О, теснота истории*0

Лев Бердников. Русский Галантный век в лицах и сюжетах. Accent Graphics Communications, Montreal, 2013. Кн. 1, 460 с., кн. 2, 320 с. Хорошо изданный, увесистый двухтомник Льва Бердникова, известного в эмиграции историка России, архивиста и литератора, напоминает сундук с разнородными сокровищами, коими так гордились при жизни многие из его знаменитых героев. Его исторические миниатюры-жизнеописания повествуют, в традиционном духе, о бурной придворной жизни российского престола “галантного” 18-го века, от “венценосного брадобрея” Петра до пруссофила Павла; очерки эти исключительно насыщены лицами и событиями. “О, теснота истории!” – так восклицает сам автор, спеша пересказать нам – непредвзято, с юмором, с подробностями и без особого пафоса – стремления и страсти своих персонажей, и общеизвестных, и полузабытых. Толпятся, переливаются и непрерывно переходят из истории в историю дворцовые фигуры, бурлит “невероятный омут придворных интриг”... Первая книга включает 35 очерков-миниатюр. Лица, выведенные во многих историях, хорошо знакомы любителям-неспециалистам (к которым и я отношусь), но знакомы по пересказу таких пристрастных авторов, как Дмитрий Мережковский или Иван Лажечников, не говоря уже об Алексее Н. Толстом и современных имитаторах. Часть миниатюр Бердникова посвящена российским венценосцам 17–18 веков: здесь есть царевна Софья, Петр I, Екатерина I, Петр II, Анна Иоанновна, Анна Леопольдовна, Елизавета Петровна, Екатерина II, Павел I. Эрмитажная галерея эта, обозримая в пределах одного тома, создает масштаб столетия: читатель ощущает преемственность историческую, а в незаполненных клеточках пространственно-временной карты возникают и пропадают важные, а часто и эфемерные фигуры, неизбежно и во все времена сопровождавшие любую монархию. Книга первая имеет подзаголовок “Фавориты, щеголи, вертопрахи”. Большое внимание автор уделяет человеческим, универсальным страстям своих персонажей, “материальной культуре эпохи”, прежде всего их костюму, законодательству и тирании моды, куртуазным манерам. Все эти элементы культуры, само собой, интенсивно заимствуются из разных стран Запада (начались заимствования еще до Петра), в чем подают пример цари и царицы, во многом следуя вековым традициям Габсбургов и Бурбонов, часто и перещеголяв Вену и Версаль – чего стоит одна “щедрая в любви” императрица Елизавета Петровна с ее пятнадцатью тысячами платьев! Своим героям в старинном духе Бердников дает меткие характеристики в подзаголовках. Подробно описаны “звезды” куртуазного века, от “вечновлюбленного” щеголя Виллема Монса (младший брат фаворитки Петра I, окончивший свои дни на плахе), до “русского Помпадура” Ивана Шувалова и “демона интриги” Сергея Салтыкова. Здесь и такие знаменитости, как Александр Меншиков, Борис Шереметев, хитрый царедворец Петр Толстой, “неистовый ревнитель славы” фельдмаршал Миних (один из неудачливых завоевателей Крыма)... Целая галерея женских портретов, среди них не только монархини, но и “несостоявшаяся царица” Анна Монс, очаровательная авантюристка Мария Гамильтон, “соперница императрицы” Наталья Лопухина... Множество карьерных, придворных, родственных и любовных связей между десятками героев Бердникова образуют ту “социальную сеть 18 века”, куда погружается читатель в надежде найти отвлечение от невеселых новостей века 21-го. Но читатель найдет все те же вечные страсти, что и в жизни нынешних знаменитостей: карьеризм, властолюбие, сребролюбие, любовный пыл (часто доходяший до раблезианских уровней), тщеславие, следование моде, безумное воровство, безумное же мотовство. И в то же время среди героев книги не только дамские угодники-“петиметры” и щеголи-вертопрахи, “сластолюбцы, ничтожества и пустельги” – параллельно мы видим независимость и гордость, ум и стремление к знаниям, воинскую доблесть, исправную и полезную службу. Сочувственно цитирует автор высказывание Д. Мордовцева (1878): Петр Великий “поворачивал старую Русь к Западу, да так круто, что Россия доселе остается немного кривошейкою”. Отвлекаясь от галантных манер, куртуазности и воровства эпохи – возможны ли были альтернативы? Вопреки расхожей мудрости, история не только терпит, но постоянно пробует и испытывает сослагательное наклонение. Даже не забегая в такие поздние времена, как лето 1917 или 1991 – взглянем на самый первый очерк двухтомника – о князе Василии Голицыне (1643–1714). Фаворит царевны-регентши Софьи, способный дипломат, европейски образованный, тяготевший к польской модели государства, и даже, о ужас, непьющий — что было бы, если бы он и Софья сохранили власть в далеком 1689 году? Уже были заключены мирные договоры с Речью Посполитой и Китаем, выстроен Каменный мост через Москва-реку. Голицына, пишет автор, называли “Великим” еще за 35 лет до Петра... Книга выгодно лишена рассуждений о пассионарности этносов или особой исторической роли России. Автор обычно беспристрастен – в этом достоинство Бердникова, и его преимущество перед многими историками и литераторами прошлого (да и настоящего), у которых прослеживается своя повестка дня – в России зачастую великодержавная. Официальная история пишется победителями, потому и трудно неумудренному читателю выделить реальные события из потоков поздних комментариев (pro- или contra-), которыми заполнены учебники разных времен. Бердников следует примеру жизнеописаний, ведущих традицию от Плутарха — он обучает, развлекая. В то же время он серьезен и не чурается резких, справедливых утверждений: Петр был Великим (в чем, через 300 лет, нет вроде бы у автора сомнения), но немалой ценою: он “положил в землю каждого пятого жителя” тогдашней России. Было ли само время настолько варварским? Решать читателю, но только читателю образованному, чему книги Бердникова и способствуют в большой степени. Вторая книга двухтомника состоит из двух частей; в первой собраны истории о шутах и шутовстве, о своеобразной смеховой, карнавальной культуре, чрезвычайно архаической. (Казалось бы, придворные шуты вовсе ушли в прошлое — но и возродились в 20 веке прежде всего в кинокомедии, от Чаплина до Гайдая — а их остроты тысячелетние все живут в анекдотах.) Часто шуты вербовались из знатных семейств – среди них есть Голицыны, Волконские, Апраксины... Древняя царская потеха, опять же преломившись в России особо, вызвала к жизни страннейшие события. Здесь и “евгенические” проекты Петра I — свадьбы карликов-лилипутов, которым в те жестокие времена самою природой была уготовлена роль шутов и шутих. Здесь и петровский святотатственный (“недоброй памяти”, замечает автор) “Всешутейший, Всепьянейший и Сумасброднейший Собор”—очередной аффронт православию. Алексей Н. Толстой описал питейные оргии Петра как народную удаль своего рода, а по Мережковскому — это “антихристова” линия. Здесь и другие потешные, но в то же время и просвещенческие деяния Анны Иоанновны (не забудем, тот Галантный век в Европе – все же Век Просвещения) — ее собирание сведений о разных племенах Империи, этнографические экспедиции. Бердников трезво оценивает многие расхожие штампы: например, пресловутое транжирство Анны Иоанновны, якобы истощившее казну. Приводятся цифры: 83,5% бюджета за 1734 год (8 миллионов рублей) ушло на армию, и только 5,2% — на содержание двора. В то же время именно при Анне в России впервые складывается придворное общество с параметрами европейских монархий. Бердников отдельно и много пишет об истории евреев в России, о необычной исторической роли многих представителей иудейского племени, в то время вынужденно переходивших в христианство. В двухтомнике, среди российских строителей империи, — Антон Дивьер (1682-1745), из португальских выкрестов-марранов, один из “птенцов гнезда Петрова”, первый полицмейстер столицы еще при Петре, сосланный после смерти императора в Сибирь (нередкий путь взлета и падения для многих персонажей книги). На другом социальном полюсе в ту же эпоху – другой потомок марранов, Ян Лакоста (1665-1740), один из знаменитых придворных шутов. Кто только не перебывал в шутовском наряде при троне российских императоров! Именно Лакосту пожаловал Петр титулом “короля Самоедов”, т.е. нынешних ненцев... Отдельную часть второй книги (140 страниц) образует исследование автора о ранней истории русского сонета – одного из формальных стихотворных жанров, заимствованных в Европе современным русским стихом в том же 18-м веке. Эволюция и история сонета – тема специфическая, и иным читателям будет не так завлекательна, чем жизнеописания фаворитов обеих Екатерин. Мне, однако, как стихотворцу, изредка балующемуся и сонетом, старинные истории баталий Сумарокова и Тредиаковского не менее интересны, и я благодарен автору за его подробнейшие изыскания. “Суровый Дант не презирал сонета, в нем жар любви Петрарка изливал”, и шекспировский канон с легкой руки Маршака все еще переводят многие, — а ведь и Шекспиру уже 400 лет минуло. “Когда б вы знали, из какого сора...” – именно такая придворная, куртуазная, ритуальная, во многом игровая поэзия, приспособленная к новому языку, дала нам в 19-м веке великую, еще не вовсе погибшую традицию. Двухтомник обильно иллюстрирован черно-белыми репродукциями портретов, дворцов, старинных гравюр, лубочных картинок. Список только “основной литературы” занимает 28 страниц. Оба тома предназначены для постоянного перечитывания, пересказывания, пересмотра с выявлением все новых черт “давно минувших дней, преданий старины глубокой”. Хантингтон, Западная Виргиния Напечатано в журнале «Семь искусств» #8-9(55)август-сентябрь2014 7iskusstv.com/nomer.php?srce=55 Адрес оригинальной публикации — 7iskusstv.com/2014/Nomer8_9/Fet1.php