Эфраим Кишон: Юмористические рассказы. Авторизованный перевод Бориса Гасса*0

Из цикла «Русские идут» Глоток свободы Время от времени я мысленно возвращаюсь в прошлое и оживляю силой воображения события страшных лет войны. Отчетливо помню первый день освобождения Будапешта. Избавление предстало мне тогда в образе украинского солдата. Ударом сапога он выбил дверь сарая, где я коротал дни, уповая на «охранную грамоту» – фальшивые документы. Это был розовощекий детина с мелкими чертами циркульно круглого лица. Его одежда была явно интернациональной: выше пояса – истрепанная гимнастерка бойца советской армии, ниже – галифе и стоптанные сапоги румынского кавалериста. Одной рукой он сжимал ручной пулемет с круглым диском, второй – тащил за собой маленькую тачку, наполненную доверху луком, колбасой, флаконами с одеколоном. Увидев его, я разрыдался. Я ждал его шесть мучительных лет. И вот он появился. Да еще с куском вожделенной колбасы, дружелюбно протянутой мне. Мы молча приступили к трапезе. Время от времени солдат вставал, выглядывал в узкое оконце и смачно посылал убегающих немцев куда подальше. – Немецки капут, русски – Берлин, – видно, желая быть понятым, обратился он ко мне на тарабарском наречии. Я приложил руку с зажатой в ней колбасой к груди и сказал: – Коммунист. – Я нет, я – бухгалтер, – сказал солдат и продемонстрировал отсутствие мозолей на руках. – Счет, понимаешь? Я кивнул головой и признался: – Еврей. Жид. Часы, – увидел он на моей руке часики. – Давай. Я снял часы, и солдат бросил их в мешочек с трофеями-сувенирами. Вскоре он собрал остатки трапезы, деловито уложил их в тачку и повел меня куда-то за город. А там сдал с рук на руки русскому сержанту. Таким макаром я очутился в лагере для военнопленных. «Это, конечно, ошибка, недоразумение», – утешал я себя, заглядывая в глаза солдату-освободителю и выпаливая спасительное: – Я еврей, антифашист, коммунист, жид... Сержант понимающе улыбнулся и спросил жестом, нет ли у меня часов. Я отрицательно покачал головой. Хорошенько оглядевшись, я выяснил, что лагерь кишит коммунистами, евреями и антифашистами. Оказывается, командующий фронтом (маршал Малиновский) в спешке доложил Генералиссимусу о пленении ста тысяч фашистских солдат и офицеров. А на поверку их оказалось всего двадцать тысяч. Тогда маршал распорядился схватить всех мужчин, высыпавших на улицы приветствовать освободителей, – ведь надо же было набрать еще восемьдесят тысяч голов. Началась облава. В течение суток были отловлены все коммунисты, евреи, борцы антифашистского подполья. Город словно метлой вымело. Ареста избежали только пособники нацистов, так как они боялись выйти на улицу... Нас погнали на север, в сторону России. По дороге кто-то сделал попытку отбиться от колонны, но его догнала пуля конвойного. Сержант самолично перебинтовал раненого и даже подарил ему яблоко и бинокль. К вечеру группу, в которую входил и я, загнали в огромный разграбленный магазин. Но не прошло и двух часов, как раздалась команда строиться в колонны для нового перехода. Все вышли, я же схоронился в подсобном помещении. Колонна мнимых военнопленных двинулась. Моего отсутствия никто не заметил... Спустя много лет один из сопленников рассказал мне, что конвой спохватился только у границы и втолкнул в строй первого встречного. Им оказался словак, крестьянин. Галочка была поставлена, поголовье восстановлено... Я вернулся в разрушенный Будапешт. Уже в качестве свободного гражданина. И сатирика поневоле... Вольный перевод Позавчера утром меня разбудил истошный крик в подъезде. Я вскочил с постели и распахнул дверь. Смотрю – наш сосед Бен-Зоар, чертыхаясь, мечется по лестничной клетке и пыхтит, как кипящий самовар. А напротив него – невзрачный коротышка топочет ногами и таращит глаза, точь-в-точь, как член Кнессета. И осыпают они друг друга такими проклятьями – хоть уши затыкай. Коротышка – на чистом иврите, Бен-Зоар – на таком же чистом матерном. Не зря говорят, что в Израиле читают на английском, говорят на идиш, молятся на иврите, а ругаются на русском. Бен-Зоар ухватился за меня, как утопающий за соломинку. Ты только посмотри на этого наглеца. Я хотел купить у него десяток яиц, и одно упало, – показал он на растекшийся по ступенькам белок. – Само упало. А этот засранец требует, чтобы я за него уплатил. Шиш он получит на постном масле. Объясни ему на хорошем иврите – если будет настаивать, я из него котлету в чесночном соусе сделаю. – Ладно, – сказал я и обратился к коротышке: – Этот господин говорит, что он сожалеет о случившемся и, только щадя ваше самолюбие, не предлагает компенсации за нанесенный ущерб. – Ишь какой деликатный, пусть лучше заплатит, – не унимается коротышка. – Скажите ему, что я уже отсидел один срок за убийство в припадке бешенства и готов схлопотать еще четвертак, если этот ублюдок не рассчитается за яйцо. Не уплатит – поплатится жизнью! – Минуточку, – успокоил я коротышку и сказал Бен-Зоару: – Он говорит, что охотно примет твои извинения и, само собой разумеется, не настаивает на уплате, если это бьет тебя по карману. – Вот это другой разговор, – явно подобрел мой сосед. – Я думал, он требует денег. Хотя и слепому видно, что с меня не причитается ни копейки. – Добрый господин утверждает, – перевел я коротышке, – вы произвели на него прекрасное впечатление, и он от всей души желает, чтобы этот убыток был последним в вашей жизни. – Чего уж тут мелочиться, – улыбнулся коротышка, – весь спор выеденного яйца не стоит. Дело в принципе. Мне показалось, он артачится, иначе не стал бы ссориться из-за такого пустяка. И они протянули друг другу руки. И обнялись. И поцеловались. И заплакали слезами светлой радости, словно братья, которые встретились после долгой разлуки. Я смотрел на них и думал: вот, взяли бы меня переводчиком на переговоры глав великих держав – сто поколений жили бы в мире на нашей земле. Из цикла «Портачия – любовь моя» Страна Портачия Нежась на солнце, привольно лежит в бассейне Средиземного маленькая Портачия – единственная в мире страна, которую построили на зарубежные пожертвования. Климат Портачии крайне субтропический, и этим обусловлены сверхвысокие налоги и влажность. Портачия – страна с неограниченными границами. Населяет её племя особого рода: с восточной ментальностью и галицийскими замашками. Характерные признаки среднего портача: он вечно спешит, без конца поглядывает на часы, не может усидеть на месте и к половине четвертого непременно должен попасть в Хайфу. А это значит, что ему некуда торопиться и совершенно нечего делать в Хайфе. Если портач вам необходим по делу, ищите его там, где висят таблички «Вход строго воспрещен!» Когда портач попадает в незнакомое место, он считает себя просто обязанным все потрогать, пощупать, понюхать, облизать. Словом, удостовериться во всамделишности любой вещи. Увидит бутерброд – откусит, покажешь часы – покрутит, холодильник откроет, закроет. Портач обожает рыться в ящиках, залезать в шкафы, ковырять в носу, хлопать себя по карманам. Присущ портачам и еще один общий признак – бутылка в руках. Неважно, кока-кола ли это, апельсиновый сок или минеральная вода. В любом месте, будь то кинотеатр, концертный зал, библиотека, банк, служебный кабинет, он не расстается с бутылкой. И если в каком-то из этих мест раздается вдруг грохот катящейся по полу бутылки, гадать не приходится – это портач. Национальный признак портача – ключи. В кармане каждого жителя Портачии всегда позванивают двадцать два ключа, двенадцать из которых ему абсолютно не нужны, а один – от квартиры. Придя домой, портач пробует отпереть дверь по меньшей мере семью ключами, пока не найдет тот, который ему нужен. И так каждый день. Проходит вечность, прежде чем портач попадет в собственную квартиру. Но ему на это наплевать, ведь он – истинный портач. Впрочем, иногда избавление приходит само собой – портач просто-напросто теряет всю связку. Страсть что-нибудь терять и путать приобретает у портачей характер мании. Один сотрудник органов безопасности Портачии полетел в Стамбул с документами особой важности. Когда этот Джеймс Бонд, явившись на тайную встречу, открыл свой дипломат, то обнаружил в нем косметичку своей жены. Вернувшись, он утверждал, что ему было приказано отвезти в Турцию именно косметичку. И задал начальству расхожий вопрос: «А что, собственно, произошло?» Его пришлось уволить с работы, выдав премиальные и выходное пособие. Теперь он устроился страховым агентом. Характерно для портачей наплевательское отношение к разного рода инструкциям. Если на крышке ящика написано «Верх», портач обязательно поставит ящик надписью вниз. Если выведено красными буквами «Осторожно, стекло!», портач изо всех сил бросит ящик на пол, и, заткнув уши пальцами, отпрыгнет в сторону. Если указано «Хранить в сухом и прохладном месте», портач поставит его в ванной и примет душ. Типичный портач – мастер на все руки. Он обожает красить и перекрашивать, накладывая при этом густой слой краски прямо на ржавчину. Заметит на машине царапину – перекрасит весь кузов. Портач питает неутолимую страсть к разного рода починкам. В этой области он – законченный профессионал. Там, где нужна сварка, он пользуется канцелярским клеем, ножки к столу он приклеивает пластилином, вместо болтов пользуется спичками. Если положение становится безвыходным (спички кончились), портач вкручивает вместо четырех винтов один. Будет держать, как миленький. За всю историю страны не случалось такого, чтобы под рукой портача количество отверстий совпало с количеством болтов. Всякий уважающий себя портач ввинтит вместо трех болтов один, в худшем случае – два. Рассказывают, что однажды на военный завод в Верхней Портачии проник, переодевшись слесарем, шпион некой сверхдержавы. Этот горе-слесарь дал маху на сборке первого же самолета – затянул все три болта. И этим, конечно, тут же разоблачил себя. Был и такой случай. Государственный контролер посетил в Нижней Портачии короля плотников и целый день следил за его работой. Под конец он спросил у мастера, почему тот экономит по одному шурупу на каждой дверной петле. «Он лишний, – ответил король плотников, – двух хватает с лихвой». «Но на петле три отверстия, для чего?» – любопытствовал настырный контролер. «Господин хороший, – ответил король плотников, – у нас работают, а не рассуждают». Государственный контролер взял и собственноручно вкрутил третий шуруп. Король плотников посовещался со своими помощниками и вынес вердикт: у государственного контролера в голове не хватает одного винтика. Средний портач громко чавкает при еде, громко стучит башмаками при ходьбе, громко кричит во время беседы с друзьями. И обязательно жалуется на шум. Граждане Портачии все как один – заядлые любители радио. Если транзистор, не приведи Господь, начинает шуметь и трещать, через год портач вызовет техника. Но попробуй техник не явиться в тот же день – портач устроит скандал. Техник перевернет приемник вверх ногами, и тот заработает нормально. Портач вернет его в нормальное положение, подставив спичечный коробок. Вновь раздастся треск. Портач шлепнет по приемнику ладонью. Чаще всего это помогает. Но случаются и осечки. Тогда портач принимается колотить по приемнику сверху, снизу, с боков. Колотит нещадно, от всей души. Вообще, электроприборы портач бьет смертным боем. Особенно он любит истязать проигрыватель. Заело иглу – портач ждет день, два. Игла не сдвинулась с места – начинается экзекуция. В результате пластинка крутится, игла прыгает, проигрыватель ходит ходуном. Легковые машины портач любит пинать. Шины он накачивает велосипедным насосом. Если перегревается радиатор, он врежет по нему молотком. Аналогично реагирует портач и на центральное отопление. Батарея не нагревается – надо ее перекрасить. Если это не помогает, портач принимается за термостат – дает ему увесистую оплеуху. Затем спускается в подвал и наносит нокаутирующий удар всей системе отопления. И решает вызвать по телефону водопроводчика. Но тот в половине четвертого уехал в Хайфу. Портач идет в магазин и покупает в рассрочку шесть газовых обогревателей. Только два из них исправны (сделано в Портачии). С четырьмя бракованными он говорит позже – языком кулаков. В пищевых продуктах, произведенных в Портачии, непременно обнаруживается что-либо необычное: в хлебе – гвоздь, в молоке – жвачка, в булке – жук, в консервах – часы. Портачия – страна, которая учредила Союз писателей, но забыла создать Общество читателей, хотя население ее – сплошь книголюбы. В этом можно легко убедиться, взяв в руки любую книгу в доме портача. На обложке – следы столярного клея, на полях страниц – жирные отпечатки пальцев. Больших успехов добились портачи и в искусстве перевода. Особенно когда переводят классику. Гамлет в одном спектакле заговорил таким языком, что у зрителей начали вянуть уши. А в антракте театралы потребовали, чтобы монологи сопровождались титрами, как в кино. Иначе-де непонятно, Шекспир это написал или кто-то другой. Им ответили, что науке доподлинно неизвестно, сам ли Шекспир создавал свои трагедии или кто-то писал за него. Предполагают, что их сочинял другой человек, которого, впрочем, тоже звали Шекспир. И, судя по новейшим переводам, пьесы Шекспира скорее всего писал Пикассо. Если в доме у портача краны не протекают, значит, перекрыли воду. Электричество по всей стране отключается регулярно два раза в неделю – провода на столбах рвутся, как нитки. Столбы, разумеется, регулярно красят и перекрашивают. В Портачии никто не уповает на чудо, но все считаются с ним. Поэтому потомственный портач верит, что была прошлая жизнь, и предстоит будущая. И очень надеется в следующем рождении воплотиться в банкира или строительного подрядчика. Портач завинчивает винты пилкой для ногтей, ногти чистит тупым карандашом, письма пишет обгорелой спичкой. Номера телефонов он записывает на пустой пачке сигарет и тут же ее выбрасывает. Когда у портача шалят нервы, он звонит по телефону и, услышав прерывистые гудки, успокаивается. Но если на другом конце провода отвечают, он бросает трубку и бежит в банк брать ссуду. Портачия – страна, где производят меньше, чем потребляют, однако еще никто в ней не умер с голоду. Ее граждан отличает приверженность к свободе, бутербродам и сочным отбивным. Религия здесь отделена от государства, оттого она и господствует. Портачи не едят свинины, и поэтому создали целую индустрию по выращиванию свиней. Большинство населения Портачии любит заворачивать рис, творог и сыр в утренние газеты. Так они выполняют правила гигиены. Лексикон среднестатистического портача на редкость богат и точен. «Будет хорошо» – значит, стряслась беда. «Будем надеяться» означает, что это невозможно. «Сию минуту» – через два часа. «Через пару дней» – в будущем году. «После праздников» – никогда. «Терпение» – можешь ждать, сколько тебе угодно. «Звони» – ты мне смертельно надоел. Есть у портачей и всеобщая страсть – перебрасываться при встрече на улице замечаниями вроде: «Зима холодная, ветер мерзкий, нервы шалят, банки наглеют, меня не пальцем делали, будет хорошо». И непременное: «Ну, а как вообще?» За этим вопросом следует новая обойма: «Тянем лямку, живем – хлеб жуем, что-что, а фраером я не умру, минус растет, главное – здоровье». И вновь: «Ну, а как вообще?» Так стоят они на улице часами, крутят друг у друга на рубашках пуговицы и обмениваются впечатлениями. Как-то такая беседа привела даже к трагическому исходу. Под вечер один портач вдруг задышал, как сошедший с дистанции марафонец, и рухнул на тротуар. Когда же пришел в сознание, приподнялся на локте и спросил: «Ну, а как вообще?» Парламент Портачии даже закон принял – отвечать на вопросы всякого встречного только в письменном виде, по почте. В Портачии каждый человек – солдат, а каждый солдат – человек. Войны они всегда выигрывают. Когда портач ведет танк, он ведет его задним ходом, при этом случайно сбивает с ног вражеского генерала, В разведку портач едет на грузовике. Портач-шофер запасается перед наступлением всем, кроме домкрата и гаечного ключа. Случится прокол – застрянет на самой линии огня. Обойдется без прокола – выиграет сражение. Портач с головы до ног – строитель. Хотя никто никогда не хочет работать, но если припрет, портач построит новый дом за три дня, а в остальные дни недели будет бить баклуши, принимать солнечные ванны, качаться в кресле-качалке, сидеть, задрав ноги, на стуле и попивать воду из бутылки. Если стул сломается, портач привяжет ножку веревкой и вдобавок покрасит. Жить портаческой жизнью – одно наслаждение. Вполне может быть, что Портачия – не самая идеальная страна на свете, но для юмориста она – находка. Удачи вам, портачи! Шиворот-навыворот Одному Богу известно, почему у нас в Портачии делают все наоборот. Сидишь, скажем, в кинотеатре и вдруг приспичило сходить по малой нужде. Идешь в то самое место, куда царь пешком ходил, и видишь на стене крупную надпись: «Да здравствует правительство!» Во всем просвещенном мире принято в таких местах писать три веселых буквы или такие шедевры фольклора, что уши вянут. Или, на худой конец: «Повесим на фонарях гадов-министров». У нас же ... Пробирается на цыпочках портач в туалет, оглядывается по сторонам и пишет дрожащей рукой слова приветствия правительству. Вообще в Портачии много забавного. Все не как у людей. Пошел я однажды на почту – звякнуть по телефону-автомату. Смотрю, дверь будки раскачивается, а на косяке висит табличка «Телефон не работает». Я было повернул оглобли, но тут вспомнил, что нахожусь-то в родной стране, и, опустив монетку, снял трубку. В ней отчетливо послышался гудок. Я набрал номер, а через мгновение услышал скрипучий голос почтового служащего: «Ты что, неграмотный? Протри глаза! Не видишь, что написано? Телефон испорчен». В ту же минуту я услышал голос с другого конца провода. Но поговорить с другом не смог. Почтарь, размахивая руками, так кричал, что перекрывал наши голоса не хуже глушителя. Мимикой и жестами я стал уговаривать его не встревать в наш разговор, но это только подлило масла в огонь. Распалившийся почтарь призвал на помощь еще двух сослуживцев. Теперь они в три горла мешали мне разговаривать по телефону. Я закрыл дверь будки, тогда они забарабанили ладонями по прозрачным стенкам. И повернули табличку лицом ко мне, мол, читай, недотепа: телефон не работает. В тот день я так и не смог побеседовать с другом. А дело было важное... Во всех цивилизованных странах принято, если на двери будки телефона-автомата присутствует табличка, значит, телефон испорчен. У нас же в Портачии наоборот – если табличка есть, значит, телефон исправен. И так во всем. На каждом шагу. Я уже привык заходить в помещение с надписью на двери «Входа нет» громко говорить у таблички «Соблюдайте тишину», считать деньги в автобусе, сев на место, хотя на окошечке висит объявление «Проверяйте сдачу, не отходя от кассы». Но если мне недодали сдачу – возвращаюсь и устраиваю скандал. Разве я не плоть от плоти своего народа?! Вот и тебе, читатель, советую – возьми пример с портачей и делай все шиворот-навыворот. Такое облегчение почувствуешь, просто благодать... Из цикла «Портреты углём» Кто еврей? Недавно узнал я из газет о терзаниях юристов. Ломают себе, оказывается, головы и никак не могут разобраться, кто же согласно закону является евреем. Спросили бы у гоев, те наверняка знают, кто еврей, а кто нет. Сильно развито у них, видно, некое шестое чувство. Помню, еще задолго до приезда в Израиль сидел я как-то в столовке и уплетал макароны. Венгрия в то время была под фашистами. Но мне удалось обзавестись фальшивыми документами, вот и ходил в христианах. Вдруг подходит ко мне немец и говорит: «Ты – еврей! Падло вонючее!» Страшно мне стало – жуть! «Ошибаетесь, господин, – ответил я, – да и как я могу быть евреем, если я курносый и блондин?» Фриц брезгливо ткнул пальцем в мою тарелку: «Только жиды посыпают макароны сахаром. Ты выдал себя с головой!» И был бы мне каюк, не придумай я сходу, что, дескать, в юности я общался с евреями, потому у меня и вкус дурной. Что и говорить, аргумент фашиста о макаронах и сахаре увесистый. Однако я не уверен, что можно включить в свод законов такой пункт: «Евреем является каждый, кто ест макароны с сахаром». Существуют и другие характерные признаки, по которым легко распознать еврея. Если кто-нибудь на замечание «Жарко сегодня" ответит: «Да, не холодно», можешь засечь – еврей. Или входишь в лавку и спрашиваешь «Сыр есть?», а продавец отвечает «Сыру нет», ты же говоришь «Взвесь мне полкило», и он взвешивает, можешь не сомневаться: продавец – еврей (кстати, и покупатель – тоже). Встретил я однажды на улице давнего своего друга. – Послушай, – говорю, – как я могу узнать, еврей ты или нет? – Послушай, – отвечает он, – а почему ты должен знать, еврей я или нет? Тут и созрела у меня окончательная формулировка этого пункта конституции: Евреем является каждый, кто уклоняется от прямого ответа и не задается вопросом, почему бы ему не быть евреем. Диктатор и дети Однажды я задумался: собственно говоря, кто они – диктаторы, и что это за феномен такой? И решил составить среднестатистический, так сказать, портрет диктатора. Увы, как ни ломал я голову, сделать это не удавалось. Говорят, например, что все диктаторы носили усы. Но у Муссолини их не было и в помине. Утверждают, будто все диктаторы были низкорослыми. Но Перон был длиннющий, как каланча. Существует мнение, что все диктаторы были грузными. Но Гитлер был худой, как жердь. Запутавшись окончательно, я прилег почитать свежие газеты. И вдруг вспомнил фото в «Правде» – «вождь и учитель» (текстовка) принимает букет цветов из рук русоголовой школьницы. Добрые глаза Сталина излучают тепло и человеколюбие. В них столько ласки и света, что все вокруг умиленно улыбаются. Тут-то меня и осенило: характерной особенностью диктаторов можно считать любовь к детям. Вспомнилась страна моей юности. Школьный класс, увешанный портретами «друга детей» (из газет) – дуче. Глаза Муссолини лучатся добротой и любовью к детворе. Воскресли в памяти и кадры кинохроники. Фюрер ласкает взглядом арийских детей, которые обнимают его сапоги. В глазах Гитлера «улыбка новой весны» (голос за кадром), они лучатся гуманизмом. Сохранились в памяти и телевстречи «отца нации» (слова комментатора) с непоседливыми детьми. Добрейший Саддам Хусейн гладит их по головке. В его глазах нежность и забота о юных заложниках. И я утвердился в своей догадке: общая для всех диктаторов примета – ласкающий детей взгляд. Вот и решил я обратиться к вам, господа, с просьбой – случись вам встретить на улице кого-нибудь, поглядывающего добрыми глазами на детей, – убейте его на месте. Пока он не уничтожил всех нас... Кто стучит в дверь?.. Резкий стук в дверь прервал сон супруги Лаврентия Павловича Берии. – Лавруша, – зашептала она, теребя мужа за плечо, – кто-то стучит. Берия сладко потянулся, близоруко посмотрел в сторону двери и пробурчал: – Нашли время. В самый разгар ночи. Да ну их! Он махнул рукой и натянул на голову одеяло. В это время раздался повторный стук. Уже более настойчивый и громкий. – Даже поспать не дадут по-человечески, – сказал Берия, зевая, и повернулся лицом к жене. – Открой им, наверняка соседи снизу. Опять пришли за термометром. Вот жмоты, не могут купить? Кто виноват, что у них дети болеют. Ох, эти соседи. Что ты так смотришь на меня? – Камень у меня на душе, Лавруша, дурной сон видела. Это за гобой пришли... – За мной? – Берия ехидно улыбнулся и приподнялся в кровати на локте. – Кто посмеет?! Да и за что меня брать? Я ведь никому не сделал ничего плохого. – С ними всего не предусмотришь, – горько вздохнула жена, – мало ли к чему могут придраться. Может, за врачей держат на тебя зуб? У меня сердце екнуло, когда на банкете в Большом этот из политбюро как бы в шутку проехался на твой счет. Уверена, ты вновь что-то сболтнул. Думаешь, в твоем кабинете у стен нет ушей? В дверь уже не стучали, а барабанили. – Сделай одолжение, открой, – попросил Берия жену. – Нет, ты открой, мне страшно. Лаврентий Павлович накинул на плечи просторный халат и побрел в темную прихожую. Супруга все же решила не оставлять Лаврушу одного. Сунув ноги в шлепанцы и всхлипывая, она пошла за ним. – Чего нюни распустила, перестань, – бросил ей Берия и снял цепочку. Дверь открылась. На пороге стояли двое в штатском. Один мгновенно придержал дверь ногой, второй сунул руку в оттопыренный карман. – Вы Лаврентий Берия? – Да, я Лаврентий Павлович Берия. – Вы арестованы. Собирайтесь. Пойдете с нами. Берия сжал в ярости кулаки и произнес сдавленным голосом: – Господи, неужели особый отдел?! МВД?! Его супруга бессильно опустилась на колени и запричитала: –Я чувствовала, что этим кончится. Сердце подсказывало. Ведь говорила ему, не раз говорила – Лавруша, прикончи, расстреляй этого толстого борова. А он тянул, откладывал. Не верил мне. Все умеют быть осторожными, только мой муж такой доверчивый. Цацкается с людьми. Мухи не обидит. Вот и доигрался... Лаврентий Павлович поднял супругу с колен и попросил у незваных гостей ордер на арест. – Уверен, ошибка произошла, – сказал он, внимательно разглядывая бумажку. – Ну, почему? Все чин чином, – заверил его штатский с оттопыренным карманом. Берия покрутил в руках ордер и вдруг смертельно побледнел. – С подлинным верно, – сказал он обреченно, – сомнений никаких. Уж я-то знаю свой почерк. Подпись моя. Наставник Как-то гостил я у Фукса в Иерусалиме. Сидим себе на веранде, тыр-пыр, болтаем обо всем на свете. Заодно наслаждаемся прохладой. Смотрю, из особнячка напротив выходит мужчина в пижаме. А в руках у него корзина с бельем. – Он что – того? – спрашиваю я у Фукса. – Не видит, что вот-вот дождь пойдет? – Непременно пойдет, – подтверждает хозяин. – И так всегда – не успеет он повесить белье – сразу начинает капать. Мужчина в пижаме развешивает белье, самодовольно оглядывая полную постиранных вещей веревку. –Сейчас оборвется, – говорит Фукс, – он вечно ее перегружает. Мужчина в пижаме открывает кран оросительного фонтанчика, который разбрызгивает воду во все стороны. Мужчина бежит к укрытию, преследуемый брызгами. – Это представление мы смотрим каждый день, – говорит Фукс. – Рекордный трюк: открыть кран в одном конце сада и бежать в другой. Белье набухает, и веревка обрывается. Белье падает на землю. Мужчина в пижаме выскакивает из укрытия и бежит через двор, чтобы закрыть кран. Затем собирает белье в огромную корзину. Гут начинает капать с неба. – Какой-то недоумок, – говорю я. – Почему бы тебе не вправить ему мозги? – Пробовал, – отвечает Фукс, – но он понимает только по-английски. Мужчина в пижаме продолжает аккуратно складывать белье в корзину. – Завтра будет перестирывать, – смеется Фукс. Мужчина в пижаме идет домой. Плотно закрывает окна и принимается бегать по комнате с полотенцем в руках. Охотится за комарами. Это длится не менее четверти часа. Мы сидим на веранде и недоумеваем. – Он что, не ведает о существовании аэрозоля? – спрашиваю я, наблюдая как истребитель комаров мечется по комнате и лупит полотенцем по стенам. – У него свой способ. А английского я не знаю, – говорит Фукс. –Диковинный экземпляр, – говорю. – Где его выкопали? – Полгода назад приехал. По приглашению правительства, – вносит ясность Фукс. – Курсы менеджеров ведет, учит, как правильно управлять аппаратом. – А, усек, – говорю... С тех пор мне многое стало понятно в нашей жизни... [1] Из книги «Израильтяне смеются», изд. «Битан», Израиль, 1992 год. Иллюстрации Яакова (Зеева) Фаркаша. Напечатано в журнале «Семь искусств» #8-9(55)август-сентябрь2014 7iskusstv.com/nomer.php?srce=55 Адрес оригинальной публикации — 7iskusstv.com/2014/Nomer8_9/Gass1.php