Портреты
ВАЛЕРИЙ ЖЕРДЕВ-ЯРЫЙ
ИЗ БЛИЖНИХ СТРАНСТВИЙ ВОЗВРАТЯСЬ
Очерк
Кто бы мог подумать, что обыкновенная поездка к Чёрному морю вызовет у меня, путешественника, объездившего много стран, прошедшего моря и океаны, столько душевных волнений, вернёт в мечтательную юность с дерзновенными замыслами, погрузит в уже свершённое? Но это случилось. И виной всему один человек, камчатско-курильскими ветрами занесённый в Туапсе. Имя ему – Евгений Константинович Мархинин, наш знаменитый вулканолог, личность, по масштабу сопоставимая с французом Гаруном Тазиевым и норвежцем Туром Хейердалом. Но если Гаруна Тазиева и Тура Хейердала знает весь мир, то нашего соотечественника – только специалисты-геологи и небольшое количество любителей изящной словесности. Даже в Ростове-на-Дону, где он родился, о нём мало кто слышал. Да я и сам до своей поездки ничего о нём не знал. Спасибо поэту Галиеву за организацию встречи с таким замечательным человеком.
Ведь имя Мархинина должно стоять в одном ряду с нашими известными ростовчанами – такими, как нейрокибернетик Александр Борисович Коган, писатель Александр Исаевич Солженицын, путешественник Григорий Егорович Попов, ныне, к сожалению, почившими в бозе. А академик Мархинин жив и, верится, ещё долго будет жить, прославляя нашу страну и наш город. Ему же всего восемьдесят восемь. И не зря же он писал:
Когда мне стукнет сто,
Открою я секрет
О том, как буду жить
Вторую сотню лет!
Евгений Константинович поселился в Туапсе в 1993 году, после 35-летней работы на вулканах. А мы навестили его в 2014-м. Мы – это Геннадий Галиев, поэт, иногда пишущий прозу; Виктор Тихонов, поэт, прозу не пишущий, и автор этого очерка, вольный путешественник и литератор. Поэты приехали за вдохновением и впечатлениями, я тоже, и мы их получили. Потому что даже простое общение с людьми высочайшего научного и культурного уровня, а Мархинин именно такой человек, оставляют отпечаток в душе навечно. Но у меня была и другая цель.
Перед самой поездкой я прочитал статью одного известного социолога, в которой автор доказывал, что в условиях современной цивилизации неизбежно вырабатывается усредненный тип людей, у которых нет резко выраженной индивидуальности, которым поэтому закрыт путь к известности и которые всегда остаются на своих скромных местах – рабочие, служащие и мелкие торговцы. Разница в их происхождении, личных особенностях мало-помалу стирается жизнью, которую они ведут и в которой фактически нет возможности выделиться. И в результате в современном обществе формируется именно тот тип усредненного человека, которому одинаково чужды и непонятны: подвиг и преступление, душевное благородство и крайняя душевная низость. И если так будет продолжаться, то культуре, науке, искусству гро-
ЖЕРДЕВ-ЯРЫЙ Валерий Иванович – литератор. Автор повестей и рассказов. Лауреат премии «Ковчега». Предыдущая публикация в нашем журнале ‒ № XXIV (3/2009). Живет в Ростове-на-Дону.
© Жердев-Ярый В. И., 2015
зит опасность иссякнуть. В наши дни трудно представить появление Софокла, Леонардо да Винчи, Шекспира – не потому, что больше не может быть таких гениев, а оттого, что для современного общества характерна тенденция нивелирования человека. И у меня после прочтения этой статьи возник вопрос: как появляются такие люди, как Мархинин, что изначально движет ими, как начинает проявляться их гениальная сущность? И даже после бесед с Евгением Константиновичем я так до конца и не понял, откуда всё-таки они берутся, такие люди?..
Но обо всём по порядку. Сначала немного о Туапсе.
Туапсе – маленький город с двумя городскими пляжами по обеим сторонам от морского порта, обтекаемого слева рекой Туапсе, справа – рекой Паук. «Туа» по-черкесски «два», «псе» – «река», отсюда и название города. Реки не дают портовой грязи проникнуть на акватории пляжей, поэтому море там чистое и купальщиков много. Ну а те, кого не устраивает многолюдье на морском берегу, уходят вдоль пляжа в сторону Гизель-дере, что значит «Прекрасное ущелье». Можно уйти и в противоположной направлении – в сторону скалы, носящей имя художника Александра Киселёва, на которой он просиживал с мольбертом сутки напролёт и переносил на холст открывающуюся перед ним морскую ширь…
Мы жили на улице Дачной, на даче Мархинина, которую он любезно предоставил в наше полное распоряжение. Дачный домик притулился к обрывистому склону, сплошь заросшему бамбуком. На наши голоса пришёл знакомиться рыжий кот Маркиз, живущий по соседству. И, думаю, остался доволен своим дополнительным питанием. По ночам из-под стрехи крыши выглядывали любопытные лесные сони ‒ маленькие пушистые зверьки, похожие на белок. По утрам с соседней дачи голосил петух.
Улица Дачная – только по названию улица, на самом деле это тропинка в безымянном ущелье вдоль речушки, текущей к морю. Их тут много – таких ручейков без названия. До завтрака через мостик, перекинутый прямо от калитки на ту сторону нашей речки, мы спускались к морю, где ещё более ранние рыбаки застыли на волнорезах, и сердца и души наши пели: «Мы попали в рай земной». А Евгений Мархинин подтверждал это строками из своей поэтической книги:
И сказал мне случайный прохожий:
«Как на рай это место похоже!»
В этой тяге к стихам нет ничего удивительного. Сама профессия геолога буквально толкает к творчеству. Яркие примеры – ростовчанин Александр Кокин и москвич Александр Городницкий. А уж тем более вулканолога, едва не каждое мгновение рискующего жизнью, когда непонятно, кто сильнее: Бог или дьявол.
Мы шли на извержения под грохот канонад,
как на поля сражения, в чистилища и в ад», ‒
это опять Мархинин.
В семидесятые годы прошлого столетия по экранам Советского Союза прошёл фильм Гаруна Тазиева «Встречи с дьяволом», красочно доносящий до зрителей огонь, рвущийся из жерл вулканов, багровые реки стекающей вниз лавы и взрывы вулканических бомб. Я восхищался этим человеком, и невдомёк мне было тогда, что советский вулканолог Евгений Мархинин уже с конца пятидесятых изучал камчатские и курильские огнедышащие горы. Мне было тогда пятнадцать лет, самое время для мечтаний о путешествиях в места незнаемые. А сейчас я читаю с удивлением откровения Тура Хейердала: «Вы можете погреться среди вулканов под надёжным присмотром Тазиева и Мархинина». И когда я сам на Кунашире, одном из островов Курильской гряды, в конце восьмидесятых слышал погромыхивания вулкана, ласково названного Тятей, то не представлял даже, что тут всё исхожено будущим академиком Мархининым и, возможно, здесь вызревала его знаменитая вулканологическая теория происхождения жизни на Земле, коротко названная им биовулканизмом и одобренная самим академиком Опариным.
А сейчас мы сидим на кухне в туапсинской квартире Мархининых с Евгением Константиновичем, его женой Ириной Борисовной, верной спутницей и по кратерам, и по жизни, и дочкой Людмилой, выбравшей не папину профессию, но прекрасно понимающей высочайший научный уровень отца, пьём чай и читаем друг другу стихи. Мой взгляд падает на зуб кашалота, примостившийся рядом с японской вазой в серванте, Мархинин ловит мой взгляд, и неожиданно звучат стихи, уносящие меня в курильские дали, по которым довелось когда-то побродить:
И когда я его наполняю
До краёв коньяком душистым,
Вспоминаю я остров скалистый
В самом центре Курильской гряды.
А я вспоминаю слова Константина Паустовского: «Как всё-таки хорошо жить на свете бродягой, от случая к случаю». Да, хорошо, поэтому и случилась встреча с Мархининым. Паустовский это написал в болгарском Созополе на реке Рапотаме – рае птиц и рыб. И у нас сейчас рай ‒ на улице Дачной. А в бытность мою на мысе Столбчатом, природном каменном органе острова Кунашир, для моей души там тоже был рай. А чем не рай долина гейзеров на Камчатке? И получается, что чем больше бродяжишь по белу свету, тем больше видишь чудес природы, заполняешь ими всего себя, встречаешься с такими же любознательными скитальцами. И если любознательность соединяется с научным подходом: всё описать, измерить и сделать выводы, то видишь человека в оранжевой каске, очень похожего на Мархинина ‒ исследователя, облазавшего с приборами несколько десятков вулканов Камчатки и Курил. И начинаешь испытывать невольное смущение. Он работает, а ты просто смотришь. Но потом смущение проходит, когда рассказываешь об увиденной «пасти дьявола» – подземном вулкане, в котором клокочет не вода, а горячая грязь. Клокочет она в огромных пещерах, откуда постоянно валит сизый дым и слышен зловещий грохот. Рассказываешь ‒ и видишь загорающиеся глаза своих слушателей. Или, наоборот, печальные, когда они слушают твой рассказ о гейзере Коварном, к которому подошёл проснувшийся от зимней спячки медведь, поскользнулся на нерастаявшей ледяной корке и свалился прямо в кипящую воду.
Что касается зуба кашалота, наполняемого коньяком в спокойной обстановке квартиры, то когда он был найден на скалистом острове, обстановка там была далека от спокойствия. Остров был безводный, и месяц, что пробыла там экспедиция Мархинина, шхуна не могла их снять из-за шторма. Зубом приходилось мерить дождевую воду, стекавшую с крыши палатки. К тому же запасы еды, рассчитанные на неделю, закончились. И что делать? А вот что. Не впадать в панику и развести как следует огонь. «Кедрач – натуральное спасение, – думал Мархинин. – Он горит даже сырой. Кедрач – это огонь, и, стало быть, можно ещё благоденствовать, честное слово! Завтра встанем – и будет солнце, и вся эта исковерканная каменистая местность радостно преобразится, и вспыхнут желтовато-зелёные стланниковые заплаты под солнцем, и так проникновенно вокруг запахнет! Суматошные запоют ручьи, хвоинки отряхнутся от бисера дождя, растопырят свои терпкие иглы, и горделиво вознесётся за бархатной гладью пролива классически законченный вулканический пик!»
Эти мысли Мархинина я нашёл в книге его друга Леонида и подумал: так, может, в таком светлом отношении к природе и таится научный успех учёного, и находится выход из трудной ситуации, в какую попала группа вулканологов? Поэтическая любовь к жизни, соединённая с научным интересом к ней. Или что-то ещё было в жизни этого человека, кроме науки и любви к природе, что сформировало его как человека?..
Когда Жене Мархинину было одиннадцать лет, а это был страшный 1937 год, арестовали его отца, командира Красной армии. Больше они с мамой его никогда не увидели. Но хотя их выселили из московской квартиры, где они тогда жили, за 120 километров от Москвы под город Малоярославец и лишили всего их имущества, мальчик не ожесточился, не стал меньше любить Родину. Всё произошедшее он считал ошибкой НКВД. Через четыре года началась Великая Отечественная война. И Женя написал стихотворение, которое было напечатано в Малоярославецкой газете:
Он знает, за что он идёт воевать,
За что он идёт свою кровь проливать.
Он Родину любит, как старую мать,
И жизнь за Отчизну готов он отдать.
Не только отдать, но и победить. Вся история страны и даже города, где он учился в школе, говорила об этом. Именно под Малоярославцем главнокомандующий русских войск Кутузов преградил императору Наполеону путь, заставил войска его повернуть на запад. Французы писали, что у этого города «остановилось завоевание Вселенной и были утрачены плоды двадцатилетних побед». А что немцы ‒ из другого теста сделаны? Было тогда Жене четырнадцать лет.
Ему не исполнилось и восемнадцати, когда он ушёл в Красную армию воевать с фашистами. Через год, в 1944-м, был тяжело ранен, полгода провел в госпитале и был комиссован.
Очередная беда – смерть мамы в 1948 году. Боль захлестнула так, что дышать стало нечем. Таисии Петровне было всего пятьдесят лет. И вырвались у Евгения из сердца слова:
Ты живёшь в моём сердце, мама!
Ты для сердца не умерла!
Жизнь закаляла его, но он всё ещё оставался, как говорит сам о себе Евгений Константинович, дурак дураком, многого не понимая. И когда умер Сталин, откликнулся на его смерть патриотическим стихотворением в духе того времени. К тому времени 27-летний Мархинин уже окончил Московский геологоразведочный институт и работал в Средней Азии на разведке угольных месторождений. И только в 1956 году, после разоблачения культа личности вождя всех народов и последующей реабилитации своего отца, с глаз аспиранта лаборатории вулканологии АН СССР стала спадать идеологическая пелена. А в 1962 году, при пересадке в Хабаровске на Камчатку коллега-геолог посоветовал ему в аэропортовском ларьке купить журнал «Новый мир» с повестью Солженицына «Один день Ивана Денисовича» И начальник Ключевской вулканологической станции с 1958 года, кандидат наук Евгений Мархинин почувствовал, что в нём оборвалась какая-то важная струна доверия к государству, в котором он жил. Но ему было не до выяснения отношений со Страной Советов. К этому времени вулканы стали его настоящей страстью.
Ещё в детстве начинается наша взрослая жизнь ‒ в мечтах. И, может быть, началась она тогда, когда юный Женя прочитал рассказ о вулкане Кракатау, в который пьяные французские артиллеристы выстрелили из мортиры: снаряд попал в кратер потухшего вулкана, там взорвался, вулкан начал пыхтеть и тоже взорвался. Погибли и туземцы, жившие у его подножья, и артиллеристы, и ещё множество людей. Может быть, именно тогда у мальчика возникло желание во всём разобраться самому. И Евгений Мархинин стал разбираться.
Тридцать пять лет будущий академик отдал полевым исследованиям на вулканах Камчатки и Курил. Это были действующие вулканы Ключевская сопка, Толбачик, Безымянный, Шевелуч, Алаид, Эбеко, Тятя, Менделеева, Головнина и ещё несколько десятков молчащих. И если Мархинина высадить с завязанными глазами в окрестностях любого из них, то он их узнает на ощупь, по запаху газов, по звуку фумарол. Побывал он за эти годы и на вулканах Италии – Этне, Везувии, Вулкано; и на японских – Фудзияме, Ассо, Сакурадзиме, и в Исландии – на Гекле. И двадцать лет, уже живя в Туапсе, внимательно наблюдает за Эльбрусом и Казбеком. Ни один вулкан не оставлял его равнодушным. Но, конечно же, особенно всегда интересовали извержения вулканов. Мне не повезло в этом отношении, но я мысленно вижу взрывающиеся горы, тучи чёрного пепла и молнии, пронизывающие их, по рассказу Александра Шалимова, с которым пересекался на вулканических путях-дорогах и Мархинин.
Извержение вулкана… Трудно представить природное явление более грозное, разрушительное, поражающее воображение… Исполинский столб раскалённых газов и вулканического пепла вырастает над кратером. Он полыхает вихрями огненных взрывов, а высоко в небе растекается огромной багрово-чёрной тучей. Молнии одна за другой пронизывают клубящееся чрево этой тучи, набухшей дождём и горячим пеплом. Гром гремит не переставая; его тяжкие удары сливаются с грохотом вулканических взрывов. Потом на землю обрушиваются струи чёрного едкого дождя. Скатываясь по крутым склонам, они превращаются в разрушительные грязепепловые потоки, сметающие всё на своём пути. Там же, где дождь прошёл стороной, горячий пепел сжигает леса, сады, посевы, серой пеленой покрывает опустошённую землю. И наконец, появляется лава… Её огненные реки зарождаются высоко у края кратера или из трещин в теле вулкана. Словно светящиеся змеи, они сползают к подножию огнедышащей горы. И нет силы, способной остановить их неудержимый всеуничтожающий напор…
Да! Но извержение извержением, а вулканологам надо идти работать. Туда, ГД лава переливается через край кипящей«кастрюли с адским варевом», туда, где академик Мархинин сделал своё величайшее открытие, изменившее наше представление о природе возникновения жизни не только на Земле, но и во всей Вселенной.
Учёный вспоминает свой обычный день на вулкане:
«Мороз. Жестокая метель. Идём к яркому жёлтому истоку. Становится жарко. Колеблется нагретый воздух. Лава течёт со скоростью полметра в секунду. Температура её превышает тысячу градусов. Подхожу к истоку и бросаю на лаву большой плоский камень. Камень медленно погружается в огненную реку. Запрыгиваю на него. Титановая трубка у истока входит в лаву легко, как в обычное тесто. Из свободного конца трубки выделяется газ. Чистый. Магматический! Мы отбираем пробы газа и пепла. Ветер дует с такой силой, что прижимает нас к камням. Если бы не горячая лава вокруг, было бы очень холодно, а так нас одолевает жар и едкие газы. Заканчиваем работу и отходим в более безопасное место. Поджариваем на лаве хлеб и пьём чай с гренками из термоса. Теперь пора на базу. Сходим с горячей лавы на снег, становимся на лыжи и опять попадаем в объятия горячей метели…»
И так изо дня в день, всё время извержения вулкана, в разных его местах, чтобы научные данные были непротиворечивы. И вот победа.
В анализах проб, взятых во время извержения кунаширского вулкана Тятя, оказались аминокислоты – кирпичики жизни. По подсчётам Мархинина, общая масса их в пепле вулкана – около ста тысяч тонн. Было где разгуляться животворящим процессам. Этот скачок знаний произошёл в 1973 году. Научный мир вздрогнул.
Но Мархинин не был бы Мархининым, если бы не прокомментировал будущее открытие стихами. Да, будущее! Потому что интуитивная мысль о зарождении жизни в вулканическом пепле была сформулирована вулканическим поэтом двумя годами ранее, 8 марта 1971 года, в поздравлении женщинам Института вулканологии:
Не из ребра Адама –
Из пепла извержения
Возникла Пра-пра-дама
В весёлый день творения.
Под Пра-пра-дамой будущий академик имел в виду систему биологически важных соединений. Вот так было предсказано открытие мирового значения: в пепло-газовом вулканическом столбе, пронизываемом молниями, образуются биологически важные органические соединения. А это значит, что Природа делает первый шаг от Неживого к Живому в процессе вулканических извержений!
Туапсе – маленький город. И многие туапсинцы знают, что на улице Дачной, раньше Второй Сочинской щели, бьёт холодный чистый ключ. Над ним сложена из округлой плоской гальки стена, в которой тоже из камня выложена пушкинская строка: «И Божество, и вдохновенье, и жизнь, и слёзы, и любовь!» и вмурован барельеф Александра Сергеевича Пушкина, привезённый Мархининым из Москвы. По легенде одного известного библиофила, на месте дачи Евгения Константиновича очень-очень давно стояла черкесская сакля. И Пушкин останавливался в ней. И опять-таки, по легенде того же любителя книг, перед дуэлью с Дантесом, предчувствуя свою гибель, он попросил выбить эту надпись. Его просьба была выполнена в 1987 году, спустя сто пятьдесят лет, местным каменотёсом. Так в Туапсе появилось «Пушкинское место».
Мархинин говорит, что он по воле Бога связан с этим местом, потому что у него и у Пушкина общий предок – Григорий Александрович Мархинин, по прозвищу Пушка, что значит быстрый, меткий. Но вот парадокс. Почему-то нашими искусствоведами больше смакуется «эфиопское» происхождение русского гения. А мне всё-таки кажется, что именно русские гены сформировали характер, талант и природу двух титанов: одного – науки, другого – поэзии.
Туапсе – маленький город, там нет крупных научных центров, но в нём живёт учёный с большой буквы – Е. К. Мархинин. И с его помощью, благодаря его организаторским трудам, в городе уже прошло семь международных научных конференций «Вулканизм, биосфера и экологические проблемы». В 2013 году состоялась седьмая, а в 2016-и, к 90-летию Евгения Константиновича Мархинина, планируется и, значит, непременно будет восьмая.
Сотни учёных из разных стран, сотни интереснейших докладов и сообщений, и среди них – выступления школьников из его родной Малоярославецкой школы. Как в своё время академик Опарин поддержал никому не известного вулканолога, так и академик Мархинин поддерживает и даёт напутствие в науку мальчишкам и девчонкам. А значит, нить знаний не прервётся никогда! И мне хочется закончить свой рассказ вот такими весёлыми строками самого Мархинина:
Не боксёр я и не футболист,
Не пловец и не теннисист,
Не самбист и не хоккеист.
Я – весёлый стенокардист.
А от себя добавлю: «И вечный вулканологист». Да простит меня Евгений Константинович!
