* * *
посиди со мной
здесь ещё можно дышать
но совсем не выйдет поговорить
только капать в чашку кордиамин
здесь пока разрешают вдох
разрешают взгляд
запрещают взлёт
не молчи
рассказывай хоть про что
ничего только в голову не идёт
не приходит свет
туда где вечно сырая тень
так глаза закрою
и чудится что ты здесь
что ты всё же есть
подержи меня за руку
левая не болит
просто не сжимается
провисает
это только кажется
будто солнышко светит всем
из последних сил
для тебя
а потом
глаза закрывает
Поющему
Мелодия.
Гармония.
Гортань
и мягкие
податливые связки.
Да, эта плоть
сама рождает звук!
Трёхслойный ряд
из рыхлых алых тканей
становится волшебным инструментом.
Поющий сам является оргáном
и óрганом.
Так дух его и плоть
совместно резонируют друг в друга,
осваивая эту тайну тайн.
Мелодия.
Гармония.
Гортань.
* * *
Дерево, бредущее по воде
В никуда из своего убежищного нигде.
Дерево, куда же ты? Погоди.
Чей топор торчит из твоей груди?
Дерево, как река тебя не взяла?
На спине — огонь. На ресницах — слеза-смола.
Безголосое? Молчаливое? Не тревожь...
У него три сотни годичных слоёных кож.
Но зато в реке совсем не видны следы.
Как захочешь пить, так вдоволь её, воды.
Впереди — волна, позади — кильватерный след.
Вот оно бредёт,
Вот едва виднó,
Вот его и нет.
* * *
Непроизносимо имя твоё: нараспев,
На длинный вдох, на выдох земной короткий.
Имя твоё — выдавленный рельеф
Брайля на сердечной перегородке.
* * *
Береги меня
От чужого косого взгляда,
Неосторожного слова,
От колючего снегопада,
От зла людского,
Обращённого в мою сторону.
Чёрны вóроны
Кланяются ведунье.
Ты не кланяйся, но склонись
К моему плечу — губами.
Не знали сами,
Как бросает кости судьба.
У неё в рабах
Не положено нам по рангам.
Не будь подранком,
Волочащим крыло по стылой грязной земле.
Сбережёшь — буду рядом я много лет —
Дочка Воздуха и Земли, хранительница Огня.
Береги меня.
Береги меня.
Береги меня.
* * *
Врач был очень похож на старого рудокопа.
Это не датчик вены выискивал и артерии.
Это шёл рудознатец и в разных штольнях
Показывал драгоценные камни мне и металлы:
«Тут вот золото. Тут серебро. Здесь алмазы.
Здесь ничего не найдено — пустая порода.
Этот пласт весь выработан — было много сапфиров.
Здесь есть изумруды, а также залежи меди».
На самом деле я слышала: «Вот она, яремная вена.
Скорость кровотока... Танечка, пиши: диаметр в миллиметрах...
Вдохните, задержите дыхание. У вас редукция слева.
Не иначе — наследственное. Лежите уже спокойно».
Это было странно — слышать звук своей токующей крови.
Словно цепь трассирующих снарядов,
Выпущенных в цель, до самого сердца.
Это было не больно — себя ощущать живой.
Это будет немного страшно:
Снова
Сюда
Вернуться.
* * *
Я ведь всё понимаю, это же дежа вю.
Мы уже это прожили в жизнях других, ты знаешь.
А запретную память сокрыть бы — не то взломаешь
И пойдёшь «во все тяжкие» бредить-шептать: «Люблю».
После сыгранной пьесы останется тот же ад
Послевкусия — запахов, нот, поцелуев, реплик.
Были молоды мои крылья, да вот — окрепли.
И наивность слов, хоть молись, хоть плачь, не вернуть назад.
Я же чувствую тоньше, как жаркий несёт июль
Из динамика голос, вибрирующий в мембранах.
Для меня моё имя звучит почему-то странно,
Так в твоём исполнении трогательно: «Да, Юль...»
Как улавливаю суть разговора я на лету
Из всего того, что ты расскажешь до половины
Потому, что вторую — знаю. И так невинно,
Так нелепо всё это помножено на суету.
Ту, в которой мы видимся, дышим, хранимся, ждём.
Жжём себя, свои жизни деля пополам с другими.
Я одумаюсь, охну — и всё, дай-то Бог, остынет,
Окропится таким долгожданным июльским дождём.
Не смотри мне в глаза, пожалуйста, не смотри.
Не развязывай узел на сердце — под ним дымится.
Я хотела обнять тебя крыльями так, как птица
Обнимает небо, боюсь — не выдержу. Там, внутри,
Расширяется нечто без признанного глагола,
Прорисованное на манер де-франс: дежа вю.
Замурую живою в вечность нежность свою,
Чтобы ни следа от неё, как от взорванного атолла.
