прав, когда исследовательская задача потребовала других животных. «Мыши на побегушках» участвовали в опытах по передаче условных рефлексов по наследству (и не подтвердили её). Но английский микробиолог Фредерик Гриффит (если о нем идет речь) работал не с крысами, а с мышами, и они у него не «колесили» (как у бихевиористов), поскольку изучал он возбудителей пневмонии (и сделал в этой области важное открытие). Знал ли Набоков, что Гриффит погиб во время работы в своей лаборатории от взрыва немецкой бомбы в 1941 году?[32] Несуществующая «амеба Рамблера» рождена, скорее всего, желанием позабавить читателя. Он мог бы, скажем, развлечься, решая – похож ли на амебу автомобиль марки «рамблер», или, быть может, мотоцикл того же имени? Такова, по Набокову, судьба науки: она доставляет исследователю ни с чем не сравнимое наслаждение, но бессильна перед барьерами, которые Природа установила для сохранения своих тайн. Если физика ограничивается «измерением измеримого», она остается по внешнюю сторону барьера и проявляет разумную скромность, но математические фантазии могут увести ее в «зазеркалье», в область нелепостей и искажений. Большой и загадочный мир лежит за пределами физики. И сколько бы не взглядывалась в него наука, все, что она способна увидеть, это лишь калейдоскоп, меняющий свой узор при каждом встряхивании (при каждой новой теории? – А.К.). Так думает проф. Круг из «Под знаком незаконнорожденных»[33] и он же представляет, как ученые «...в 3000 году нашей эры, презрительно усмехаясь нашим наивным нелепицам, заменяют их нелепицей собственной выделки» (там же, гл. 12). Набоковские взгляды на возможности познания, если искать их философские соответствия, могут быть отнесены, скорее всего, к скептицизму. Этот достойный гносеологический подход сопровождает науку со времени её зарождения, но может быть прослежен до Сократа и Протагора. Если бы Набоков решил подкрепить свои нападки авторитетным мнением выдающегося ученого, он мог бы сослаться, скажем, на Анри Пуанкаре, который полагал, что «...наука не может открыть нам природу вещей... Поэтому когда научная теория обнаруживает притязание научить нас тому, что такое теплота, или что такое электричество, или что такое жизнь, она наперед осуждена; все, что она может нам дать, есть не более как грубое подобие. Поэтому она является временной и шаткой»[34]. Но на этом согласие между математиком и писателем заканчивается, ибо Пуанкаре полагал, что теория, которая не ищет сущностей, а устанавливает истинные отношения вещей, а только они и являются объективной реальностью, такая теория сохраняет важнейшие положения при всех новых подходах и исследованиях. (Там же, часть II, гл. X, § 6. Объективность науки). Проблема со всеми этими сущностями, и Анри Пуанкаре видел её, в том, что мы плохо понимаем сам вопрос. Что считать сущностью (жизни, времени, пространства и т.д.)? Что, собственно, следует искать? По Набокову, слово "реальность" нужно заключать в кавычки, поскольку строится она творческим, даже "воспаленным" человеческим воображением[35]. Но Природа, которую точные науки пытаются измерить с помощью "линеек и весов", вовсе не пассивна. Она обманчива и игрива. Тому, кто способен разгадывать ее "очаровательные обманы", доступен смысл, скрытый за видимостью. Но всегда остается тайна, доверенная лишь редким счастливцам. Разглашать ее, уверял Набоков, он не вправе. Но об этом – в последней части работы. Примечания [1] Набоков Владимир. Стихи. http://www.e-reading.biz/book.php?book=40695 [2] Владимир Набоков. Ада, или радости страсти. Семейная хроника, ч. 4 (Пер. С.Б. Ильин) http://proxy.flibusta.net/b/145327/read [3] Набоков о Набокове и прочем. Интервью Джеймсу Моссмену. http://proxy.flibusta.net/b/162221/read [4] Владимир Набоков. Ада, или Радости страсти. Семейная хроника, ч.4 http://proxy.flibusta.net/b/145327/read [5] Анри Бергсон. Избранное: сознание и жизнь. М., Российская политическая энциклопедия, 2010, с.99-106). Б. Рассел. История западной философии. Ростов на Дону, «Феникс», 2002, с. 878-900 [6] Владимир Набоков. Ада, или радости страсти. Семейная хроника, ч. 4 (Пер. С.Б. Ильин) http://proxy.flibusta.net/b/145327/read [7] Набоков о Набокове и прочем. Интервью http://proxy.flibusta.net/b/162221/read [8] Набоков о Набокове и прочем. Интервью. http://proxy.flibusta.net/b/162221/read [9] Блаженный Аврелий Августин. “Исповедь.” Кн. 11, гл.16, пар. 21 http://azbyka.ru/otechnik/?Avrelij_Avgustin/ispoved [10] Блаженный Аврелий Августин. “Исповедь.” Кн. 11, гл. 27, пар. 36. http://azbyka.ru/otechnik/?Avrelij_Avgustin/ispoved [11] Владимир Набоков. Смотри на арлекинов! Часть 4 пар 4 Пер. С.Б. Ильин. http://proxy.flibusta.net/b/159063/read [12] Набоков Владимир. Под знаком незаконнорождённых (Bend Sinisters), гл. 4. пер. С.Б. Ильин. http://proxy.flibusta.net/b/194595 [13] Набоков о Набокове и прочем. Интервью. http://proxy.flibusta.net/b/162221/read [14] Интервью Полю Суфрэну Сентябрь 1971 Перевод А.Г. Николаевской. Набоков о Набокове и прочем. Интервью http://proxy.flibusta.net/b/162221/read [15] Time. Internet Encyclopedia of Phylosophy http://www.iep.utm.edu/time/ [16] Владимир Набоков. Ада, или радости страсти. Семейная хроника, ч. 4 (Пер. С.Б. Ильин) http://proxy.flibusta.net/b/145327/read [17] Интервью Мати Лаансу . Набоков о Набокове и прочем. http://proxy.flibusta.net/b/162221/read [18]Анри Бергсон. Длительность и одновременность. (По поводу теории Эйнштейна) Пер. с фр. А.А. Франковского. ACADEMIA. Петербург, 1923, с. 84 [19]Телеинтервью Курту Хоффману. Набоков о Набокове и прочем. http://proxy.flibusta.net/b/162221/read [20] Набоков о Набокове и прочем. http://proxy.flibusta.net/b/162221/read [21] Владимир Набоков. Ада, или радости страсти. Семейная хроника, ч. 4 (Пер. С.Б. Ильин) http://proxy.flibusta.net/b/145327/read [22] Владимир Набоков. Под знаком незаконнорожденных, пер. С.Б. Ильин. гл. 14 http://proxy.flibusta.net/b/194595/read [23] Владимир Набоков. Другие берега. Гл 14 пар 1 http://proxy.flibusta.net/b/298461/read [24] Revolution in Science. New Theory of the Universe. Newtonian Ideas Overthrown,” The Times, 7 Nov. 1919, 12. [25] Time Supplement. http://www.iep.utm.edu/time-sup/#H18 [26] Владимир Набоков. Ада, или радости страсти. Семейная хроника, ч. 4 (Пер. С.Б. Ильин) http://proxy.flibusta.net/b/145327/read [27] Владимир Набоков. Ада, или радости страсти. Семейная хроника, ч. 4 (Пер. С.Б. Ильин) http://proxy.flibusta.net/b/145327/read [28] Владимир Набоков. Solus Rex, гл. 1. Ultima Thule http://proxy.flibusta.net/b/157056/read [29] Владимир Набоков. Память, говори, гл. 15пар. 1, пер. С.Б. Ильин http://proxy.flibusta.net/b/112104/read [30] Владимир Набоков. Пнин. Гл. 6 (1). Пер. Вера Набокова, Г. Б. Барабтарло http://proxy.flibusta.net/b/158636/read [31] Владимир Набоков. Искусство литературы и здравый смысл. http://www.e-reading.biz/chapter.php/115221/105/Nabokov_-Lekcii_po_zarubezhnoii_literature.html [32] Frederick Griffith , NNDB, http://www.nndb.com/people/495/000270682/ [33]Владимир Набоков. Под знаком незаконнорожденных, пер. С.Б. Ильин. гл. 14 http://proxy.flibusta.net/b/194595/read [34] Пуанкаре А. О науке: Пер. с фр. под ред. Л. С. Понтрягина.— 2-е изд., стер.— М.: Наука. Гл. ред, физ.-мат. лит., 1990 часть II, гл. X, § 6. [35] Набоков о Набокове и прочем. Интервью Филипу Оуксу. http://proxy.flibusta.net/b/162221/read Напечатано в журнале «Семь искусств» #12(58)декабрь2014 7iskusstv.com/nomer.php?srce=58 Адрес оригинальной публикации — 7iskusstv.com/2014/Nomer12/Kunin1.php