Катили апельсину по городу Берлину. Правдоподобная небыль в двух действиях0

ЕГОР ЧЕРЛАК

 

КАТИЛИ АПЕЛЬСИНУ ПО ГОРОДУ БЕРЛИНУ

 

Правдоподобная небыль в двух действиях

 

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА

 

ФИЛИН, УЖИН, ПЛАСТИЛИН, ВАГИНА, ОКАЛИНА ‒ пионеры конца 60-х.

АЖ ДВА О (Ольга Ольгердовна) ‒ их бывшая пионервожатая.

 

Действие первое

 

Неприглядна, скучна и уныла поздняя осень в небольшом городке. Да и что может быть пригожего в стылых лужах, которые целыми днями морщат лоб под порывами холодного ветра, в сонном шелесте высохших стеблей полыни, давным-давно позабывших, каким оно может быть ‒ ласковое прикосновение встающего над горизонтом июньского солнышка?.. Такими вот побуревшими до черноты неживыми стеблями полон городской парк. Когда-то в этом парке по субботам и воскресеньям из репродукторов бубнил «Маяк», скрипели незамысловатые аттракционы, а скучающие у своих тележек краснолицые тётеньки подавали вам тёплые пирожки с повидлом, прихваченные с двух сторон жёстким серым бумажным листком размером с промокашку. А теперь... Теперь здесь трава в половину человеческого роста, разросшиеся карагачи и тополя да вставшие стеной кусты одичавшей акации. Кое-где ещё видны остовы скамеек с выдранными рейками, контуры когда-то асфальтовых дорожек ‒ но их разглядят разве что беспробудные энтузиасты, рискнувшие забрести в старый заброшенный парк. Что могут ещё увидеть здесь эти отважные исследователи? Да-да, они, конечно, не пройдут мимо облупившейся стелы, десятки лет назад игравшей роль главной достопримечательности этого города. Однако мало, очень мало найдётся таких смельчаков ‒ особенно поздним ноябрьским вечером…

Темнота, окутавшая сцену, постепенно отступает, и мы начинаем различать в центральной части невысокую каменную стелу. От побелки, от надписей на фронтальной её части мало что осталось, штукатурка на боках памятника во многих местах отпала, обнажив выщербленные рёбра то ли кирпичей, то ли шлакоблоков. С обеих сторон к стеле тянутся ветви давным-давно не стриженных кустов, добрая половина листьев на них уже облетела. Слышите? Это зашелестели ветки справа. Кто бы это мог быть? Ага ‒ из кустов не спеша вылезает пожилой мужчина с ломом в руках. Это ФИЛИН. Осторожно озираясь, он в полумраке крадётся к стеле. Секунду спустя из тех кустов, что слева, выбирается другой человек, он примерно такого же возраста. Фамилия его УЖИН, под мышкой у него зажата кирка. С не меньшими предосторожностями он приближается к стеле, но с другой стороны. Темнота и завывания ветра пока не позволяют мужчинам догадываться о присутствии друг друга. Вот они уже рядом с памятным знаком. И тот и другой внимательно разглядывают боковину стелы (каждый свою), тщательно ощупывают её ‒ словно оценивают. Вот один берёт в руки лом, другой кирку, вот они замахиваются и одновременно наносят удар… Шум с противоположной стороны памятника заставляет мужчин выронить инструмент и в испуге отскочить в сторону.

 

ЧЕРЛАК Егор (ГРИГОРЬЕВ Геннадий Геннадьевич) – автор трёх прозаических и поэтических книг и трёх десятков пьес, публиковавшихся в журналах и драматургических сборниках. Спектакли по его пьесам ставились во многих городах России. Лауреат международных фестивалей. Печатался в «Ковчеге» № XLIII (2/2014). Живёт в Челябинске.

© Григорьев Г. Г., 2015

 

ФИЛИН. Едрит-мадрид-архимандрит! Кто это?.. Кто там?

УЖИН. Дед Пихто! А ты-то сам... Ты чего здесь?

ФИЛИН. Я вроде первый спросил... Тебе чего тут надо, а? Здесь вообще-то парк городской, сквер как бы... Общественное место... Здесь по ночам не шастают.

УЖИН. Вот именно ‒ общественное! Кто хочет, тот и ходит... И когда хочет.

ФИЛИН. Ага, и с чем хочет... (Кивает на лежащую кирку.) Особенно с киркой наперевес... Ты на кого это такой дурындой запасся?

УЖИН (угрюмо). На медведя... (Смотрит на валяющийся лом.) А ты небось на лося, а? Или на зубра?..

ФИЛИН (сплёвывает). На мамонта! (Подозрительно оглядывает незнакомца.) Вообще-то ночь уже почти... Двенадцать доходит... Тебе чего не спится? Чего тебе в парке понадобилось?

УЖИН. Вот и я тоже... Тоже хотел поинтересоваться... Чего ты здесь, на ночь глядя, потерял?

ФИЛИН (закуривает). А гуляю! Не спится ‒ вот и гуляю. Бессонница, понимаешь... Ты ЗОЖ выписываешь? Нет? Выпиши обязательно! Там статья была: прогулки на свежем воздухе ‒ лучшее лекарство от бессонницы.

УЖИН. Ну-ну... Тем более с ломом...

ФИЛИН. А хотя бы... Когда с физической нагрузкой ‒ оно ещё полезнее!

УЖИН. О! Значит, и я тоже ‒ для нагрузки, от бессонницы... (Поднимает свою кирку.) Ладно, хватит Ваньку валять. Колись, Филин, чего здесь потерял?

ФИЛИН (аж сигарета изо рта выпала от удивления). Ничёсе, едрит-мадрид... Ты это как вообще?.. Мы с тобой что... Мы знакомы разве? (Приблизился вплотную, вглядывается в лицо собеседника.) Точно-точно, где-то мы... Никак Ужин? Вправду, что ли, ты?.. Вот это номер! А я всё соображаю, допетрить не могу ‒ голос-то знакомый...

УЖИН. Ещё бы не знакомый, столько лет за одной партой!.. И в лагерь вместе сколько раз... И на соревнования...

ФИЛИН. Точно! Смотрю, а не пойму...

УЖИН (усмехается). Да ты и в школе такой же был непонятливый ‒ тугодум. Тормоз (добродушно смеётся).

ФИЛИН. Но-но-но! Сейчас как дам ‒ за тормоза-то... Забыл, как в школе огребал? (Озадаченно чешет поросль на кадыке.) Это ж сколько лет, а?.. Сколько ‒ не виделись?

УЖИН. А сам посчитай. С выпускного и не виделись. Сорок лет, с гаком...

ФИЛИН. Ещё с каким гаком-то!.. Аж подумать страшно.

УЖИН. А про годы лучше не думать совсем... Ну их ‒ считать ещё... Как ты? Где?

ФИЛИН. Да на пенсии, три месяца уже на пенсии. Как шестьдесят долбануло ‒ так и выставили с завода. Почётную грамотку в зубы ‒ и на заслуженный, как говорится... Ходил первое время, будто с похмелья, всё привыкнуть не мог... Всю жизнь оно как было? В шесть тридцать подъём, завтрак, потом на работу. В семнадцать ноль-ноль ‒ станок выключил и домой. На выходных ‒ сад, рыбалка, с друзьями там иной раз в гаражах побарагозишь... Всё своим чередом, всё размеренно... А тут херакс тебе ‒ и пенсия, как обухом! Первые недели вообще волком выл, хотел назад бежать, в цех проситься... Теперь попривык уж... А ты? У тебя как?

УЖИН. А что у меня... Нормально у меня... Тоже на пенсии ‒ правда, давно. Я ведь это... Я по линии МВД, а у нас на пенсию рано... Выслуга, то да сё...

ФИЛИН. Погодь-погодь... Какое МВД? Я пару лет назад Клофелина в гастрономе встретил, помнишь Клофелина? Ну, дылда такой, он ещё правофланговым в нашем отряде стоял... Так он сказал ‒ ты в оркестре был... На дудке, мол, играл.

УЖИН (наставительно). Не на дудке, а на гобое... Ну, правильно ‒ в оркестре! В сводном оркестре областного управления внутренних дел ‒ двадцать лет почти... Благодарность от министерства, две медали, звание заслуженного деятеля...

ФИЛИН (хмыкает). Деятеля! Вот уж точно... Деятель, блин, ‒ с киркой по парку тёмной ночкой!.. Слушай, а ты ведь и в школе тоже того... Ну, на трубе, на горне... Ну, в нашем пионерском отряде... Я хорошо помню! Тебя ещё Композитором дразнили.

УЖИН. Было дело... Отрядный горнист, должность не из последних... Ух, какой горн у меня был, какой горн!.. А звук у него!.. Я свой горн никому в руки не давал, сам его чистил, сам мундштук к нему подбирал и обтачивал... Но зато он и играл у меня!.. Представляешь, он мне до сих пор иногда снится ‒ мой горн. Точнее, не горн, а звук его... Ох, что за звук!.. Как янтарная бусинка по хрустальной рюмке катается – во какой... Всё бы отдал, чтоб хоть разок ещё на нём сыграть.

 

УЖИН закрывает глаза и изображает, как он играет на горне.

 

Из всех горнистов нашей дружины только мне одному разрешали горн домой брать. Он у меня на тумбочке перед кроватью всегда лежал.

ФИЛИН. Да-а-а... Времена были... Вот такие шкеты были мелкие, от горшка два вершка, а у каждого уже что-то за душой ‒ своё, персональное... Характер, отличие какое-то... Ты вот с горном своим носился, Никотин, ботаник-то наш, лобзиком всё выпиливал, про него даже в районке заметка была. А Курятина ‒ та стихи сочиняла, могла целую стенгазету из стихотворений составить...

УЖИН. А у тебя ‒ марки. Помню: ты марки собирал... И как? До сих пор коллекционируешь?

ФИЛИН. Да как тебе сказать... Что-то раздарил, что-то потерял, что-то дети с внуками порастаскали... Но ту коллекцию, что с космонавтами ‒ помнишь, у меня была с первыми космонавтами? ‒ храню. Там, правда, одной не хватает, гэдээровской, специального гашения, с Германом Титовым. Нигде не мог достать... Но с космонавтами храню. Её ‒ никому и никогда... Дома альбом лежит, иногда достаю, смотрю, вспоминаю... (Снова закуривает ‒ видимо, расчувствовался.)

УЖИН А что... И правильно... Есть что вспомнить... А разве нечего?

ФИЛИН. Как это нечего? У нас такой отряд был ‒ самый боевой во всей дружине! Да что там в дружине ‒ во всём районе!.. На смотре пионерской песни, на конкурсе речёвок, на «Весёлых стартах» ‒ всё мы... Всегда первые места!

УЖИН. А почему? Всё благодаря вожатке нашей... Как её? Э-э-э...

ФИЛИН. Аж Два О.

УЖИН. Точно ‒ Аж Два О, Ольга Ольгердовна! Ей эту кликуху из-за химии ведь дали?

ФИЛИН. Угу, она химию у старшаков вела... Так, часы какие-то... А в основном всё с нами, с мальками красногалстучными.

УЖИН. Сейчас вспоминаешь ‒ и диву даёшься. Откуда у вожатых только время на нас находилось? У той же Ольгердовны... Весь же день с нами: то маршируем, то «Взвейтесь кострами» ко Дню пионерии разучиваем, то под её руководством плакаты против сионизма, империализма и всякого там ревизионизма рисуем...

ФИЛИН. Да, вообще... Мировая была тётка...

УЖИН. Это нам тогда казалось, что тётка, а на самом деле... Какой она тёткой была? Лет на пятнадцать всего нас старше... Нам тогда по десять было, а ей, значит...

ФИЛИН. Лет двадцать пять, двадцать шесть... Интересно, жива ли?..

 

Молчат, думают, вспоминают.

 

ФИЛИН (бросает окурок под ноги). Слушай, а ведь и в караул... В караул почётный, к юбилею революции, нас тоже из-за неё взяли. У кого быстрее всех построение? У нас быстрее. У кого салют чёткий и синхронный? У нас опять же...

УЖИН. А галстуки! Галстуки у нас всегда свеженькие, отглаженные ‒ Ольга Ольгердовна жёстко за этим следила. Если не понравится ей ‒ ни слова не говоря, снимет с тебя галстук, отутюжит и опять повяжет. Узел у неё ещё такой был... Такой, особый... Красиво умела завязывать.

ФИЛИН (кивает на стелу). Здесь вот тогда и стояли... В карауле ‒ здесь, на этом самом месте, когда капсулу времени закладывали. Помнишь?

УЖИН. А то... Конечно, как будто вчера...

ФИЛИН. А ведь воды утекло... Когда это было? Какой год? Шестьдесят седьмой ведь?

УЖИН. Ноябрь шестьдесят седьмого... Седьмое ноября, ровно пятьдесят лет назад... Тогда тоже зябко было.

ФИЛИН. Даже ещё зябчее... Зябкее... Холодней, короче. Снег уже летел... То дождь, то снег...

УЖИН. Помню-помню... Снег падает ‒ и тает сразу, на лице прямо тает... Вода стекает по щекам, а ты всё равно стой ровненько, не шевелись ‒ почётный караул как-никак... Словно у кремлёвской стены!

ФИЛИН. Куртки расстёгнуты, чтобы белые рубашки и галстуки видны были, на головах пилоточки, ноги мокрые, девки вообще в туфлях и гольфах... А ты знай тянись в струнку и не шелохнись.

УЖИН. Ага... У Аж Два О не очень-то шелохнёшься! Если плохо стоял ‒ маршировкой потом замучает, в стенгазете пропесочит, а то ещё и галстука на месяц лишит!

ФИЛИН. Это самое страшное считалось ‒ когда галстук отбирали...

УЖИН. У-у-у, не дай Бог! Слёз было...

 

И снова мужчины на какое-то время умолкают.

 

УЖИН (отходит чуть-чуть в сторону). Да, да, вот тут я ‒ с горном своим тогда... Деревьев этих не было, потом их посадили, кусты маленькие ещё... Зато, кажется, клумба была?

ФИЛИН. Да, точно, клумба вот на этом месте! (Показывает.) Здоровенная такая, красным кирпичом со всех сторон обложенная. И на ней слова прямо из цветов: «Пятьдесят лет Октябрю». Я ещё помню ‒ мешала мне эта клумба здорово. Я ведь разводящим был ‒ одних с поста снимал, других ставил... Ты маршируешь такой, носок тянешь ‒ а тут, блин, лютики-цветочки на пути...

 

В это время с противоположной стороны шумно раздвигаются кусты, из которых выбираются ОКАЛИНА и ВАГИНА. Они не замечают мужчин, потому что заняты непростым делом ‒ женщины вызволяют запутавшиеся в густых ветках лопаты. УЖИН и ФИЛИН едва успевают укрыться в тени стелы.   

 

ОКАЛИНА. Фу-у, наконец... Это джунгли какие-то, а не парк. Битый час плутали!

ВАГИНА (стряхивая с куртки приставшие листья). А чего ты хочешь, если все фонари гопота раскокала... Темнота ‒ как у афроамериканца в этой самой... В смысле как в лесу.

ОКАЛИНА. Лес настоящий и есть. Тайга!

ВАГИНА. Сейчас ещё ничего, сейчас трава завяла. А летом приди ‒ чертополох с меня ростом, лопухи, крапива... Пропадёшь на раз-два, заблудишься и ни до кого в жись не доаукаешься.

ОКАЛИНА (с подозрением). А что, часто здесь бываешь?

ВАГИНА (уклончиво). Часто, не часто... Заезжала как-то в августе.

ОКАЛИНА (в голосе её недоверие). Примерялась уже? Приценивалась? Может, ты её без меня хотела ‒ капсулу-то?..

ВАГИНА. Окстись, подруга! Чеканулась на склоне лет? Вообще уже... Ты что, забыла, о чём мы договорились? А я вот помню: вдвоём, вместе только ‒ и ровнёхонько седьмого ноября! (Пытается взглянуть на часы.) Да и бесполезно в другой какой день ‒ всё равно не сбудется. Только в столетие, тютелька в тютельку, сама знаешь.

ОКАЛИНА. Знаю... И что не сбудется в другой день ‒ тоже знаю... А всё равно боязно, вдруг обманешь? Ты ведь такая, ты ещё в школе такой была... Пронырой... Помнишь, мы дежурили, а ты сказала, что у тебя понос, живот, мол, прихватило? Сама домой ускакала, а я весь кабинет одна мыла. А девчонки потом сказали, что ты с Говядиной в кино пошла на «Внимание, черепаха!».

ВАГИНА. Ну, ты меня до смертной доски будешь этой черепахой попрекать, дежурством этим... Маленькие были, глупые... Ты лучше время посмотри, а то я на своих не вижу ни черта: может, наступило уже?

ОКАЛИНА. Как я посмотрю? Где? Не взяла ни часов, ни телефона...

ВАГИНА. Картина Репина «Приплыли»! А голову дома не забыла?

ОКАЛИНА. Ну, чего ты всё ругаешься? Чего?.. И так понятно, что скоро уже... Вышли в одиннадцать, пока по парку шарохались ‒ вот уже и полночь... Так где-то... (Подходит к стеле.) Скорей бы уж! Смерть как хочется узнать ‒ сбудется, не сбудется...

ВАГИНА. Конечно, сбудется! Ольга Ольгердовна говорила же, что обязательно сбудется. Зачем ей было врать?

ОКАЛИНА. Да понятно, понятно... Она нас никогда не обманывала... А всё равно неспокойно. Вот тут ‒ неспокойно как-то... Жмёт... (Показывает на грудь.)

ВАГИНА. Лифчик на размер больше купи ‒ и жать не будет. Жмёт ей... Вечно ты... Одной мне надо было идти, одной! (С досадой машет рукой.)

ОКАЛИНА. Ты что! И ты смогла бы ‒ без меня? Договаривались же вместе.

ВАГИНА. Да шучу я... (После паузы.) Хотя... Желание-то всего одно... В смысле сбудется ‒ одно только.

ОКАЛИНА. Вот именно! Поэтому и уговорились с тобой заранее, что жребий бросим. Монетку ‒ орёл или решка.

ВАГИНА (вздыхает). Ну, ладно. Монетку так монетку. Доставай.

 

ОКАЛИНА начинает лихорадочно рыться в карманах.

 

ОКАЛИНА (испуганно). Нету! Потеряла, наверно... Был пятак, вот здесь вот лежал, а сейчас нету... Может, выронила?

ВАГИНА (от злости аж лопатой о землю стукнула). Да ты издеваешься? Во тютюндра!

ОКАЛИНА. А мы тогда это... Мы без монетки жребий...

ВАГИНА. Ну, и как?

ОКАЛИНА. Спички будем тянуть ‒ короткую и длинную... (Спохватилась.) Спичек тоже нет... А мы тогда ‒ веточки! Точно ‒ две веточки возьмём: длинную и покороче. Кто короткую вытянет, тот и загадывает желание.

ВАГИНА. Нет, лучше ‒ кто длинную.

ОКАЛИНА. Ладно, только тянуть я буду.

ВАГИНА. Почему это ты?

ОКАЛИНА. Потому что ты опять сжульничаешь. Помнишь, как мы в седьмом классе дежурили, и ты сказала, что у тебя понос?..

ВАГИНА (поспешно). Хорошо, хорошо, ты будешь тянуть. Не зуди только... (Присматривается к лопате подруги.) А это что? Ты вообще, да?.. Ты что такое сюда притащила?

ОКАЛИНА (обхватывает черенок своей лопаты). Лопату... Ты сказала, что надо лопату, ‒ я и взяла. У дворничихи нашей, у Ссадиной выпросила.

ВАГИНА (забирает у неё лопату). И это, по-твоему, лопата?

ОКАЛИНА. А что ж ещё? Конечно, лопата!

ВАГИНА. Это ГМО на палочке, а не лопата! Это же совковая!

ОКАЛИНА. Ну и что? Какая разница?

ВАГИНА. Большая! Совковой же ‒ грузить только... А нам долбить сейчас придётся, долбить! А ты ‒ совковую... Ты как этой лопатой каменную кладку собираешься ломать? Ты бы ещё для снега лопату прихватила... Штыковую надо было! (Потрясает своей штыковой лопатой.)

ОКАЛИНА (обиженно). Ты сказала лопату ‒ я и взяла лопату... Откуда же я знала, что штыковую надо?

ВАГИНА. А сама дотумкать не могла? (Вертит в руках лопату подруги.) Вот что теперь делать? С одной лопатой ‒ мы так до утра провозимся... А если вдруг моя сломается?..

 

В этот момент из своего укрытия выступает ФИЛИН.

 

ФИЛИН. Не беда, если сломается. На этот случай другой инструмент найдётся, понадёжнее!

 

Женщины в ужасе отшатываются. ОКАЛИНА прячется за спину ВАГИНОЙ.

 

ВАГИНА. Это ещё что за явление? Ты кто? Ты зачем здесь?.. (Оправилась от первого испуга.) А-а-а, понятно. Праздник ещё не начался, а он уж того... Отмечает... Налил шары!

ОКАЛИНА (выглядывает). Ага... Алкаш, натуральный алкаш!

ВАГИНА (грозно). Для того вам парк, чтобы квасить тут? А?.. Чтобы людей по ночам пугать?

ОКАЛИНА. А мы сейчас это... Мы полицию позовём.

 

ФИЛИН смеётся и за рукав вытаскивает из-за стелы УЖИНА.

 

ФИЛИН. Не-е, девчонки, не надо полицию. У нас здесь свой полисмен имеется. Вот. Совсем настоящий ‒ из самых что ни на есть внутренних органов...

ВАГИНА. Ну, что ты несёшь, что несёшь? Он же без формы.

ОКАЛИНА. Знаем мы таких полицейских! Повидали… Небось собутыльник твой? Такой же синяк? (Выходит из-за спины подруги.) Дома пить нужно! Или на скамейке у подъезда, в крайнем случае.

УЖИН. Дома, точно! И на скамейке... А вам, девоньки, что дома не сидится? Смотрели бы сейчас по телевизору какую-нибудь чувствительную мелодрамку, чай с вареньем попивали бы... Нет, в парк их понесло!

ФИЛИН. Да ещё ночью, да ещё в таком возрасте...

ВАГИНА (всплескивает руками). Совсем алкотронщики распоясались! Какие мы вам девоньки?.. Ещё и на возраст намекают, собаки сутулые...

УЖИН. Конечно, девоньки! А кто же ещё? Девоньки-санитарочки... (Смотрит на Вагину.) Ты вот в первом звене санитаркой была... (Переводит взгляд на Окалину.) А ты ‒ в третьем... Так?

 

Женщины некоторое время растерянно молчат. ВАГИНА полезла в карман за очками.

 

ВАГИНА (надевает очки). Погоди-ка... (Приглядывается.) Филин? Ты ли, что ли?.. Ой, мать моя женщина!

ФИЛИН. Ну, наконец... Так, теперь проверка на вшивость: его узнаёте?                                                          (Хлопает Ужина по спине.)

ВАГИНА и ОКАЛИНА (в один голос). Ужин!

УЖИН (манерный поклон). Собственной персоной...

ОКАЛИНА (трясёт Ужина за плечи, вертит его). Он, он это!.. И уши те же ‒ лопухами, и нос всё такой же...

ВАГИНА (хихикает). Ага ‒ грушей.

ФИЛИН. Узнали? Вот так-то... Ох, сколько вы у нас в младших классах кровушки попили...

ВАГИНА. В смысле? Это как? Чего это мы вам попили?

ФИЛИН. Забыли уже? Вы ж тогда санитарками обе числились, на чистоту нас проверяли. Ну, и жучили пацанов за грязные ногти, за уши немытые!.. Стоят, главное, такие у двери в класс ‒ и досмотр нам устраивают. (Подмигивает.) Когда непорядок какой замечали ‒ хрена с два в класс пропускали. Да ещё Аж Два О потом ябедничали.

ОКАЛИНА. Ольге Ольгердовне, что ли? Ага...

ВАГИНА (строго). И не ябедничали, не ябедничали мы... Просто докладывали ‒ как полагается, в журнал записывали... А чего с грязнулями цацкаться? Занесли бы в школу заразу какую-нибудь...

ОКАЛИНА. А я к тому же ещё и причёску всегда проверяла. Смотрела, чтобы мальчишки аккуратно подстрижены были.

УЖИН. Во-во... Мне постоянно за лохмы мои доставалось, у меня же во все стороны торчали... Зато сейчас... (Снимает кепку ‒ под ней лысина.) Зато сейчас ‒ не придерёшься.

 

Все смеются.

 

ФИЛИН. А у меня, когда ногти или шея того, не очень были ‒ я конфетами откупался. «Гусиными лапками»… Помнишь, Окалина? Твои любимые.

ОКАЛИНА. И не «Лапки» вовсе, а «Белочка»! На крайний случай ‒ «Красный мак».

ВАГИНА. Что, правда? Так ты взятки брала? Конфетами?.. Вот уж никогда не подумала бы!

 

Снова общий смех.

 

ВАГИНА. Ладно, нам тоже от вас прилетало ‒ будь здоров! Забыли, как вы нас за косички?.. А?

ОКАЛИНА. А как юбки нам поднимали?!. Один задерёт ‒ и отбежит, а остальные стоят, ржут как ненормальные. Будто трусов никогда не видели…

УЖИН. Ой-ой-ой, какие мы были нежные, беззащитные!.. Вы когда кучей собирались, с любым пацаном могли справиться.

ФИЛИН. Я и говорю... Помните, как на картошку в шестом классе ездили? Ну, в колхоз какой-то ‒ «Ни свет, ни заря коммунизма»... Сахалин тогда лягушку на поле поймал и кому-то из вас ‒ в карман...

ОКАЛИНА. Мне, мне он её сунул. Только не в карман, а за шиворот. Дебил вообще...

ФИЛИН. И что вы с ним сделали? Не забыли? Вечером возле тубзика подловили, скрутили ‒ и прямо в очко башкой... Ох, и орал тогда Сахалин... Как потерпевший орал, на всю деревню!

ВАГИНА. Так вопил, что Ольга Ольгердовна прибежала. Она ведь с нами тогда на уборочную ездила.

УЖИН. Она... У классной-то нашей всю дорогу откосы: то она на больничном, то ребёнок у неё, то курсы переподготовки... А Аж Два О всегда на подхвате, всегда рядом с нами. Настоящая вожатая!

ОКАЛИНА. Да она, бывало, и классные часы с нами проводила. Я уж о всяких там концертах, субботниках и днях рождения не говорю... Да, здоровская вожатка была! Но и строгая тоже...

ВАГИНА (назидательно). Строгая, но справедливая. Помните, как Жадина нас без обеда оставила? Ну, когда её по столовке дежурной назначили... Короче, её поставили котлеты по порциям раскладывать, а она все котлеты взяла и сожрала. Мы приходим, а там...

ФИЛИН. А-а-а, точно... Было, было что-то, припоминаю...

ВАГИНА. Другая на месте Ольгердовны раздула бы из этого такую эпопею... А она ‒ нет. Знала, из какой Жадина семьи. Их у матери шестеро было, Жадина ‒ старшая. Я разок к ним домой заходила, там такой караул... Вообще...

УЖИН. Да все это знали. Все! Она и одевалась-то всегда... Ремок ремком.

ОКАЛИНА. Ага! Платье мешком, колготки штопаные-перештопаные, сумка хозяйственная вместо портфеля... Про галстук уж и не говорю ‒ Аж Два О ей всегда свой отдавала.

ФИЛИН. А спросят её на уроке ‒ встанет и стоит столбом. Молчит, словно партизанка на допросе... Заторможенная какая-то...

УЖИН (усмехается). Заторможенная, а двадцать котлет ‒ того... Как корова языком... А?

ВАГИНА. Да нет, не совсем так... Что-то, может, и слопала, но... Домой она их унесла. Жили-то бедно, на макаронах да на крупе... А там братишки... Ольга Ольгердовна знала об этом, конечно.

ФИЛИН. Мда-а... Дела...

 

Некоторое время наши герои задумчиво молчат.

 

ВАГИНА. А всё равно хорошее было время... Тёплое такое, душевное...

УЖИН. Главное ‒ насыщенное! Интересовались вечно чем-то, стремились к чему-то...

ОКАЛИНА. Благодаря ей и стремились. Благодаря вожатой нашей!

ВАГИНА. Как сейчас её вижу: блузка отбеленная, накрахмаленная ‒ аж хрустит. Волосы вот так здесь невидимками... (Демонстрирует на собственной причёске.) Не идёт по коридору ‒ летит!.. Галстук у неё всегда узлом особенным завязан, развевается... И значок вот тут... (Показывает, где был значок.) Ух, и нравился мне этот значок! Он же не простой был, не обычный, редкий ‒ артековской серии: нашего побольше, эмаль на нём поярче и «Всегда готов!» ‒ другим шрифтом... Как мне такой же тогда хотелось, ребцы, если б вы знали! И вообще... Так хотелось на неё похожей быть... Я, может, только из-за Ольги Ольгердовны в педагогический и пошла.

ФИЛИН. Серьёзно? Во, едрит-мадрид-архимандрит!.. Ты что, в самом деле училка?

ВАГИНА. Была. Пять лет уж как пенсионерка. Ветеран труда, между прочим.

ФИЛИН. И что, тоже химия?

ВАГИНА. Какая там химия... С химией у меня не того... Матфак я закончила. Алгебра и геометрия.

УЖИН. Тоже неплохо... Алгебра ‒ она же вообще... А геометрия-то тем более! (Поворачивается к Окалиной.) Ну, а ты? Ты, наверно, по гуманитарной части? Я же помню: ты вечно с книжками... Все на переменке во двор выскакивают ‒ мяч попинать, подурковать, за углом подымить, а ты ‒ прямиком в школьную библиотеку...

ОКАЛИНА. Да нет, как-то не срослось у меня с гуманитарными... (Вздыхает.) Но насчёт книжек верно, читала тогда просто запоем... А самая любимая книга, знаете, какая была? Про пионеров-героев, из-за неё и бегала в библиотеку. Я их всех наизусть знала, этих пионеров: кто где родился, где воевал, кто какой подвиг совершил...

УЖИН. Ну, вот и поступала бы после десятого на филфак. Или, там, в библиотечный...

ОКАЛИНА. Я в железнодорожный документы отнесла, родители настояли... Инженер дистанции пути... Закончила, а работать толком не работала. Замуж вышла, дети потом один за другим... Так вот и осталась в домохозяйках.

ВАГИНА (не без доли сарказма). Ага... Скажи уж как есть ‒ в домработницах! Стирка, глажка, по полдня у плиты...

ФИЛИН. Ну, и что? И что с того?.. Если семейный бюджет позволяет... Если муж прилично зарабатывает... Почему бы и нет? (Взгляд его падает на лопаты, принесённые женщинами.) Только вот что... Я это... Не пойму я вас, девочки... Как вас мужья-то отпустили? Поздним вечером, в такую непогодь, в парк заброшенный...

ВАГИНА. У меня встречный вопрос: а что ваши супружницы? Как это они вас ‒ одних да без присмотра?..

УЖИН. Да так... Мы особо и не отпрашивались.

ФИЛИН. А что, мужик уже и отпраздновать не может по своему усмотрению? Праздник как-никак! Юбилей!

ВАГИНА. Точно, юбилей... Он самый... Столетие... Скоро крейсер «Аврора» залп даст... Матросы, наверно, заряжают уже. (Вагина поднимает с земли кирку. Взвешивает её на ладони.) Миленько, миленько вы отпраздновать решили. Славненько... (Кидает кирку обратно на землю.) Со вкусом, с размахом...

УЖИН (кивает на лопаты). Да и вы тоже, гляжу, не растерялись... В стороне от юбилея решили не оставаться. Да?              

ОКАЛИНА. А хотя бы... И что?

ФИЛИН. Вот и я говорю... То есть мы говорим: и что? Что дальше-то? (Тянет на себя лопату Вагиной.) Это вам зачем? Что задумали?

ВАГИНА (тоже тянет лопату на себя). Что задумали, то задумали, вам-то какая разница?.. Наше это дело, личное... Мы вас сюда не звали!

УЖИН. А мы вас и подавно... (Смущённо покашливает.) Ладно, девчонки, давайте начистоту... Капсула времени? Да? Тоже за ней пришли?

 

Договорить он не успевает. Темноту парка разрезает рёв мощного двигателя. По сцене начинает метаться сноп света. Становится понятно: к стеле стремительно и неудержимо приближается какая-то техника с включёнными фарами.

 

ФИЛИН. Атас! Это облава...

ОКАЛИНА. Ребята, ребята, что делать? Они же накроют нас сейчас, а тут инструменты...

ВАГИНА. Полиция, это точно полиция... Настучал кто-то...

УЖИН. Как пить дать ‒ парк прочёсывают, токсикоманов с бомжами ищут...

 

Наши герои в панике мечутся по сцене, они явно не знают, что им делать. В последний момент всё-таки успевают укрыться за стелой. Рёв мотора усиливается, очевидно, машина уже где-то совсем рядом. И вот, подмяв под себя пару кустов, на сцену задним ходом выезжает огромный джип. Выезжает и останавливается ‒ мы можем наблюдать только кормовую его часть. Звук двигателя смолкает. Хлопает дверца ‒ и спустя мгновение показывается одетый в камуфляж ПЛАСТИЛИН. У него на ремне через плечо висит большая круглая фляжка. Он подходит к багажнику, открывает его и начинает сгружать на землю привезённое снаряжение: кувалду, фомку, лопату, отбойный молоток, болгарку, перфоратор, домкрат, набор тросов, рюкзак... За машиной быстро вырастает внушительная горка инструментов.

Пока ПЛАСТИЛИН работает, сзади к нему тихонько приближаются ФИЛИН, ВАГИНА, ОКАЛИНА и УЖИН.

 

ФИЛИН. Всё выгрузил, или помочь надо?

 

ПЛАСТИЛИН резко оборачивается.

 

УЖИН (кивает на снаряжение). Экспедиция целая... Сафари!

ВАГИНА. А мы-то тут... Врассыпную все, как тараканы ошпаренные...

ОКАЛИНА. Думали, что полиция. Думали, загребут сейчас... А тут...

ПЛАСТИЛИН (отступает в сторону). А что ‒ тут? Что?.. Ну, я тут... А вы что за персоны?

 

Достаёт из кармана фонарик, направляет пучок света на тех, кто ближе.

 

ФИЛИН (загораживается ладонью). Ты это... Ты брось свой светильник... Ни к чему это... Что, без фонарика старых друзей признать уже не можешь?

ПЛАСТИЛИН. В смысле ‒ признать? Мы знакомы разве?.. (Приглядывается к Филину.) Стоп-стоп-стоп... Минуточку... А мы с тобой не на промышленной выставке пересекались? Потом фуршет... Нет? Тогда, может, в Карловых Варах?..

ФИЛИН. Нет, не в Варах и не на выставке... Я вообще ни в каких Варах не был... Зато в девятнадцатой школе учился. С тобой, балбесом, в одном классе вообще-то!

ПЛАСТИЛИН (после короткой паузы). Филин, ты? Неужто и вправду ты?.. Вот так номер, не ожидал... Во дела!.. (Смотрит на Ужина.) А это... Это Ужин, гадом буду ‒ Ужин! Только лысый и зубов того... Куда зубы-то дел?.. А волосы?.. Сто лет, парни, сто зим!

 

Мужчины радостно обнимаются.  

 

ФИЛИН. А мы тебя сразу раскусили. Только из машины выпрыгнул ‒ сразу поняли: Пластилин... Вон ты какой стал ‒ на крутом джипаре, по полной выкладке...

УЖИН. Неудивительно. Он и в школе такой же был, самый деловой. У всех дермантиновые портфели, у него ‒ кожаный ранец. У всех на физре линялые хэбэшные майки, у него ‒ футболка с «Битлами» ‒ мадэ ин не наша. У всех «Школьники», у него ‒  «Орлёнок»...

ПЛАСТИЛИН. Ишь, запомнил... А велик ‒ да... Знатный велик был, жаль только, без катафотов. Помните, мода у нас такая была ‒ на спицы катафоты разноцветные прикручивать? Колёса вертятся, катафоты на солнце сверкают... Красота! (Приглядывается к женщинам.) А это, простите, кто? Может, представите милым дамам?

ВАГИНА (фыркает). Милым дамам!.. А ты не забыл, как одной из этих милых дам майского жука в дневник засунул? А потом бац кулаком по обложке... Пятно на весь вторник и на пятницу ещё... А там ‒ пятёрка по рисованию!

ОКАЛИНА. А другой даме ты кнопку на стул подложил. Думаешь, приятно, когда со всего маху ‒ задницей на кнопку?

ПЛАСТИЛИН. Окалина, гад буду ‒ Окалина! Ну и ну… А это... Это же Вагина! (Смеётся.) Ё-моё! У вас здесь что, вечер встречи выпускников? А? Или уж ночер, скорее... А вы всё такие же, девчонки, не изменились почти...

ВАГИНА. Ага, говори-говори... Свистеть ‒ не мешки ворочать... То-то и узнать не мог ‒ так мы не изменились.

ПЛАСТИЛИН. Узнаешь тут... Я-то думал, что один здесь... А вы из-за спины, всей оравой... Я чуть револьвер не выхватил (похлопал по кобуре на боку). Травматика, не бойтесь.

УЖИН. А мы и не боимся... Чего нам бояться?.. Скажешь тоже...

 

Возникает неловкая пауза. Никто не знает, как поступать, что говорить.

 

ФИЛИН (полез в карман). Ты это самое... Дымишь?.. Как насчёт перекурить?

ПЛАСТИЛИН (с усмешкой). Как в школе, в пятом?.. За кочегаркой?

 

ФИЛИН и ПЛАСТИЛИН закуривают. Снова напряжённое молчание.

 

ПЛАСТИЛИН (щурит глаза). А вы, ребята, не за ней, случаем? Не за капсулой времени?

ВАГИНА. А ты? Судя по снаряжению ‒ так и есть... (Кивает на выгруженные из машины инструменты.) Даже отбойный молоток не поленился... Предусмотрительный!

ОКАЛИНА. Чего только нет... С таким снаряжением гробницу фараона в два счёта вскрыть можно, не то что стелу.

ПЛАСТИЛИН. А я и не собираюсь тут зависать. Не знаю, как вы, а мне вошкаться некогда. (Поправляет ногой бухту с тросом.) Думаете, я с кондачка сюда? Да я здесь уже раз десять был. Всё промерил, продумал, просчитал ‒ чего и сколько с собой взять. Посмотрел, с какой стороны на памятнике кладка потоньше, откуда можно трос завести, если придётся лебёдкой стелу валить... Короче, целый бизнес-проект... Так что минут за пятнадцать, думаю, управлюсь.

УЖИН. Управимся... Мы управимся, хочешь сказать?

ОКАЛИНА. Вот именно! Ты о нас-то хоть подумал? Мы тоже здесь вроде не сбоку припёка...

ПЛАСТИЛИН. А это ваше дело, с какого вы бока. Мне, если честно, глубоко насрать. Я тут всё подготовил, всё просчитал... Я, понимаете? Я один... Столько раз сюда приезжал ‒ и что-то ни одного из вас не видел. А сейчас пожалуйста ‒ на готовенькое... Так что попрошу освободить площадку!

ФИЛИН (возмущённо швыряет окурок на землю). Ничёсе заявленьице… Как это освободить, едрит-мадрит? С какой такой радости?

ПЛАСТИЛИН. А так, очень просто... Как говорится, вас здесь не стояло!

ВАГИНА. А харизма у тебя не треснет, а, паря? Вообще-то мы здесь первые... Мы сюда сегодня первыми пришли.

ПЛАСТИЛИН. И что? Подумаешь, сегодня явились на полчаса пораньше... И вообще...

ВАГИНА. Что вообще? Что?

ПЛАСТИЛИН. А то... Желание... Заветное желание ‒ у одного только исполниться может. Не забыли? Из нас пятерых ‒ у одного... Так ведь Аж Два О говорила?

ВАГИНА (мрачно). Для кого Аж Два О, а для кого Ольга Ольгердовна... Тебе, Пластилин, она, между прочим, ничего не говорила.

УЖИН. Конечно, не говорила! Тебя же с нами в тот день не было ‒ когда мы в почётном карауле тут стояли. Слинял куда-то в очередной раз...

ПЛАСТИЛИН. Ну, не было и не было... Разве в этом дело?.. Да, не было ‒ заболел я тогда. С простудой дома сидел... У меня справка была... (Похлопал по карману, словно та справка до сих пор при нём.) Мне про капсулу и про заветное желание пацаны потом рассказали.

ФИЛИН. Ну, и что они тебе рассказали?

ПЛАСТИЛИН. Да всё рассказали, всё как было... Ведь с чего началось? Райком комсомола решил послание потомкам отправить. Ну, в двадцать первый век: из шестьдесят седьмого года ‒ в две тысячи семнадцатый. Написали письмо: приветствия там, пожелания, напутствия, ля-ля, три рубля... Положили его в специальную капсулу, капсулу в стелу замуровали (кивок в сторону стелы). А условие такое: вскрыть капсулу седьмого ноября две тысячи семнадцатого, ровно в столетнюю годовщину революции. Так?

УЖИН. Ну, примерно...

ПЛАСТИЛИН. А на церемонию закладки нас пригласили... То есть вас... Короче, наш отряд, но без меня, потому что болел я...

ОКАЛИНА. Что-то часто ты тогда болел, Пластилин. Особенно когда внеклассное мероприятие какое-нибудь... Воспаление хитрости ‒ вот как это называется!

ФИЛИН. Ага. Шланговал ты, земеля, а не болел!

ПЛАСТИЛИН. Ой, да бросьте вы, бросьте... Моральный кодекс они мне тут втирать собрались... Говорю же ‒ простудился! (Ловким щелчком отбросил в сторону бычок.) Ну, так вот. Торжественное построение, речи, оркестр... Письмо зачитали, потом в капсулу его. Капсулу положили в особый железный ящик, а уж ящик ‒ в нишу в стеле. Ну, а после всё это дело кирпичами замуровали, табличку сверху пришпандорили... Так?

ФИЛИН. Всё верно. Так оно и было. Правильно тебе пацаны рассказали.

ПЛАСТИЛИН. А после линейки вы с Ольгердовной по парку гулять пошли. Было? Было... Ну, тут кто-то её и спросил: а зачем всё это – ну, с капсулой, с письмом?..

ВАГИНА. Я, я её спросила...

ПЛАСТИЛИН. Зачем, мол, вся эта канитель? Зачем написали, зачем замуровали?.. Она и сказала...

ОКАЛИНА (поспешно). Да, сказала... Как вчера было ‒ помню... Это, говорит, ребятки, для того, чтобы самое заветное желание исполнилось!

УЖИН. Точно. Через пятьдесят лет, говорит, кто-то из вас придёт сюда, вскроет нишу, достанет капсулу времени, и тогда...

ФИЛИН. Тогда, говорит, у этого человека исполнится его самая заветная мечта. Понимаете? Самая-пресамая! Но одна... И только у одного человека...

ПЛАСТИЛИН. То-то и оно... Одно желание... Одно-единственное...

УЖИН. Зато ‒ заветное.

ОКАЛИНА. Сокровенное, можно сказать...

 

Некоторое время наши герои молчат.

 

ПЛАСТИЛИН. Нет, дорогие мои однокласснички... Вы, как хотите, а это будет моё желание, моя мечта... Как хотите...

ФИЛИН. Уверен?.. А чем это твоя мечта наших лучше? А?

ПЛАСТИЛИН. Может, и не лучше, зато... Важнее ‒ вот... У меня от этой мечты много чего зависит. Судьба зависит, жизнь зависит... Если мне это желание не достанется ‒ всё, трындец! (Резко проводит ладонью по горлу.)

ВАГИНА. То есть? Прикончат тебя, что ли? Или это... Как бы сам?..

ПЛАСТИЛИН. Типун тебе... Что уж сразу-то... Обанкротиться могу ‒ вот что. Тоже радости мало. На моей оошке, знаешь, сколько кредитов! Четыре объекта в стадии строительства ‒ и все незавершёнка. Чем мне кредиты гасить? А проценты капают, капают... У меня чуть ли не каждый день ‒ в арбитраж повестки... Если хоть половину не погашу, то всё! (Вздыхает.) У меня только на капсулу и надежда...

ФИЛИН. Здрасьте-пожалуйста! Кредиты у него... И это ‒ заветное желание?

ПЛАСТИЛИН. Представь себе! У тебя что, заветнее?

ФИЛИН. Это кому как... Мы, как говорится, не из тех, кто хлеб берёт пинцетом... Я объекты всякие не строю, кредиты миллионные не беру... (Переводит дыхание.) А вот за границей побывать хочу! Хоть раз в жизни съездить. На башню там, как её, на Эльфовую залезть, по Лондону ‒ на автобусе двухэтажном... По Венеции опять же ‒ на этой самой...

ПЛАСТИЛИН. На гондоле, что ли? Да брось ты, ничего там интересного и тиной воняет... Ещё чего не хватало ‒ заветную мечту на какую-то гондолу штопаную тратить!

ВАГИНА. И в самом деле... Ты, Филин, вообще того... Капсулу времени на турпутёвку разменивать... Вон, на городской пруд пойди, лодку возьми да греби сколько влезет ‒ даже лучше, чем в Венеции.

ФИЛИН (озлобленно). Не нравится моя мечта ‒ о своей расскажи.

ВАГИНА. А я давно всё придумала, ещё в начале года. На квартиру желание потрачу. Трёхкомнатную закажу... Нет ‒ пятикомнатную!

ОКАЛИНА. Что, в самом деле?

ВАГИНА. А что ты такие глаза круглые делаешь? Устала я в малосемейке ютиться, тошнёхонько уже... Мы когда с моим разбежались, то разменялись сразу. Ему однокомнатная досталась, правда, в пригороде, мне ‒ общага, но в центре, со школой рядом. Думаете, шибко здорово, когда общий коридор и колдыри вокруг? А утром выходишь из подъезда и шприцы под ногами: хрусь-хрусь, хрусь-хрусь...

УЖИН (насмешливо). Ой, разжалобила! Слезу выжала, сейчас разрыдаются все... Ты в своём уме? Желание-то самым-самым должно быть. Необычным, единственным! Некоторые, может, от болезни избавиться хотят, излечиться мечтают, а у тебя квадратные метры на уме...

ВАГИНА. Это ты про себя, что ли? И что за недуг такой у тебя? На вид ‒ бугай здоровый, хоть воду вози...

УЖИН. Разве судят по внешнему виду? Внешность ‒ она обманчива...

ФИЛИН. А ведь и верно... Что у тебя? Сердце? Поджелудочная?.. А может, рак?

УЖИН (машет руками). Да ты что! Сказал ‒ как в лужу пёрнул... (Многозначительная пауза.) Не рак, но тоже... Того... Малоутешительно... Серьёзное дело... (Глазами таинственно показывает на нижнюю часть тела.)

ФИЛИН. Триппер, что ли? Ну, ты даёшь, едрит-мадрит-архимандрит!.. Ходок ты у нас, оказывается, а по фасаду и не скажешь... Как на том плакате: «Случайная связь промелькнёт, как зарница, а после, быть может, болезнь и больница»? (Хохочет.)

УЖИН (с обидой). Да что ты такое мелешь? Да ещё при девчонках... Триппер... Геморрой у меня! Хронический, между прочим… Ты вот ржёшь, а мне ни днём ни ночью покоя... Жжёт и жжёт, прямо как буравчиком ‒ зудит... А когда обострение ‒ хоть в аптеку за прокладками беги!

 

Начинается общее бурное обсуждение. Кто-то возмущается, кто-то смеётся, кто-то спорит... Наши герои галдят, машут руками, каждый доказывает своё. Внезапно они смолкают и оглядываются на ОКАЛИНУ.

 

ФИЛИН. Стойте, братцы... А она? А Окалина?.. Она ведь нам о своём желании ничего не рассказала.  

ПЛАСТИЛИН (к Окалиной). Ну, чего молчишь, как рыба в пироге? Ты-то на кой ляд сюда приехала? Тебе чего от капсулы надо? Чего хочешь?

ОКАЛИНА (тихо). Тайну разгадать… (После паузы – ещё тише.) Тайну века.

ПЛАСТИЛИН. Чего-чего?

ОКАЛИНА. Хочу узнать, как на самом деле Мэрилин Монро умерла ‒ вот чего. Ну, в действительности, а не по официальной версии... Я кучу статей про неё прочитала. Одни пишут ‒ наркотики, другие ‒ что из-за ихнего президента её кокнули. Третьи ‒ что инопланетяне к себе забрали... Вот и хочу узнать, как дело было.

ВАГИНА. Вот это да! А ты мне про Монро ничего не говорила.

ОКАЛИНА. А я никому не говорила. Просто для себя решила ‒ и всё.

ФИЛИН. И ради этого?.. Ради этой хрени ‒ единственное желание использовать? На всех ‒ единственное... 

ОКАЛИНА. Конечно! Это же самая большая загадка двадцатого века. Сотни журналистов и писателей всяких голову ломают, а тут я: пожалуйста, вот она ‒ настоящая причина!

ПЛАСТИЛИН (крутит у виска). Совсем ку-ку, да? Ладно бы что путное загадать... Ну, где клад Чингисхана зарыт, например. Или, скажем, дату следующего дефолта... А ты... У меня слов нет, одни выражения!

УЖИН. Да хотя бы, где Янтарная комната спрятана или, там, библиотека Ивана Грозного ‒ и то бы больше пользы! А тут какая-то Мэрилин Монро... Про эту историю все давным-давно уже забыли.

ФИЛИН (к остальным). А что? Хочет про Монро ‒ пускай про Монро. Её личное дело. Вы же помните, Окалина ‒ она же всегда такая была... Макулатуру насобираем, сложим в кучу ‒ и в буфет за газировкой. А она роется, роется в пачках, всё книжки там выискивает, журналы. Потом сядет, читает... Вот и дочиталась!

УЖИН. А берёзовые почки когда собирали... (К Окалиной.) Помнишь, когда ты с дерева-то?.. (К остальным.) Норма ‒ один стакан, ну и собираем потихоньку. А Окалина наша ‒ она же не такая как все, ей выпендриться надо. Я, говорит, три стакана наберу. Попёрлась на берёзу, на самый верх ‒ туда, где почек больше. Ну, и звезданулась ‒ метров с пяти...

ОКАЛИНА. Да не с пяти... Там метра три было, от силы четыре... Ветка подломилась.

УЖИН. Не знаю, ветка или фигетка, но спикировала ты со свистом! Месяц потом ходила, как Чингачгук на тропе войны, вся в зелёной раскраске. (Пальцем чертит на своём лице линии, где у Окалиной были царапины.) Чудом тогда шею не свернула.

ОКАЛИНА. Да ладно тебе... Скажешь тоже... Да и не собиралась я ни перед кем выпендриваться!

 

Остальные смеются, галдят, вспоминают подробности давнего происшествия.

 

ВАГИНА. Почки, макулатура... Металлолом опять же... Чудно было! Чудно и чудесно...

ФИЛИН. Ещё бы! Одна «Зарница» чего стоила... Бежишь с деревянным автоматом по полю, в снегу по пояс. А там, на опушке, тебя на позициях такие же охломоны поджидают. И тебе надо их с позиций выбить...

УЖИН. А походы! Мы же в походы, на сплавы всякие в основном с ней ходили, с Ольгой Ольгердовной. На два, на три дня, с ночёвками ‒ и хоть бы хны. Ни клещ не брал, ни простуда! Помните, как на Круглое озеро она нас повела?.. Ну, на майские… Дождина тогда такой начался, мы палатки едва поставить успели...

ОКАЛИНА. Ну! Дождь хлещет и хлещет, а мы никак растяжки натянуть не можем. Верёвки скользкие, вырываются из рук... Треники, ветровки, кеды ‒ всё насквозь...

ВАГИНА. Да мы тогда этого и не замечали. Значения не придавали. Дождь кончился ‒ мы давай по поляне носиться, козлить. А вечером ‒ у костра...

ФИЛИН (нетерпеливо перебивает). О! У костра ‒ это вообще... Сидишь такой на бревне и палочку к огню тянешь. А на палочке ‒ кусочек хлеба. Поджаришь его над костром, сунешь в рот... А он горячий, вкуснячий такой, дымом пахнет, лесом пахнет... Даже если обгорит ненароком, всё равно объедение!

ПЛАСТИЛИН. А картошка, картошка какая в костре очумительная получалась! (Замечает укоризненные взгляды остальных.) Ну, чего так смотрите? Нечего пялиться... Я тоже с вами один раз в поход ходил. То ли в пятом, то ли в седьмом... Помните?.. Выгребешь картофелину из-под углей, покидаешь её с ладони на ладонь, чтобы остыла, разломишь, посолишь... А из неё ‒ пар! И запах!.. Какой от неё запах, ребчики!.. А вкус!..

ОКАЛИНА (запевает).

 

Здравствуй, милая картошка-тошка-тошка-тошка,

Пионеров идеал-ал-ал!

Тот не знает наслажденья-денья-денья-денья,

Кто картошки не едал-дал-дал...

 

Народ подхватывает. После песни все весело и оживлённо гудят.

 

ВАГИНА. Точно, пели эту песенку про картошку... И другие всякие пели... Много разных...

УЖИН. Ещё как пели! Аж Два О с нами столько песен разучивала... Вот эту помните? (Напевает.)

 

Эх, хорошо в стране советской жить!

Эх, хорошо страной любимым быть!

Эх, хорошо стране полезным быть,

Красный галстук с гордостью носить, да, носить!..

 

ВАГИНА. Классная песня, только её на два голоса надо... А эту не забыли? (Напевает.)

 

Ровесники, ровесницы,

Девчонки и мальчишки!

Одни поём мы песенки,

Одни читаем книжки…

 

ФИЛИН. А вот с этой мы первое место на областном смотре заняли... (Напевает.)

 

Спой песню, как бывало,

Отрядный запевала,

А я её тихонько подхвачу.

И молоды мы снова,

И к подвигу готовы,

И нам любое дело по плечу!..

 

В очередной раз возникает весёлый гвалт. Кто-то запевает невпопад, кто-то оспаривает правильность слов в куплете…

 

ОКАЛИНА (к Пластилину). Ну, а ты чего? У тебя какая песня самая любимая была?

ФИЛИН. Да что ты его спрашиваешь? Он же с нами на конкурсы не ездил.

УЖИН (подмигивает Пластилину). Не ездил, но петь тоже любил... Ну-ка, давай свои садистские...

ПЛАСТИЛИН. Да ладно тебе... Вспомнил тоже, ни к селу ни к городу...

ВАГИНА. Это вы про садистские куплеты? А что, мы их тоже знали ‒ дофига и больше... Прикольные такие... Про октябрят что-то такое...

ПЛАСТИЛИН.

 

Звёздочки, шортики, гольфики в ряд ‒

Трамвай переехал отряд октябрят.

 

ОКАЛИНА. Точно! А ещё?

ПЛАСТИЛИН. Пожалуйста... (Вспоминает.)        

 

Мальчик на поле нашёл пулемёт,

Больше в деревне никто не живёт.

 

(Ещё подумал.)  

 

Голые бабы по небу летят ‒

В баню попал реактивный снаряд.

 

(Немного поразмыслил.)    

 

Дети в подвале играли в гестапо,

Зверски замучен сантехник Потапов.

 

ФИЛИН (гогочет). Ага... Только мне другой вариант больше нравился... (Декламирует.)       

 

Дети в подвале играли в больницу ‒

Умер от родов сантехник Синицын.

 

Общий смех.   

  

УЖИН. Смотрите-ка, не забыли ещё... Помнит голова. Столько лет прошло, а ведь помнит... И песни пионерские, и чепуху эту...     

ФИЛИН. И не только голова... А руки-ноги разве не помнят? Все движения, все повороты помнят!

 

Он отделяется от группы, выходит на импровизированный плац, начинает маршировать, изображая развод почётного караула. Остальные приветствуют его возгласами, затем тоже включаются в происходящее. Маршировке ‒ не разберёшь, шуточной или серьёзной ‒ активно помогает УЖИН. Он снял с плеча ПЛАСТИЛИНА круглую фляжку и умело отбивает на ней, как на барабане, бодрую дробь.

 

Левой, левой, раз, два, три... Носок тяните, с ритма не сбивайтесь... Равнение на правофлангового!.. На месте марш... Стой, раз, два.

ВАГИНА (протирая очки). А ничего... Могём ещё...

ОКАЛИНА. Ещё как!.. (Кивает на стелу.) И когда капсулу закладывали, мы тоже здорово прошли... Ровненько, в ногу...

УЖИН. Ещё бы... Ведь понимали, какое доверие оказано: единственный пионерский отряд из всего города на мероприятие пригласили!

ФИЛИН. Потому и гордости было ‒ полные штаны. Я тогда речёвку так орал, что голос сорвал... Вот там я стоял... (Показывает.)

УЖИН. А я вот здесь ‒ с горном (кивает). А вожатая наша где? Где Ольга Ольгердовна стояла?

ВАГИНА. Рядом с трибуной, где всё начальство. Вместе с ними капсулу закладывала. Помню, как она письмо взяла, в трубочку вот так его свернула, в капсулу сунула... (Изображает, как всё происходило.)

ОКАЛИНА. А ещё в эту капсулу она пионерские галстуки положила. Ну, как бы тоже послание будущим пионерам.

ФИЛИН. Точняк... А потом капсулу закрутили ‒ там же резьба ‒ и в ящик положили. А ящик ‒ в нишу на памятнике… (Проводит ладонью по лицевой части стелы.) Сюда куда-то.

УЖИН. На это место потом табличку прикрутили, только нету её...

ВАГИНА (вздыхает). Да тут много чего уже нет... Многое не так...

ФИЛИН. Ничего теперь никому не нужно ‒ вот и не так... Даже памятник стал ненужным, послание наше... Про капсулу времени, блин, забыли!

ПЛАСТИЛИН. Я не забыл. Мне вот капсула нужна.

УЖИН. А другим не нужна, нет? Вот ему, ей, ей?.. А мне?.. У каждого мечта.

ПЛАСТИЛИН. Мечта у каждого, а исполнится одна только... (Смотрит на экран мобильника.) Вообще-то полночь скоро, седьмое скоро... Давайте уж решать что-то.

ОКАЛИНА. Жребий бросать надо. Кому выпадет, тому и капсула достанется.

ВАГИНА. Можно на спичках разыграть... На бумажках написать... Или посчитаться можно...

ФИЛИН. Как это ‒ посчитаться?

ВАГИНА. Как-как... Как в детстве считались, когда решали, кому в учительскую за мелом бежать: «Эники-беники ели вареники...» (Замолкает.)

УЖИН. Ну, а дальше?

ВАГИНА. Не помню... Забыла.

ПЛАСТИЛИН. Может, другую какую-нибудь знаешь?

 

ВАГИНА не ответила, только плечами передёрнула.

 

ПЛАСТИЛИН. И я не знаю... Хоть одну считалку кто-нибудь помнит?

ОКАЛИНА. Я помню. Давайте, я посчитаю... Становитесь.

 

Наши герои выстраиваются полукругом. ОКАЛИНА становится перед ними.

 

Катили апельсину

По городу Берлину.

Лошадь, зебра, тигра, слон.

Кто поверил, вышел вон!

 

Палец ОКАЛИНОЙ упирается в грудь ПЛАСТИЛИНУ.

 

ПЛАСТИЛИН (расправляет плечи). Ну, что я вам говорил... Мне капсула нужнее всего, вот на меня и выпало. Получается, я её вскрываю.          

ФИЛИН. С фига ли? С чего бы это?.. Ты выходишь, а мы начинаем по новой пересчитываться. Это на выбывание считалка.

ПЛАСТИЛИН (возмущённо). Ничего подобного! Она на меня показала, значит, мой жребий, я выиграл.

УЖИН. Ты глухой? Она же сказала: вышел вон. Вот и выходи!

ПЛАСТИЛИН. Предупреждать тогда надо, заранее договариваться... Ерундень какая-то, а не считалка. Нечестно получилось. Другую давайте.

 

Снова возникает галдёж. На этот раз герои яростно спорят: оставить в силе результат или же посчитаться заново.

 

ОКАЛИНА. Ладно, ладно, не спорьте, ребята. У меня другая считалка есть (расставляет всех полукругом).

 

Ехал барин тёмным лесом

За каким-то интересом.

Инте-инте-интерес,

Выходи на букву «эс».

 

ОКАЛИНА указывает на ФИЛИНА.

 

Всё, Филин, ты выбываешь.

ФИЛИН. Как это выбываю? Ничего я не выбываю... Ты же сказала на букву «эс», а я на какую? Я на «фэ».

ПЛАСТИЛИН. Ты тупой, да? По всему периметру тупой?.. Это считалка такая, это для рифмы так говорится ‒ на «эс». Интерес ‒ на «эс». Понял?

ФИЛИН. Бред какой-то! Если выбывает тот, у кого фамилия на «фэ», то так и надо говорить: выходи на букву «фэ»... Между прочим, у нас тут вообще никого на «эс» нету. Не въезжаю, зачем надо людям голову морочить?.. Другую давайте!

 

После непродолжительных препирательств наши герои вновь выстраиваются пред ОКАЛИНОЙ.

 

ОКАЛИНА.

 

Шёл крокодил,

Трубку курил.

Трубка упала и написала:

«Эни-бэни-рики-таки,

Уба-туба-синтибряки,

Деос-деос-краснодеос,

Бац!»

 

Счёт останавливается на ВАГИНОЙ. Все молчат.

 

ПЛАСТИЛИН. Что «бац»? Ну, что ‒ «бац»?.. Выходит она или как?

ВАГИНА. Наоборот! Если бы она сказала «выходи», я бы вышла, а так ‒ совсем наоборот...

ФИЛИН. Что наоборот?

ВАГИНА (безапелляционно). Жребий на меня выпал. Ясно вам?

УЖИН. А в тех считалках не так было. На кого показывали, тот выходил.

ВАГИНА. Так это в тех. А это другая совсем. (К Окалиной.) Правда ведь?

 

В очередной раз возникает горячий спор.

 

ОКАЛИНА. Ну, хватит, хватит вам собачиться! Давайте ещё, но теперь точно в последний раз. И сразу на берегу договоримся: на кого покажу, тот выходит. Выбывает из розыгрыша желания. Остальные продолжают считаться, пока последний не останется. А кто остался, тому и капсулу вскрывать.

 

Недовольно ворча, народ в очередной раз выстраивается пред ОКАЛИНОЙ.

 

Мальчик-с-Пальчик

Нашёл стаканчик,

Стакан разбился,

Лимон покатился.

Стакан, лимон ‒ выйди вон! 

 

На этот раз её палец останавливается на УЖИНЕ.

 

ВАГИНА. Всё, Ужин, выходи. Свободен.

УЖИН. Ага, разбежался... Сейчас... Честно считать надо!

ОКАЛИНА. А я нечестно, что ли? Ты же сам всё видел...

УЖИН. То-то и оно, что видел. И слышал ‒ как ты не по слогам считала... В считалке как должно быть? Один слог ‒ один счёт. В слове «мальчик» сколько слогов? Правильно, два. А ты один раз только показала... Сжульничала ты, Окалина!

 

И вновь вспыхивает спор. На этот раз он совсем нешуточный, бурное обсуждение готово перерасти в драку. Внезапно раздаётся звонок. Это срабатывает будильник на мобильном телефоне ПЛАСТИЛИНА. Он достаёт трубку, смотрит на дисплей.

 

ПЛАСТИЛИН. Всё, девочки и мальчики... Седьмое наступило... Срок...

 

Решительным движением прячет телефон в карман и столь же решительно отступает от остальных на несколько шагов.

 

Пора, пора... Погундели, отношения выяснили ‒ и хватит. Самое время делом заняться. (Внимательно оглядывает сложенные на земле инструменты, словно решает, какой из них в первую очередь взять.) Вы, братцы, можете здесь хоть до посинения спорить, а мне некогда. У меня дело нешуточное и желание серьёзное...Так что извините...

 

Мгновение-другое наши герои стоят в оцепенении. Но вот они опомнились, загалдели, замахали руками, двинулись на ПЛАСТИЛИНА. Однако тот оказался готовым к подобному развитию событий: он быстрым движением расстёгивает кобуру, выхватывает револьвер, целится в наступающих на него людей.

 

Эй, вы! Даже не думайте... Даже не рыпайтесь!.. Я с вами шутить не собираюсь.

 

Но разгорячённый народ продолжает напирать. ПЛАСТИЛИН медленно отступает к стеле и продолжает целиться.

 

(С металлом в голосе.) Говорю же!.. Так влеплю, что мало не покажется. Он хоть и травматический, но месяц больничного обеспечит. А то и инвалидность...

 

Но его никто не слушает. УЖИН, ВАГИНА, ОКАЛИНА и ФИЛИН наваливаются на ПЛАСТИЛИНА, пытаясь вырвать у него оружие. Звучит выстрел, пуля уходит в небо. ПЛАСТИЛИН падает на землю, получает несколько тумаков, но о нём быстро забывают. Похватав первый подвернувшийся под руку инструмент ‒ кому что ближе ‒ наши герои бросаются к стеле и начинают яростно ломать её. К бывшим одноклассникам, не долго думая, присоединяется и поднявшийся с земли ПЛАСТИЛИН. Крики, удары кувалдой по камню, ругательства, пыль от отбитой штукатурки ‒ всё смешалось в один фантасмагорический клубок. Не выдержав такого напора, старый памятник шатается, медленно, словно нехотя, кренится ‒ и падает, рассыпаясь на множество бесформенных фрагментов. Сцену заволакивает клубами пыли. Участники поиска капсулы останавливаются в растерянности.

                                                                              

ОКАЛИНА. Что же вы наделали!.. Мы наделали...

УЖИН. Кто же знал?.. Мы-то думали... А тут ударили пару раз ‒ она и того...

ФИЛИН. Кладка дерьмовая... Руки бы этому каменщику… (Пинает обломки кирпичей.) Что это за раствор? Песок один...

ВАГИНА. Да и времени сколько прошло... Обветшало всё за полвека...

ПЛАСТИЛИН (копаясь в развалинах). А капсулы-то нету! Здесь ведь она должна быть... Нету капсулы, ребята...

 

Герои подходят к останкам стелы, роются в обломках.

 

ФИЛИН. Вот тут ниша была ‒ куда ящик с капсулой сунули. По идее, здесь искать надо...

ПЛАСТИЛИН (почти истерично). Надо, надо! Сам знаю, что надо... А где она? Ниша ‒ вот она, а ящика нету. И капсулы тоже!

УЖИН. Покопаться, порыться нужно... Наверно, кирпичами завалило...

ВАГИНА. Конечно! Тут она, где же ей ещё быть?

ОКАЛИНА. Давайте внимательно всё переберём, ребята. Каждый кусочек. Здесь капсула, здесь где-то, только повнимательнее надо...

 

Герои принимаются перебирать обломки рухнувшей стелы. Они так увлечены, что не замечают, как откуда-то сзади и сбоку в пелене пыли к ним приближается фигура человека. На человеке ‒ бесформенный балахон, так что с первого взгляда и не определишь, мужчина это или женщина.

 

ЧЕЛОВЕК В БАЛАХОНЕ. Не надо, ребятки, не надо. Оставьте, не ищите... Нету там капсулы. Давно уже нету.

 

Затемнение

 

Действие второе

 

На сцене всё та же площадка в заброшенном парке. На заднем плане смутно угадываются контуры полуразрушенной стелы, а в центре мы видим костёр, вокруг которого сгрудились наши герои. Кто-то из них кутается в куртку, пытаясь защититься от порывов осеннего ветра, который принёс с собой первые снежинки, кто-то тянет озябшие ладони к огню, а кто-то просто сидит и молча всматривается в замысловатый танец языков пламени.

АЖ ДВА О (человеком в балахоне оказалась она) тоже находится у костра, только немного в стороне от остальных. У её ног мы можем заметить объёмную сумку из грубой синтетической мешковины. Длинной палкой АЖ ДВА О ворошит чёрно-багровые угли костра.

 

ОКАЛИНА (щурясь от дыма). Даже не верится... Не верится, Ольга Ольгердовна, что всё вот так вот... Как будто во сне, как будто приснилось... Ведь только что, буквально вот говорили о вас, вспоминали, и тут ‒ раз!.. В голове не укладывается...

ФИЛИН. Ну... Как раз ведь вспоминали про тот поход, когда вы с нами на Круглое... Вот так же все вместе у костра сидели... В каком это классе было? В шестом?

АЖ ДВА О. В пятом. Вы тогда совсем салажата были, но так хорохорились... Каждому надо было показать, что он самый храбрый, самый опытный, что всё ему нипочём... И куда только ваша храбрость испарилась, когда я вам вечером страшилку про чёрный троллейбус рассказала (хриплый смех).

УЖИН. А-а, это там, где мама девочку одну в магазин отправила и наказала ей в чёрный троллейбус не садиться?

АЖ ДВА О. Её самую... Я ещё до середины не дошла, смотрю: жмутся мои пионерята ко мне всё теснее и теснее, попритихли все... А потом Вагина такая: «Ольга Ольгердовна, а можно я в вашей палатке сегодня переночую?»

 

Общий сдержанный смех.

 

ВАГИНА (очень убеждённо). Ага, конечно!.. Действительно же страшно было... Вокруг ночь, деревья шумят, звуки из леса какие-то непонятные, а вы про этот троллейбус... Я как представила тогда: стоит маленькая девочка вечером на остановке, вокруг ни души. Подходит один троллейбус, девочка смотрит ‒ чёрный. Нет, думает, мама в чёрный строго настрого запретила... Походит второй ‒ тоже чёрный... Третий, четвёртый... Девочка ждала-ждала, а потом всё-таки решилась... Жуть!

ПЛАСТИЛИН. Знаю, знаю я эту историю. В детстве, когда друг другу её рассказывали, действительно мороз по коже!.. Заходит девочка в троллейбус, а там никого. Пустой салон. И в нём черные сиденья, чёрные поручни, чёрные окна, чёрные эти... Ну, что там ещё бывает в троллейбусах?

ФИЛИН. Да какая разница, едрит-мадрид? Всё чёрное...

ПЛАСТИЛИН. Я и говорю... Заходит такая, а двери за её спиной ‒ щёлк! И закрылись. И троллейбус поехал... 

УЖИН. Едет, едет, и всё быстрее... И на остановках не останавливается, даже не притормаживает...

ОКАЛИНА. Одну проехал, вторую, третью... Девочке уже сходить надо, а троллейбус только скорость набирает! Она кричит, плачет, кулаками по двери колотит... Вообще! Даже сейчас мурашки, как вспомнишь...

АЖ ДВА О. Ишь ты, не забыли...

УЖИН. Забудешь, ага! Вы ведь нам тогда так рассказывали!.. В красках, в подробностях... Я полночи уснуть не мог.

ВАГИНА. А ночь почти такая же была... Тёмная, безлунная...

ФИЛИН. Да, один в один. И ветер, ветер... Колыхнёт порыв палатку, а у тебя уже сердце в пятках. Думаешь: ничёсе, кто это там, снаружи? Кто по твою душу пришёл?..

АЖ ДВА О (задумчиво). А снаружи ‒ никого... Никогошеньки... Только ветер ‒ как у нас здесь сейчас...

 

Некоторое время сидящие у костра молчат, смотрят на огонь и думают ‒ каждый о своём.

 

УЖИН. Ольга Ольгердовна, а давно вы тут? Ну, в парке... Это... Ну, живёте?

АЖ ДВА О. Да лет шесть, наверно... Или семь даже... А до этого в корпусах старой птицефабрики обитала. Но оттуда меня быстро вытурили. Вернее, я сама ушла, там наркоши обосновались, с ними опасно... А до птицефабрики ‒ при садах жила, что за Северным посёлком. Там много заброшенных домиков...

ОКАЛИНА. Так вы и зимой здесь?

АЖ ДВА О. Нет, зимой ‒ нет... Холодно тут зимой. Зимой я на теплотрассу ухожу, к ТЭЦ. Там таких как я в коллекторной, знаете, сколько... Иной раз человек по двадцать собирается. А что ‒ тепло, не тесно, менты не тревожат ‒ лень им в такую даль ездить... Благодать!.. Ночь перемогнёшься ‒ и на работу. У каждого ведь своё: кто по контейнерам шарить, кто за цветниной, кто банки пустые собирать... Все при деле.

ПЛАСТИЛИН. А у вас что? У вас какое?.. Какая работа?

АЖ ДВА О. Я, ребятки, всё больше по общественному питанию. По столовкам, по кафе разным хожу ‒ меня там все знают. Кому картошку почищу, кому кастрюли отмою, кому мусор вынесу... Ну, и накормят старуху. А ещё ‒ с собой дадут, чтобы на всю нашу ораву хватило. Не обижают, грех жаловаться.

ФИЛИН. А мы тут вспоминаем о вас и ещё говорим такие: где она, как она?.. А вы, оказывается, вот... (Неопределённый жест в сторону кустов.)

АЖ ДВА О. А что ‒ вот? Я нормально... Пенсия есть? Есть. Здоровье, какое-никакое? Тоже есть... А главное, людей вокруг хороших много! Чего ещё надо?

ПЛАСТИЛИН (передразнивает). Люди, люди... Эти хорошие люди у вас квартиру отобрали, без угла оставили, а вы ‒ не жалуюсь!.. Вас же как собаку последнюю на улицу выгнали! 

АЖ ДВА О. Ну, чего ж теперь... Сама виновата. Жила одна, выпивала... Не скрою ‒ закладывала... От одиночества и закладывала... (Выразительный щелчок по горлу.) Только на учительскую пенсию много ли выпьешь? Вот и решилась на финт ушами: задумала, дурёха, поменять свою двушку на однокомнатную с доплатой... Порасспросила знакомых, объявления почитала, позвонила... Ну, и нашлись доброхоты, помогли. Так помогли, что все документы на них оказались оформлены... Прихожу к этим мальчикам-колокольчикам в контору, а они мне: чеши-ка ты, бабуля, лесом, на все четыре стороны!.. Вот так, ребятки...

ВАГИНА. А мы и не знали... Вообще про вас ничего не знали... (С упрёком.) Почему не нашли кого-нибудь из нас, не позвонили, когда у вас всё это?.. Неужели мы не помогли бы?

АЖ ДВА О. А зачем? Говорю же: всё у меня хорошо, всё нормально... Везде же люди, живые люди... Да и стыдно было, если честно... За всё это ‒ стыдно... (Низко опускает голову и при этом сильно ворошит палкой костёр ‒ аж искры во все стороны полетели. Словно брызги разноцветные.) А вы... Конечно, помогли бы, я нисколечко и не сомневаюсь, ребятки... Только надо ли? Я здесь привыкла уже, мне поздно опять жизнь свою перелицовывать, на сто восемьдесят разворачивать... Да и времени уже сколько прошло с тех пор, как мы с вами отрядом маршировали, в кино все вместе ходили, лекарственные травы собирали... Вы уже вон какие... У каждого своя судьба, своя жизнь, свои мечты...

ПЛАСТИЛИН. Да уж, мечты... Мечт, как говорится, выше крыши, хоть соли их... Потому сюда и пришли... (Кивает на бывших одноклассников.) Этой вот квартиру надо хрен знает сколько комнатную, этому по заграницам на старости лет помотаться приспичило... Эта судьбой Мэрилин Монро озабочена, а этот ‒ от застарелого геморроя избавляться задумал... Вот такие мечты.

АЖ ДВА О (негромко). А у тебя? У тебя тоже есть мечта? Какая она?

ПЛАСТИЛИН. Нормальная... Серьёзная... С кредитами хочу разобраться, покончить с ними ‒ раз и навсегда. Запутался я, Ольга Ольгердовна, с банками этими, прессуют они меня со всех сторон, понимаете?.. Не рассчитаюсь ‒ всё, вилы!..

АЖ ДВА О. Понимаю, отлично понимаю... И про кредиты, и про квартиру, и про поездки, и про остальное тоже... Ой, как понимаю, ребятки...

 

Поднимается со своего места, делает несколько шагов. Останавливается.

 

А я ведь знала, что вы придёте... Именно сюда, именно седьмого ноября, как раз к столетию... Знала, поэтому весь день и не уходила от парка далеко, у старой карусели с обеда сидела... Услыхала выстрел ‒ и сюда... Ну, думаю: есть у революции начало, нет у революции конца... И точно: вы уже здесь!

ВАГИНА. Ага, залп по Зимнему... Имеется у нас тут один... Морячок с крейсера «Аврора» ‒ контуженный на всю голову (косится на Пластилина).

ФИЛИН. Конечно, мы здесь, Ольга Ольгердовна. Конечно, пришли... Не могли не прийти, ведь вы нам сами про желание говорили... Про самое заветное, которое только тут сбудется и только в этот день... Так ведь?

АЖ ДВА О. Так, так... Самое заветное... Говорила, да...

УЖИН. Ну, вот мы и здесь. Только... Собрались мы желание загадывать, а капсула-то того... Тю-тю капсула!

ПЛАСТИЛИН. Где капсула времени, Ольга Ольгердовна? Мы же видим, что вы что-то знаете... Где она?

ВАГИНА. Кто памятник вскрыл?.. Куда послание делось?..

АЖ ДВА О. Нету послания в стеле, ребятки. С позапрошлой зимы уже нету... (После паузы.) Помните, какая погода тогда в январе была? Днём мороз под тридцать, а ночью и до сорока доходило. Пруд до дна промёрз, машин в городе не видно было ‒ не заводились... Мы из своего коллектора почти не выходили, сидели там в обнимку с трубами... Переждали бы мы этот мороз, да магистраль не выдержала, лопнула где-то... Остывать стали наши трубы... Ночью лежим такие, прижались друг к другу и чувствуем, как околеваем в своей бетонной коробке... Утром и вправду одного деда недосчитались, другой пальцы на ногах отморозил... Посмотрела я, посмотрела и поняла: ещё одной ночи мы не выдержим, все тут останемся... Братская могила... (Невесело усмехается.) Тут мне наша стела и вспомнилась. Послание наше, капсула... Капсула-то латунная была, там одного цветмета ‒ килограммов пять. Плюс стальной ящик, он из нержавейки... Не поскупились наши шефы с механического ‒ ни на латунь, ни на сталь... Вот такой примерно ящичек... (Показывает размеры футляра для капсулы.) Короче, вылезла я из нашего коллектора и потёпала потихонечку в парк. По пути железяку какую-то прихватила, чтобы кладку долбить... Ну, чтобы ящик с капсулой доставать ‒ заветное желание загадывать.

ПЛАСТИЛИН. Что, правда? Так это вы, получается, нашу капсулу достали?.. Заранее достали, а нам ничего... Ничего не сказали... Мы же сюда с мечтой ехали, каждый со своей... А вы...

ОКАЛИНА. Почему вы о нас не подумали, а? Почему? Знали же, что мы придём... А в школе вы нас не тому учили, Ольга Ольгердовна, вы нас тогда считаться с мнением товарищей учили... А сами... Сами... (Зашмыгала носом.)

УЖИН (чешет плешивую макушку). Не ожидал я, честно скажу, не ожидал... Мы же столько лет думали об этом дне, представляли его, верили... Вашим словам, Ольга Ольгердовна, свято верили: мол, придём сюда в день столетия, и сбудется всё... Самое-самое у нас сбудется...

ВАГИНА. Вообще-то да... Я даже не знаю, как всё это и назвать... Предательство это, Ольга Ольгердовна! Настоящее предательство с вашей стороны.

ФИЛИН. А я не верю! Не верю ‒ и всё. Она разыгрывает нас... (Резко разворачиается к бывшей вожатой.) Разыгрываете ведь, Ольга Ольгердовна?.. Проверяете нас?.. Зачем вам было капсулу раньше времени трогать? Вы ведь сами нам сказали, что желание только седьмого ноября семнадцатого года исполниться может. А если раньше прийти ‒ то бесполезно...

АЖ ДВА О (отвечает не сразу). Бывает, что и небесполезно, Филин... Бывают, оказывается, и такие мечты, что не в какой-то определённый день сбываются, а когда это очень-очень нужно... Край как нужно! Понимаешь?

ФИЛИН. Не очень, если честно... Вы же сами тогда говорили нам, четвероклашкам... Помните?..

АЖ ДВА О. Говорила, да. Я тогда и сама не знала, что бывает и по-другому... Это я не сразу поняла... В ту зиму только поняла...

ПЛАСТИЛИН. Это когда вы по морозу ‒ в парк? С железкой в руках?.. (Кривая усмешка.) Ольга Ольгердовна, не надо ля-ля! Думаете, я поверю, что дряхлая старушка в одиночку могла сломать кирпичную кладку? Что вы нам тут плетёте?

АЖ ДВА О (отвечает не сразу). Да, Пластилин, ты прав, это было непросто... Трудно было, правда... Камень есть камень, а в мороз к нему вообще не подступиться... Но справилась... Долго долбила, полдня долбила, на руках потом такие волдыри были... К обеду сбила штукатурку, проковыряла дыру в нише, а там уж полегче пошло... Когда железный ящик вытащила, сил вообще не осталось. Села на него такая, сижу... Морозище поджимает, а я как парализованная, ни рукой ни ногой, вообще шелохнуться не могу... Но заставила себя... (Качает головой.) Как я этот сундук до приёмного пункта доволокла, ума не приложу... Спасибо санкам, на санки поставила и... А в приёмном парни быстро разобрались: латунь в одну сторону, нержавейку в другую... И заплатили хорошо, не обидели старуху.

УЖИН. И что? И куда вы это?.. Деньги от металла ‒ куда?

АЖ ДВА О (негромко). На благое дело, ребятки. На самое благое… (обводит собеседников внимательным взглядом.) Водки на все купила. На полтора ящика хватило... Благодаря этой водочке в ту зиму и спаслись, продержались, выжили. Если надо было ‒ растирались, но в основном ‒ внутрь... Ни одного больше в тот январь не схоронили... Вот такая получилась история, милые мои пионерятки.

 

Долгое молчание, все переваривают услышанное.

 

ОКАЛИНА. А сейчас что с ними?.. Ну, с теми, кого вы спасли, на кого вы желание истратили? Где они все?

АЖ ДВА О. Да разве важно это?.. Кого-то уже нет, кто-то уехал, другие сели... Разве в этом суть?

ПЛАСТИЛИН (повышенным тоном). А в чём тогда, чёрт возьми? В чём? Можете мне объяснить?

АЖ ДВА О. Главное, что в ту зиму они живыми остались. Была у меня возможность не дать им умереть, замёрзнуть... Только у меня одной... У других не было, а у меня была ‒ и я эту возможность использовала...

ПЛАСТИЛИН. Всё равно не врубаюсь... Там бомжи какие-то, помойщики, доходяги, а тут...

ФИЛИН (резко). Заткнись, а? Не понимаешь, так хоть помолчи...

 

Снова герои безмолвно сидят у костра, глядят на огонь ‒ словно что-то пытаются разглядеть в его жёлто-пунцовых языках.

 

АЖ ДВА О. Ага, чуть не забыла!.. Я же вас угостить хотела, ребятки. Специально в честь праздника запаслась... (Роется в своей сумке.) Вот, картошка, сама в садах накопала. Сейчас мы её в костерок ‒ как вы любили... В детстве любили...

 

Достаёт из сумки картофелины, бросает их в костёр, засыпает сверху горячими углями.

 

ВАГИНА. Да, картошечку мы тогда... Вообще... Самое классное лакомство!

УЖИН. Особенно в походе. Находишься за день с рюкзаком, вечером живот к рёбрам прилипает. А тут тебе картофанчик ‒ с пылу с жару...

ФИЛИН. Вы её получше углями-то... Побольше сверху нагребите... Картошка, она открытого огня не любит...

ОКАЛИНА (смеётся). Не учи учёную! У Ольги Ольгердовны всегда самая зеканская картошка получалась...

 

Народ оживляется, начинает шумно обсуждать рецепты приготовления картофеля в костре. Самые нетерпеливые уже ковыряются в углях, подкатывают к себе дымящиеся картофелины, разламывают их и, обжигаясь, пробуют.

 

ОКАЛИНА (дуя на картофелину). Ольга Ольгердовна, а письмо? Письмо, которое в капсуле было, ну, послание потомкам... Вы его куда? Выбросили?

АЖ ДВА О. Обижаешь... Сберегла я его, для вас сберегла... Вот оно.

 

Долго копается в складках своей бесформенной одежды. Наконец, достаёт сложенный вчетверо листок. Подаёт его ОКАЛИНОЙ.

 

ОКАЛИНА (разворачивает листок, читает). Ага... Вот... «Мы, молодые ленинцы шестидесятых...» Тэк-тэк-тэк... «В этот торжественный и знаменательный день...» Тэк-тэк-тэк... (Передаёт листок Ужину.)

УЖИН. «В день, когда весь мир, всё прогрессивное человечество отмечает пятидесятилетие великого события, положившего начало...» Тэк-тэк-тэк... (Передаёт Вагиной.)

ВАГИНА. «Как эстафету, как яркий факел передаём мы вам вместе с этим письмом свою преданность идеалам, ради которых...» Тэк-тэк-тэк... «Пусть этот факел освещает ваш путь, по которому...» Тэк-тэк-тэк... (Передаёт письмо Филину.)

ФИЛИН. «Мы верим, что вы подхватите наше знамя и с гордостью будете нести это алое полотнище, которое нам вручили наши отцы и деды...» Тэк-тэк-тэк... (Передаёт Пластилину.)

ПЛАСТИЛИН. «Признаёмся, что мы немного завидуем вам, молодёжи двадцать первого века, потому что светлое будущее, в которое мы верим в своём одна тысяча девятьсот шестьдесят седьмом году, уже стало для вас в две тысячи семнадцатом счастливым настоящим...» Тэк-тэк-тэк...

 

Опускает руку с письмом, молчит. Потом задирает голову и глядит куда-то вверх ‒ туда, откуда всё гуще и гуще падают снежинки.

 

(Глухо.) Факел... Идеалы... Знамя... Неужели это всё мы?.. Неужто мы такими были? А? (Берёт свою флягу, скручивает с неё колпачок.) За это и выпить можно... Нужно даже… Так ведь?.. Тем более праздник, юбилей.

 

Стирает с лица растаявшие на щеках снежинки. Потом аккуратно наливает содержимое фляжки в колпачок, пускает колпачок по кругу. Наши герои по очереди выпивают, закусывают печёной картошкой. АЖ ДВА О снова берёт в руки свою бездонную сумку, роется в ней.

 

АЖ ДВА О. Праздник, да... Ещё какой праздник, ребятки!.. А к празднику что полагается? Правильно, подарки полагаются... Ну-ка, примите-ка от бывшей своей вожатки, от вашей Аж Два О... (Достаёт из сумки конверт.) Ты, Филин, как я помню, филателистом заядлым был. Твою коллекцию марок во всём районе знали, она даже на специальном стенде в ДК выставлялась... Так?

ФИЛИН. Точно, Ольга Ольгердовна. Я эти марки где только не доставал... И в киосках Союзпечати покупал, и у ребят выменивал, и по барахолкам искал... Серия «Первые советские космонавты» у меня самая полная была.

АЖ ДВА О (хитро прищурилась). Полная, да не совсем... Верно?

ФИЛИН. Ага... Германа Титова в ней не было. Точнее, он был ‒ и на наших марках, и на монгольских, и на польских... Только гэдээровской я нигде не мог достать, где Титов на фоне Бранденбургских ворот.

АЖ ДВА О (протягивает конверт). Теперь она у тебя будет. Держи.

ФИЛИН (вынимает из конверта марку). Та самая! Точно, она... Спасибо, Ольга Ольгердовна! Вот это да... Не верится даже...

 

Тем временем АЖ ДВА О достаёт из сумки очередной подарок.

 

АЖ ДВА О (Вагиной). А это тебе. Ты же у нас самой активной была, в Совете дружины постоянно... На слётах речи толкала... Тебе и подарок особенный (прикрепляет на куртку Вагиной значок)‒ пионерский значок. Но он не простой, это значок особенный ‒ артековской серии. Только вожатым полагался... Это мой личный... Знаю, что он тебе нравился. Так что носи на здоровье!

ВАГИНА (даже в ладоши захлопала от восторга). Ой, как здорово! (Бережно трогает значок.) Я же мечтала о таком... На нём эмаль какая-то необыкновенная, яркая такая... Таких значков ‒ днём с огнём... Они вообще наперечёт ‒ такие значки, они как медали... Спасибо, Ольга Ольгердовна!

 

АЖ ДВА О снова сунула руку в сумку, но пока ничего не извлекает оттуда.

 

АЖ ДВА О. Пластилин, для тебя у меня тоже кое-что... Может, угадаешь?

ПЛАСТИЛИН (пожимает плечами). Да зачем, Ольга Ольгердовна?.. Ни к чему это... У меня и так всё есть.

АЖ ДВА О. Этого точно нет... Ну, давай, давай, думай... Вспоминай, чего тебе в четвёртом классе больше всего хотелось.

ПЛАСТИЛИН. Ну, вы даёте, Ольга Ольгердовна! Разве ж теперь вспомнить, о чём полвека назад мечтал?

АЖ ДВА О. А ты попробуй.

ПЛАСТИЛИН. Да много чего хотелось тогда... Компас хотел, чтоб свой собственный и чтобы стрелка светилась в темноте... Хотел, чтобы мы у Четвертого Гэ в футбол, наконец, выиграли... О велосипеде мечтал...

АЖ ДВА О (поощрительно кивает). Ну, ну...

ПЛАСТИЛИН. Так велосипед мне батя тогда купил. Да ещё какой! У всех пацанов «Школьники» задрипанные были, а у меня «Орлёнок»! Блестящий такой, хромированный, со звонком громким, с ручным тормозом, с багажником даже... Я на нём за один день кататься научился, гонял по улицам как наскипидаренный... Об одном только жалел: катафотов на колёсах не было ‒ это штуки такие светоотражательные. У Вазелина из Шестого А классные катафоты стояли, разноцветные такие ‒ синие, красные, зелёные. Вот и мне хотелось...

АЖ ДВА О (достаёт из сумки свёрток). Хотелось ‒ получай.

ПЛАСТИЛИН (разворачивает бумагу, смеётся). Они! Они самые, точь-в-точь прямо... Не ожидал... Спасибочки!

АЖ ДВА О (из своей сумки извлекает книгу). Принимай, Окалина. Это тебе в честь великого праздника. Книга про пионеров-героев, самое полное издание... Извини, что не новая.

ОКАЛИНА. Неужели та самая, из библиотеки? Вот это подарок так подарок... (Листает.) Точно, она! С иллюстрациями, с подробными комментариями... Я же их всех наперечёт тогда знала, этих пионеров: и Зину Портнову, и Лёню Голикова, и Валю Котика, и Володю Дубинина... Я вам так благодарна, Ольга Ольгердовна! (Прижимает книгу к груди.)

 

АЖ ДВА О снова роется в своей сумке, из которой появляется пионерский горн.

 

АЖ ДВА О. Ну, а это тебе, Ужин. Думаю, ты порадуешься (улыбается). Не щурься, не щурься... Тот самый! Твой, персональный, с которым ты на все смотры, на все построения... Не знаю, чем ты его тогда драил, но сверкал он у тебя всегда... Ни у кого во всей дружине так не сверкал! А уж играл ты на нём... У-у-у... (Протягивает горн Ужину.)

УЖИН. Спасибо, огромное спасибо!.. Вот это подарок... Всем подаркам подарок... Вот уж чего не ожидал, того не ожидал!

 

Он поднимается со своего места, подносит горн к губам. Несколько раз осторожно, словно не веря в его реальное существование, трогает мундштук, в волнении облизывает губы... И вот над ночным парком уже льётся чистый и звонкий звук пионерского горна.  

 

ПЛАСТИЛИН (смеётся). Во как! Уже и музыка у нас своя... Дискотека...

ФИЛИН. Даёшь дискотеку шестидесятых!

ВАГИНА. Не дискотеку, а смотр... Смотр самодеятельности...

ОКАЛИНА. Нет, не самодеятельности. Смотр пионерской песни!

АЖ ДВА О. Неужели помните? Все наши песни помните?

УЖИН. Может, и не все, но кое-что помним... Эту, например... (Напевает.)

 

Мы шли под грохот канонады,

Мы смерти смотрели в лицо…

 

ФИЛИН. И эту тоже... (Напевает.)

 

Слышишь, товарищ,

Гроза надвигается?

С белыми наши

Отряды сражаются…

 

ВАГИНА. А у меня вот эта самая любимая была... (Напевает.)

 

Знает север, знает юг:

Пионер – хороший друг…

 

ПЛАСТИЛИН. А мне другая с детства запомнилась. Я её чуть ли на каждое утро по «Пионерской зорьке» слышал. Проснёшься, умоешься, завтракать садишься, радио включаешь, а там... (Напевает.)

 

То берёзка, то рябина,

Куст ракиты над рекой...

 

ОКАЛИНА. Ребята, ребята, а знаете что? Давайте про вожатого споём? Помните песенку про вожатого? Ну, должны вы помнить: «Замечательный вожатый есть, друзья, у нас...» Пусть это будет наш подарок Ольге Ольгердовне. Она нам вон сколько всего понадарила, а мы ей ‒ песню!

 

Затягивает песенку про вожатого. Песню очень быстро подхватывают остальные, УЖИН аккомпанирует на горне.

 

БЫВШИЕ ПИОНЕРЫ.

 

Замечательный вожатый

Есть, друзья, у нас,

После смены вечерами

Он спешит к нам в класс.

Ах, как хочется, ребята,

Стать таким же, как вожатый!

Замечательный вожатый

Есть, друзья, у нас...

 

АЖ ДВА О сначала слушает песню, топает ногой в такт, размахивает палкой ‒ словно дирижирует, а потом снова тянется к своей сумке. Через мгновение из её недр появляются несколько пионерских галстуков.

Вожатая обходит всех поющих и по очереди повязывает каждому красный галстук. Песня смолкает.

 

УЖИН. Это те, Ольга Ольгердовна? Те самые галстуки, из капсулы?

АЖ ДВА О. Ну, конечно... Они вместе с письмом лежали, это я их туда в шестьдесят седьмом... А теперь забрала. Как новые...

ФИЛИН. Да, жаль, жаль, что так... Что наше послание ненужным оказалось...

ОКАЛИНА. А может, ещё пригодится?

ПЛАСТИЛИН. Кому? Здесь на фиг никому не нужно, сама видишь...

ОКАЛИНА. Ну, не сейчас, так в будущем кому-нибудь пригодится... Потомкам...

ВАГИНА (очень уверенно). А что, очень даже может быть! Сейчас это никому не надо, а лет через пятьдесят или через сто всё, может, совсем по-другому будет... Нам, знаете, что нужно? Нам нужно новую капсулу заложить!

ФИЛИН. Так ведь это... Капсула уже того... И ящик тоже...

ПЛАСТИЛИН. А мы вот сюда письмо... (Трясёт пустой флягой.) Чем не капсула? В трубочку письмо ‒ и сюда... (Показывает на горловину фляги.) А потом фляжку ‒ в стелу... Что она в таком состоянии, не беда. Я на следующей неделе бригаду каменщиков с гастронома сниму, сюда подгоню. Будет стела лучше новой.

АЖ ДВА О. А что, это мысль! Молодец, Пластилин, исправляешься... И полвека не прошло... Ну, так что, прямо сейчас и заложим свою капсулу?

УЖИН. Конечно, сейчас! Чего тянуть-то?

ОКАЛИНА. Только надо всё сделать, как тогда... В ноябре шестьдесят седьмого... Чтобы торжественно...

АЖ ДВА О. Само собой! Ведь момент-то такой... Не каждый день капсула закладывается. (Отходит в сторонку, приосанивается.) Отряд, к торжественному построению... Ужин, давай!

 

УЖИН берётся за горн, играет построение.

 

Отряд, смирно! Равнение на звеньевых... К выносу знамени и торжественному маршу... Правое плечо вперёд... Марш!

 

Вновь звучит горн. Немногочисленный отряд начинает маршировать у костра. Бывшие пионеры в точности повторяют те движения, которым их научила вожатая полвека назад. Одни закладывают в обломки стелы импровизированную капсулу, другие в это время стоят в торжественном карауле. Но вот торжественная церемония подошла к концу. Наши герои приближаются к краю сцены.

 

ОКАЛИНА. Ольга Ольгердовна, а как же мечта? Заветное желание?

АЖ ДВА О. Что ‒ мечта?

ВАГИНА. Ну, у тех, кто эту капсулу вскроет... Кто прочитает письмо через пятьдесят или сто лет... У них тоже желание исполнится? Самое заветное?

АЖ ДВА О. Конечно, исполнится. Даже не сомневаюсь, что исполнится... Найдут они нашу капсулу, достанут письмо, прочитают ‒ и исполнится желание. У всех.

ФИЛИН. У всех сразу? Не у одного только?

АЖ ДВА О. У всех, у всех, ребятки. У каждого, кто придёт сюда, у каждого исполнится... А как иначе? Они же вон когда жить будут ‒ через полвека, через век после нас. Тогда же всё, совершенно всё иначе будет... Разумеется, исполнится! (Взгляд на Ужина.) Так ведь, Ужин?

 

Вместо ответа УЖИН вновь подносит к губам горн. Над тёмным осенним парком, накрытым всё усиливающимся снегопадом, плывёт хрупкая, чистая и очень знакомая мелодия. Что это за мелодия? С ходу и не вспомнить. Мы её, конечно, слышали, но давно... Очень давно... Так давно, что почти забыли.

 

Затемнение